***
Вову задержали на вокзале, увидели вместе с Наташей и схватили. Наверное, так и было задумано где-то свыше. Он должен ответить за свой поступок. Должен ответить за смерть Жёлтого, должен ответить за смерть Айгуль, к коей косвенно причастен, и должен ответить за страдания брата. Вова молчал на допросе, пока Ильдар Юнусович ходил возле него кругами. — Тебя опознают! Завтра же устрою очную ставку! — напирал тот. — Советую сейчас же во всём признаться! От оружия Вова, конечно же, избавился, но вот от свидетелей вряд ли удастся отвертеться. Завтра его опознают, и он сядет на несколько десятков лет. И как только так вышло? Неужели ему не стоило снова связываться с пацанами? Но ведь, с другой стороны, тогда бы он не познакомился с Наташей… — Чего лыбишься, я не пойму?! — между тем говорил Ильдар Юнусович. Жизнь иронична, молча думал Вова, опустив уголок губ. Марат в чём-то был прав… Вова ведь так хотел наладить жизнь ребят, что увлёкся и забыл, что здесь за всё надо платить… за видак, за мордобой, за смерть пацанов с чужого двора… Ильдар Юнусович не выдержал и врезал ему по лицу. Однако это не помогло. Вова готов был стерпеть хоть десятки ударов. — Уведите его в камеру! — крикнул первый. — Ничего, сейчас я твою девушку позову, и она у меня быстро во всём сознается… и где ты пушку взял, и сколько ещё причастных к убийству… Наташа. В ту же минуту его сердце кольнуло точно иголкой. Только не она. Она не должна пострадать. — Не трогай её! Падла, не трогай! — закричал Вова и, вскочив со стула, бросился на мента. Поскольку руки были сцеплены за спиной, то он головой боднул противника в грудь. Ильдар Юнусович от неожиданности упал, но быстро поднялся и врезал ему кулаком в лицо. На шум в допросную вскочили патрульные и сразу же отдёрнули Вову от своего. — Завалю, падла! Убью на хрен, если тронешь её! — кричал Вова, пока его уводили прочь. — Адидас? А ты разве не собирался умотать? Знакомый голос заставил Вову протрезветь от приступа ярости и повернуть голову. Из угла камеры на него смотрел Турбо. — А ты здесь чего делаешь? Завалил кого-то? — мрачно спросил Вова. — Вообще-то меня с твоим стволом задержали, — поднявшись, ответил Турбо и двинулся навстречу. — Маратик постарался… Так вон оно что, понял Вова, смотря своему соратнику в глаза. Марат, в отличие от него, отчаянный и пошёл до конца ради любимой девушки. Ох и достанется ему за содеянное… пацаны не простят ему такой поступок. Лучше бы ему теперь и впрямь уехать к тётке. — Он жив? — не сводя с Турбо глаз, спросил Вова. — Пока жив, — ответил тот, и стало понятно, что наказание для Марата дело лишь каких-то дней. Ещё и младший брат, который тоже пострадал из-за него. Отец не переживёт, если и ему достанется. Не теперь, когда всё стало настолько хреново. Нужно срочно что-то предпринять. Идея, пусть и не очень приятная, вспыхнула в его голове в тот же миг. — Слушай, я знаю, Марат поступил не по-пацанки… — помолчав, начал было Вова, — но всё ещё можно исправить… — «Исправить»? — ядовито откликнулся Турбо. — И каким же это образом? — Зима или кто другой из пацанов приходил? Если нет, передай им вот что…***
Не выживет. Такие не возвращаются к жизни. Мы живём не в сказке, и конец не будет счастливым. Он просто однажды наступит. Конец всему. Их семье, счастью, быту. Ахмеров старший не верил в чудеса и не понаслышке знал, что такое пацанские понятия. В тот день, когда в их квартиру вошли менты, он понял, что свершилось что-то ужасное. Жена причитала и лили слёзы. Дочка сидела заплаканная и не могла связать двух слов. Не нужно было объяснять, что произошло. По своей воле или без неё, она запачкалась и наложила позор на их семью. Его родная дочь. Девочка, которую он строго стерёг, а потом смирился и был вынужден терпеть её дружбу и прогулки с Маратом. Подумал, что молодые, кровь горячая, парень её защитит, а по итогу… Наверное, стоило принять жёсткие меры ещё раньше, когда она впервые сбежала на дискотеку. Стоило наказать её ещё тогда, но жена упрашивала смягчиться. Вот он и смягчился… на свою-то голову. Ахмеров старший, конечно же, не подозревал, чем всё закончился для его дочери. Думал, конечно, временами, что она долго будет ходить в девках, но не думал, что девочка сломается. В судьбоносный день жена позвонила ему на работу и пыталась что-то сказать про Айгуль — всхлипы мешались в трубке с её прерывающимся голосом, и ничего, кроме того, что ему надо в больницу, Ахмеров старший не смог разобрать. Примчавшись на место, он и узнал страшную новость. На мгновение его сердце замерло, и стало стыдно за себя и жену, за то, что они не видели творящегося перед своим носом. А потом Ахмеров старший и вовсе впал в ступор. — Девочка получила тяжёлую травму головы и впала в кому, — сухо сообщил врач, и жена ещё пуще залилась слезами. Кома. Какое же мудрёное слово. Раньше он бы сказал, что понятия не имеет, что это такое. Но пацаны с его района получали такие травмы головы при разборках, что это слово Ахмерову старшему было знакомо. Несколько ребят выходило из комы, и они либо становились овощами, либо инвалидами. Это только в фильмах из комы выходят как ни в чём не бывало и продолжают радоваться жизни. Их дочь всё равно что мертва, понял Ахмеров старший и увёл жену из больницы. — А как же ваша дочка? В больницу вроде увезли? — спросила его по возращении тётя Люба, вездесущая старушка, которая любила собирать сплетни. — Умерла, — мрачно ответил Ахмеров старший и придержал дверь для жены. Кажется, все подумали, что они похоронили Айгуль в тот же день, ведь они не христиане и у них не принято то ли два, то ли три дня держать покойника дома. — Зачем ты это сказал?! — кричала на него в квартире жена. — Что теперь люди подумают?! — Они всё равно ничего хорошего о нас больше не думают, — отмахнувшись, ответил Ахмеров старший. Если раньше на них смотрели с презрением, как на людей, чья дочь, опозорила семью, то теперь с сожалением, как будто Айгуль искупила вину смертью. Жена, не способная ни с кем говорить, торчала в больнице, а Ахмеров старший лежал дома и пил. Всё рухнуло, даже если очнётся, Айгуль больше не будет прежней. И почему он не уехал с семьёй? Почему загнал в тупик собственного ребёнка? Думал, что своим презрением накажет её за проступок? Получилось как раз наоборот. Получилось, он наказал себя и жену, даже смотреть на себя в зеркало стало противно. На следующий день Ахмеров старший видел парня дочери, Марата, тот стоял в слезах у окна и, похоже, не мог поверить, что Айгуль могла умереть. Наверное, стоило его обматерить за то, что не уберёг их девочку, или же сказать, что на самом деле она всё ещё лежит в больнице, ни мёртвая, но и не сказать, чтобы прям живая и здоровая. «Да не надо ему это всё», — подумал Ахмеров старший и выпил ещё рюмку водки. Марат ввиду горя или же молодости не задумался, где Айгуль похоронили и ничего об этом не спросил. Видимо, поверил, что она умерла, и потому убежал. Возможно, так для него будет даже лучше. Нечего ему убиваться и ждать, когда очнётся безнадёжная девчонка. Ахмеров старший пил и пил, не замечая, как текли дни. — Очнулась, слышишь? Она очнулась! Эй, проснись! Ну проснись же! Как-то на неделе его растормошила жена, и он не сразу понял, что она говорит. — Кто… очнулась? О чём ты? — хрипло переспросил Ахмеров старший. — Айгуль… — дрогнувшим голосом ответила жена. — Наша дочь очнулась.