Готка в гопницу влюбилась, жизнь с откоса покатилась…

       Первый учебный день последнего учебного года не предвещал готессе Даше Васнецовой ничего хорошего. Впрочем, как и все остальные учебные дни остальных учебных лет. Ну что хорошего она могла видеть в школе, кроме длинноволосого русого затылка сестры перед собой? Но Галю она видела и дома. Правда, меньше: только за едой или совместным просмотром телевизора, благо на остальные занятия и сон у девчонок были разные комнаты. Свою комнату Даша вынужденно делила с менее любимой сестрой Машей, и радовалась, что та хотя бы ни в школе не маячит перед глазами на опасной близости – расстоянии вытянутой руки. Дома расстояние между их кроватями было побольше, и Маша могла не опасаться, что Даша дотянется с кровати до нее, и импульсивно сделает с сестрой что-нибудь криминальное, когда та допечет ее в очередной раз своей глупостью и самомнением…       Впрочем, живи с Дашей в комнате не Маша, а Галя, она тоже стала бы причиной Дашиного раздражения (хотя школе до Гали Даше было куда ближе, чем в комнате до Машиной кровати). Даша с Галей это знали и не скрывали, и это нисколько не было причиной их ссор. Дистанция – залог хороших отношений.       А ведь так хотелось эту дистанцию укоротить. Нарушить… Даше, нарушающей все мыслимые правила, не грозящие жизни, хотелось нарушить и дистанцию, установленную в обществе между общением девушек. Ни с одной Даша близка не была, хотя имела четырех сестер (ладно, трех и одну детсадовку). Нарушить… но только не с Галей. Она же… несовершеннолетняя! Да и слишком правильная. И вообще, разные они. Слишком. Неформалка не слишком доверяла слишком правильной сестре. Если речь не шла о списывании. Русый затылок Гали то успокаивал готку в моменты «наездов» учителей, то бесил в те же моменты…       Единственной сегодняшней отрадой Даше было то, что в первый день двойки не ставят. Ведь на первый день никто ничего не задает. На первой учебной неделе она еще успеет их нахватать, но не сегодня.       – …Посмотрите, кто явилась! Васнецова снова в трауре! Что, оплакиваешь каникулы? – принялась язвить модница Якушева в надежде укусить Тарантула. Который в долгу не остался, показав, чей яд убойнее:       – Это я в трауре по твоим мозгам! Мало того, что Михална будет мозг выносить, так еще и ты! Якушева, не порть настроение, оно и так фиговое!       – А ты бы одеваться научилась, и настроение поднимется!       – Одно и видно по тебе – у тебя так поднялось, аж до неба, что мозги с собой забрало навсегда!       – Васнецова, ну, и где твой яд тарантула? Трижды подряд повторяешься про мозги! Стареешь… Наверно, так любишь смерть, что постарела уже! Рано для своих восемнадцати лет, или сколько тебе там…       – А ты мозги себе вставь, и считать научись! – резкая Даша вдруг поняла, что повторилась про мозги четвертый раз… Еще больше помрачнела и замкнулась в себе на задней парте. Из замыкания ее вывел невыносимый хихикающий голос директрисы:       – …Дети, познакомьтесь с новенькими – они будут учится с вами до конца года, то есть, до конца школы, прости Господи! Полина Чернова и Никита Смирнов. Прошу любить и жаловать!       Смазливый, нагловатый, модно прикинутый пацанчик ничуть не впечатлил крутую неформалку, равнодушную к трендам. Зато у Якушевой отвисла челюсть, и она сразу вышвырнула соседку по парте в проем между рядами, освобождая место для новенького, который радостно поспешил этим воспользоваться. Полежайкин, хотя и не отличался сообразительностью, отлично заметил, что даже Галя с неподдельным, далеко не научным интересом, уставилась на Никиту, надул огромные губы и нахмурил мохнатые брови, прикидывая предъяву, которую выкатит наглому красавчику после занятий, и предвкушал, как тот, битый под дых (дабы следов не осталось), заскулит, и Илья прочтет ему лекцию (в глубинах недр пуза Ильи тоже сидел учитель, хотя и неграмотный), как надо быть скромнее в общеобразовательном заведении. Оставшаяся новенькая девица невозмутимо, даже нагловато, стояла с видом, будто щелкала семечки, и всё вокруг ее не касается.       – Полина, что стоишь? – деловитая директриса начинала раздражаться. – Ждешь особого приглашения? Его не будет! Вон, иди за последнюю парту, к Васнецовой, прости Господи, – там единственное свободное место!       У Даши внутри что-то екнуло. Подобно тому, как ее одноклассницы не сводили глаз с Никиты, Тарантул не могла отвести своих от новенькой. Было в вызывающем взгляде той что-то, подобное Дашиному, – воля, независимость и ирония. Как же всё внутри Даши оборвалось, когда ирония во взгляде Полины возобладала над всем остальным, и та презрительно скривилась, неспешной уверенной походочкой, ничуть не модельной, прошла к ней, даже не взглянув ни на директрису, ни на кого еще. Кинула облупленную сумку на парту, скривилась еще больше, и, не глядя на Дашу, упала пятой точкой на стул. Всё происходящее ее, казалось, не волновало, да так и было.       Даше было не привыкать к такому отношению к себе, но от этой такого не ожидала. Ведь новенькая не походила ни на ботанку, ни на мажорку, ни на модель (ее презрение явно не было вызвано ни чувством интеллектуального превосходства, ни богатством, ни внешностью), ни на серую массу будущих домохозяек, обреченных по окончанию школы выскочить за жлобов и гнить, пока мужья будут сосать пиво за телефутбиком. Полина выглядела классической гопницей из скетчкомов – олимпос с лампасами, джинсовая мини, из-под которой росли длинные ноги в лосинах, а далее в сетке, уходящие в стертые босоножки.       Впрочем, от гопников ждать почтения к готам было бы идиотизмом. От гопниц к готкам – тоже. На обратное также нечего было рассчитывать.       Обидевшись было на новенькую, Даша отвернулась, но в процессе урока всё чаще искоса поглядывала на соседку – всё равно слушать училку было невмоготу уже с первого урока, да и Полина чем-то притягивала Дашино внимание. Короткая черная пацанская стрижка, под которой выглядывала из воротника длинная шея. Короткие ногти с облупленным лаком. Недобитая перстневая наколка. Запах дешевых сиг пробивался из-под дешевых духов. Несмотря на простой «лук», в Полине было что-то притягательное – естественная, не испорченная гламуром, красота и заметное с первых секунд достоинство. В ней видна была Альфа.       Перехватив Дашин взгляд на свой негодный маникюр, новенькая ничуть не стушевалась, а зло стрельнула наглыми ледяными глазами:       – Чё?..       Даша смутилась… Тарантул впервые смутилась, не найдя что ответить! Отвела взгляд, завертела крепкими пальцами с черным маникюром ручку, которой, как и соседка, за урок не написала ни слова. Она даже забыла уже, какой, собственно, предмет. Знала только, что не астрология. И жалела.       – Васнецова!       – Че? – автоматически повторила Дарья слово соседки по парте, только в ответ училке, чем вызвала лавину хохота, и даже Галя с ее смешными косами стала давиться, чтобы не прыснуть.       «Хоть бы косой прикрылась!» – подумала Даша.       – О чем я сейчас говорила? – училка своей неуместной дотошностью явно нарывалась на ритуальный кинжал Тарантула.       – Вы бы еще спросили, какой предмет…       Новая лавина хохота. Дегенерат Соколов ржет, как Конев. Якушева ржет, как Полежайкин, жмуря и без того узкие глаза. Рядом с ней смазливый наглый Никита усмехается – без году полчаса в новом классе, а уже хамит, ублюдок! Даже сам Полежайкин улыбается, довольный тем, что не он стал посмешищем класса, и тем, что этот юмор ему доступен. Галя Сергеевна не оборачивается, только закрыла лицо рукой, и дергает перед Дашиным взором плечиками и косичками – то ли плачет, то ли смеется! Тоже смеется?!       «Вот же мыша серая, нет на тебя кота!..»       Только Полина не смеялась – Даша видела это искоса!       Первая двойка в первый день. Первая двойка класса. Настроения не прибавила. Впрочем, если одежда, волосы, ногти, торба и душа черны, как ночь, настроение, видимо, не должно отделяться от такого монохромного коллектива…       Но предъявлять никому готесса не стала. Даже сестре – та ей еще ох как пригодится, чтобы не оставаться на второй год… Впрочем, в выпускном классе на второй год не оставляют. Но остаться можно и за бортом жизни…        Полина испарилась из-за парты бесшумно, будто карманница, – явно ушла в туалет курить дешевые мужские сиги. Даша собралась было тоже, но подумала, что неохота снова оказаться с ней плечом-к-плечу… Гопниц готессе хватало и на улицах. Не идти же в мужской, к Соколову, хоть бы и вместе с Полежайкиным! Тащиться на первый этаж в туалет детского блока тоже не хотелось – лень в Даше была сильней тяги к курению. Она же не гопница какая-нибудь, чтобы так плотно сидеть на сигах! И среди малолеток она, черная, выглядела бы еще большей белой вороной, чем среди дноклов.       – Первая двойка в первый день – это надо еще постараться! Чё, Васнецова, небось, всё лето тренировалась?       – Якушева, если хочешь, я ведь и тебя натренировать могу! Рожу твою плоскую натренирую мордой об парту! Будешь, как в Шаолине, доски лбом разбивать, даже парты мыть не придется! – черная туча волос начинала сверкать молнией.       – Даша, успокойся, она того не стоит, она безнадежная! А двойку я тебе помогу исправить! – большие ладони сестренки коснулись плеча готессы, как крутого склона черной скалы.       – Ой, кто бы говорил! Безнадежная – это ты, в детских колготках и с клювом! И вообще, молчи, когда старшие разговаривают! – гламурщица включила режим хабалки на максимум.       – Да не хочу я с тобой, Якушева, разговаривать! Хотя за старшую – спасибо. Просто не хами и съе…       Новый вход директрисы в класс, теперь уже на свой урок, заставил Дарью осечься и выдохнуть последний слог тихо:       – Би…       На этом слове вслед за директрисой в дверях появилась… Полина.       – Это… Тамара Кирилловна, извините, можно войти?       – Сегодня первый день, поэтому тебе всё можно, – поморщилась глава школы. – Но запомни, я Таисия Кирилловна. Дважды повторять не буду. А Тамара Михална – наша, то есть ваша, прости Господи, учительница физики. Что стоишь? – второй раз за день, только более раздраженно, подогнала директриса гопницу на ее место рядом с Дашей. Которая той не сочувствовала. Какое ей дело до всяких Черновых и Якушевых! Ей и до собственных сестер дела не было…