Готка в гопницу влюбилась, жизнь с откоса покатилась…

      … – С вами снова ваш любимый неподражаемый Дэн Фарканцов! – грянул на всю квартиру дебильный голос, явно принадлежащий какому-нибудь дебилу. Даже Полина в Дашиной кровати вздрогнула «на измене», рефлексивно сжав пальцы в нащупывании заточки. Это было хуже, чем «затычки» и «дочки».       – Древнее Зло проснулось… – пробормотала рядом с королевой района Королева Ночи, ища на всякий случай ритуальный кинжал, отгоняющий Ктулху, Бабая, Гопников, и прочих вечерних и ночных Дебилов.       – Не, ну дебил! Ну разве не дебил? Дебильный дебил! – сама себе радиоактивно задавала дебильные вопросы заведшаяся юная Евгения, сама с энтузиазмом уверенно отвечая на них в этой импровизированной викторине.       «Чтоб ты на физике так отвечала!» – произнесшей это громко про себя Галине Сергеевне такая череда вопросов-ответов напоминала со стороны игру в шахматы с самим собой (недаром Евгения была спортсменкой), или, чего похуже, симптом речевых персевераций, являющийся частью куда более серьезного недуга с неблагоприятным прогнозом…       – Ну, так выключи, раз дебил! – наивная Пуговка демонстрировала детское простодушие в непонимании жизни. Она бы уж точно выключила Бублика, будь он такой дебил. Впрочем, Бублик, по ее экспертному мнению, мог бы научить любого дебила, в том числе Фарканцова, вести телевизионные и радиопередачи. В любом случае, рассудительное молчание Бублика звучало солиднее и убедительнее, чем безостановочный шизофазический диджейский треп Фарканцова.       – Я те дам «выключи»!! – подскочила, как с татами, босоногая мускулистая пружина Женя. – Делать тебе нечего, мелкая? Иди, там, аллигаторов рисуй, или папу, там, Федотова, или уроки делай! Или десять отжиманий за два подхода!       – Жень, она в детском саду, ей уроки рановато, не говоря об отжиманиях! – авторитетно констатировала всезнающая Сергеевна, всё знающая обо всех и вся, в том числе о сестрах.       – Уроки никогда не рано делать, а то потом поздно будет! – категорически процитировала Евгения классика современной педагогики Т.Кирилловну.       – Так может, ты сама последуешь этим мудрым словам? – Галина, безапелляционно поправив очки, смотрела на Женю, как Лиза Арзамасова на Милохина в «Ледниковом периоде», прикидывая в русой голове план монографии по Евгении «Корреляция между родственной связью и умственными способностями: мифы и реальность, или На сестрах гениев природа отдыхает».       – Чё? – не менее безапелляционно ответствовала влюбленная Евгения. Видимо, безапелляционность была фамильной чертой Васнецовых. И не беда, что Женя не знала такого слова. Например, таракан не знает слова «усатый», но это не отменяет его усов…       Радиоприемник, подслушивающий все ссоры и споры вокруг себя, не реагировал ни на одну из них, живя полностью своей радиоактивной жизнью:       – Мы с моей коллегой Дорой Мельниковой начинаем радиошоу «Дэ Дэ» («Дэн и Дора»)! Не забывайте также слушать наш подкаст по адресу DeBill.com!       – Вот именно – дебил! Смотри, Галина Сергеевна, какой дебил! – глаза Жени так выпучилсь в динамик радио, что казалось, видят дебила в его дырочках.       – Да как же я посмотрю, я ведь, кроме динамика, ничего не вижу! – в тоне Галины Сергеевны не было ни нотки сожаления по этому поводу. Всё, что она хотела увидеть, она рассматривала в очках, и ей этого было достаточно.       – Совсем Сергеевна заучилась, ничё уже не видит, надо ей очки менять на более мощные… – подумала чемпионка. Так как думала она обыкновенно вслух (так ей было легче и удобнее), прозвучало это рационализаторское предложение достаточно громко, чтобы подслеповатая Галя могла его услышать, но достаточно тихо, чтобы Сергеевна могла сделать вид, что ничего не слышала так же, как не видела.       – А теперь, дорогие мои слушатели, у нас в гостях две начинающие, но уже популярные, звезды: Саша «Мусор» Горбачева и Алена Швец!       Полина, наученная жизнью в пол-уха даже спать, не то что любить в чужой квартире, при звуках имени своей любимой певицы подскочила на кровати, как матерый рецидивист при облаве, как Женя минуту назад при предлоЖЕНИи выключить радио…       – Чё это «дорогие ТВОИ слушатели»? Они такие же твои, как мои! – шепеляво закрякала, закипая, соведущая Дэна, зубастая спортсменка-заочница Дора Мельникова. Она так хотела вставить хотя бы «…и Алена Швец», но профессиональный дебил-ведущий не дал ей это сделать, тяня радиоактивное одеяло на себя.       – Дорогие МОИ слушатели, МОЯ коллега Дора мне просто завидует! – самодовольно-дебильно заулыбался Дэн, и его голливудскую улыбку было видно до самого Голливуда и до его родной Уфы даже сквозь дырочки радиодинамика, из которых он просачивался облачным Чеширским Котом.       – Да чё там завидовать-то, чему? Твоему пафосу? – набухала девчонка у микрофона (который мечтала засунуть соведущему поглубже в рот, чтобы тот не раскрывал ее тайн ее и своим слушателям), готовая взорваться и забрызгать всех вокруг, включая зрителей через решетки динамиков.       – Во, дебил! – из распахнутых зеленых глаз Евгении, казалось, струился изумрудный свет, а из распахнутого пухлого рта, казалось, струится жемчужная слюна… – Дебильский дебил! И как эта Дора Мельникова ему не скажет прямо в эфире: «Фарканцов, ты дебил!» Я бы на ее месте сказала! А эта Дора… дура!       – До-ра – ду-ра! Женя любит физкультуру… – вполголоса принялась напевать на кровати Даша на мотив песни Затычек, но тут же больно получила локтем в ребро, чтобы не «палила» Полину и себя.       – Ребят, хорош оскорб^&ть друг друга! Не ссорьтесь, вообще-то, у нас время оплачено! – перебила их четверых (Дэна, Дору, Женю и немого звукооператора) активная Саша Горбачева. Сквозь решетки радиодинамиков было видно, как Дэн и Дора уставились на Сашу, будто Пьер и Мария Кюри на открытый ими закон, или, скорее, зашоренная, пропатриотично настроенная цисгендерная парочка ценителей певческого и стихотворного искусства Розенбаума на голого татуированного качка-баристу в гей-клубе.       – Мы заплатили вам за эфир не для того, чтобы вас слушать, а чтобы вы, и ваши и наши слушатели, послушали нас! – отрезвила их умная Алена.       – Прошу прощения, – галантно извинился обаятельный дебил, снова включая обворожительную дебильную улыбку. – Итак, какую песню будем ставить?       И подал сигнал «звукачу» включить промо-диск. Немой звукооператор зашарил руками в воздухе, будто был еще и слепой, – он забыл, где диск.       – Зачем же ставить! – улыбнулась Алёна широким ртом. – А мы тут для чего? Пришли с гитарой вашего немого звукооператора послушать?       – Мы ж не Керкорофф с Кабзоном – под фанеру петь! – добавила Мусор. – И не Димка Быдлан. Нам сейчас кое-кто споет вживую. Аленка, солнце, давай!       В животе Дашки зашевелились мурашки… Девушка Сашки коснулась струн. В спальне через запертую дверь был слышен звон каждой из них – настолько постаралась усердная Женя с громкостью, чтобы не пропустить ни одно дебильное слово Дебила. Даша в черноте комнаты замерла на черном одеяле, будто затаившаяся ночная хищница. Она больше не хотела слушать Мэнсона. До ее черной, но прекрасной, как ее тело, души наконец достучался стыд за «кринж» всех ее, ранее любимых, героев индустрии звукозаписи с размалеванными, как пасхальные яйца, рожами. До Алены не только сёстры, но даже тёзка самой младшей, лежащая рядом с Дашей, не могли убедить ее в постыдности и пошлости пафосной готической музычки. До открытий и понимания сути нужно доходить самим…       – У ней новая гитара! – Тарантул шептала так горячо, как месяц назад шептала бы только о новой гитаре Адама Дарского из польского ВИА «Бегемот».       – Ага, старую ж разъ*бала, когда вместе п*3дились… Нехило мы этих пидорасов тогда… – приглушенный голос Пера, даже говоря такую неромантичную жизненную прозу, звучал так маняще, что срывал Даше черную крышу.       – Я тебя люблю! – заткнула, уже почти бывшая, готесса губы гопнице пальцем с маникюром черным, как собственная простыня, и как фамилия Полины.       – И я тебя, зай… Дашонок… – цепкие пальцы карманницы-картежницы-гопницы скользнули под юбку черных волос готессы, обняли динную ногу ее шеи, изучали каждую жилку на ней, словно пытаясь запомнить… Хищница Полина жадно проводила носом по Дащиной шее, по голубым следам ее аристократических вампирских вен, то ли чуя кровь, то ли просто вдыхая следы ее духов… Как бы хотела Даша стать настоящей вампиршей… Нет, не чтобы пить кровь (хотя выпустить кровь своим врагам не отказалась бы, в первую очередь Соколову, классухе и Якушевой), и, тем более, не для того, чтобы спать в могиле… Попросту Даша очень хотела бы стать бессмертной. Укусить за длинную шею Полину, заразить ее бессмертием, и провести всю бессмертную жизнь рядом с ней.       – Ты не Полина Перо, Чернова, ты Черное Перо… – наделила готесса с черными индейскими волосами любимую девушку индейским тотемным именем.       Красивую, как черная пантера, бесстрашную и сильную, как ягуар, и опасную, как амазонский кайман…       А еще индейцы любили татуировки…       …Ты ими разрисуешь всё моё тело…       Поцелуй был горячим, как ромашковый чай (с сахаром или без), как расплавленный Дашин блэк-металл ЛГБТ-группы GORGOROTH…       Младшие в любой момент могли войти, но это только заводило… Даша сейчас чувствовала их салагами, как никогда. И «всезнающую» Галю, и сексуальную Женю…