so warm and bright

Нэд выглядит удивлённым, когда Томас расспрашивает его о магии в его магазине, чего Томасу, возможно, следовало ожидать. По его мнению, волшебство присутствует во всём: обереги от затхлости в витрине, амулет, помогающий сахарной глазури на его необычных изделиях сохранять форму в любых условиях, и заклинания, помогающие тесту быстро подниматься, прожигая стены кухни до передней стойки. Однако у большинства людей нет глаз Томаса, и пекарня Нэда уже много лет маскируется, по-видимому, довольно успешно, под обычный и немагический (хотя и исключительный по качеству) магазин. Ремесленная, практическая, или материальная магия, как бы это не называли, может быт воспринята свысока многими представителями высшего общества, особенно учёными и тайными магами, но у большинства простых людей нет с этим проблем, за исключением тех случаев, когда это слишком дорого. Таким образом, Томас не чувствует вины, спросив Нэда о том, как он её использовал. - Как ты узнал?- брови Нэда нахмурены, руки висят в воздухе между корзиной Томаса и витриной. Томас улыбается своей самой очаровательной улыбкой. - Было бы труднее поверить, что в ваших товарах нет волшебства, мистер Литтл. Нэд краснеет, прикусывает губу и опускает глаза, обмахивая щёки длинными ресницами. Это идеальный кокетливый образ, и именно поэтому флирт с ним стал для Томаса постыдным удовольствием с тех пор, как он начал приходить сюда. Через мгновение он говорит: - Это Нэд, пожалуйста. И это слишком любезно. - Это не так,- ровно и честно говорит Томас.- Но у меня очень хорошие глаза, Нэд,- он подмигивает, и Нэд краснеет ещё сильнее. Сжалившись над ним, Томас возвращается к делу.- Я спрашиваю, потому что у моего хозяина ужасное похмелье. Мог ли ты бы добавить немного бодрости в завтрашние булочки? Я, конечно, заплачу за беспокойство. - Конечно!- спешить сказать Нэд, в нетерпении наклоняясь вперёд и кладя руки на стойку. Из-за этого галстук на фартуке ещё больше врезается в мягкую талию и привлекает внимание Томаса к его волосатым, перепачканным мукой и широким предплечьям, обнаженным под закатанными рукавами. Ему приходится удержаться от пристального внимания и проявить контроль, чтобы голос оставался ровным, когда он благодарит Нэда и платит. *** Булочки с изюмом от похмелья очень хороши и делают гораздо больше, чем просто помогают Крозье, как объясняет Нэд; они также облегчают головную боль и тошноту, эффекта, который он достигает, усиливая действие и приглушая вкус травяных средств, которые он подмешивает в тесто. Более того, Нэд без подсказки добавляет в корзину Тома две булочки с кардамоном. Когда Томас спрашивает, почему, он объясняет: - Это для тебя. Мне показалось… мне показалось, что в последнее время ты довольно усердно работал, то раньше, то позже. В них немного от бодрствования, но у меня есть и обычные, если хочешь. За счёт заведения,- заканчивает он тихим голосом, на мгновение поднимая глаза к лицу Томаса. - Как ты догадался испечь мне булочку с кардамоном? Нэд отвечает так, будто это самая простая вещь на свете. - Ты купил одну недавно и сказал, что она твоя любимая,- его слова шокируют Томаса — должно быть, это было несколько месяцев назад, и Нэд помнит. Обрабатывая признание, Томас кивает, бормочет «спасибо» и платит, прежде чем поспешно выйти за дверь. Когда он смотрит на булочки с кардамоном, обостряя зрение, чтобы увидеть в них волшебство, его переполняет. Нэд был правдив в том, что имеет значение: бодрствование в нём — единственное, что повлияет на Томаса — но оно также обладает волшебством, которое усиливает вкус, предохраняет его от затхлости, сохраняет тепло; в нём больше волшебства, чем во всём, что Томас видел, как Нэд выпекал, с заботой, вложенной в тесто, в начинку, и посыпая кристаллами сахара сверху. Хотя и не так, как бодрствование (которое работает превосходно), эти другие вещи действительно влияют на Томаса и дают ему много поводов для размышлений в течение дня. *** Результат его размышлений таков: Томас возвращается в пекарню, но делает это поздно, зная, что она будет закрыта, и ожидая, что Нэд уже ушел домой. Тем не менее, свет, переплетённый с волшебным сиянием, струился из кухни вплоть до фасадных окон, слабое, но притягательное, когда снег летел Томасу в лицо. Он пытается решить, стоит ли стучать, когда Нэд выходит из кухни и видит Томаса, его лицо расплывается в улыбке. Он спешит к двери и открывает её, впуская Томаса с порывом морозного ветра. - Чему я обязан этим удовольствием?- спрашивает он, явно смущенный, но всё ещё улыбающийся. Понимая, что он не готов к этому вопросу, Томас некоторое время молчит, прежде чем сказать: - Я просто хотел поблагодарить тебя за булочки с кардамоном. Они были очень хороши,- он знает, что это неубедительное оправдание, но Нэд любезно не указывает на это. - Действительно? Я рад,- он дарит ещё одну улыбку, которая, кажется, освещает всю комнату, согревая каждый дюйм тела Томаса головокружительным восторгом. Затем, более нерешительно, Нэд добавляет:- Я просто готовлюсь к завтрашней партии, если у тебя есть какие-то критические замечания или пожелания. Томас хмурится, чувствуя себя виноватым; он знает, что Нэд не продаёт булочки с кардамоном ежедневно, поэтому есть только одна очевидная причина, почему он готовит их снова. - На самом деле, не обязательно делать их потому, что они мне нравятся. Кроме того, разве тебе не следует поскорее лечь спать? Нэд пожимает плечами и просто говорит: - Я не возражаю,- какое-то время они стоят, не зная, что делать, а затем, с искажённым, но полным надежды лицом, Нэд застенчиво добавляет:- Но какая-нибудь компания была бы не лишней, если бы это облегчило твою совесть. На этот раз Томас позволяет себе улыбнуться. - Думаю, так и будет. *** Завершение приготовлений Нэда занимает у них двоих очень мало времени, несмотря на попытки Нэда протестовать против помощи Томаса. На самом деле, они целуются почти столько же времени, Томас сидит на одной из стоек, обхватив ногами талию Нэда. Это медленно и сладко, и в перерывах между поцелуями Нэд пытается стряхнуть муку и сахар, которые он переносит на волосы, щеки и одежду Томаса, только для того, чтобы снова накрыть его, когда они не могут удержаться и снова прижимаются друг к другу. Снаружи поёт ветер, но на кухне уютно, тихо, если не считать их мягкого бормотания, и оно излучает волшебство, такое теплое и яркое, что оставляет отпечаток на внутренней стороне век Томаса. Тёплыми также являются большие руки Нэда, обнимающие его за талию, румянец на его щеках, когда он спрашивает, находится ли квартира Нэда наверху, и его улыбка, когда он берет Томаса за руку, чтобы отвести его туда.