Правда или действие?

      – Итак, Ди, правда или действие?       – Действие, – с готовностью отчеканила сирена, азартно сверкнув переливающимися бирюзово-нефритовыми радужками.       Сидящая на подлокотнике ее кресла девушка-вампир деловито поправила круглые темные очки и задумалась, усиленно соображая, что бы такого каверзного попросить у подруги. Банальные повседневные вопросы казались до тошноты скучными и ей очень хотелось приправить острой перчинкой скупой и пресный общий досуг. Идея пришла на ум почти мгновенно, и Йоко, радостно хлопнув в ладоши, распорядилась:       – Зачитай вслух самое последнее смс в твоем смартфоне!       Дивина вздрогнула и с изумлением покосилась на вампиршу. Ни для кого из присутствующих не было секретом, что девушки встречаются, и сирена была только за то, чтобы не делать из их отношений тайну, однако делиться с друзьями фрагментами их с Йоко переписки в ее планы как-то совсем не входило.       – Йоко, ты же знаешь… это вообще-то личное, – попыталась было уйти от ответа шатенка, на что Танака лишь нетерпеливо замахала руками.       – Ой, да ладно, ничего там такого нет! – рассмеялась она и шутливо чмокнула свою девушку в макушку. – К тому же тут все свои! Чего еще эти ребята не знают о нас с тобой, Ди?       В самом деле, чего? Ну, разве что высоту и тональность стонов горячей вампирши в моменты, когда Ди делала ей хорошо.       Собравшиеся в комнате парии согласно загудели, и Дивина, залившись краской, нехотя открыла на телефоне мессенджер и самый верхний в его списке чат.       Ладно, была не была.       – «Надеюсь, после игры у Бьянки у тебя останутся силы для того, чтобы сыграть в кое-что любопытное наедине со мной», – в смущении зачитала она, и дружная компания многозначительно присвистнула, тотчас поняв, кто отправитель данного сообщения.       Подобные пикантные шуточки вполне были в духе Йоко, и партнерша сирены, гордо подбоченившись, улыбнулась, обнажив кончики длинных и острых, как иглы, клыков.       – Дьявол, какая мерзость, – чуть слышно процедила сквозь зубы угрюмая и нахмуренная, как самый ненастный лондонский день, брюнетка в черном пуловере и джинсах, и сидящая рядом с ней Энид Синклер удивленно на нее глянула.       За весь вечер ее готичная и задумчивая напарница не проронила ни слова, привычным пренебрежительно-недовольным взором окидывая простую неформальную обстановку и своих одноклассников, и девушка-оборотень всерьез начинала жалеть о том, что рискнула позвать Уэнсдей на эту встречу. Ей хотелось, чтобы скрытная, нелюдимая, вечно тусующаяся в одиночестве брюнетка тоже расслабилась и хоть раз нормально провела время среди людей, но, судя по всему, ее робкая искренняя попытка вытащить Аддамс из защитной социофобной скорлупы изначально была обречена на провал.       Как и все предшествующие ей, в общем-то.       – А мне кажется, очень даже нормальное сообщение для влюбленных, – пожала она плечами, на что соседка с косичками лишь брезгливо цыкнула и помрачнела еще больше.       Совершенно абсурдная и бессмысленная затея под названием «Правда или действие» продолжалась всего только четверть часа, но предусмотрительно расположившаяся подальше ото всех в углу уютного кожаного диванчика Уэнсдей уже чувствовала себя так, словно ее пытали на ней без малого целый день. Устроенные пятничным вечером в комнате Бьянки Барклай посиделки с весьма вкусными коктейлями и бутербродами канапе казались вполне себе мирными и приемлемыми до тех пор, пока хозяйка маленького домашнего мероприятия торжественно не объявила о начале некой «игры». Приглашенные в качестве гостей Йоко, Дивина, Аякс, Кент, Ксавье и Энид разразились одобрительными возгласами и уже спустя минуту сидели в воображаемом кругу в ожидании ее начала.       Сомнительную и не внушающую доверия идею Бьянки поддержали все, кроме люто ненавидящей любую форму командной работы и взаимодействия Уэнсдей Аддамс.       Этот кажущийся остальным отчего-то очень забавным и увлекательным интерактив не вызывал у нее ничего, кроме отвращения и желания залить собственные глаза и уши серной кислотой, и чувствующая себя старой хромой вороной среди белых пафосных лебедей Уэнсдей не могла поверить, что каким-то неведомым и непостижимым даже для нее образом позволила Энид притащить ее сюда.       «Ну пожалуйста, Уэнсдей, пожалуйста! Ты ведь обещала, что хоть раз сходишь со мной куда-нибудь! Там будет так классно и весело!» – канючила неугомонная блондинка, и уставшая от ее просверливающего мозг нытья Аддамс наконец сдалась и буркнула спасшее ее на всю оставшуюся неделю «Хорошо».       Если бы она изначально знала, что подразумеваемые Энид «класс и веселье» будут заключаться в задавании друг другу по бесконечному кругу тупых вопросов и указании выполнять еще более тупые действия, она бы сбежала подальше от Синклер и ее планов на этот вечер в темный дремучий лес еще в обед.       Ибо теперь для нее все было лучше, чем торчать в душной закрытой комнате с кучкой ограниченных, недалеких, пляшущих под дурацкую попсовую музыку аутсайдеров.       – Бьянка, – повернулась тем временем к сидящей рядом сирене довольная Дивина. – Правда или действие?       – Действие, – также без раздумий выбрала мулатка.       – Спой нам фрагмент своей самой любимой песни. Только чур не той, от которой стекла лопаются и летят к чертям!       Сирена улыбнулась и, кивнув, тщательно прочистила горло. Небольшое стихшее жилое пространство наполнилось мелодичным женственным голосом, исполняющим трогательную композицию о непростом детстве и безусловной самоотверженной материнской любви:       – She was so young with such innocent eyes.       She always dreamt of a fairytale life.       And all the things your money can't buy –       She thought that he was a wonderful guy.       Then, suddenly, things seemed to change.       It was the moment she took on his name.       He took his anger out on her face,       She kept all of her pain locked away…       Комната разразилась бурными аплодисментами еще до того, как Бьянка закончила петь припев, и снимающий ее на камеру своего смартфона Кент щелкнул кнопкой окончания записи видео, пообещав непременно выложить его на страничку академии в Инстаграм. Главная вокалистка и звезда учебного хора иронично поклонилась импровизированным поклонникам и передала игровую эстафету следующей участнице, сидящей по левую сторону от нее.       Господи. Начинается.       – Что ж, твоя очередь, Уэнсдей. Правда или действие?       – Правда, – сухо отозвалась брюнетка, понимая, что делать на глазах бестолковой компании, да еще и на камеру чьего-то смартфона, она точно ничего не будет.       Бьянка прищурилась, пару секунд задумчиво изучая бледное безучастное девичье лицо под длинной прямой челкой, что по обыкновению пугающим и чуть ли не безжизненным образом не выражало абсолютно никаких эмоций, и наконец объявила:       – Назови свое самое постыдное удовольствие.       Аддамс фыркнула и закатила глаза. Подобный вопрос был задан ей неслучайно, и Уэнсдей прекрасно понимала, что означают завуалированные в нем инсинуации. Бьянка пыталась высмеять ее, подразнить, принизить и поставить на глазах у всех в максимально неловкое положение, мстя за постыдно проигранный кубок Эдгара По и в особенности – за переключенное на нее внимание Ксавье Торпа, отношения с которым у властной, задетой его отказом сирены без того уже давно не ладились.       Как если бы нескладный длинноволосый художник с волшебными, оживающими прямо из альбома картинками был хоть каплю интересен такой, как Уэнсдей.       Просто смешно.       – Ну, боюсь, кроме алчного расчленения трупов младенцев и поедания живых пауков постыдных удовольствий у меня нет, – глядя прямо в глаза темнокожей бестии, упивающейся своей находчивостью, чуть слышно процедила медиум и приподняла брови. – Ну и пары бутылок крови на десерт. Не в обиду тебе, Йоко.       Танака усмехнулась, блеснув стеклами очков и явно оценив шутку.       В отличие от неудовлетворенной таким ответом Барклай.       – Очень мило с твоей стороны, Аддамс, напомнить всем нам о своих темных тайнах, о которых весь Невермор и так уже давным-давно знает, – проигнорировав черный юмор, Бьянка демонстративно наклонилась и наряду с духом истинной хищницы обдала гостью сладковато-горьким парфюмом, что вкупе с ее физическим приближением тотчас вызвал у последней резкий наплыв тошноты. – Но я сейчас абсолютно серьезно, Уэнсдей. Какое?       Последнее слово сирена озвучила с особым нажимом и тоном, показывающим, что Аддамс не отвертеться от соблюдения установленных одинаково для всех правил. Несмотря на ясное понимание этого ввиду своего прихода на данное мероприятие, Уэнсдей сложила руки на груди и, откинувшись на спинку дивана, отрицательно помотала головой, четко давая Бьянке понять, что на подобную провокацию и манипулирование она отзываться не будет.       – Если отказываешься говорить правду, тогда выбирай действие, – невозмутимо парировала Барклай и аналогичным образом скрестила изящные предплечья поверх друг друга, саркастично подражая сопернице. В светлых бирюзовых глазах плясали черти, прыгая вокруг гигантского дьявольского костра, жар от которого едва ли не прожигал дыры на немигающей роговице медиума. – Таковы правила. Или одно, или другое.       Оживленные голоса и смех в комнате стихли, и все присутствующие сосредоточились на разгорающейся между лидером сирен и странной бледнолицей девушкой с двумя косичками стычке. Обе были невообразимо упрямы, норовисты и дерзки, и собравшиеся в комнате парии гадали, чем же обернется их негласная фирменная «кто кого» потасовка на этот раз.       Брюнетка набрала в легкие побольше воздуха и, мысленно досчитав до пяти, как можно медленнее и спокойнее выдохнула. Растущие раздражение и злость начинали подниматься и закипать в глубине груди, и девушка очень сильно старалась сохранять самообладание и не вестись на подлые подстрекательства. Эта так называемая игра с глупейшими заданиями и вопросами начинала очень нехило выводить ее из себя, и чувствующая себя не в своей тарелке в окружении нелепых парий и их еще более нелепого времяпрепровождения Уэнсдей в напряжении соображала, каким образом можно было поскорее отсюда слинять.       Вставать и уходить прямо сейчас просто так, выдавая задетое самолюбие и запятнанное чужими амбициями достоинство, ей не хотелось, равно как и срываться и выпаливать Бьянке все, что она думает о ней и ее затее с вечерней тусовкой в женском студенческом общежитии.       Оставалось разве что не так заметно заставить настырную сирену самой от нее отвязаться и, выполнив задание, уже без всяких объяснений поскорее вернуться в свою комнату и засесть за сочинение новой главы романа.       Выбор был невелик, а потому Уэнсдей, вздохнув, кивнула:       – Ладно. Тогда я выбираю действие. Валяй.       Сирена хитро сощурилась и, глянув на сидящую рядом с Аддамс и что-то сосредоточенно печатающую в своем смартфоне Энид, предложила:       – Сделай что-нибудь приятное Энид. А то наш маленький милый щеночек слегка приуныл в твоей холодной и мрачной тени.       – Эй! – возмутилась блондинка, поднимая от гаджета голову. – Ничего я не приуныла, мне просто нужно ответить на смс!       – Давай, Аддамс. Развлеки ее, – продолжала подначивать Барклай, все больше входя в раж от поддразнивания скупой безэмоциональной одноклассницы, придумывать задание для которой посчастливилось именно ей. Этот обыкновенный осенний вечер не был бы столь занимательным и веселым без странной темноволосой зазнайки с двумя косичками, и Бьянка была искренне рада, что белокурому оборотню удалось хоть немного растормошить свою безучастную, неживую и жесткую, как арктический лед, подругу и упросить ее заглянуть вместе с ней на огонек.       Старшая сирена желала занятно провести время, но сделать это намеревалась явно за счет других.       Будучи некогда железным и непробиваемым терпение девушки-медиума опасно заскрипело и затрещало одновременно с исказившей полные губы сирены улыбкой. Издевки Бьянки становились все более неприкрытыми, явными и злокозненными, и выходящая из себя брюнетка не имела ни малейшего желания продолжать оставаться в ее не вызывающей у никакой симпатии ни антуражем, ни присутствующими в ней изгоями спальне.       Вся компания в изумлении переглянулась, когда Аддамс вдруг поднялась и, схватив Синклер за руку, потащила ее за собой из комнаты в сторону ванной.       – Уэнсдей, в чем дело? – пискнула, как мышонок, Энид, но суровая раздосадованная напарница потянула ее лишь сильнее, не давая вырваться и вернуться к прерванной переписке.       – Эй, вообще-то это не по правилам! Ты должна выполнить действие на наших глазах! – возмутилась было хозяйка вечера, но дверь уборной хлопнула и защелкнулась на замок раньше, чем она успела договорить.       Бьянка нахмурилась, понимая, что упрямая Уэнсдей ее в упор не слышала, и бессильно пожала плечами, показывая друзьям все свое аналогичное недоумение от происходящего.       – Знаешь, я дико устала от всей этой глупой игровой чепухи и действующей мне на нервы Бьянки. Плюс я не думаю, что будет правильно делать тебе приятно на глазах у всех, – проворчала Аддамс, по-хозяйски включая свет и толкая растерянную, ничего не понимающую блондинку к тумбе с раковиной. – И я бы не хотела, чтобы об этом знал кто-нибудь, кроме нас с тобой. Хорошо?       Не дожидаясь ответа, она властно прижала Энид к умывальнику и припала к ее губам в горячем страстном засасывающем поцелуе. Обе ее руки легли на бедра юной прелестницы, начиная недвусмысленно их поглаживать, и захваченная внезапным эмоциональным порывом девушка-ликантроп едва не лишилась чувств. В немом потрясенном ступоре она наблюдала за действиями резко переменившейся одноклассницы, совершенно не узнавая ее и честно не понимая, чтó на нее такое вдруг нашло. Неужели слова Бьянки о ее холодности настолько задели Уэнсдей, что она решила взять и доказать противоположное?       Почему именно сейчас и почему именно таким образом?..       Будто в ответ на ее мысли гуляющие по ее талии и бедрам ладони начали нескромно приподнимать юбку и скользить по белой гладкой холеной коже, сминая и пощипывая ее, и заливающаяся густой алой краской Энид почувствовала, как от этих смелых развязных прикосновений, разрешения на которые Уэнсдей Аддамс, естественно, не спрашивала (как и вообще на что-либо в принципе), ее неприученное к постороннему воздействию и ласкам тело начинает прошибать ток. Задыхаясь от блокирующих дыхание губ и языка, что уже вовсю исследовательски путешествовал по ее полости, Синклер сумела выдавить лишь слабый горловой звук и взаимно коснуться плеч прижимающейся к ней соседки по комнате – не холодной, не равнодушной, не черствой, а на удивление мягкой, внимательной и учтивой. Ошеломленная подобной активностью и понятым ею всерьез и буквально игровым действием, Энид откровенно опешила. Ее конечности задрожали, во рту пересохло, а в голове сделалось так туманно, мутно и пьяно, что она непременно упала бы, если бы не фиксирующая ее вплотную к тумбе одноклассница.       Уэнсдей Аддамс хочет сделать ей приятно… так?       Разве это может быть правдой?       – Уэнс… дей, – только и смогла выдохнуть сквозь длящийся и длящийся поцелуй девушка-оборотень, увязая в сладком зыбучем удовольствии от ощущения бархатных, теплых, пахнущих мятой и цитрусовым коктейлем губ поверх своих. Импровизировала ли Уэнсдей Аддамс или же правда давно умела целоваться взасос, оставалось загадкой, но то, что рядом с ней было по-настоящему хорошо, являлось неоспоримым фактом. Ее внезапно пробудившаяся симпатия и близость за несчастный двухминутный промежуток времени фактически поработили и свели юную волчицу с ума, и тающая от проявляемого к ней в таких количествах и в такой форме внимания Энид Синклер не в силах была поверить, что смогла завестись от ее спонтанной лесбийской инициативы так быстро.       И самым главным и удивительным во всем этом было то, что ей действительно это нравилось.       Тонкие женственные пальцы достигли кромки нижнего кружевного белья и уверенно сжались на взмокшем двойном бугорке промежности, выбивая из глубины груди девушки несдержанный восхищенный вздох и вынуждая нетерпеливо завозиться на месте в слепых попытках заставить эти самые пальцы двигаться. Обхватив Уэнсдей Аддамс крепче, Энид ответно подалась ей навстречу, почти впечатывая ее в себя и просяще зажимая рельефными бедрами уютно и будто бы самым что ни на есть должным образом расположившуюся там ладонь.       – У нас мало времени, волчонок, – переместившись к шее блондинки и принимаясь нежно покусывать и полизывать учащенно бьющуюся на ней жилку пульса, с сожалением пробормотала медиум. – Не хотелось бы, чтобы Барклай или еще кто-нибудь заподозрил неладное. Поэтому давай ты сейчас присядешь на раковину, раздвинешь свои чýдные ножки и попытаешься вести себя тихо? Я должна выполнить действие и мне очень хочется выполнить его достойно.       Будучи едва в себе от прозвучавшего так легко и естественно предложения, как будто это было приглашением на чашку чая, Энид затаила дыхание и позволила чужим ловким рукам посадить себя на деревянный столик у раковины. Облаченная в белую хлопковую рубашку спина уперлась в настенное зеркало, и Уэнсдей проворно расстегнула ненужный предмет одежды блондинки, скрывающий от нее небольшую аппетитную грудь с проступающими сквозь тонкое кружево бюстгальтера пятнышками сосков. Шумные прерывистые девичьи вздохи сделались громче и чаще, стоило Уэнсдей жадно прильнуть по очереди прямо сквозь ткань сначала к левому, а затем к правому соску, игриво теребя зубами и языком чувствительную женскую зону и щедро смачивая ее своей слюной. Лицезрение активно работающей поверх нее темноволосой головы приводило теряющую себя в вихре неконтролируемого влечения Энид в поистине нездоровый и патологичный восторг, и она, предусмотрительно отстегнув лямки, сбросила мешающий им обеим лифчик с себя.       – Ох, детка. Только посмотри, как ты прекрасна. Вижу, ты тоже совсем не против идеи Бьянки, – расплывшись в сластолюбивой улыбке, Аддамс вернулась с признательным мокрым поцелуем к распухшим и покрасневшим губам Синклер, после чего погрузилась в полноценный процесс обхаживания ее груди.       Крупные темные шарики сосков вкупе с нежно-розовыми ореолами начали умело и неторопливо стимулироваться кончиками ловких девичьих пальцев, что виртуозно тянули, мяли, пощипывали и крутили их, вызывая в изнемогающей от мучительного удовольствия блондинке целый шквал ярких фееричных эмоций. Чужой язык с легкостью обхватывал и зажимал чуткие маленькие участки, покрывая их в качестве естественной смазки все новыми и новыми слоями прозрачной вязкой слюны, а белые, как снег, зубы дополнительно покусывали и сжимали, контрастно чередуя легкие трепетные ощущения с резкими обжигающими и покалывающими. Даже не дойдя еще до основного действа, Энид чувствовала, как от страстных интенсивных прелюдий неистовое возбуждение растет и распирает паховую зону подобно чертовому надувному мячу, и тающая от даримой ей в избытке однополой любви Энид находила, что таким образом достигнет сексуального апогея раньше, чем Уэнсдей успеет сместиться ниже и приступить к главному.       Да, такая оригинальная игра в правду или действие определенно нравилась ей все больше.       Словно в ответ на ее мысли и опасения Уэнсдей наконец закончила развлекать жадно торчащие вверх соски блондинки и, выпрямившись, положила обе руки на ее талию.       – Отлично, Энид. А теперь расслабься и подвинься чуть-чуть вперед.       О Боже.       Послушно соскользнув ближе к краю тумбы, затуманенным от похоти и возбуждения взором Энид наблюдала, как Аддамс со знанием дела разводит в стороны ее колени и, крепко обхватив бедра, склоняется над ними как можно ниже. Мокрые насквозь трусики были до беспредела вызывающим и похабным образом стянуты с ее ног прямо зубами, и Энид готова была поклясться, что этот момент она запечатлеет в своей памяти лучше, чем любой долбаный Инстаграм. Девушка-оборотень дернулась и едва успела прикрыть себе рот рукой, чтобы не застонать в голос от фантастического ощущения соприкоснувшегося с ее наружной половой плотью рта, что без промедлений принялся кружить вокруг влажного пульсирующего входа и нежно, вдумчиво, аккуратно посасывать каждую внешнюю и внутреннюю складочку отчаянно нуждающейся во внимании и ласках подруги. Восхитительный пряный сладко-мускусный запах дурманил без того застланное непристойными желаниями сознание, и Уэнсдей растворялась, пропадала, тонула в нем, прижимаясь лицом к податливой, мягкой, пылающей под ней коже и собирая с нее все больше густой ароматной влаги. Делать Энид приятно оказалось на порядок проще и увлекательнее, нежели выдавать непутевой кучке изгоев самые важные и сокровенные свои тайны, и Уэнсдей была рада, что быстро сориентировалась и выбрала именно этот вариант.       Как и в целом была рада тому, что согласилась принять участие в этой странной, нелепой, кажущейся поначалу абсолютно глупой и бесполезной игре.       В полной мере изучив губами и языком центральную точку соблазненной волчицы, Уэнсдей сместилась от нее чуть выше и сосредоточилась вокруг набухшего и подрагивающего бугорка клитора. Захватив его в рот и создав в полости максимальный вакуум, она с силой засосала крошечный чувствительный комочек нервов, отчего без того вибрирующее от обилия доставляемых ощущений тело Энид заходило ходуном на узкой неудобной столешнице. Пластиковые бутылочки и флаконы с кремами полетели прочь, сбитые тонкими бледными девичьими пальцами, что вцепились в черные, как смоль, волосы, накручивая длинные, идеально заплетенные пряди на ладони и бессознательно стараясь направить одноклассницу под требуемым ей углом. Аддамс зашипела от резкой боли, но темп не сбавила. Слишком заманчиво и отрадно было наблюдать за блаженствующей от ее стараний Синклер, что в эти незабываемые и исключительные мгновения их единения практически перестала дышать и между взаимными методичными толчками на чужом лице отыскивала в себе силы лишь запальчиво и обрывисто шептать:       – Да… Уэнсдей… да... супер… ммм… еще… дай мне еще…       Даже не поднимая глаз на шепчущую в полузабытье ее имя блондинку, Уэнсдей знала, что бедняжка уже еле сдерживается. Курсирующее огненными потоками по ее мышцам и венам возбуждение было заметно даже извне, и Уэнсдей польщенно заулыбалась столь удачно и правильно складывающемуся интимному процессу. Заведенная с пол-оборота одним лишь невинным поцелуем Энид, в отличие от многих опытных и ушлых в личных делах людей, не нуждалась в каких-либо изощрениях и особом отношении к себе, а потому доставить ей удовольствие по факту не составляло абсолютно никакого труда даже для не сильно сведущей в этом вопросе Уэнсдей. То, что ее милая и застенчивая соседка по комнате может разродиться бурным оргазмом почти сразу, Аддамс поняла еще в тот момент, когда прижала ее вспыхнувшее и дрожащее тело к раковине, однако выполнять порученное Бьянкой задание так быстро, даже не успев как следует в него вникнуть, предприимчивой девушке с косичками было неинтересно. Заведенная ответной реакцией и безмолвным согласием Энид на свои действия Уэнсдей жаждала продлить для нее заветный момент и намеренно не спешила, дабы позволить молодой разгоряченной волчице в полной мере насладиться проявляемой к ней симпатией, участием и интересом.       Особенно с учетом того, сколько с начала учебного года между ними случилось ссор и конфликтов, причин которых Уэнсдей уже даже не помнила.       Высунув язык, она еще раз усердно прошлась вверх-вниз по нежной розовой киске Энид, надавливая и задевая как можно больше интимных точек, и оборотень, впившись острыми, как бритва, ногтями в затылок активно работающей между ее ног головы, едва слышно всхлипнула:       – Уэнсдей… ммф! Хорошо… так хорошо… Боже... я больше… не могу…       Аддамс на секунду прервалась и с восхищением глянула на сидящую над ней в неприличной позе юную светловолосую девушку. Белая рубашка была расстегнута, являя горящему черноглазому взору обнаженную женскую грудь с парой крупных, эрегированных, влажно поблескивающих под светодиодными лампами сосков, короткая плиссированная юбка задрана до самого живота, стройные ноги с полным отсутствием нижнего белья пóшло разведены врозь, а сама Энид, откинувшись спиной на зеркало, с закрытыми глазами почти в беспамятстве гладила чужую голову и шептала… шептала о том, что больше не может.       Просто неописуемое зрелище. Ни Бьянке, ни кому-либо еще ни в одной игре такое даже не снилось.       – Тише, волчонок, только не шуми. Нельзя, чтобы нас услышали.       Не желая рисковать и провоцировать любопытную Бьянку на логичные подозрения, Аддамс убрала одну ладонь с бедра Энид и заткнула ею блондинке рот.       – Давай, будь умницей, – вкрадчиво распорядилась она. – Кончи тихонько для меня.       Два ловких пальца правой руки бесцеремонно вторглись внутрь истекающего любовью и страстью лона, пронзая его до самого упора, а пухлые губы с новой силой всосали клитор в горячий ненасытный рот, и Энид сквозь невнятные бормотания протяжно застонала в самодельный, удерживающий ее от невольного разоблачения кляп. Оргазм обрушился на нее удушливой беспощадной лавиной, и теряющая рассудок в водовороте орального наслаждения девушка забилась в неконтролируемом припадке, не в силах выдержать на себе всю его мощь. Весь ее мир, сузившийся до размера одной-единственной ванной комнаты, закачался, сорвался и поплыл, унося ее на теплых обволакивающих волнах блаженства и удовлетворения туда, откуда солнечная светловолосая девушка из Сан-Франциско больше не хотела никогда возвращаться.       Унося ее с той, с кем совсем недавно она ругалась и ссорилась в пух и прах по любому поводу, а теперь не могла представить себя без ее губ и рук, творящих с ней такие фривольные, смелые и невообразимые вещи, что Энид Синклер грозила теперь каждый раз заводиться при одном только воспоминании о них…       При одном воспоминании о невинной и шутливой игре в правду или действие, позволившей им с Уэнсдей Аддамс отнюдь не на шутку сблизиться и как нельзя предметно узнать друг друга.       С трудом отдышавшись и придя спустя минуту в себя, белокурый оборотень обмякла в бережно лелеющих ее объятиях и в бессилии сползла с тумбы на пол. Чужие руки осторожно подхватили ее и прижали к темноволосой шалунье, в то время как ее маленький аккуратный нос кокетливо уткнулся ей в подбородок.       – На этом мы пока остановимся, но чуть позже, уже в нашей спальне, думаю, нам стоит еще поупражняться в выполнении действий, – как ни в чем не бывало отметила брюнетка и чмокнула растерянную, чуть живую от переизбытка ласк напарницу в висок. – Как насчет того, чтобы, как и Йоко с Дивиной, сыграть в эту игру наедине?       Согласно кивнув, Энид слилась с мягкими пухлыми мятно-цитрусовыми губами в долгом признательном поцелуе, еще на пару бесконечно сладостных и приятных минут соединивших их воедино и уведших землю из-под ее ног, после чего Уэнсдей помогла ей одеться и привести ванную Бьянки в первозданный вид. Небрежно сброшенные в процессе активного взаимодействия умывальные принадлежности, тюбики кремов и флакончики с парфюмом и жидким мылом были аккуратно расставлены по местам, полотенца разложены так, как они лежали до их прихода, большое настенное зеркало протерто от разводов и пятен. Незаметный на первый взгляд беспорядок с лежащими не так, как надо, вещами, мог навести бдительную сирену на ненужные подозрения и раскрыть рожденную в стенах этого помещения тайну, которую Энид и Уэнсдей обязались раз и навсегда сохранить только для них двоих.       Посмеиваясь и подталкивая друг друга, девушки вернулись в комнату как раз в тот момент, когда Ксавье, выполняющий действие, заданное Аяксом, безуспешно пытался сделать стойку на голове. Запханный и красный от натуги парень без конца заваливался набок и падал, не в силах принять стабильное вертикальное положение и удержать баланс на неустойчивой длинноволосой макушке. Собравшаяся вокруг компания оживленно поддерживала его хлопками и выкриками, и проходящая мимо за руку с Синклер Уэнсдей пренебрежительно фыркнула.       Если Торп и обладал хоть какой-нибудь грацией и изяществом, то не большей, чем слон в посудной лавке, а уж в неуклюжести и нескладности конкуренцию ему мог составить разве что сам Аякс.       Судя по всему, в их с Энид отсутствие веселье продолжилось с оставшимися игроками, и темноволосая девушка с двумя косичками, облегченно выдохнув, потянула подругу в сторону их мест на большом угловом диване.       Потягивающая из соломинки клубничный Мохито и расслабленно беседующая с сидящей в кресле Дивиной Бьянка повернулась к освободившим наконец ванную одноклассницам и, сверкнув малахитовыми русалочьими глазами, тут же деловито осведомилась:       – О, наши конспираторши вернулись. Ну и что вы там делали взаперти? Надеюсь, Уэнсдей, ты не принялась обучать Энид черным заговорам против изничтожения всего живого вокруг себя? Ведь, насколько мы знаем, нормально общаться с тобой имеют честь лишь мертвые.       Присутствующие в комнате прыснули от смеха. На мраморно-белом непроницаемом лице брюнетки от глупого черного подкола, которые она слышала порой чаще, чем собственное имя, ожидаемо не дрогнул ни один мускул. Уж слишком хорошо она провела последнюю четверть часа, чтобы реагировать и обижаться на нелепые и несмешные издевки никогда не сосуществовавшей с ней по-настоящему мирно Барклай.       – Ты сегодня поразительно остроумна и догадлива, Бьянка, – усаживаясь на диван между ней и Энид, парировала брюнетка, в серьезных темных глазах блеснул едва заметный огонек. – Напомни мне завтра непременно посмеяться над этой шуткой, а то сегодня что-то юморной аппарат завис. – Она повернулась к смущенно застывшей возле нее Синклер, и даже под длинными рукавами ее рубашки Уэнсдей заметила, что подруга до сих пор дрожит. – Скажи им, Энид, я выполнила поручение Бьянки?       Сцепив руки вместе и чувствуя, как лицо вновь начинает гореть от предательски заливающего его румянца, от которого она страшилась теперь вообще никогда не избавиться, Энид кивнула и чуть слышно вымолвила:       – Умм… да.       Аддамс довольно хмыкнула и бросила на Бьянку испепеляющий безапелляционный взгляд, четко говорящий о том, что задание пытливой мулатки пусть и тайно, но успешно исполнено, а значит, вопрос в части нее, Аддамс, закрыт. Игра набирала обороты, еще не все участники дошли до своей очереди говорить правду или выполнять действие, и Уэнсдей чувствовала, как, незаметно заряжаясь всеобщей атмосферой, начинает перенимать от других ее азартный игровой пыл.       Ведь забава под названием «Правда или действие» и в самом деле была весьма увлекательной и, если так посудить, совсем даже не глупой и полезной.       Смотря где и с кем в нее играть, конечно.       – Чу́дно. Тогда твоя очередь выбирать, волчок, – она повернула голову к сидящей вплотную к ней белокурой девушке в многозначительном, понятном ей одной жесте. – Правда или действие?