Как кошка с собакой

Эта история произошла со мною много лет назад, но я помню ее во всех подробностях. А ведь я тогда был еще совсем мальчишкой. Глупым мальчишкой. Вместе с Джеймсом мы задирали Снейпа, тайком превращались в анимагов, гуляли в полнолуние вместе с оборотнем в лице Римуса и издавали Карту Мародеров. Очень полезная вещица была: кроме того, что она показывала все потайные ходы замка и людей, по нему перемещающихся, карта обладала очень интересным свойством: в правом верхнем углу было маленькое окошко, показывающее спальни девочек. Мы с Джеймсом, Римусом и Питером часами могли любоваться на то, как они переодевались. Порой, прячась под мантию-невидимку Джеймса, мы забегали в женский душ и брызгались в девчонок холодной водой, пока не приходил рассерженный Филч, который всякий раз вытаскивал нас оттуда за уши наши красные. Вот так бы я и страдал всякой фигней до самого окончания Хогвартса, но в моей жизни появилась она… Мне было тогда шестнадцать, мы с друзьями только перешли на шестой курс. Вот тогда она и появилась. Новая преподавательница трансфигурации, женщина средних лет. Из-под густых черных ресниц выглядывали ярко-зеленые, словно кошачьи, глаза с вертикальным зрачком. Все началось с первого же урока. — Меня зовут Минерва Макгонагалл, — сказала она, грациозно присаживаясь на стул. Мне показалось, что во время переклички она взгляд свой на мне остановила. Хотя, конечно, это просто разыгралась моя фантазия. — Сегодня мы будем учиться превращать учебник в енота, — проговорила Макгонагалл без долгих предисловий. — Заклинание произносится как «Конверсиус», и произносить его нужно четко и ясно, иначе последствия будут не из приятных. Попробуйте. В классе начали раздаваться недружные выкрики. Чего только не кричали ученики: «Конвертиус!», «Консервиус!», «Конвергенсиус!», … Но я-то точно помню, что заклинание произносится как «Говнерсиус!» — Говнерсиус! — крикнул я, ожидая, когда же учебник превратится в енота. Но этого не произошло. Вместо новенького пособия по трансфигурации на моей собственной парте лежала кучка фекалий. Сидящий рядом Римус попытался прикрыть фекалии своей мантией, но не успел. — Ваша фамилия, — к нам стремительно приблизилась учительница и указала на меня острым пальцем. Мне показалось, что у нее на пальце кошачья подушечка. Я захрипел что-то невразумительное, разглядывая ее вертикальные зрачки. Что со мной происходит? Почему я пялюсь на тридцатипятилетнюю тетку, как муха на… на варенье?! И что за странное чувство, будто мне сейчас очень крепко прилетит? Подобное я чувствовал, когда на третьем курсе полез целоваться к Марлин Маккинон. Помнится, тогда я попал в больничное крыло с диффузно-диарейным проклятьем, а когда я оттуда вышел, любовь к прекрасной деве почему-то испарилась вместе с недугом. — У вас проблемы не только с трансфигурацией, но и со слухом? Ваша фамилия! — рявкнула на меня Макгонагалл. — Блэк, — хрипло отозвался я. — «Тролль» вам, Блэк, — жестко объявила она. — И вам тоже, мистер… — Люпин, — подсказал мой сосед по парте, из чьей палочки потекла кислота, продырявив крышку парты насквозь. — Глядите, а у меня получилось, — радостно объявил Джеймс, на чьей парте сидело симпатичное полосатое животное и, принюхиваясь, дергало носиком. Я хотел было его поздравить, но в этот момент в классе раздался резкий, невыносимый запах. У Макгонагалл стало такое лицо, будто ее напичкали лимонами. Я зажал нос воротом мантии, но это не очень-то помогло. Этот кошмарных запах напоминал вонь от яиц волосатого слизня, набитых гноем из глаз василиска. — Молодой человек, вы что — к шестому курсу так и не научились отличать енота от скунса? — Макгонагалл укоризненно посмотрела на Джеймса. — Я все расскажу этому… Вашему директору. Гэндальф, кажется? — Дамблдор, — пискнул Петтигрю, который умудрился превратить собственные яйца в кактусы и теперь отчаянно краснел и морщился. Вот таким был наш первый урок с Минервой Макгонагалл. Я бы не сказал, что все прошло идеально. Когда уже прозвенел звонок, эта женщина, так похожая на породистую кошку, посмотрела на меня с большим отвращением и взмахом волшебной палочки вернула моему учебнику прежнюю форму. * * * Прошло около двух месяцев. Тогда я уже был безнадежно влюблен в новую учительницу трансфигурации. Каждый урок я пялился на нее, раскрыв рот, и струйка слюны стекала на мою парту. Джеймс, конечно, покатывался со смеху, но он сам-то себя видел, когда рядом оказывалась Эванс? И очередным утром, когда мы все сидели за завтраком, я, как обычно, не мог оторвать от Минервы взгляда. Ее зеленые глаза пронизывали насквозь. Кустистые брови сходились на лбу одной жесткой чертой. Я залюбовался ее колдовской красотой и не сразу заметил, что на столах появились утренние скатерти-самобранки. — Слава Мерлину, что не редька! — раздался над ухом облегченный голос. — Гляди, Сириус, у нас сегодня блинная скатерть! Это сказал Френк Лонгботтом, не забыв опрокинуть плошку сметаны мне на колени. Шлепнулась она, разумеется, точно по закону бутерброда — содержимым вниз. Я сердито протер сметану мантией Френка и продолжил пожирать глазами Макгонагалл. Она сидела за столом и беседовала с директором, но тут ее яркие немигающие глаза вскользь пробежались по мне. Внутри вспыхнул бешено танцующий огонь. Лицо обдало жаром. Сердце оказалось где-то на уровне желудка, который крутился в акробатском сальто. В коленях возникло такое чувство, будто туда лилась струя кипятка… Стоп. Так и есть! — Да блин же, Френк!!! — рассердился я, вырывая у него чайную кружку, которой он размахивал во все стороны. — Эй, Поттер, Блэк, Лонгботтом! — послышался с хаффлпаффского стола голос Амоса Диггори. — Пацаны, нам редечная скатерть попалась. Может, поделитесь блинчиками? С Хаффлпаффом мы дружили, поэтому, конечно, с удовольствием выручали друг друга, когда кому-то не везло со скатертью-самобранкой. Я уже хотел направить к Диггори несколько больших блинных тарелок и сметанные плошки, но меня опередил Френк. Взмахнув волшебной палочкой, он полевитировал блюда на хаффлпаффский стол, вот только попали они не в руки Амоса Диггори, а со всей дури влепились в рожу сидящего рядом Максвелла Аббота. С его ошарашенной белобрысой башки стекала сметана. Немного отойдя от шока, разъяренный Аббот выкрикнул какое-то заклинание, и… наступила темнота. Нас с головой накрыла редечная скатерть. С нее сыпались блюда. У меня уже потемнело в глазах, а желудок всерьез собирался проблеваться от мерзкого запаха, но Филч вовремя подоспел и стянул с нас эту гадость. — Какое досадное происшествие! — из-за преподавательского стола вскочил Альбус Дамблдор, чьи усы затеяли между собой драку, а борода, стянутая резинкой, то исчезала, то появлялась. — Мистер Лонгботтом, мистер Аббот, помогите, пожалуйста, мистеру Филчу убрать беспорядок! — Вы нас не накажете? — удивленно спросила Лили Эванс. — Конечно, нет, — Дамблдор седобородо улыбнулся, закрепляя непослушные усы зажимом. — Напротив, я глубоко ценю желание учеников питаться полезно. Теперь вам не придется перебрасываться едой, потому что за завтраком скатерть с тертой редькой будет закреплена за гриффиндорским столом, а в обед — за хаффлпаффским. До конца семестра. Через час я в одиночестве плелся на трансфигурацию. Умеет же Дамблдор испортить настроение! Мы не заслужили того, чтобы каждый завтрак есть эту гадость. Но тут настроение снова подскочило до небес — ведь скоро я увижу Минерву! На урок я слегка опоздал и прошел в класс, мечтательно глядя в потолок. Хлопнулся я по привычке за первую парту рядом с Питером — Петтигрю плохо видел, поэтому всегда старался сесть поближе к доске, а у меня, разумеется, был иной мотив. Интересно, как отреагирует Минерва на мое опоздание? Иногда она снимает с Гриффиндора очки и шипит, как рассерженная кошка, а иногда делает вид, будто меня попросту не существует в природе. Наверное, Минерва меня не очень-то любит, но я уверен — однажды это изменится! Но вдруг над ухом раздался ледяной с хрипотцой голос профессора зельеварения — Кастрация Слизнерога: — Мистер Блэк, что нужно сказать, когда приходите на урок с опозданием? Я уставился на него ошарашенно: — А где Минерва? Слизнерог принял вид человека, обнаружившего, что кто-то наложил кучу на учительский стол: — Во-первых, не Минерва, а профессор Макгонагалл, во-вторых, у вас сейчас по расписанию зельеварение, в-третьих, выйдите и войдите, как это делает ваша благородная матушка. Блин, и правда, совсем с дубу рухнул, перепутал пары местами… Я пожал плечами и, вздохнув, поплелся в коридор, не понимая, зачем это Слизнерогу понадобилось, чтоб я приветствовал публику в точности, как моя мать. Ну да ладно, как говорится, хозяин — барин… Открыв дверь, я вновь появился в классной комнате, как понос в чистом поле, и, набрав в грудь побольше воздуха, заорал: — Ах вы, грязные ублюдки!!! Предатели крови! Чернь недобитая! Как вы смеете сидеть в присутствии благородной дамы?! Слизнерог с минуту пялился на меня в глубочайшем шоке. Потом, видимо решив, что связываться с больным на голову себе дороже, махнул рукой в сторону рядов с партами: — Сядь на свое место и больше никогда не открывай рот. Я вежливо шаркнул пяточкой и устроился рядом с Питером. Весь класс покатывался со смеху, а сидевший сзади Джеймс весело похлопывал меня по плечу. Я определенно выглядел идиотом, но тогда я об этом не думал. Я думал только о ней. И мне не хотелось тупо сидеть на уроке и таращить глаза на малоприятного толстяка моржового, рассказывавшего какую-то чушь про зелье от педикулеза. Я очень хотел свалить. И такой шанс вскоре представился — в класс влетел школьный полтергейст. — Пошел вон, Дрочу! — рассердился на полтергейста профессор. Класс разразился диким хохотом. — Профессор, вы делаете что?! — на глазах Петтигрю от смеха выступили слезы. — Блюю! Какаю! Пукаю! Хрюкаю! Мерлин, как же зовут этого проклятого полтергейста?! — бушевал Слизнерог. Согнувшись от смеха, я вывалился за дверь и побежал к Минерве. У нее как раз было окно. — Мистер Блэк? — удивилась она, разглядывая меня своими немигающими глазами. — Вам что-то нужно? Разве вы сейчас не должны быть на зельеварении? Я окостенел. Все-таки она моя учительница. Я не могу просто взять и признаться ей в любви. Не могу, но и молчать уже нет моих сил! — Мистер Блэк, я давно заметила, что у вас какие-то проблемы с коммуникацией. В чем дело? — Я блюю… То есть, я любу… Э-э-э, я кобелю ебя… — Прошу прощения? — нахмурилась Макгонагалл. — Я правильно понимаю — вы ушли с зельеварения потому, что вас тошнит? В таком случае, вам нужно было идти не в учительскую, а в больничное… — Я люблю тебя! Язык, этакая сволочь, сделал все за меня. Неожиданно. А Макгонагалл так и вовсе охренела: — WTF?! — I love you, baby!!! — выпалил я, падая на одно колено. Вернее, это я в мечтах своих красиво упал на одно колено и поцеловал руку прекрасной дамы, а на деле я споткнулся о свою ногу, пропахал носом пол, да еще и свалил мусорку, из которой посыпались гнилые яблочные огрызки, фантики от конфет и чья-то использованная прокладка. Из угла послышался такой звук, будто кто-то лихорадочно шарил рукой по полу, безуспешно отыскивая выпавшую и укатившуюся под стол челюсть. И только тогда я заметил, что в учительской были и другие преподаватели. И все как один смотрели на меня с таким видом, будто я на горбу своем притащил из Запретного леса гигантского паука и, сгибаясь под тяжестью его страховидной туши, объявил, что эта милашка будет жить с нами. — Вот молодежь пошла… — первым подал голос профессор Биннс. — Не припомню, чтоб в наше время… — Только не будьте с ним чрезмерно строги, Минерва, — с улыбкой произнесла спокойно попивавшая чай молодая профессор Синистра. — В конце концов, мистер Блэк еще совсем мальчик. Тут уже опомнилась и сама Макгонагалл, и глаза ее, метавшие громы и молнии, вовсе не предполагали возможности, что она сменит гнев на милость. — Вон отсюда! — приказала она и с неожиданной для такой хрупкой на вид женщины силой за шкирку вздернула меня на ноги. — Немедленно! И мне бы тогда послушаться и валить, пока отпускают, не наживая себе еще больше неприятностей, чем уже имелись в наличие, но башкой своей дурной я, видимо, приложился крепко, поэтому никуда не ушел. — Кажется, что-то из сказанного мной осталось для вас непонятным? — вкрадчиво уточнила Макгонагалл, в этот момент особенно сильно напоминая кошку, но не милую и домашнюю, а такую, от которых туристы в ужасе спасались посреди амазонских джунглей. — Да! — храбро выпалил я, хотя мысленно давно уже наложил в штаны, и не раз. — И что же? — осведомилась она тем же тоном. Я набрал в грудь побольше воздуха. Шагнул вперед… Именно тогда я в первый и последний раз поцеловал Минерву Макгонагалл и тогда же получил исчерпывающую информацию касательно того, что значит попасть под горячую руку признанного мастера трансфигурации.