Лето. 1986-й год
Удар. Удар. Еще удар. Жора почувствовал, как немеет половина лица, когда его настиг еще один режущий удар по почкам, от которого он тяжело упал на колени, ощущая, как мельтешат перед глазами черные непрозрачные пятна. Чья-то длинная нога с хрустом ударила по ребрам, опрокинув парня на бок. – Я ответа не слышу! – заорали сверху, поднимая его за волосы. – Бабки где? – Нихера вы не получите, ясно? – прохрипел, давясь собственной кровью во рту, Жора. – Ковер, тебя такой ответ устраивает? – Не-а. И еще две пары ног со всей силы врезали по корпусу Жорика с двух сторон, заставляя его вытянуться прутом, потому что нельзя было ни согнуться, ни разогнуться. – Не, ну ты посмотри! – послышалось вдалеке, и Жора, вцепившись зубами в блеклую траву под собой, разглядел еще две пары кроссовок. – Ничему людей жизнь не учит. Ну все, подумал он, подкрепление. Мне пиздец. Однако подкрепление прибыло как раз по его душу. Он еще не видел, как с двумя электрониками поравнялись Турбо и Зима. Туркин еще даже не распознал, что прямо около его ног распластался бывший одноклассник. А вот то, что на их территории опять шлялись электроны с соседнего района, видел и он, и Вахит очень отчетливо. – Ну че, все косяки оглашать будем или сразу землю жрать начнем? – шелуха от семечек сорвалась с Валериных губ прямо на олимпийку Электроника. – Ты ее сам сейчас жрать будешь! – Ваха, тебя такой ответ устраивает? – Не-а, – таким же тоном, что и Ковер парой минут назад, парировал Зима. Электроники были с Авиастроительного района, который граничил с Московским. Граница была условная, и по большому счету одна огромная вывеска разделяла два района всего тремя шагами. – Он нам должен, – Ковер выпрямил спину. – И валяется он на нашей земле. – Это как посмотреть, – Зима сощурился, чуть назад прогибаясь, приглядываясь. Демонстративно отмерил расстояние от вывески. – Культяпки, может, и на вашей, но башка точно у нас. Нервный смешок прокатился среди электроников. – И че, делить еще предлагаешь? – Ну а че, – Вахит разгрыз семечку, скинул с пальцев шелуху. – Ноги ваши, хоть к херам оторвите. Жора, уже побагровевший от ужаса, позабыв от прилива адреналина про отбитые почки, подскочил на четвереньки и куда голова указывала, туда и пополз. Электроников такой расклад не устроил, и Ковер чисто на автомате рванул вперед, хватая Жорика за шкирку и втыкая его и без того окровавленным лицом снова в землю. – Опа-а-а! – хохотнул Турбо, разминая шею. – Ну че, электроны? Попадос. Он наотмашь врезал Ковру по голове, и цепная реакция не заставила себя ждать. Электроники полетели прямиком на Универсам, нарушая границу чужого района. Зима рванулся вперед, но тот из Электроников, что был ближе, сбил его с ног и пнул в лицо. Страшный удар обрушился на Электроника сзади – Турбо врезал прямо с ноги. Земля косо метнулась навстречу и больно ударила по лицу. Жорик узнал Туркина, откатился в сторону, скорчился на траве и затих, лишь изредка с шумом втягивая в себя кровавую слизь, на мгновение закрывая глаза. «Подохнуть бы, – подумал он. – Ведь бывает же у людей разрыв сердца!». Очнулся он тогда, когда мат и вопли стихли. Кто-то ощутимо хлопнул его по щеке, и послышался голос: – Вейк ап, спящее чудовище! Жорик открыл сначала один глаз. Над ним склонился Валера, утирая из-под носа кровавую струйку. Открыл второй глаз. Электроников не было, от их группировки в отключке уже на своей территории валялся Ковер. – Он... живой? – сглотнув, поинтересовался Жора. – Вот он бы вряд ли задавался таким вопросом относительно тебя, – заржал Зима. – Живой, – утешил перепуганного одноклассника Турбо. – Он ж ковер, вот его и выбили. – Спасибо, пацаны! – Жорик перевалился на грудь, снова попытался подняться на четвереньки, а затем и на ноги. Голова кружилась дико, к горлу подбиралась тошнота. – Спасибо твое в кармане не звенит, – Вахит утер рукавом перепачканное в крови лицо и наступил на него, заставляя беднягу отойти назад и вжаться спиной в дерево. – Не из-за твоей задницы замес был. – Оставь его, – вдруг остановил его голосом Туркин. – Че это? – не понял Зима. – Да с него брать нехер. – Как нехер? – Вахит сорвал с головы Жорика крепко сидящую кепку. – Считай, откупился. Жорик своему счастью не поверил, когда эти двое, не говоря ему больше ни слова, просто стали удаляться прочь, о чем-то только друг с другом переговариваясь. – На кой хер тебе эта кепка? Гроша не стоит, – фыркнул весело Турбо, глядя, как Вахит натягивает бейсболку на лысую голову. – А у меня головушка мерзнет даже летом. – Было б чему там мерзнуть! – Че сказал? – Ваха отвесил другу смачный поджопник. Туркин затормозил около витрины магазина, вглядываясь в свое отражение. Столкновение с Электрониками сегодня в его планы вообще не входило. Зима поравнялся с ним, глядя на прилавки через стекло. – Че уфарил там? Тебе нужны бабкины панталоны? Турбо вскинул голову, глядя на вывеску. – Да, тебе на похороны присматриваю, – и цыкнул, разглядев, как посинел подбородок. – У меня сегодня культурная программа, а рожа теперь – Фредди Крюгер нервно курит в сторонке. – С Ланкой твоей, что ли? – Что ли. – А, ну там ж целая конспирация! – протянул понимающе Зима. – Вали все на то, что ты ногожоп. – Че? – Ну споткнулся, упал, очнулся – подбородок всмятку. – Тебе б с твоей фантазией на Сталинскую премию! – Ема-а-а, какие познания! А говорят, гормональные выбросы отупляют... Встречались на нейтральной территории, подальше от дома Ландыш. Турбо стремительно докурил сигарету, пульнул бычок в кусты и распростер руки, в которые через пару секунд угодила девчонка. В нос приятной волной ударил запах ее волос. Мед, полевые цветы и свежесть. Лана и была свежим глотком каждый день вот уже почти месяц. Отстранившись, Дамаева взглянула на парня, но глаза ее тут же сощурились, нахмурились брови, пальцы потянулись к его подбородку. – Это откуда? – Да понимаешь, – Валера нервно потер затылок. – Просто я ногожоп... – Чего-чего? – засмеялась Лана. – Споткнулся, упал, очнулся – подбородок всмятку. – Писатель-фантаст! – Да честное слово, так и было! – Не верю. – Станиславский в тебе подох... Она опустила голову. – Не надо скрывать, что это мать. Я же знаю... Или Вовчик этот?.. – Ладно, расколола, – выдохнул он, хватая ее ладошку. – Но сегодня о них не слова. Пошли. Расставаться не хотелось, не получалось, скрывать свое состояние – куда там!.. Они носились по городу, оглушенные солнцем, как две пьяные, преждевременно оттаявшие пчелы. От них отмахивались, их ненавидели, особенно старушки в трамваях. Почему-то их там было много, вредных и драчливых. Одна огрела Турбо зонтом по спине, когда он смотрел на Лану и улыбался. Другая вопила, брызгая слюной, что-то про целующихся обезьян, третья высказала предположение, что они – безбилетники и что их непременно оштрафуют сразу за горбольницей, где обычно садятся контролеры, и поделом. Безбилетные, бездомные бездельники, но только ради них был проложен этот трамвайный маршрут, и этот вагончик, который подтормаживал на поворотах, чтобы влюбленных бросало друг к другу. Турбо разговаривал с бабулькой, взятый в кадр солнечным лучом, влюбленный и непростительно красивый. – Интересно, – бормотала в его плечо Лана, – я тоже буду такой? Состарюсь, буду жить прошлым и завидовать парочкам в общественном транспорте? Точно не буду злиться, как эта старушка с клюкой, потому что у нее такого не было, но наверняка смотреть буду вот с такой же печальной улыбкой, как та грустная тетенька у окна, которая смотрела на нас и едва не плакала. У нее там что-то случилось, наверное, бросил муж или чего похуже, но так бессовестно чувствовать, что тебя это не трогает и не тронет, потому что с нами такого точно не случится. Мы не доживем. Я права? Навернули два круга, а потом вышли на конечной и прямиком к озеру, тому самому, где Турбо впервые разглядел в Ландыш что-то невозможно прекрасное. Сидели, обнявшись, молчали, это длилось и не длилось, потому что времени не было, а вокруг оно шло своим чередом... День за днем, день за днем... Бродячие души, выгоревшие волосы, летели по улице, все ракурсы слиты в один, тени все длинней, где чья, руки перекрещены за спиной, спина общая, ноги все быстрей, их все больше. И эти серые улицы вовсе не серые, для Ланы и камень расцветает, и зеленеет земля. Клаксон просигналил в спины. Турбо посторонился, Лану за спину по привычке загнал. – Бип-бип, епта! – кепка вверх, хохоток. Зима высунул голову из открытого окошка «пятерки», жизнь уже повидавшей. – Ваха? Где тачку упер? – У бати взял. Прыгайте! Валера девчонку на заднее сидение со всеми почестями усадил, сам на переднее прыгнул. – Не забываем пристегивать ремни, барышня! – взглянул Вахит на Ландыш в зеркало заднего вида. – Вы еще в целости доехать обязаны. А вам, молодой человек, прейскурант: один кэмэ – рубль. – Охерел? – отвесил ему подзатыльник Турбо. – Тихо, я ж за рулем! – За рулем он... Дай поведу? – Так я тебе и доверил, ага! Ума не приложу, как тебе эта прекрасная барышня жизнь доверяет, шкура печеная, сам тощий, улыбочка волчья... Ландыш, что ты в нем нашла? А она смеется, ласково Турбо по плечу треплет, говорит Вахиту в его защиту массу достоинств, на что Зима только плечами жмет и ума приложить не может, откуда в друге такие качества. – Вон там пересядешь, – наконец снисходит до его просьбы и кивает за поворот, где дома кончаются, – только до пляжа. Разобьешь – батьку на съедение сам попрешься. «Пятерка» дребезжащая, по-летнему раздолбанная, с открытыми окнами, пыльная, душная. И только для них! Лана слушала истории про школьные попойки, смотрела на Туркина, как он помягчел, перестал брутальничать перед ней, и она расчувствовалась, но чем дальше, тем меньше понимала, о чем они говорили, перебивая друг друга: – …и вместо сменки показал ей, прямо из мешка достал, представляешь, за хвост! – Ваха. – А она как заорет! Ну чисто пожарная сигнализация, слышно было даже на улице! Подонки! Родителей в школу СЕЙЧАС ЖЕ! А еще интеллигентной профессии дама, учитель русского языка и русской же литературы! Орет такая: пока я жива, это тебе с рук не сойдет, ты у меня попляшешь, Зималетдинов! Аж пена изо рта, испугала ежа голой ж… простите, Ландыш. – А крыса-то настоящая? – Турбо. – А как же, на помойке найденная, свежачок, я старался. Так она к директрисе, они там все со стульев попадали от страха... Смеялись, смеялись, смеялись... Как они могли быть жестокими, Лана не понимала. Не видела. Не могла представить. Бред это все. Хорошие мальчишки. Да, хулиганили оба, да кто не хулиганил в этой жизни? И не страшно, что машину у папы этот Ваха угнал, пока тот не мог заподозрить, и даже не страшно, что прав нет, ведь ведет Зима хорошо и едут не по центральным улицам, а вон туда, вниз, к пляжу, под раскидистое дерево, чтобы, пока купаются, машина не нагрелась под палящим солнцем. Бегая по песку, Ландыш наступила на осколок бутылки, Турбо выковыривал его ножичком, смоченным в перекиси, пока испуганный Ваха искал в дорожной аптечке йод. Ранка оказалась неглубокой, пустяковой, чего только панику разводили? А на обратном пути Турбо оборачивался назад, ловил эмоции Дамаевой. Сейчас ни грамма серьезности, зато неизменно доверчивая, у нее редкое единодушие во всем. Вахит возится в карманах, передает находку Турбо, тот ссыпает в Ланины ладошки неочищенный арахис, в пыльных мягких чехольчиках, целая история его оттуда доставать, но так хочется! Высыпались, как драже, из машины в незнакомом Лане дворе, как после поняла – Вахита. И прогромыхало что-то, оказалось, голос, но что громыхал – не услышала. Только испуганное: – Бать! Бать! Бать! – и увидела руки, поднятые Зимой вверх. Турбо смеется беззлобно только, когда старший Зималетдинов бежит в подъезд за отпрыском, уже размахивая сдернутым с брюк ремнем. – Достанется ему? – полу-сочувствующе, полу-смеясь обращается Лана. Не грустно. Потому что настроение выше наилучшего. – За удовольствие надо платить, – пожимает плечами Валера и за руку ее хватает. – Бежим!Конец ноября. 1986-й год
Дина, у которой все в груди клокотало и разрывалось на тысячи обидных и злых лоскутков, ввалилась домой, стараясь максимально успокоиться, прежде чем заводить разговор. Маленькая лгунья, смотрела в глаза и врала родной сестре! Глупая девчонка, которая не понимает, как это страшно – водиться с таким отродьем, как этот Туркин. Она бы и дальше подавляла в себе эти плоды недоверия к младшей сестренке, если бы сегодня из окна автобуса не видела, как Лана обнимала этого сосунка, а он внаглую целовал ее на глазах у всех прохожих! Шапку ей поправлял, а потом руками под растегнутую куртку нырял, прижимал к себе. Шамиль Давидович выглянул из зала, не понимая, почему входная дверь хлопнула, а никто уже пять минут не подавал ни голоса. – Динка? Ты чего замерла? Девушка отдышалась, упорядочивая мысли, скинула сапожки и пошла к нему навстречу. – Пап, нам нужно серьезно поговорить. Весь вечер и следующий день Шамиль Давидович обдумывал сложившуюся ситуацию. Ландыш – девочка умная, он всегда знал и верил, что у нее хватит характера и ума не связаться с представителем тех, чья морда украшает стенд «Их разыскивает милиция». По началу в страшные слова старшей дочери он не верил. Не могла Ланка продолжать наперекор всем продолжать гулять с хулиганьем. Да и такой уж опасный мальчик, который дерется на улице? Сам таким был, ничего криминального не совершал, а стенка на стенку дрались еще со времен Спарты. Но Дина приводила железные аргументы, и не верить старшей дочери он тоже не имел права. На следующий день Лана, напевая какой-то глупый, по меркам родной сестры, мотивчик вбежала в квартиру с авоськами, на ходу доедая любимую «Лакомку». Вошла в кухню, плеснула из графина себе воды в чашку, смерила Дину взглядом. Та стояла у плиты, невеселая, сосредоточенная. И почему она такая? Ведь жизнь прекрасна! – Ты где была? – наконец отчеканила вопрос она, не глядя на Ландыш. – Ты чего, Дин? Сама же меня в магазин послала. – Почему так долго? Ларек находится на Северном полюсе? – Да очередь из-за бабулечки одной организовалась, кричала, что ее обсчитали, – Лана приблизилась к ней, быстро чмокнула в щеку, потянула носом приятный аромат, доносившийся из-под крышки на сковородке. – А что варганишь? – Вечером узнаешь. Отец просил тебя присоединиться к нему, когда ты явишься. – А где он? – В гараже, с машиной возится, тебя ждет. – Зачем я ему в гараже? – хохотнула Ландыш, не понимая. Дина еле держала себя в руках, но не удержалась, вонзила нож в разделочную доску и взглянула на сестру. Та незаметно вздрогнула. – Если просит – значит, нужна. Может, пора прекратить перечить старшим? – А где я перечу? – пожала Лана плечами. – Просто спросила. – А теперь просто иди к отцу. Ландыш только пожала плечами. К отцу – так к отцу. Время до встречи с Валеркой еще полно оставалось. И погулять, и к ужину – все успеет. Она обошла дом, прошла по дорожке, вымощенной щебенкой, и свернула к гаражам. Двери были распахнуты, Шамиль Дамирович возился в начинке «Волги». Услышав шаги, он вскинул голову, вытер перепачканные в масле руки подручной тряпкой, подставляя по привычке щеку для поцелуя дочери. Последующие сорок минут тянулись для Ландыш нескончаемо долго и скучно. Морозец пробирал, пальцы занемели. Наконец, не выдержав этой рутины, она поднялась со старого кресла и облокотилась на капот машины, скучающе глядя на отца: – Пап, ну ты скажи, зачем мне эти карбюраторы изучать, а? – А кто мне все уши за два года прожужжал, что хочет водить научиться? – оторвался от дела Шамиль Давидович. – А водить это не только на педали жать и руль крутить. Вот заглохнешь, сломаешься и что делать будешь? Лана хмыкнула. – Тоже мне проблема! Остановлю кого-нибудь из водителей. – А если нет никого. Пустырь. А? – А что я на пустыре забыла? – засмеялась она. Отец устало склонил голову, опустил глаза. – Вот именно. Я тоже думаю, что ты там забыла. – Я тебя не понимаю, пап. Лана действительно не понимала, к чему клонил мужчина. Он же вдруг злостно хлопнул крышкой капота, чуть не задев пальцы дочери, и та вовремя отскочила, удивленно глядя, как меняются эмоции на родном лице. Что у них сегодня с Диной? Не с той ноги встали? – С твоими дружками-хулиганами ты и не только там побываешь! Теперь все становилось понятно. Значит, Дина не успокоилась. Значит, все ему рассказала. Нужно было поскорее заканчивать этот разговор и уверять в обратном. Тем более, ничего страшного действительно не было! За все это время, которое она сейчас проводила с Турбо, он ни разу не заставил в себе усомниться. – Прекрати, пап! Нет у меня таких друзей, ясно? – Очень надеюсь, что уже нет. Дина вся извелась. Меня нет, она одна пашет и за тобой следит. Хочешь, чтоб она как мать с ума сошла? Девушка сжала зубы. Отличная тактика – давить на больное, вызывать чувство вины. Когда они только этим пользоваться начали? – За мной не надо следить! Я уже не маленькая! – Да и не шибко взрослая, чтобы любовь со всякой шантрапой крутить! Дина мне все рассказала! И как этот уголовник мальчишку до смерти чуть не забил, и как ты клялась и божилась, что не общаешься с ним, врала родной сестре! И как целовалась в общественном месте, пока этот недомерок лапал тебя! Да в мое время за такое знаешь, что было бы? В мое время даже за руки на людях нельзя было держаться! Воспитание другое было! – Так что ж ты не воспитал-то? – сорвалась девчонка, ощущая, как в носу засвербело от обиды. – Где ты был, когда это было так нужно? По городам разъезжал! На старшую дочь все спихнул, да? Ноздри Шамиля Давидовича злостно раздулись, как паруса, выдувая горячий пар, он отбросил тряпку на капот автомобиля и подлетел к дочери, схватил ее за футболку, виднеющуюся из-под распахнутой куртки, затряс ткань в побелевших пальцах. – Где я был?! Я зарабатывал деньги на то, чтобы ты и твоя сестра ни в чем не нуждались! Чтобы вам было где жить, на что жить, что жрать и какие тряпки на себя надевать! Вот эта футболка откуда? – Это я купила! – Ты купила! На деньги, которые я вам прислал, ты купила! И то, до пупка даже не достает! Молодец, вот таким вот голым пузом завлекать подобную шантрапу ты научилась! – Хватит! – слезы обиды прорывались наружу, чего Лана вообще от себя не ожидала. Но больше не ожидала, что любящий отец когда-нибудь будет так на нее кричать и обвинять в подобном. – Поплачь, поплачь, – рыкнул отец, – меньше в туалет походишь. Она сорвалась с места, но тут же была остановлена его басом: – Не вздумай удрать, Ланка! Не гневи меня. Холодный ветер остудил ее щеки, ворвался через носоглотку в легкие. – Здесь я, надзиратель. Она шлепнулась на утрамбованные друг на друга шины недалеко от распахнутых ворот их гаража, заскулила и уронила голову на ладони. Подбородок задрожал, и девчонка не сдержалась и разревелась. Понять отца и сестру было можно – они переживают, но а кто поймет ее? Неужели у всех первая любовь вызывает такую боль и такие ссоры с родителями? Почему именно на нее все так сразу свалилось? Шамиль Давидович слышал рыдания дочери, но себя за несдержанность не корил. Сам в свое время повидал разное, самолично мог угодить в банду таких вот хулиганов, которые сейчас заполнили каждый сантиметр родного города. Армия изменила. Вернулся после дембеля, сделал предложение Альфие, учиться пошел, семья появилась. А его бывшие одноклассники через несколько лет отъехали в места не столь отдаленные. Нет. Своей дочери подобную бракованную партию он бы никогда не пожелал. – Пс-с! – раздалось неожиданно откуда-то сбоку, из-за соседнего гаража. Лана вскинула заплаканное лицо и вгляделась. Сердце заколотилось так сильно и больно, что грудная клетка заболела. Девчонка вскочила с шин, когда из голых кустов между расщелин гаражей показался Турбо. И лицо его сделалось мрачным, как только он увидел ее слезы. – Валерка... – Ландыш вцепилась в его куртку и быстро зашептала: – Валерка, уходи, я прошу тебя. – Ты чего ревёшь? – он опустился перед ней, обхватил обеими руками ее личико, большими пальцами стал утирать слезинки. Она попыталась выкрутиться из его ладоней. – Уходи! Ради Бога! Туркин же всячески игнорировал ее просьбы. – Пока тебя не успокою, не уйду. – Не надо! Не надо меня успокаивать, здесь отец... Он... – Да что мне отец! – зарычал он. – Или это он тебя довел? – Отошёл! – громыхнуло сзади. Турбо вскочил с корточек, Лана обернулась и вскрикнула. Отец стоял с ружьём, направляя дуло прямо в голову Турбо. Что за безумство?! Девчонка вжалась спиной в грудь Валеры. – Папа, ты с ума сошел! Опусти ружьё! Шамиль же даже ухом не повел на мольбы дочери, только крепче обхватил двустволку и смотрел на Туркина так, как смотрят на опасное насекомое, которое нужно раздавить. – Отошёл от моей дочери, гаденыш! – Папа! Ландыш попятилась назад, будто пытаясь отодвинуть и парня. Вся такая маленькая и хрупкая она сейчас готова была заслонить собой высокого Турбо. Отец от этой картины только больше пришел в ярость. Лоб его покрылся испариной, глаза гневно вспыхнули. – Что, за девчачьей юбкой спрятался? Да? Валера стремительно завел девочку себе за спину, но та продолжала активно сопротивляться. Лицо его было бледным, а глаза лихорадочно поблескивали, хотя выглядел он достаточно спокойным. Но глядя на это спокойствие, Лана ощутила желание сжаться в ком. Потому что Туркин сделал шаг вперед, агрессивно всплеснул руками и рявкнул: – Ну, стреляйте! Стреляйте! Достали же ружьё! – Не испытывай моё терпения, щенок! – Папа! Прекрати, господи! Папа! – Лану затрясло. Она рванула вперед, пытаясь ухватить Турбо за руку, но тот сейчас явно не готов был подчиняться. Только вырывался из ее хватки, не сводя взгляда с отца девушки. – Стреляйте, герой труда! Ну, вот же я. Что, не такой смелый? Угрожать только можем! Ландыш казалось, что у нее сейчас просто разорвется сердце. Даже молиться начала, чтобы появился хоть кто-то, кто смог бы прервать это безумие! – Валера! Папа, прекратите оба! Но и отец не слышал. Лана резко в эту секунду будто тенью стала, секундантом поневоле. – Зато ты слишком храбрый, герой! Обворовать старших, избить слабых, обесчестить девочек наивных – вот вся ваша храбрость! Шакалы! – Я её пальцем не тронул! – Да ещё бы ты тронул! Я бы сразу тебе всё, что между ног, отстрелил! Дочь мою забудь! – Колючую проволоку ещё вокруг дома проведите! – Папа! – она снова выбежала впереди Валеры, снова попыталась собою закрыть. И вот сейчас отец резко полоснул по лицу дочери взглядом: – Закрой рот и сюда иди, хватит истерить! – в ответ ноль реакции. Только злые слезы в глазах любимой дочери. – Я говорю ко мне подойди! Дуло оружия было направлено на них двоих. Конечно, не с намерением причинить вред, только лишь напугать. А Ландыш окутывала с головы до ног паника. – Опусти ружьё. Я боюсь тебя! – А этого огрызка не боишься? Еле держался Турбо, чтобы не вмазать Шамилю за столько слов, которые летели в его адрес. Но шутки сейчас были плохи. – Сюда подошла! – заорал отец отчаянно. – Иди, – Туркин легонько подтолкнул её в спину. – Иди, Ланка. – Руками не смей её трогать! Громко всхлипывая, давясь своими же слезами, которые уже пленкой окутали горло так, что не вздохнуть, девушка послушалась и на негнущихся ногах побрела в сторону отца. Дамаев резко схватил дочь за локоть и буквально отшвырнул себе за спину, как безвольную куклу. – И забудь дорогу сюда, щенок. Ещё раз увижу!.. Турбо не понимал своего состояния. Отчаяние, решительность и безрассудство смешались в нем. В голове пульс бьет, ни за одну мысль не ухватиться. – Может, маршрут мне ещё построите с пометками, где с вами не пересекаться лучше, а? – Валера! – крик Ланы заставил протрезветь. И щёлкнуло ружьё. – Ведь убью гниду, а дадут как за человека, – процедил сквозь зубы Шамиль Дамирович. Турбо лишь усмехнулся, смачно плюнул перед собой, спокойно развернулся спиной к Дамаевым и скрылся за гаражами. И только сейчас ружье в крепких отцовских руках заходило ходуном. Шамиль медленно развернулся, двустволка плелась за ним за ремень по влажному, грязному щебню. Лана стояла, как вкопанная, глядя в одну точку – туда, где минуту назад скрылась спина Туркина. – Увижу, что ты с этой гадостью хотя бы словом обменялась, прокляну, – долетело до ее слуха. – Прокляну, Ланка! Ландыш утерла рукой перемешанные слезы и сопли, губы и нос ее горели. Она ожидала чего угодно – криков, ругани, даже драки, возможно, но что отец сможет так хладнокровно наставить оружие на нее и Валеру, по сути на мальчишку, которому едва шестнадцать стукнуло – даже в страшном сне не могло присниться. – Это не он гадость. Это твои слова гадость, папа! – она неожиданно для себя и отца стукнула его кулаком в грудь. – Как ты мог! С ружьём! На... На него! Как ты мог! И снова случилось то, что ни он, ни дочь не ожидали. Взвинченный, обозленный, с раной в душе папа отвесил любимой младшей дочке звонкую пощечину. – Закрой рот, пока я не закрыл тебя дома. В ушах зазвенело, голова будто ватой окуталась. – Я тебе этого не прощу, – голос Ланы дрогнул. Щека горела адски, будто её по лицу огрел копытом настоящий бык. Но страшнее горела душа от праведной обиды и боли. – Не прощай, зато потом спасибо скажешь. У тебя теперь домашний арест, Ландыш. – Что?! Если ты не забыл, у меня школа! – Оформим тебе справку в школу, посидишь, подумаешь. Пропущенные уроки не так страшны, как загубленная жизнь.