Случайная, но значимая

Такемичи пытается вспомнить, где она так согрешила, что теперь за ней следят подростки. У неё даже появилась мысль, почему дети преследуют её. Такемичи заходит в маленький киоск. Парень в капюшоне, который шёл за Такемичи на приличном расстоянии, но всё равно оказался замечен, заходит следом и устремляется в противоположную сторону, к отделу с игрушками. Кассирша провожает его настороженным взглядом, но быстро теряет интерес и возвращается к своей работе. Такемичи проходит стеллажи, рассматривая всё, что попадается на глаза: наручные часы, брелки, цветы в горшках, отдел с посудой. И постепенно она приблизилась к стоящему спиной парню — тот напрягся, услышав чужие шаги, но сбегать не стал. Попался. Ханагаки останавливается рядом с парнем, прикасаясь к его плечу своим. Слегка поднимается на мысочки, ближе к чужому лицу. — Мне кажется, ты уже вырос из этих игрушек. Этот пупс предназначен более младшим детям, — парень сильно вздрогнул от голоса возле уха. Повернулся к Такемичи с широко раскрытыми глазами. Женщина поспешила его успокоить: — Но я не осуждаю, что ты. Если хочешь, то покупай, тебя не должно останавливать чье-то мнение. Этот пупсик с сиреневой соской выглядит мило. Парень густо покраснел. Такемичи успела заметить песочно-коричневый цвет глаз подростка и порозовевшие щеки. Но долго любоваться собою подросток не позволил, повернулся и быстро выскочил за дверь. Такемичи простояла секунду, взвешивая свое решение, но всё-таки поспешила следом за парнем. Она не знает, кто это, но подозревает, что он друг Кена и Манджиро. Но если она ошибается, обижать мальчишку всё равно не хотелось бы. Ханагаки не понимает, почему осознанно продолжает впускать в свою жизнь чужих детей: она уже взрослая, её должны заботить ипотека, работа и будущее — у нее даже нет парня, а скоро тридцать лет стукнет. Семьи может уже не быть — позже тридцати пять детей рожать она боится, чтобы при родах или вынашивании, не дай Бог, не было осложнений. Но другая часть Такемичи хочет поддаться этим подросткам. Когда-то она тоже была младше, ей было тяжело со своей семьёй и она искала отдушину. Именно тогда Ханагаки в первый и последний раз вступила в банду. Вероятно, эти подростки тоже не так просты — может быть, им тоже тяжело, их гложат какие-то проблемы, которыми они не могут с кем-то поделиться. Порой даже лучшим друзьям невозможно рассказать всего. И проще высказаться незнакомцу, чем родным. Возможно, эти подростки так цепляются за неё, потому что она одна из немногих взрослых, которая не пытается прогнуть их под себя. Поэтому на каком-то подсознательном уровне ей доверяют. Хотя Такемичи кажется, что она пока не заслужила их доверия. — Постой. Я не хотела дразнить тебя, извини, ладно? — Такемичи погоняет подростка, но не стремится остановить его прикосновениями — она заметила, как сильно вздрогнул мальчик от её приближения, хоть тот уже знал, что она рядом. Такемичи знает такую реакцию — так ведут себя те, кто всегда ожидает удара. Ханагаки всё детство боялась каждого, кто её старше, потому что все напоминали жестоких родителей. — Хэй. Ты же что-то хотел? Может, что-то спросить? Ты шёл за мной довольно долго, я давно заметила тебя. Парень сжимается, рассматривая её из-за насупленных бровей. Смотрит задумчиво, будто не решается на что-то. Наконец он заговорил: — Здравствуйте, Ханагаки-сан… Такемичи ободряюще улыбается, сцепив руки за спиной. — Я недавно пила с Манджиро какао. Он рассказывал тебе? Парень пожувал губу: — Он сказал, вы чуть не лишили его глаз. Такемичи удивлённо моргает, а потом смех вырывается из её горла. — Не знаю, что он рассказал, но изначально это он напугал меня до чёртиков! Я оборонялась и навредила нам обоим перцовкой. Но, — женщина поднимает указательный палец вверх, — Мы обошлись без выяснения отношений и выпили какао. Парень кивает, показывая, что слушает её рассказ. — Хочу купить вкусняшки, не желаешь составить мне компанию? Поможешь с выбором. Если ты не занят, конечно. Подросток неуверенно смотрит на неё, но, не увидев ни одной негативной эмоции, один лишь вежливый интерес, согласно кивает. — Чудно! Пойдем в супермаркет. Такемичи берет подростка за край толстовки и ведет за собой. Прикасаться к нему она пока не решается. Если Манджиро был не против, что его волосы постоянно гладили, то этот мальчик кажется более робким. — Моё имя ты знаешь. А как тебя зовут? — Казутора Ханемия, — говорит подросток, не поднимая взгляда с асфальта. Такемичи поджимает губы, но не пялится — ему явно неловко и Казутора не знает, как себя вести рядом с ней. Такемичи надеется, что в будущем сможет стать ему другом, которому тот сможет доверять.

***

В супермаркете Такемичи сунула в руки Казуторы корзину для товаров и повела за собой. Женщина следила за парнем и старалась брать то, на чем дольше всего задерживался взгляд парня. Таких продуктов оказалось немного: шоколад, несколько видов песочного печенья и круассан с клубничной начинкой. О, как же Казутора пристально смотрел на него, это сложно было не заметить. Оплатив товар на кассе, Такемичи сразу же дала круассан Казуторе. Тот покосился на неё. — Ешь по дороге. Какой смысл ждать до дома — что ты сейчас его съешь, что на десять минут позже? Казутора неуверенно потянул за упаковку, вытаскивая сладость. Долго смотрел то на круассан, то на Такемичи, будто ждал, что она передумает и заберет еду. Но, когда этого не случилось, Ханемия откусил немного сладости. Не получив наказания, он с бо́льшим наслаждением впился в слоёное тесто. Такемичи смотрела на него с мягкой улыбкой. Есть что-то приятное в том, чтобы кормить детей — сначала Манджиро, теперь Казутору. Если повезет, Дракена она тоже когда-нибудь угостит. Всю дорогу они молчали, но эта тишина не была напряженной. Казутора прислушивался к своим ощущениям, но из-за присутствия Такемичи, взрослого человека, почему-то не испытал привычной паники. Конечно, легкая тревога есть, но это не сравнится с тем, как сильно его трясёт рядом с собственными родителями. Примерно через пятнадцать минут они подошли к одноэтажному дому. Такемичи открыла дверь, пропуская подростка вперёд. Потом вошла следом и закрыла дверь. — Можешь оставить обувь прям здесь, у меня нет никаких навороченных полок для обуви, так что не заморачивайся. Такемичи ловко выскользнула из кроссовок и понесла на кухню пакет с продуктами. Конечно, кроме сладостей она купила немного мяса и овощей, но сласти в приоритете. — Поможешь мне? Выкладывай покупки на стол, я сейчас вернусь. Дождавшись короткого кивка от Казуторы, Такемичи покинула кухню. Через несколько минут вернулась в домашней, более свободной одежде. — А… Куда пакет? — спросил Ханемия, переминаясь с ноги на ногу. Будто из-за этого вопроса что-то пойдёт не так и он готовится убегать. Такемичи постаралась не отражать на лице негативных эмоций — ребёнок не виноват, что к нему относятся плохо. Он выработал свои способы для выживания, возможно, в его случае — это побег. Такемичи училась прятаться от ударов, чтобы не было невыносимо больно. Встретить бы его родителей и отъхуярить за углом… — Его можно выкинуть. Вон там мусорное ведро. Спасибо. Подросток послушно выполнил просьбу. — Ханагаки-сан? — Да? — Почему вы… Спасли Дракена? И помогли Майки после того, как он напугал вас. Казутора напряженно замер, не сводя глаз с лица Такемичи. Но её лицо выразило только непонимание и лёгкое удивление. Она понимает, что Ханемия пытается узнать ответы на главные вопросы. От этих ответов зависит, сможет ли он доверять ей. Такемичи сглотнула: — Я помогла Дракену, потому что он был ранен. Ему требовалась помощь. Я даже боюсь представить, что могло случиться, останься он возле той холодной стены ещё дольше. Я бы хотела увидеть его в следующий раз целым, — улыбнулась Такемичи. Казутора распахнул глаза, впитывая в себя каждое сказанное женщиной слово. — Вы хотите снова увидеть его? — переспросил он. — Конечно. Уверена, с ним будет, о чем поболтать. Манджиро я помогла… Ох. Извини, Казутора, я не совсем понимаю суть вопроса. Я поторопилась с выводами и причинила ему вред. После такого, конечно же, я должна была это исправить. То, что он меня напугал — это не повод делать ему больно. Казутора кивнул. Потом он нахмурился. — Сегодня вы дали мне круассан… Такемичи подождала, но продолжения не последовало. — Я подумала, что было бы хорошо тебя угостить. Я дразнила тебя в киоске, не хотелось бы, чтобы между нами возникли какие-то обиды. — Я не обижен. Просто… Мама всегда ругается, если я ем на улице. Она говорит подождать до дома, чтобы есть со всеми за столом, — но Ханемия не сказал, что дома никто сладостей ему не давал. Еду всегда прятали и запрещали есть без разрешения, чтобы экономить. Ханагаки поджала губы. Подросток рассказал причину своего смятения. Такемичи, как взрослая, должна сказать, почему повела себя иначе. Не так, как мама Казуторы. — Понимаешь ли, я и твоя мама воспитаны по разному. Мне разрешали есть на улицу, но существовали другие запреты. Твоя мама, может быть, не хотела, чтобы ты перебивал аппетит. Поэтому просит есть только дома, после основного проема пищи. Казутора кивнул. Он казался задумчивым. Вскоре Тора ушёл, Такемичи вымыла посуду, скопившуюся ещё с прошлого дня, и, по логике вещей, могла бы погрузиться в работу, как занятой взрослый. Но все бухгалтерские отчёты сданы, платёжные поручения, приходные и расходные ордера заполнены, так что брать работу домой снова не было необходимости. Такемичи закидывает грязные вещи в стиральную машинку, включает, а другие, достав их шкафа, принимается гладить — не может же она помятая прийти завтра на работу. Выбор пал на бордовый брючный костюм с премиленьким ремешком — Такемичи считает, что в этом костюме она выглядит элегантно: ткань хорошо прилегает в некоторых местах, выделяя красивые формы женщины, но то не кажется вульгарным. Такемичи улыбается, вешает поглаженный костюм в шкаф и возвращается к домашним делам — скоро постираются вещи, они сами себя не развешают.