Не место для доброты

В море никогда не было места доброте. Иззи знал это наверняка. Губительные штормы, черные волны, топящие судна под своей тяжестью, корабли морского флота и других пиратов, извечно охотящиеся за твоей шеей, предательства и бунты, насилие и смерти – вот чего в море действительно было много. Не доброты. Иногда, очень редко, могло встретиться товарищество, хрупкое, как стекло, по крайней мере для Иззи. Еще реже встречалась любовь. Иззи встречал её лишь дважды за жизнь. И дважды – безнадежную. Первой его любовью, конечно, был Эдвард. Сначала он был его мальчишкой, его ответственностью, его глупым желторотым матросом. Потом – его силой, его уважением, его Капитаном. Ужас семи морей. Иззи все еще мог улыбаться про себя, слыша это выражение. Не то, чтобы Эдвард его не заслужил, он определенно сделал себе имя не просто так. Он был суровым, пугающим и сумасшедшим. Но Иззи помнил, как тот рыдал, когда Хэндсу вспороли спину, за то, что Эдди и Джек украли бутылку рома из капитанской рубки Хорниголда. Его Эдди. Нет, конечно, никогда не его. И давно уже не Эдди. Даже в тишине каюты, разделенной на двоих. Теперь он был Эдвард, Босс, Капитан, Черная Борода, даже Эд, но не Эдди. Больше нет. *** Иззи мало что мог предложить, поскольку никогда ничего не имел за душой. Он не был слишком остроумным, таким гениальным, как Эдвард, не был удачливым или хитрым, он не был даже сильным или ловким. Иззи был упорным. И верным. Он очень рано понял, что его невозможно полюбить. Маленького, хрупкого, болезненного мальчишку не любила ни мать, ни отец, ни даже его многочисленные братья и сестры. Он был изгоем в своей семье. «Ох, Израиль опять болеет, неужели и в этом месяце нужно будет покупать лауданум. Мы разоримся с этим ребёнком» «Он снова плачет, сколько можно, я не могу это слушать, заткни его!» «Хватить ныть, Израиль, прекрати сейчас же, ты разбудишь сестру!» «Настоящие мужчины не должны быть такими» «Лучше бы он умер, нам всем стало бы проще» Иззи сбежал, как только ему стукнуло двенадцать. Он работал в порту, таскал доски и помогал старшим с ремонтом кораблей. Там Израиль научился быть стойким, даже если его руки были в занозах, а ноги дрожали от усталости и горячки. Позже его заметил морской офицер и предложил отправиться в академию. Иззи согласился. Бесплатная еда, крыша над головой и, наконец, море – о чем еще было мечтать наивному голодному мальчишке? Оказалось, что вместе со всеми благами, к морской академии прилагалась жесткая дисциплина, регулярная порка и внимание старших офицеров. Нежелательное внимание. Иззи было 17, он был на пол головы ниже всех своих сверстников, но его плечи раздались вширь, а на лице выступила темная щетина. Он не был уродлив, кажется, но и красавцем не мог себя назвать. Ему вообще не было особого дела до внешности. Пока однажды офицер Санд не склонил юнгу у бушприта, во время ночной вахты. Тогда Израель узнал, что нельзя бить старшего офицера и пытаться выгрызть ему кадык. Не то, чтобы это когда-либо останавливало Иззи. «Маленький дьявол, выпороть этого ублюдка!» «Еще сто подходов, несносный мальчишка!» «Ты будешь мыть эту палубу своими ладонями, пока не сотрешь всю свою поганую шкуру!» «Не будь он таким озлобленным сукиным сыном, я бы с ним повеселился» «Проще было бы выбросить негодяя за борт» Иззи сбежал из флота на пиратский корабль, влекомый жаждой свободы. Он надеялся, что на корабле Хорниголда будет лучше. Лучше не было. Там была все та же дисциплина и все те же обязанности, но к ним добавились тычки и смешки от пиратов, гораздо похабнее, чем на военном судне. Однако, его больше не наказывали за попытку постоять за себя. По крайней мере не прилюдно. Израелю стукнуло двадцать, когда он встретил Эдди. Они были похожи, как близнецы, темными глазами и страхом напополам с отчаянием, которые навсегда в них отпечатались. Иззи взял его под свою опеку. Капитан Хорниголд назначил его «нянькой» для малышни – с Эдом в компании шел неугомонный Джек, который вечно подстрекал Эдварда на всяческие глупости. Наказание за них нёс Хэндс, и если для Джека это было ерундой, то Эдди всегда было больно смотреть, когда Иззи наказывали. Он вырывался из крепкой хватки старших, пытался влезть между спиной Иззи и хлыстом, пытался защитить его. Это было трогательно. Это подкупало. Когда Из получил позорную метку на ладони – метку вора (не за себя, конечно, он в жизни не взял ничего лишнего), то на следующий день Эд отдал ему свою перчатку. «Когда я стану капитаном, никто не посмеет тебя тронуть», - сказал тогда Эдвард. И это было почти правдой. Никто, кроме него самого, не трогал Израеля Хэндса. Его это вполне устраивало. Корабль Черной Бороды отличался суровостью, жестокостью капитана и примечательным первым помощником. Он не был высоким или чересчур сильным, не обладал обезоруживающей харизмой или хоть сколько-то приятным голосом. Первый помощник черной бороды вызывал недоумение у команды, иногда смешки, прозвища. «Диззи-Иззи» «Блевотный Иззи» «Иззи в слизи» Израелю было плевать. Он кричал и кричал на команду до хрипоты и жжения в легких, а потом кричал еще немного, чтобы заставить этот чертов корабль работать. Он никогда не брал хлыст. По ночам, когда тело ломило от усталости, а боль в мышцах просачивалась до костей, Иззи тренировался в фехтовании. Удар-удар-выпад-блок. Блок-удар-удар-блок. Тихий стук его легкого шага и звон сабли убаюкивал команду на протяжении долгих лет. У Иззи не было талантов, не было дара Божьего, единственное, чем он обладал – это преданностью и упрямством. Он знал, что Эдвард может махать саблей из стороны в сторону и все равно попадать в людей. У Иззи не было такого шанса – ему приходилось работать. Каждое движение его клинка, каждый блок и шаг, каждый крошечный поворот кисти были следствием долгих упорных тренировок на протяжении многих лет. Это дало свои плоды. Иззи стал Израелем Базиликой Хэндсом, правой рукой Черной Бороды, его Смертельным Клинком. Иззи гордился собой, гордился тем, кем он стал – он вызывал уважение, не только за счет своего капитана, но и сам по себе, потому что он стал мастером своего черного дела. Если Эдди не хотел убивать – что ж, Из был готов взять на себя эту роль. Всё для своего капитана. Затем случился Стид чертов Боннет. И ладно бы, он просто случился с Эдом. Трахнул бы его мозги и отбросил Иззи в сторону, как ненужную ветошь. Но этот понсе действовал методично и жестоко, пробираясь в самое нутро Израеля и выискивая там слабости, а затем топчась на них своими хорошенькими ножками в кукольных туфельках. Сначала, это были мягкие вещи. Иззи никогда не говорил Эдварду, насколько ему нравятся мягкие ткани. Его рубашка не была совсем простой – она была удивительно вычурной для пирата. У нее были пышные рукава и оборки. Капитану незачем было знать, что изначально ее цвет был нежно-бирюзовым, и Израель почти плакал, выполаскивая её в темноте чернил. Но на корабле Черной Бороды не было места цвету. Также, как не было место хорошей еде. Они могли себе позволить еду. Господи, Иззи даже не раз поднимал эту тему, ненавязчиво и осторожно, поскольку Эдвард в последнее время был вечно в непредсказуемом настроении. Но всякий раз он получал ленивую отмашку. Сам Черная Борода питался объедками и ромом, а потому не считал необходимым улучшать рацион команды. Кто не хотел питаться тем, что есть – был волен уйти. Иззи никогда не был привередлив к еде. Еще на корабле Черной Бороды не приветствовались разговоры и смех. Эд смеялся, но это всегда был пьяный кураж с Джеком, когда они лупили друг друга кнутами, не замечая испуганного рефлекторного вздрагивания спины Иззи. Разговоров на борту было еще меньше, чем смеха. Особенно, когда Калико свалил к чертовой матери. Эд заскучал, стал чаще курить молча, а когда говорил – Из не мог разобрать смысла в его речи. Он то говорил загадками, то пытался объяснить какую-то религиозную возвышенную чушь. Из почти ничего не знал о Боге, хоть и был из еврейской семьи. Единственное, что он знал о нем – что тот отказался забирать его к себе и оборвать дерьмовую жизнь Иззи, когда тот, еще будучи ребенком, молил его об этом. В общем-то теперь он не жаловался. Из вставал изо дня в день и делал свою чертову работу, а еще и работу Эда, когда тот хандрил. Когда появился Боннет и его дерьмовая команда – Иззи стал выполнять работу и за них, поскольку ни один из этих идиотов не мог выполнить хоть что-то правильно. С каждым днём было все труднее, но Из вспоминал ночи фехтования и заставлял себя встать. Завтра. И послезавтра. И потом снова. Без выходных, без надежды, на то, что это когда-нибудь прекратится. Когда Эд отнял у него палец – Иззи лишь вздохнул. Он был на палубе на следующее утро. И следующее за ним. Затем исчезли еще два пальца, а отчаяние накрыло его настолько, что заметила даже команда. Объятия, которые он получил, помогали ему всю последующую неделю не сойти с ума. Затем он потерял ногу. Это выбило его настолько, что скрываться за злой коркой яростного крика стало невозможно. Иззи чувствовал себя невероятно одиноким, брошенным посреди океана. Его единственный друг и возлюбленный искалечил его, сделав непригодным к боям инвалидом. Стид Боннет не разговаривал с Иззи, настойчиво игнорируя его присутствие. Наверное, если бы не Джим и Клык с Френчи – Иззи бы вообще не взяли на борт «Мести». Он знал, что это из жалости. Но сейчас Иззи был готов довольствоваться и ей. Нога ужасно болела, кость терлась о твердый переклад его протеза, а незаживший шов вечно протекал сукровицей и кровью. Невыносимо было даже просто стоять, не то, что ходить, но Иззи знал – его не будут кормить на этом корабле бесплатно. Кого угодно, но только не его. Ему нужно было зарабатывать свой хлеб, и, возможно, он мог бы доказать Эдварду, что даже без его чертовой ноги он не был таким уж бесполезным. Его каюта первого помощника была занята Олуванде, Джимом и Арчи, поэтому он занял камеру для пленных, которая все равно пустовала. Это было лучше, чем спать рядом с экипажем – хотя бы ночью Хэндс мог отпустить себя и скулить, уткнувшись лицом в сгиб локтя, кусать себя за руку, заглушая рыдания боли. Больше всего на свете Иззи хотел иметь возможность купить чертов лауданум. По утрам Иззи хромал больше обычного. После ночи обрубок заново приходилось приучать к тянущей боли. Иззи почти удалось подняться на палубу, когда он неловко оступился и почувствовал, что вот-вот скатится обратно по лестнице в трюм. Он даже успел зажмуриться, но боль, которая обязательно должна была последовать за жестким ударом, не пришла. Вместо нее он ощутил невероятную мягкость и тепло, легкий аромат цитруса наполнил ноздри сладостью. - Ох, осторожнее, - Боннет, впервые за два дня, заговорил с Израелем. - Ага, спасибо, - голос Хэндса был пропитан усталостью. Он не пылал яростью с момента потери ноги. Будто вся его злость и сила были отрублены вместе с гнилой плотью. Стид, словно только заметив Иззи, удивленно вскинул брови, а затем нахмурился. - Тебе нужен отдых, Иззи, ты серьезно ранен, - произнес его голос почти без привычной нотки надменности, обращенной к Хэндсу. Тот только вздохнул. - Френчи не может завязать узлы, сколько бы я ему не показывал, а у Арчи и Джима соревнование по метанию ножей с Олу, Люциус с Питом в целом не делают ни черта и теперь Клык занимается этим вместе с ними, Крошка Джон крутится возле Баттонса и его глупой птицы. Если я не сменю узлы, то парус развернет и мачту может сломать. Ветер сменился. Хэндс не помнит, когда он говорил так много и практически не ругался. Его голос звучал ровным бесстрастным тоном. У Иззи просто не осталось сил ругаться. - Я попрошу Эдварда это сделать…- начал было Стид, но Иззи грубо, насколько он смог в своем нынешнем состоянии, схватил Стида за рубашку. - Не лезь в мою работу. Я не бесполезен. У Эдварда больное колено, ему не стоить лезть на такелаж, - хоть Иззи и пытался звучать угрожающе, под конец его тон снова стал исключительно усталым. - Израель, я знаю, мы с тобой не ладим. Но ты потерял ногу из-за Эда. Я думаю, не случится ничего плохого, если ты отдохнешь, а он осторожно поднимется на такелаж. Его колено - явно старая травма, он умеет с ней жить. А твоя еще совсем свежая. Иззи вздохнул. Теперь жалость была слышна в воздухе. Стид чертов Боннет жалел Иззи. И ничего, что тот пытался его убить, пронзил клинком, продал британскому флоту и почти добился его расстрела. Глупый наивный Стид все равно испытывал к Иззи жалость. Хэндс слепо моргнул. Он итак был в самом низу пищевой цепи, его спасал опыт и отсутствие хоть каких-то навыков у команды Боннета. Будь он на нормальном корабле, его бы просто сбросили в море. На сумасшедшей «Мести» Иззи предложили больничный. Он хотел отказаться. Было совершенно правильно послать Стида к черту, но нога пульсировала адской болью, и он не помнил такой со времен клеймения. Наверняка у этого богатого идиота был лауданум. Где-то в отсеке с выпивкой, крошечный мутный пузырек. Пара капель могла бы подарить Иззи спокойный сон впервые за чертов месяц. Еще не успев обдумать слова, его предательский рот открылся и произнес: - У тебя случайно нет… - Хэндс успел прикусить язык, не признавая слабость. Это было хорошо. - Чего? - Ничего, ты прав, возьму выходной, - Иззи развернулся и едва переставляя дрожащие ноги (ногу и свой чертов обрубок) отправился в сторону тюремных помещений. - Подожди, Израель, - Стид нагнал хромой шаг первого помощника и остановил его мягкой рукой на плече, - Ты мог бы зайти ко мне в каюту? Мне необходима твоя…э…помощь…в одном деле. Иззи вздохнул. Он почти понадеялся, что ему действительно удастся отдохнуть хоть несколько часов. - Да, капитан, - ответил он спокойно и, стараясь не вздрагивать от боли, двинулся к каюте капитанов. Внутри было тихо и темно. Эд сегодня собирался заняться рыбалкой – в последние дни после возвращения Стида у них что-то не ладилось, поэтому Эдвард его избегал. Но Боннет объяснял всем какую-то глупую идею «пространства» в отношениях и, кажется, был убежден, что они куда-то двигались. Чем бы дитя ни тешилось. - Присаживайся, - Стид быстро сбросил лишние подушки и халаты с длинной кушетки, - я сейчас вернусь, сделаю нам чай, - и так же внезапно, как появился, Боннет исчез в тусклом свете коридора. Иззи присел на кушетку и простонал сквозь зубы. Сидеть на чем-то мягком после сна на деревянной доске – казалось почти раем. Один из халатов Боннета, бледно-розовый с серебристыми лилиями, остался на спинке кушетки и влажно блестел шелковыми переливами под тусклым светом из зашторенных окон. Иззи протянул ладонь. Он знал, что ему не следует, такие вещи не могли быть для него, но все же… Он проверил свои руки на чистоту, заметил бурый налет крови под ногтями и ржавые разводы на пальцах. Хэндс отдернул руку, не касаясь. Дверь каюты распахнулась вовремя, когда Иззи успел оборвать свое движение. - Ох, прости за этот бардак, сейчас, - Стид маневрировал подносом с чайником и двумя чайными парами. Он со звоном опустил их на столик, и рука Иззи невольно дернулась, останавливая хрупкое покачивание фарфоровой чашки. - Не волнуйся, это костяной фарфор, она куда крепче, чем кажется, - Боннет улыбнулся и в этой улыбке, почему-то, оказалась незаслуженная Иззи мягкость. - Что ты хотел? – спросил Хэндс, чтобы скрыть неловкость. Сидеть на кушетке было намного приятнее, и он был бы рад растянуть это удовольствие, но в любой момент мог вернуться Эдвард, а он, очевидно, не хотел бы видеть своего парня рядом со своим… бывшим… кем-то. Другом, вероятно. - Сначала чай, - Боннет суетливо налил темную горячую жидкость в чашку Иззи. Вторая чашка осталась пустой. Хэндс подозрительно нахмурился. - Если собираешься меня отравить – тебе следовало сделать это как-то более искусно, - протянул он. - Пожалуйста, выпей, - настаивал Стид. Иззи взял кружку и понюхал. Знакомый запах лекарства, присутствовавший в ней, вызвал трепет глубоко внутри. Лауданум. Его даже не пришлось просить. - Вычти стоимость из моего жалования, - произнес Хэндс, и жадно отпил горькую жидкость. Вместе с чаем, в который, очевидно, был добавлен еще и мёд, вкус оказался гораздо терпимее, чем обычно. - Капитан должен заботиться о своих подчиненных. - Я не твой подчиненный, мой капитан – Эдвард, - заявил Иззи упрямо. Но сделал еще один полный глоток. - Разве мы это еще не прошли? – Стид мягко улыбался. Иззи задумался. Его отношение к этому понсе действительно сменилось с яростной ненависти на какое-то усталое смирение. Он называл его капитаном, хоть и не считал его «своим» капитаном. Что ж, если подчинение Боннету позволяло взять бесплатный лауданум и выходной – Иззи был готов уступить. По крайней мере сегодня. - Хорошо, - сказал он, наконец, и даже добавил: - Спасибо, капитан. Стид просиял своей яркой улыбкой и в каюте словно стало светлее. - Ты, наверное, голоден? Роуч заметил, что ты сократил свой паек до одного приема пищи. Это недостаточно для выздоровления. - Я недостаточно работаю, чтобы получать все твои вычурные булочки, - Иззи снова начинал злиться, боль медленно отступала, а голову окутывала знакомая опьяняющая дымка. - Что ж, это разговор для другого времени. Теперь отдохни. Я настаиваю, чтобы ты оставался здесь. Кушетка куда удобнее чем те апартаменты, в которых ты решил расположиться. Твоя нога требует восстановления. Эд будет не против, если ты останешься в наших покоях. Иззи хотел блевать от этой идеи. Лежать в каюте капитана, как какой-то ленивый ублюдок, когда Эд будет прыгать по такелажу… Но голова от лекарства уже немного кружилась, а глаза закрывались. - Пара часов, - сказал он ворчливо, уже укладываясь на мягкие подушки, - я уйду, как только приду в себя. - Конечно. Отдыхай, Израель. Последнее, что Иззи ощутил, перед тем как провалиться в сон – мягкость шелка, окутавшего его усталое тело. Хлопнула дверь каюты и Хэндс расслабился, позволив боли и усталости взять своё. Пара часов и он вернется в строй. Видит бог, ему необходима была передышка. *** Он проснулся от тихого спора. Кто-то ссорился и затуманенный разум Иззи пытался уловить разговор. Это могли быть враги. Опасность. Это были Эдвард и Стид. «Он останется здесь столько, сколько ему необходимо» - тихий шепот Боннета был настойчивым и упертым. «Он в порядке. Это Иззи, он всегда в порядке» - а вот и обиженный голос Эдварда. «Он потерял ногу. Это серьезное ранение. Ему нужно восстанавливаться.» «Он бы мне сказал, если бы ему было необходимо.» «Нет, не сказал бы. Он боится тебя! И ты знаешь почему.» «Иззи никого не боится. Он блин неубиваемый сукин сын.» «Он человек, Эд, и он болен. Ему нужен отдых.» «Ну пусть отдохнет в своей каюте, почему здесь?» «Он уже неделю ночует в камере для заключенных, его каюта занята моим экипажем» «Твоим? А что случилось с НАШИМ?» «Ты меня понял, Эд, не нужно передергивать мои слова» «Что ж, значит я буду спать на палубе» «Ты ведешь себя неразумно» «Ну значит я и есть неразумный! Доброй ночи!» Дверь хлопнула и послышался дрожащий вздох, а за ним тихий сдержанный всхлип. Видимо Боннет пытался плакать незаметно. Иззи имитировал ровное дыхание спящего. - Прости, дорогой, это было грубо, - Стид тихо откашлялся и в последний раз шмыгнул носом. Очевидно, в какой-то момент дыхание Иззи его предало, и Боннет это заметил. Странно, что он замечал такие вещи. - Он прав, я не должен быть здесь, - Иззи тяжело принял вертикальное положение и зажмурился от новой волны тошноты. Лауданум всегда делал его вялым и слабым. - Ты должен отдыхать столько, сколько тебе необходимо. Я вообще-то планировал уложить тебя в постель, но решил, что это может стоить мне удара ножом в бок, - Стид слабо улыбнулся. - Правильно сделал, - отметил Хэндс. Если бы он пришел в себя от прикосновения – он бы первым делом попытался ударить. - Пожалуйста, не обращай внимания на Эда. Он упрямится, потому что чувствует себя виноватым, как ему и следует, - последнее было сказано с удивительным жаром и яростью. Иззи был удивлен. Его никто не защищал, кроме Эдварда, и то было так ужасно давно. А теперь тут стоял глупый понсе Боннет и защищал его. В груди у Хэндса предательски екнуло. - Ну, если мой капитан приказывает мне отправляться на гауптвахту – именно туда я и отправлюсь, - одной из черт Иззи было упрямство и именно оно сейчас двигало его усталым телом. - Израель, - голос Стида сорвался, кажется, он снова плакал. - Послушай, Боннет, я благодарен за передышку. Правда. И за лауданум. Мне уже гораздо лучше. Эдварду нужна твоя доброта, он её заслуживает. Не ссорьтесь из-за какой-то глупой ерунды. - Твоя нога и его поступок – это совсем не ерунда! – и да, теперь Иззи действительно видел, что Стид плакал, однако глаза его были полны ярости. - Его поступок отвратителен, он обидел тебя – своего ближайшего друга, человека удивительной преданности, и теперь ведет себя, как неразумный ребенок, считая, что если избегать проблемы, то она рассосется сама собой. Будто твоя нога просто волшебным образом вернется обратно, как ни в чем не бывало! – на скулах Боннета расцвел яркий румянец. Иззи наблюдал за ним с отстраненным любопытством и удивлением. Этот человек, которому Хэндс портил жизнь столько, сколько они были знакомы, каким-то образом испытывал не просто жалость к Иззи. Это было сострадание. - Я не нуждаюсь в защите, - слабо ответил первый помощник. - Это не значит, что ты её не заслуживаешь, - мягко и тихо закончил Стид. Иззи остался. Только на эту ночь, пообещал он себе. Эдвард мог бы поспать одну ночь на палубе. *** Следующие несколько дней были удивительно спокойными. Иззи действительно смог отдохнуть. Боль, конечно, осталась, но уже не была такой раскаленной до бела, пронизывающей все его тело. Теперь это была знакомая давящая боль, с которой Хэндс привык жить. Боль в мышцах ноги была сильнее, но, опять же, не критичной. Стид дал ему пузырек лауданума и теперь Иззи мог делать небольшие примочки на шве. Он стал заживать, меньше жидкости и мозолей стало образовываться на его поверхности. Отечность снималась крепким бинтом, который он добыл у Роуча, а общее ощущение беспомощности немного отступило. Оставался Эдвард, который игнорировал присутствие Иззи на корабле и извинялся перед всей командой, кроме него. Словно Иззи был никем. Призраком. Пожалуй, так и было, поскольку Эдвард совершил три попытки его убить. Обычному человеку хватало одной. Зато повсюду был Боннет. Он заставил-таки Иззи брать себе полный паек, убедив его в абсолютной необходимости навыков первого помощника. И еда была вкусной. Конечно, Иззи знал, что Роуч хорошо готовил, но это было не всё. Теперь к его пайку добавлялись то свежие фрукты, которых точно не было у других членов экипажа, то какая-то вычурная сладость. В последний раз на его разносе лежал чертов круасан. Не то, чтобы Хэндс жаловался. Особенно после того, чем они питались во времена Кракена. Но и это было не все. Стид говорил с ним. Спрашивал о его состоянии, о том, какая работа должна быть выполнена, назначал ответственных и не позволял им отлынивать, как это происходило раньше. Иззи чувствовал себя от этого… увиденным. Понятым. Господи, он был жалок. Немного теплоты и внимания, и вот он, Израель Базилика Хэндс, готов стоять на задних лапах и служить чертовому холеному придурку. Но если его капитану он был не нужен – что еще мог Иззи предложить, кроме своей верности и крепкой руки? Что он из себя представлял, если не был первым помощником капитана? Жалкий старый калека, одноногий нищий побирака. В резиденции пиратов было много таких, как он. Выброшенных из жизней когда-то дороживших ими людей. Когда-то суровых покорителей морей, воинов, о которых ходили легенды. А Сегодня – пьяниц у дороги, просящих медяк. Иззи мог оказаться среди них. Иззи мог оказаться на том свете. Но Он был здесь. И это было не благодаря Эдварду. В конце концов, Израель не представлял своей жизни без служения. И если его капитану он был не нужен – что ж, кажется, Боннет не был против. В конце концов, это никому не навредит, ведь так? *** Эдвард будет в ярости, если узнает – это Иззи понимал кристально ясно. Возможно, он бы даже распрощался с пальцами на другой ноге. Или с пальцами руки. Или с любой другой частью тела, которую удобно было бы отрезать и оставить Израеля жить. Это могла быть другая нога. От этой мысли Хэндс вздрогнул. Шов, наконец, зажил и теперь его практически не беспокоил. Новый протез, который команда собрала повторно, был куда более маневренный, а мягкая подкладка на месте стыка культи и дерева добавила комфорта. Но это все еще была не нога, а ее неполноценная замена. И если бы он лишился второй… Нет, следовало прекратить об этом думать. Эдвард ничего бы ему не смог сделать на этом корабле, пока рядом ошивался Стид Боннет. Это расстроило бы его со-капитана, а возможно даже разозлило, судя по яркой реакции в прошлом. Эдвард не стал бы рисковать его расположением. А значит Иззи ничего не грозило. Или почти ничего. Палец на ноге – как максимум, с этим он мог смириться. На самом деле Хэндс даже не понимал толком, зачем он это задумал. В конце концов, он не просил помощи, которую ему оказывал Стид. Он не просил ни лекарств, ни ухода, ни еды. Ни одеяла, волшебным образом, материализовавшееся на узкой деревянной скамье, которая была его постелью в последние два месяца. Ни дурацкого обращения «мой дорогой», которое все чаще заставляло сердце Иззи биться быстрее. Но вот он оказался здесь. Перед дверью в каюту капитана, где, как он надеялся, был только Боннет. Иззи постучал. - Да-да, входите, - отозвался мелодичный голос второго капитана и Хэндс решительно шагнул внутрь. - О, Израель, мой дорогой, рад тебя видеть. Как твоя нога? – Иззи постарался отогнать разливавшийся по коже румянец. - Все хорошо, спасибо, капитан. Я принес кое-что. Иззи дохромал до прикроватного столика и положил на него нечто, завернутое в мокрый от крови платок. - Ох, что там? – Боннет немного побледнел. - Забрал его сегодня у капитана побежденного судна. Подумал, что вам это понравится, - в голосе Иззи был оттенок теплоты, который раньше он оставлял исключительно для Эдварда. Стид удивленно улыбнулся и теперь осматривал кровавый сверток не только с отвращением, но и с любопытством. - Ох, Израиль, это очень мило с твоей стороны, - он протянул руку и развернул то, что лежало в платке. Небольшой испуганный вздох прозвучал в тишине каюты очень громко. Иззи напрягся. Господи, ну конечно Стиду бы это не понравилось. Он не Эдвард. Он богатый мальчишка с игрушечным кораблем, конечно, ему бы это не понравилось, он уже ненавидел это, ему не следовало приносить это сюда… - Оно очень красивое, спасибо, Израиль, - сказал Боннет дрожащим голосом. Он неуверенно взял в руку окровавленный палец, который лежал в салфетке, и стянул с него огромный золотой перстень. Камень, кажется это был рубин, отливал ярко алым на фоне кровавых разводов. - Я…это очень ценный подарок, спасибо. Подача была…оригинальной, но само кольцо просто замечательное! – Стид неловко отбросил мертвую плоть в сторону и вынув из кармана свой личный платок уже оттирал металл от крови. - Есть ли какой-то повод для подарка? – спросил Боннет. Иззи нервно пожал плечами. - Капитан должен получать самое лучшее, - сказал Хэндс. Стид снова просиял улыбкой. - Мне он очень нравится, - произнес Боннет тепло, а затем проворковал: - Эд, смотри, что принес мне Израель! Такая прелестная штучка! Только сейчас Иззи заметил тяжелые ботинки Эдварда, которые стояли возле занавешенной шторкой койки. - Хм? – голос Черной Бороды был приглушенным и отчетливо недовольным. - Ох, сейчас, - Стид неловко подбежал к койке и наполовину скрылся за занавеской. Голоса опустились до шепота и Иззи со своего места не мог расслышать, о чем они говорят. Он нервно переставил вес с протеза на здоровую ногу. Спустя мгновение из-за занавески появилась голова его первого капитана. - А что ты принес мне? – произнес Эдвард хмуро. Иззи опустил взгляд вниз. У него был всего один подарок. - Эд, перестань. Израель был так мил, что принес нам это, не надо его смущать, - Стид отчитал Эдварда чуть хмурясь. Кольцо из ладони переместилось на указательный палец Боннета и теперь сидело так, словно всегда там было. - Я могу идти? – спросил Иззи осторожно. Его взгляд нашел глаза Стида. Он не смотрел на Эдварда. - Да, мой дорогой, спасибо тебе! Не забудь взять свой ужин у Роуча, сегодня, как я слышал, будет чудесный рулет из утки… Иззи не слушал, он кивнул, резко развернулся и на трясущихся ногах покинул каюту капитанов. Что ж, возможно, ему следовало не спать сегодня ночью, если он не собирался потерять палец на ноге. Краем глаза он заметил выражение лица Черной Бороды. Он был в ярости. *** Та ночь, на удивление, прошла спокойно. И последующие ночи за ней. Эдвард все так же показательно игнорировал Иззи, а сам первый помощник старался теперь обращаться с любыми вопросами непосредственно к Стиду. Боннет оказался не так плох, как капитан. Да, он все еще был раздражающе некомпетентен во множестве вопросов, но у него были и однозначные плюсы: он разбирался в награбленном и мог точно сказать, какая ткань стоила бы дорого, а какую можно было отдать команде, что из камней и металлов было настоящим, а что – подделкой, и это не считая тех глупых вещей, о стоимости которых Иззи никогда бы не задумался. Например, о красителях или картинах. Другим плюсом Боннета было желание учиться. Он действительно слушал Израеля, когда с их маленькой войной стало покончено. Стид становился лучше в ориентировании по звездам, чтении погоды и управлении штурвалом. Пока что, самым сложным было загнать его на такелаж, но и в этом деле начинали происходить сдвиги с мертвой точки. Иззи невольно проникался к нему уважением. В конце концов, всего год назад этот вычурный дурак едва умел держать в руках нож, а сегодня сумел сделать обманный маневр рапирой и выбил оружие у врага. Конечно, после этого едва не схлопотав пулю в лоб, но для этого ему и нужен был Израель. Маневренность Хэндса уступала его прежней форме, но он все еще был самым лучшим фехтовальщиком на этом корабле. И пока он был жив – его капитан не получал ран от противников и не убивал. Это было правилом. Стид ахнул, когда направленный на него пистолет вместе с рукой нападавшего упал к его ногам. - Внимательнее, капитан, - резко отозвался Иззи. На его лице играла улыбка, когда он прикончил ублюдка, посмевшего угрожать Стиду. - Ох, дорогой, ты очень вовремя, - дрожащие губы Боннета сложились в подобие бледной улыбки. - Это его работа, - категорично отозвался Эдвард, появляясь за спиной Стида как мрачный призрак. Его лицо было залито кровью, и он держался рукой за бок. - Ты ранен? – спросил Иззи испуганно, его рука инстинктивно двинулась вперед, а глаза расширились от шока. Он пропустил это? Пропустил ранение Эдварда? - Ну, у меня нет первого помощника, который бы прикрыл мой тыл, - ответил тот резко. Слова прозвучали как пощечина, и Иззи отшатнулся. - Простите, капитан, это моя вина, - произнес он тихо. - Нет, вовсе нет, - Эдвард ухмыльнулся, но в его ухмылке была только злость, - ты ведь первый помощник Стида, не так ли? Каждое слово ощущалось ударом. Иззи попятился. - Эд, прекрати это! Если бы не Израель, я был бы мертв, - Боннет обернулся к Эдварду и закрыл собой Хэндса. Иззи чувствовал, что его тошнит. Эдвард ведь говорил не серьезно? Он не отказывался от Иззи? Ведь так? Он не бросал его? Он не мог просто передать его, как ненужную, надоевшую безделушку. - Я ношу твое кольцо, - сказал Иззи слабо. - Ну, Стид теперь носит твое, кажется, кольца вообще значат довольно мало, - Эд смотрел на Хэндса, прожигая его глазами. - Теперь ты ведешь себя смешно! Это был подарок, очень милый подарок, но ты доводишь это до какого-то абсурда, - голос Стида приобретал громкость и недовольные нотки, - не слушай его, Израиль, ты все делаешь правильно, и я очень тебе благодарен за своевременную помощь. Эд и Стид говорили что-то еще, спорили и кричали, пока Иззи пытался осознать свое место. Он больше был не нужен Черной Бороде. Он считал его слабым. Стид же, в свою очередь, был добр и щедр. Он хвалил Иззи, господи, он его хвалил! И относился с теплом. И никогда, ни разу за эти ужасные два месяца, не был с ним груб. Иззи плавал с Эдвардом двадцать чертовых лет. Хоть раз тот позаботился о том, что Израель хотел попробовать? Куда хотел поплыть? Его хоть раз за это время интересовали желания Израеля? Или его самочувствие? После отрубленных пальцев он не дал ему даже сняться с утренней смены, заставил ходить по палубе на гребаном обрубке. Стид дал ему лауданум. Стид позаботился об отдыхе и еде. Такая малость, но для Иззи, который никогда не видел доброты от своего капитана, это было поразительно. Сложно было не начать испытывать чувства. Когда-то для их зарождения было достаточно слез Эда и его перчатки. Хэндс невесело хмыкнул. А ведь когда Эд плакал, он никогда не обещал больше не влезать в неприятности. Он продолжал это делать, зная, что Иззи накажут. Он и Джек всегда продолжали. Возможно, на самом деле Эдварду было плевать на Иззи Хэндса. Руки Израеля двинулись сами собой. Нашли крепкий узел его галстука, развязали петлю и тонкое кольцо с мутным нефритом оказалось на его ладони. Оно было знакомым, таким чертовски знакомым и родным. Эдвард подарил его, когда Иззи был назначен его первым помощником. Оно было символом их союза. Следом Хэндс снял перчатку. Его рука ощущалась странно без неё, слишком обнаженной, но Иззи хотел это сделать. Он собирался покончить со всем этим. Он завернул кольцо в ладонь перчатки и резко протянул перед собой. - Это твое, - сказал он хрипло. Спор, который продолжался до сих пор, резко прекратился. Неожиданная тишина была пугающей. - Из, - теперь в голосе Эдварда послышалась неуверенность, даже боль. - Раз я не твой первый помощник, то ты – не мой капитан. Я готов служить своему капитану верой и правдой до конца своей жизни, но лишь до тех пор, пока мой капитан нуждается во мне. - Израель, я уверен, что это все поспешное решение… - Стид попытался вмешаться, но был проигнорирован. Черная Борода издал злобный рык, а затем выхватил предметы из рук Иззи и швырнул в воду. - Пошел ты к черту, Из, - сказал он яростно, а затем развернулся и ушел, хромая и держась за свой раненый бок. Иззи не мог оторвать взгляда от воды. Перчатка все еще лежала на поверхности, как спасательная лодка, удерживая на своей черной глади серебро кольца. - Мы вернем его, - произнес Стид и, кажется, решил перелезть через борт, чтобы нырнуть в воду, но был остановлен рукой Израеля. - Мне это больше не нужно, капитан, - сказал Иззи и, впервые за двадцать лет, вздохнул полной грудью. Он улыбнулся, хотя улыбка была пропитана болью. Иззи достал из своих ножен небольшой кинжал и бросил его в перчатку, заставляя ее вместе с кольцом пойти на дно. *** Следующая неделя была адом на земле. Если прежде Эдвард избегал Иззи, то теперь он открыто его игнорировал. Он мог разговаривать на палубе с Джимом или Олуванде, но, если в разговор вступал Иззи - его реплики намерено игнорировались, словно тот не существовал вовсе. Это было глупо и по-детски. Но это причиняло боль, а именно этого и добивался Эдвард. Израель в то же время старался поддерживать корабль на плаву, а команду - в собранном виде. Его протез отлично справлялся с ежедневной рутиной, однако в бою он являлся уязвимостью. Иззи отчаянно хотелось устранить этот недостаток, поэтому он снова начал тренироваться по ночам. Всё равно его бессонница не позволяла ему отдыхать. В пятницу, Иззи как обычно собирался тренироваться в ночной тишине, но поднявшись на палубу был встречен уверенным свистом сабли. Его место, присмотренное для вечерней рутины, было занято Эдвардом, который, будто хвастаясь, делал резкие выпады на правую ногу и мастерски крутил финты. Хэндс стиснул зубы. Неужели ему нельзя было хотя бы ночью почувствовать себя уверенным? Хотя бы раз в день отпустить себя и раствориться в танце клинка? Разучить старые "па" с новыми ограничениями, не боясь жалостливых взглядов в свою сторону. Очевидно, у Черной Бороды были на него другие планы. - Ты будешь тренироваться или как? - раздался голос Эдварда. Иззи вздрогнул. Он никогда не боялся Эда раньше, но после инцидента с Кракеном он действительно не знал, чего ожидать от бывшего капитана. От своего когда-то близкого друга. - Пожалуй, сегодня отдохну, - попытался ответить Хэндс, но был остановлен клинком у горла. - Не ломайся, тебе нужна практика. С твоей ногой, - Эд все ещё не извинился за это, все ещё не признал свою причастность к его увечью. - Обойдусь, - Иззи попытался ответить холодно. По его напряжённым плечам было очевидно, что ситуация не оставила его равнодушным. - Бери клинок, это приказ, - голос Тича опустился до опасного рыка. - Я больше не подчиняюсь твоим приказам, Эдвард, - Хэндс изо всех сил сдерживал дрожь. - Тогда просьба. Дружеский бой, - когда Иззи не пошевелился, Эд убрал клинок и экспрессивно взмахнул руками. - Да ладно, Из, я не знаю, как по другому решать это дерьмо между нами. Давай. Пожалуйста. И разве мог Израель отказать, когда его (никогда не его) Эдди просил? Звон сабель раздался на палубе, перемежаясь с тяжёлым дыханием и топотом ног. Протез значительно ограничил возможности Израеля, но он не зря был лучшим клинком Черной Бороды, а также, одним из лучших во всем пиратском мире. Его блок не позволял ни одной атаке Эда добраться до цели, однако длинные выпады больше не были для него возможны из-за потери баланса. Руки Тича были длиннее ввиду его роста, а скорость Иззи теперь оставляла желать лучшего и подобраться к своему бывшему капитану практически не представлялось возможным. Оставался только клинч, яростный ближний бой, в котором нужна была резкость и сила. Израель не любил клинч, его веса часто не хватало для тех типов атак, которые могли пройти в ближнем бою, противники, зачастую, просто задавливали его силой, потому он ставил все на мастерство и ловкость. Теперь ему нужна была грубость и коварство, грязные приемы, которые прежде он презирал. У Эда не было с ними проблем. Он несколько раз пнул Иззи в больную ногу, чтобы вывести из равновесия, и Хэндс каждый раз едва удерживался на ногах. Этот бой был тяжелым, он уже чувствовал себя вымотанным и расшатанным, руки подрагивали от усталости и напряжения, с которым ему приходилось ловить баланс. Эд снова нанес удар сверху, пытаясь добраться до плеча Иззи, когда тот, наконец, увидел брешь в защите Эдварда. Он слишком полагался на ранение Иззи и открыл свои собственные ноги. Хэндс сделал короткий выпад, прикрыв голову блоком и пнул Эда в больное колено. В эту игру могли играть двое. Не ожидая такого, Тич на несколько секунд потерял равновесие, и Иззи серией резких атак опрокинул Эда на спину, прижав клинок к его горлу. Бой был окончен. Они тяжело дышали, глядя друг на друга напряжёнными глазами. - Как всегда великолепен, - сказал вдруг Эдвард и улыбнулся, - Каждый раз, когда я видел тебя с рапирой, я думал - какой же он великолепный. Самый суровый пират на Карибах. И весь - мой. Иззи будто примерз к месту. Слова Эдварда пугали и притягивали его. Тич медленно сел, качая головой, и теперь не смотрел на Израеля. - Я всегда думал - он хочет иметь принадлежность, цепь, на которой он мог бы сидеть, ошейник, который сдержит его ярость. Ему это нужно. И мои чувства не имеют никакого значения, потому что это - то что между мной и тобой - это что-то страшное, рождённое из смерти и злобы. Это почти болезнь. Преданность, завязанная на ненависти и ревности. Я думал, что ты можешь испытывать только это. Я думал, что я сам способен только на это. А потом появился Стид. Эдвард замолчал, а у Иззи сердце колотилось в горле. Они не говорили об этом. Они никогда не говорили о чувствах. Это не их дело. Так не должно было быть, это было неправильно. Но Иззи слушал, словно парализованный силой голоса Эда. - Стид все изменил, не так ли? Не только для меня, я вижу, как ты на него смотришь. Как двигаешься, что говоришь. Ты тоже впитываешь в себя эту мягкость. Наверное, мы слишком долго жили одной лишь злобой, да? - Эд невесело хмыкнул, - Я был груб с тобой, - сказал он искренне. Иззи кивнул, это единственное, что он смог сделать. Тяжело опираясь на выбитое колено - сейчас Хэндс испытал стыд, за то, что пнул его туда - Эдвард медленно поднялся на ноги. - Я знаю, то, что я с тобой сделал было неправильно. Я не только про ногу, это давно тянется между нами. И я не знаю, как это исправить. И можно ли это исправить. Но я больше не буду поступать с тобой так, как я поступал раньше. Иззи осознал, что дрожит. Его тело тряслось от усталости и шока, а глаза стремительно наполнялись чертовыми слезами. - И что ты хочешь, Эдвард? - голос Хэндса был грубым, как гравий. - Хочу попробовать что-то другое, - внезапно Эд двинулся вперёд. Иззи инстинктивно отступил, но рука Эдварда продолжила свое движение, пока не нашла колючий угол челюсти Израеля. - Доверься мне, - сказал Эд шепотом. Его голос был чарующим, как всегда, а глаза светились странной грустной уверенностью. Иззи замер, позволяя это прикосновение. Позволяя всё. - Спасибо, Из, - Эд улыбнулся, а потом двинулся ближе, его вторая рука тоже легла на челюсть Иззи, а затем губы коснулись губ. Их дыхание смешалось: немного рома и дурацкого чая Боннета, словно тот обязан был быть здесь, между ними. Иззи закрыл глаза. Он позволил себе раствориться в мягком касании, подаренном Эдвардом, теплоте его рук и неожиданной ласке губ. Он почти не ощутил боли, когда холод кинжала пронзил его правый бок. - Эдди? – хриплый вздох удивления – это все, что смог издать Иззи, прежде чем безвольно упасть в убивавшие его руки. - Прости, Из, прости, - теперь на лице Эдварда отражалось горе, - я не могу отдать тебя ему. И его тебе не отдам, прости, - Черная Борода осторожно уложил истекавшего кровью Израеля на свои колени и стал баюкать, как ребенка. - Прости, Из, Прости, Из, Прости, Из, - его шепот звучал как литания. Он был полон страха, одиночества и тоски. - За тебя или от твоей руки, как и обещал, - слабый голос Хэндса был едва слышен. Он улыбнулся белыми губами и закрыл глаза, отдавая себя в объятия смерти. Последнее, что он услышал, прежде чем потерять сознание - отдаленный крик о помощи. ***

«Не отвечает капитан и, побледнев, застыл, Не чувствует моей руки, угаснул в сердце пыл. Уже бросают якоря, и рейс наш завершён, В надёжной гавани корабль, приплыл с победой он…»

Мягкий голос, читавший строки стихотворения, был безошибочно знаком Израелю. Он тихо вздохнул, позволяя теплу проникнуть в его сознание. Где-то рядом был Стид. Это означало, что он в безопасности. Не так давно голос Боннета ассоциировался у Хэндса исключительно с раздражением, ревностью и одиночеством. Как много изменилось за эти месяцы. Теперь голос Стида означал дом, принятие, ласку, тепло. - О, мой дорогой, ты проснулся? – Иззи отдаленно ощутил касание ладони к своей щеке и вздрогнул от последних воспоминаний, проникнувших в его сознание: бой на мечах, поцелуй, боль. - Где Эдди? – Иззи закашлялся от сухости во рту, но все же первым делом хотел знать, где его капитан. Он помнил, что тот звал на помощь. Он был в опасности? Что произошло? - Он…пока не здесь, - в голосе Стида прозвучала неуверенная нотка, - я думаю, ему следует побыть где-то в другом месте. Вот, держи, - Боннет осторожно приложил прохладный стакан к губам Израеля, и тот сделал несколько слабых глотков. Вода и лауданум - знакомый коктейль. - Как ты себя чувствуешь? Ты очень нас напугал. Мы волновались о тебе, - лба коснулась прохладная ладонь и Иззи тихо вздохнул. Сейчас он почувствовал отдаленную тянущую боль в боку и ужасную слабость. - Как будто меня пырнул мой лучший друг, - ответил Хэндс безрадостно. Он все еще не открывал глаз, опасаясь выражения лица Боннета. - Да, именно это и произошло, - голос Стида был невероятно грустным, - он пытался убить тебя, Израель. Но когда ты потерял сознание, он разбудил всю команду. Кричал, чтобы мы спасли тебя. Роуч пол ночи шил твой бок, очень плохая рана. Затем ты почти неделю провел в бреду. Эд просился к тебе, хотел быть рядом, но я не позволил ему. Я… боялся, что он хочет закончить начатое. Когда твое состояние, наконец, стало хоть сколько-то стабильным, я решил сообщить Эдварду, но нигде не смог его найти. Мне кажется, он уплыл. Мне очень жаль. Хоть в тоне Боннета и подразумевалась печаль, но она была почти незаметна под холодной отстраненностью. Стид тоже переживал свое собственное горе. - Не стоит на него злиться из-за меня, - Иззи слабо улыбнулся и нашел своей рукой ладонь Боннета, - хотел бы прикончить – прикончил бы. Раз не смог, значит не так уж хотел. Стид вздохнул. - Тебе нужно отдохнуть, ты едва выжил. Мы разыщем Эда, когда тебе станет лучше. Иззи покачал головой. Он чувствовал, что Эдвард все еще на корабле. Его капитан не оставил бы его вот так, в компании Стида Боннета и его глупой команды. - Он вернется, - сказал Иззи просто, - и когда он вернется – пожалуйста, впусти его ко мне. Я хочу с ним поговорить. Стид издал противоречивый звук, но затем снова вздохнул. - Хорошо, но я тоже буду здесь. Из кивнул. Его устраивала такая сделка – два его любимых человека рядом, что могло быть лучше? Возможно, он все же умер и попал в этот дурацкий рай из библейских книжек. Он ни о чем не жалел. *** Рана заживала плохо, у Израеля несколько раз начинался жар, было подозрение на заражение, но, спустя еще две недели в постели, тот, наконец, пошел на поправку. Все это время от Эдварда не было ни звука. Когда Иззи снова ступил на палубу, его поздравляла вся команда. Эти болбесы действительно смогли не утопить корабль в его отсутствие, что было практически чудом. Даже паруса были настроены верно. - Кто занимался такелажем? – спросил Хэндс деловито. Узлы были правильными, крепкими и точными. - Э…никто? Пит пытался перевязать их, но без особого успеха, - Френчи застенчиво пожал плечами. Иззи повторно осмотрел узлы, но не нашел в них изъянов. Пит бы точно так не завязал. Хэндс улыбнулся и ласково провел рукой по канатам. Он знал этот почерк. - Что с пушками? С запасами воды и еды? Сколько до ближайшего порта? – Иззи сыпал привычными вопросами и пытался как можно скорее вернуться в строй. Его корабль был в надежных руках, пока он лежал трупом в койке Боннета. Но теперь пора было заняться делами самостоятельно. Как-никак он все еще оставался на должности первого помощника. Работа приносила удовлетворение Израелю, однако, оставался открытым вопрос – куда делся Эдвард. Очевидно, что он был на корабле – его следы были видны не только на такелаже, но и в настроенном курсе корабля, который успешно обошел шторм, в блестящих начищенных пушках, даже в книге инвентаризации записи Иззи были продолжены знакомым крючковатым почерком. И на корабле он знал всего одно место, где тот мог быть. В тюремных отсеках было темно и пахло паршивым ромом. Пустые бутылки были свалены грудой в углу, и их количество вызывало острую обеспокоенность. Иззи медленно прихрамывал, стараясь ступать тихо, чтобы не напугать человека, отдыхавшего в углу камеры. Эд лежал на деревянной койке в камере, которая служила комнатой Израеля некоторое время назад. Там все еще оставались его вещи. Сейчас, в полумраке трюма, Эдвард совсем не выглядел устрашающим. Он был просто мужчиной. Уставшим, заросшим бородой, с комьями непрочесанных кудрей. Иззи подошел совсем близко и заметил, что Эд не взял его одеяло. Оно лежало ровным квадратом на полу, чистое и нетронутое. Сверху лежали его небольшие пожитки – запасная рубашка, исподнее, бритва, пара ножей и ремонтный набор. - Доброе утро, - сказал Иззи, и человек на койке резко распахнул глаза. Эдвард вскинул голову, на его лице проступила яркая радость, но тут же следом вина смыла краски из его глаз. - Из, - тихо сказал он. - Это моя каюта, - Хэндс прислонился плечом к двери камеры, наблюдая за Эдвардом. Тот покачал головой. - Нет, Из. Это тюрьма для преступников. Мне в ней самое место, не тебе, - голос у Тича был слабый и хриплый, словно он очень давно не говорил. - Ну, мы все здесь преступники, это, вроде как, наша работа. Мы пираты. - У пиратов тоже есть кодекс. Кодекс чести, если хочешь. Я не должен был… - Не начинай, в последний раз, когда мы говорили о чувствах ты пырнул меня ножом, не хотелось бы повторения, - Иззи хмыкнул от реакции Эдварда. Тот сжался, словно пытался стать меньше. Безопаснее. - Хорошо, - сказал он просто. Затем спросил осторожно, - ты сейчас в порядке? - Не твоими молитвами, - Хэндс не собирался прощать его так быстро. В конце концов, было обидно, что его долгожданный поцелуй с капитаном закончился поножовщиной. - Да, ты прав, - Эдвард кивнул, - а как…Стид? - В ярости, кажется. Беспокоится. Суетится и пытается всем помочь, но из-за этого все вокруг только страдают. Типичный Боннет, - от последних слов Эд мягко усмехнулся. - Да, хорошо, это хорошо. - Ты так и будешь тут дуться или мы сможем все сесть и поговорить? Стид думает, что ты уплыл с корабля, думает, что ты нас бросил. Это не хорошо для него, - Эд опустил голову, пряча лицо за завесой грязных волос. - Было бы лучше, если б я ушел, но команда слишком не подготовлена. Я ждал, когда ты поправишься. Хотел попрощаться, - голос Эдварда был тихим и уязвимым. Иззи оттолкнулся от двери и подошел ближе. Эд дернулся в угол, будто это он боялся чертового Хэндса, а вовсе не наоборот. - Послушай сюда, придурок, ты сделал все, чтобы я тебя возненавидел: ты поступал со мной хуже, чем с чертовой собакой, - от каждого слова Эдвард вздрагивал, сжимаясь сильнее, хотя казалось, сильнее было уже некуда, - ты отрезал мне пальцы и заставил их съесть, хренов ты психопат, ты лишил меня ноги, а потом почти лишил жизни, и даже не один раз! Ты презирал меня, игнорировал, отыгрывался на мне за все свои неудачи. Ты поцеловал меня, чтобы причинить мне боль… - Нет, это не… - Заткнись, Эдвард. Сейчас моя очередь говорить. Так вот, ты сделал все, чтобы я испытывал к тебе исключительно ненависть. И я хочу тебе сказать только одно, - Иззи вздохнул, взяв небольшую паузу, а затем заставил слова протиснуться через сжатые зубы, - я все еще люблю тебя. Не знаю почему, возможно это какая-то болезнь или проклятие, но я все еще… Эд резко встал, и Иззи отшатнулся, подняв руки, защищая уязвимый бок. - Прости, Из, я не…все в порядке, я не собирался, вот, я не подхожу к тебе, - Тич показывал пустые ладони и пятился, оставляя Хэндсу место. - Блять, что с нами стало, - Иззи покачал головой, чувствуя, как на глазах выступают слезы, - мы ведь с тобой были командой. Мы были близкими друзьями. Это все было для тебя по-настоящему? Или это только я такой идиот? - Из, я тебя люблю, клянусь, приятель, я люблю тебя. Я не знаю, что за чертовщина происходит в моей голове, но я иногда не могу себя контролировать. Это Кракен или это Черная Борода, или какая-то другая хрень, но я просто начинаю творить странное дерьмо, а ты всегда оказываешься рядом, потому что ближе тебя у меня никого нет, поэтому я все время причиняю тебе боль. И так будет продолжаться. Я не знаю, как это прекратить. Но я люблю тебя, я поцеловал тебя, потому что я действительно этого хотел, не говори мне, что это только для того, чтобы ранить тебя. Это не так, - теперь Эдвард тоже плакал, зло размазывая грязь по лицу. Иззи сделал медленный неуверенный шаг и протянул руку своему капитану. - Может быть Стид Боннет мог бы нам помочь? Он знает об этом мягком дерьме, и мы с тобой любим его, - в голосе Хэндса была неуверенность, он боялся реакции Эда на это признание. Тот тихо рассмеялся, качая головой. - Он не хочет меня видеть, я гребанное чудовище. И тебе не следует пытаться быть со мной добрым, я не заслуживаю этого. Я чуть не убил тебя. Господи. Я чуть тебя не убил, - Эдвард откровенно зарыдал, икая и всхлипывая, как ребенок. Иззи увидел в нем своего Эдди. Теперь своего. Маленького напуганного мальчишку, который плакал, когда Хэндса стегали плетями. Который отдал свою перчатку и пообещал защиту. Мальчишку, который с горящими глазами приказал убить предыдущего капитана девятихвостой кошкой, застегав его до смерти. За Иззи. - Мы все исправим, Эдди, успокойся, мы все исправим, - Израель сократил оставшееся расстояние между ними и прижал мужчину к себе. Эдвард вцепился в него с отчаянием, утыкаясь мокрым носом в голую шею. - Я украду тебе новую перчатку, - произнес тот между всхлипами, - и кольцо. И все, что ты захочешь. Я буду хорошим, Из, я буду…пожалуйста…я буду… - Хорошо, - Иззи гладил его по волосам успокаивающим нежным жестом, так же, как двадцать лет назад, - Хорошо, Эдди. Все будет хорошо. *** В каюте капитанов было удивительно мирно. Стид Боннет сидел на кровати и нежно прочесывал спутанные волосы Эдварда, пытаясь разобраться в том хаосе, который тот натворил. Дело было не только в волосах. Их отношения были также спутаны, переплетены, казались непроходимыми и неисправимыми. Но Стид старался. С другой стороны, прижавшись к его боку, мирно дремал Израель Базилика Хэндс, самый грозный фехтовальщик и первый помощник капитанов. Новое кольцо, серебряное с ярким изумрудом, покоилось на его галстуке, а обожженная ладонь снова была прикрыта перчаткой, но теперь белого цвета. Такого же, как и его рубашка. Эдвард сидел ровно, стараясь не мешать, но иногда игриво ластился к прикосновениям Боннета, все еще осторожно, пытаясь не быть жадным. У них все было сложно. Но когда было легко? Эдвард Тич, гроза семи морей, так отчаянно нуждался в нежности. Также, как его первый помощник. Также, как сам Стид. И они могли дать это друг другу. Наверное, это стоило борьбы. Иззи нахмурился во сне и ткнулся лицом в плечо Боннета. Эд осторожно придержал его за бедро, чтобы тот не соскользнул со своей удобной «подушки». Стид улыбнулся и поцеловал спящего Израеля в лоб. Что ж, у них было много работы. Корабль медленно шел по волнам, прокладывая себе новый курс в море, куда-то к неизведанным землям. И ни Стид, ни Эдвард, ни Иззи никогда в своей жизни не были счастливее, чем сейчас. Это определенно чего-то стоило. Израель мечтательно улыбнулся сквозь сон. «О Капитан! Мой Капитан!» - подумал он, и теперь перед его внутренним взором отражались два человека. Его капитаны были рядом. Они любили его. Возможно, в море этим чувствам не было места, но здесь, в капитанской каюте, он, наконец, позволил доброте добраться до своего сердца.