***
[Gvllow — night love]
— У тебя очень… — Заткнись прямо сейчас, — обрубает Чонвон, доставая банку колы из холодильника и падая на старенький диван позади Сонхуна, что стоял посреди гостиной. — Я прекрасно знаю, как жутко выглядит эта халупа. — Немного красок, ремонта и… — Хун, — цыкает языком Чонвон. Сонхун затыкается мгновенно, оборачиваясь и встречаясь глазами с цепким убийственным взглядом. Внутри него что-то ощутимо вздрагивает, как только из уст Чонвона вырывается сокращённая форма его имени. Никто раньше не называл его так, кроме Рики, да и тот, потому что всегда говорил, что «Сонхун» произносить долго и муторно. Но от Чонвона это звучало так…так, будто они знакомы давным давно. Будто Сонхун частенько несёт какую-то чушь и есть лишь один способов его остановить. Теперь есть точно. Поджимая губы, Сонхун кивает и садится на край дивана, всё ещё шарясь глазами по комнате с оборванными тёмно-зелёными обоями в вычурный позолоченный узор, старинной едва дышащей мебелью, не подходящей друг к другу. Он принимает из рук Чонвона газировку. — Знаю, что твой дом куда круче, — хмыкает Чонвон, пшикая металлическим язычком. — Но засчёт крохотных коммунальных, он считай, что бесплатный. — Мой дом обычный, — качает головой Сонхун, цепляя взглядом дутый телевизор. Боже, ему лет двадцать? — Двухэтажный, с неплохой отделкой, пусть и побитый жизнью, с одинаковой мебелью и четырьмя комнатами, — кивает Чонвон, делая глоток. — Я был там. И знаю, что твой дом хорош. Не прибедняйся. — Я люблю свой дом, но…стоп, что? — Сонхун хмурится, резко переводя взгляд на Чонвона. — Когда ты был в моём доме? — Когда вы с Юджином поехали ночевать на холм. Не терпелось посмотреть на твою матушку, уж не обессудь. — Так это… — Не я ли её довёл? — Чонвон едва не давится колой. — Спасибо, конечно, что такого мнения о моих способностях, но они весьма ограничены. Нет, Хун, это был не я. Тебе ведь в больнице показали, что её руки были в краске, а не в Скверне. Почему ты всё ещё меня подозреваешь? — Прости, я просто…у меня просто нет идей. Кто тогда был настолько заморочен, что хотел тебя подставить? Зная при этом твою способность. Зная, что я сближаюсь с тобой… — бормочет Сонхун, крутя в пальцах жестяную банку. В этот раз его имя больше его не успокаивает. — И зачем? Вот об этом и стоит подумать. Кто настолько бесстрашный, что, зная о моей способности, вот так открыто меня подставляет? Я ведь найду. И покажу ему её в действии. — Не нужно, Чонвон… — Подставлять меня было не нужно. Вот, что действительно не нужно. И тебе продолжать коситься на меня. Я мечтаю добить её, а не просто сделать инвалидом и повесить на твою шею. — Но она повторяла одно и то же слово. Почему именно его? — Какое? — Скверна, Чонвон, — шёпотом выдаёт Сонхун. Замечает, как напрягается всем телом Чонвон, и желваки его начинают нервно ходить под серой кожей. — Намекаешь на то, что она всё-таки что-то знала? — Судя по её дневникам — нет. Но кому ещё она могла говорить единственное слово, которым называется твоя…способность? — Я не слышал этого, когда приходил. — Она охрипла уже к тому моменту. А губы её всё ещё шевелятся, повторяя это раз за разом. — По сути, — начинает кусать губы Чонвон, — скверной можно назвать всё, что считается не по божьим правилам. Греховного человека, сам грех. Ты часто был в детстве в церкви, разве не слышал, как они говорят, что человек, полный грехов, полон скверны? — Я старался думать о том, сколько балок на потолке и считал их, чтобы хоть как-то абстрагироваться, — вздыхает Сонхун. — Да и она уже сменила несколько религий. Не во всех ведь одно и то же? У неё и молитвы разные были каждый раз. — Как знать, за какую из она решила уцепиться, умирая? — Но она и не умерла. Сонхун, наконец, откупоривает свою банку с колой, делая сразу несколько глотков, леденящих пищевод. Желудок мгновенно даёт о себе знать, жалобно и голодно скуля. — Вроде это я тут живу в нищите, — усмехается Чонвон. — Ты-то чего голодный? Или без матери не готовишь? — Готовлю, — отмахивается Сонхун. — Не было времени и желания поесть. Как и сейчас, в общем-то. Слишком много вопросов, а она на них не ответит. — Ты сказал о дневнике. Она вела дневники? Разве это не грех? — прыскает смешком Чонвон. Уголки губ СОнхуна едва приподнимаются. — Видимо нет. Потому, что она вела их ещё с момента, как встретила твоего отца. Можно сказать, я знаю почти всё из первых уст. — И что тебе это дало? — Понимание того, что она была жалкой и никому не нужной. И, что я хочу убить её, как можно гуманнее. — Уоу, — присвистывает Чонвон, подгибая под себя ноги и усаживаясь удобнее. — Она там что ли слёзы на бумагу лила? — Можно и так сказать. Просто…она, как минимум, оставила меня в живых. — И испоганила тебе всю жизнь. — Но я здоров, Чонвон, — Сонхун смотрит через плечо как-то обречённо. — Даже, что удивительно, башкой здоров. Дожил до восемнадцати, голодал только в дни наказаний, не заимел пока никаких других проблем. Она банально могла принести меня в жертву в очередном ритуале. Но она вырастила меня. — Потому, что всё это время считала тебя особенным, — фырчит Чонвон. — Не таким, каким ты оказался всё же, но… — Несмотря на всё, что она сделала, мы встретились с тобой. Об этом я тоже думал. — А думаешь, без смерти моих родителей и наших проклятых способностей, мы бы не встретились? Прекрати её оправдывать. — Я просто пытался хоть немного понять её. Впервые за все эти годы. — И, кажется, всё-таки начал сходить с ума. Хун, я пошёл бы в такую же нормальную школу, с живыми родителями, встретил бы там тебя и не имел проблем с друзьями. Возможно, даже, будь жив отец, он забрал бы тебя к себе, глядя на то, как твоя мамаша поступает с тобой. — И зачем бы я ему? — Я просто предполагаю. — Время не повернуть вспять. Поэтому я просто хочу похоронить её по-человечески. — Не обижайся, но я всё ещё мечтаю удавить её собственными руками, а, если ты оформишь ей похороны, обещаю, плюну на могилу, — отрезает Чонвон. Сонхун тяжко вздыхает, откидываясь спиной на диванную подушку и устремляя взгляд в потолок. — Я не обижаюсь. Ты в праве сделать это, я понимаю. — Откуда столько сердобольности к той, кто изгадила тебе восемнадцать лет жизни? — Благодарность за возможность жить и встречу с тобой, — усмехается невесело Сонхун, наклоняя голову и глядя теперь в хмурое и раздражённое лицо Чонвона. — Ладно, начинаю жалеть о том, что впустил тебя. И в дом, и в свою жизнь. Может покажешься врачу? Такая быстрая привязка ненормальна… — Говорит мне человек, который утром обиделся на мои слова о том, что я в теории не хотел бы тебя знать. Ты буквально увёл меня из школы, чтобы познакомиться поближе. Чтобы что? — Нашёл за что уцепиться, — закатывает глаза Чонвон. — Иди к чёрту. — Человек, — понижает голос Сонхун, отставляя банку с колой на низкий пыльный столиик и склоняясь к Чонвону чуть ближе, — который, несмотря на эти обиды, с порога ответил на поцелуй. — Иди к чёрту, я тебе ещё раз говорю, — шипит Чонвон, сбрасывая пальцы, которыми Сонхун скользнул по его бедру. — Врежу же. — Ни в жизнь не поверю, что тебе больше нравилось, когда я не проявлял взаимного интереса, — не отступает Сонхун, подвигаясь ещё ближе и перехватывая руку Чонвона. Между ними постепенно начинает разгораться белое свечение. — Это скорее больше к твоим фетишам, — Чонвон больно сжимает его ладонь. — Ты же бегал за мной всё это время. — Ты приходил в мои сны на протяжении полугода. — Прикол затянулся. — Я хочу поцеловать тебя ещё раз, — шепчет Сонхун, подкравшись совсем близко к лицу Чонвона, замершего и вжавшегося в неудобный подлокотник. — Зачем это? — С первого раза ничерта не понял. — Да ты в целом не самый понятливый… Сонхун обрывает слова Чонвона, легко касаясь его губ своими в этот раз. Всё ещё спрашивая разрешения и ловя взволнованное дыхание. Пробуя ещё раз, когда Чонвон не отталкивает его, сминая уже приоткрытые губы чуть крепче. Считая, на самом деле, первым именно этот поцелуй. Осторожный, неторопливый, изучающий. Распробуя губы Чонвона, суховатые, прохладные, приторно сладкие из-за колы, но мягкие. Целующие его, наконец, в ответ. Чонвон слегка изгибается, в попытке поставить баночку с колой на пол возле дивана, чтобы сжать пальцами плечо Сонхуна, почти вдавившего его в подлокотник всем собой. Их поцелуй прерывается тихим звоном и шипением, выливающейся на пол жидкости, но Сонхун лишь издаёт смешок в губы Чонвона и целует его снова. Увереннее, чувственнее. Свет меж их размыкающихся рук тускнеет, но пальцы Сонхуна по по-прежнему хранят на себе слабое сияние, когда ложатся на талию Чонвона. Поза неудобная, поцелуи всё ещё неумелые, но у Сонхуна горячо в груди, голову ведёт, а сердце распирает от стольких чувств и эмоций, что больно дышать. Он держит в руках парня, который полгода тревожил его сны, призывая спасти себя. Он держит в руках парня, который нравится ему, несмотря на пугающую внешность, смертельную способность и жуткую историю жизни. Он держит в руках парня. Свой собственный выбор. Парня, которому нравится тоже. И в моменте, счастливее стать Сонхун уже не сможет.***
[NAMELESS TWIN- MY EYES WENT BLACK]
Спальня Чонвона была похожа на кладовку, но они удивительно приютились там вдвоём на толстом матрасе и под парой тёплых одеял, дополнительно согреваясь теплом друг друга и одеждй, которую не стали снимать. Сонхун впервые ночевал вне дома и не у Юджина. Ему никуда не нужно было спешить, подлетать к домашнему телефону, когда звонила мать. Они просто лежали, пригреваясь друг к другу, вжатые грудными клетками, переплетённые руками и ногами, и постепенно засыпали в тишине, которую прерывал лишь шум работы бойлера, дающего дому слабое отопление. Сонхун старался остаться в сознании, как можно дольше. Разглядывая пожелтевшие плакаты и вырезки из газет на стенах, криво выкрашенных в чёрный, на которые падал слабый свет уличных фонарей сквозь сломанные жалюзи. Он представления не имеет, как Чонвон прожил здесь всю свою жизнь и жмёт его от этих мыслей крепче к себе, зарываясь носом в тёмную макушку, пахнущую простым мылом. Дыхание Чонвона оседает где-то у него под ключицами, спокойное, умиротворённое, горячее. Сонхун думал, что его дом — тюрьма. Ошибался так сильно. И все в этом районе вот так живут? И поэтому они не боятся обнаружения или раскрытия секретов, потому что властям настолько на них плевать? Но Сонхуну удивительно не противно. Ни от того, как убито выглядит крохотный дом, ни от того, как скрипит проржавевшая дверца холодильника, а консервный суп не догревается до конца на газовой плитке. Ни от того, что бачок в туалете смывает не спервого раза и с жутким грохотом, будто стены того и гляди обвалятся. Что спят они на матрасе под одеялами, а по полу под ними гуляет лёгкий сквозняк и слабое тепло в батареях не особо помогает. Что от некоторой мебели в доме, стоит её хлопнуть, клубом валит пыль. Что Чонвон живёт в этом всём. Сонхун касается его волос губами, прикрывая глаза. Надеясь, что этот кошмар закончился теперь, когда они встретились, для них обоих. Моральный для Сонхуна и в целом для Чонвона тоже. Он засыпает под утро, а просыпается уже через пару часов от бешеного лая чьей-то собаки за окном. Чонвон же так крепко спит, что даже приоткрыл пересохшие губы, что от тепла порозовели и так непривычно смотрелись на его сером лице. Сонхун ведёт кончиками пальцев по щеке, что тоже едва отдавала розовым. Живя в таких условиях, Чонвон вряд ли мог выглядеть иначе, к тому же снедаемый своей способностью. Сонхуну так хочется уже увидеть его здоровым. Сытым, улыбающимся вновь, счастливым. Он не удерживается и целует Чонвона в самый кончик носа, на что тот реагирует мгновенно, хмурясь во сне и морщась. Вся его пугающая мрачнота пропадает вмиг, как он делает это, и Сонхун прыскает смешком, тут же поджимая губы, но поздно. Глаза Чонвона открываются, сонно и уже сразу недовольно уставляясь на него. — Если ты скажешь, что ещё нет восьми, я убью тебя. Клянусь, — хрипато бормочет он. — Телефон на полу, — шепчет Сонхун. — Но соседская собака лаяла и разбудила меня. — А ты кот что ли, что от лая просыпаешься? — цыкает Чонвон, снова закрывая глаза, но вытаскивая руку из-под одеял и нащупывая телефон на полу. — Посмотри. А то мне больно будет от экрана. Сонхун повинуется и забирает мобильный из непривычно тёплых пальцев, тут же нажимая на кнопку блокировки. Ровно восемь, он усмехается. — Восемь ноль-ноль. — Врёшь. По голосу слышу. — Можешь сам посмотреть. — Не могу, мне после пробуждения требуется какое-то время в темноте, — вздыхает Чонвон, но всё же аккуратно приоткрывает один глаз. — Точно восемь? — Мгм, — кивает Сонхун, не стирая глупой полуулыбки с лица. — Чёрт с тобой. Иди умываться первым, а потом разбуди меня. Я быстро собираюсь. Чонвон ворочается, переворачиваясь кое-как на живот и утыкаясь в подушку лицом, придвигая этим Сонхуна к прохладной стенке вплотную, отчего тот шипит. И нехотя выбирается из тепла, потягиваясь и зевая. Подбирая свой мобильный и выскальзывая из комнатки, чтобы пройти в маленькую ванную и хотя бы умыться холодной водой. С полчаса ждать нагрева бойлера ему было не на руку. В уведомлениях с раннего утра никак не может угомониться Юджин, которому Сонхун вчера скинул короткие сообщения, оповещающие о том, что их ночёвка откладывается, так как у них с Чонвоном тут своя пижамная вечеринка. Сонхун посмеивается с множества стикеров, которыми друг пытался привлечь его внимания аж с шести, после с милых мордочек-смайликов и сообщений о том, как же другу уже не терпится увидеть их вдвоём и узнать все подробности. А у Сонхуна из подробностей — ничего, кроме того, что он впервые за восемнадцать лет чувствует себя живым подростком. Имеющим право на чувства с тем, с кем хочет. Имеющим право на ночёвку, где хочет. Имеющим право. В отколотом с уголка грязноватом зеркале на него даже смотрит человек, которого Сонхун не знает. Взъерошенные каштановые волосы, блестящие карие глаза, едва виднеющаяся ямочка на щеке и яркая клыкастая улыбка, которую он всегда старался прятать, потому что: «следовало в детстве отпилить их тебе, явно Дьявольское проявление! вот почему бог не принимает тебя». Сонхун рассматривает себя, словно впервые видит. И в самом деле впервые. Такого счастливого впервые. Даже его бледная кожа смотрится особенно хорошо в сочетании с чёрным свитером и тёмными волосами. Она красиво выделяется мягким жёлтым светом свисающей лампы, кажется не болезненной, а благородной. Сонхуну впервые в жизни нравится его отражение в зеркале. Настолько, что он теряет счёт времени и вздрагивает, когда позади раздаётся недовольный голос Чонвона: — Привидение увидел? — Теперь да, — шутит он вдруг, оборачиваясь и глядя на заспанного Чонвона, скрестившего руки на груди. — Смешно. Свали с дороги, уже пятнадцать минут, — он выпихивает Сонхуна из маленькой комнатки и захлопывает дверь, сразу включая воду. Но Сонхун всё ещё улыбается, Сонхун качает головой и посмеивается беззвучно. Он словно заснул вчера в одном мире, а сегодня утром проснулся в другом. Полном красок даже в этом тусклом доме. Он встряхивает головой и неуклюже чешет затылок, вспоминая, что так и не умылся, и направляется в кухню, ополаскивая лицо в раковине прямо там. Смеясь теперь над тем, до чего вообще докатился. Мать бы отходила его чем под руку попалось за подобное. Он, как ребёнок, пробует всё для него неизведанное, новое. И такое для кого-то рутинное. Чонвон выходит из ванной уже тогда, когда Сонхун убирает мобильный в задний карман и набрасывает на себя куртку, почти готовый идти в школу. — Надеюсь, у твоего друга найдётся лишняя тетрадка для тебя, — фырчит Чонвон, поправляя пальцами волосы и хватая кожанку со спинки дивана. — Вряд ли кто-то вообще заметит, что на моей парте будет пусто, — в том же тоне отвечает Сонхун, надевая ботинки. — Я сам есть — уже неплохо. — Ты омерзительно довольный, — кривится Чонвон, шнуруя свои кеды. — А ты удивительно недовольный. Что-то не так? — Да, — тут же кивает он. — Ты в моём доме, моей постели. И даже, мать твою, во снах. — Кстати, о снах… Улыбка Сонхуна пропадает, да и лицо Чонвона вдруг из недовольного становится озадаченным. — Их не было, — констатирует он за двоих. — Может, это потому, что мы, наконец, вместе? — предполагает Сонхун. — Надеюсь, ты имеешь в виду помещение. — Не только. — Топай давай, — цыкает языком Чонвон, толкая Сонхуна вперёд. — В школу опоздаем, долбанный ты романтик. — Но, Чонвон… Сонхун запинается о приподнятую дощечку и едва не летит со ступеней вниз, вовремя хватаясь за перила, пока Чонвон преспокойно захлопывает за собой дверь, убирая руки в карманы. — Мы ведь… — Сонхун не договаривает, натыкаясь на хмурый взгляд. — Сперва порешаем твою мамашу. А потом уже будем думать, что там «мы ведь.» — Но почему? — Потому, что я люблю делать всё планомерно. И сейчас у нас в планах придумать, как избавиться от неё так, чтобы тебе не впаяли срок и не косились потом недобро. Слухов на твою душу и так хватает, прибавится ещё и из-за меня теперь. Куда ещё больше-то? — Почему мы не можем определиться сразу? В конце концов, мы целовались и спали вместе. — Потому, что тебе сперва нужно будет пережить её смерть, Хун, — вздыхает Чонвон так, будто говорит очевидные вещи. — А не бросаться на меня сходу так, будто я десерт, до которого ты дорвался после нескольких лет голодовки. — Просто скажи, что передумал и… — Если скажу, тебе что ли легче станет? — А ты правда передумал? — Да, твою мать, Сонхун! Чонвон не выдерживает и останавливается на полпути, всплёскивая руками. Сонхун смотрит на него исподлобья, чувствуя, как в груди собирается тревога. Он молчит, насупившись. Готовый к тому, что Чонвон продолжит на него кричать. Привычный к тому, что на него кричат, если он делает что-то не так. И Чонвон почему-то отчётливо это видит, смягчаясь и вздыхая глубоко. Не обрушиваясь на Сонхуна с криком и заставляя его от этого напрячься сильнее. — Я буду рядом, Хун, — выдыхает Чонвон, опуская плечи. — Но тебе сперва нужно пережить одно шокирующее событие, прежде чем переходить к другому. Твоя жизнь меняется, понимаешь? Слишком круто и сразу. Я не хочу, чтобы ты сошёл с ума вслед за своей матерью. — Но мы ведь целовались… — почти неслышно бормочет Сонхун. — Я знаю, я тоже был там. Но прости, если обосрал тебе романтику первых поцелуев. Я не отрекаюсь от них или тебя. Я просто хочу, чтобы всё было постепенно. С поцелуями мы итак достаточно поторопились. Просто…дай себе время. — Но со мной всё в порядке. — И я хочу, чтоб так было и дальше, — Чонвон подходит к нему ближе, встревоженно глядя в нахмурившееся лицо. — Пошли в школу. Юджин ждёт тебя. Сонхун вздрагивает, словно с него сходит наваждение. Он промаргивается и озирается воровато по улице, не замечая людей, кроме них двоих. Видя теперь при свете дня такие же полууживые дома, покосившиеся почтовые ящики, дряхлые машинки. Чонвон всё ещё смотрит на него и ждёт ответ, и Сонхун кивает ему. Юджин в самом деле ждёт его. Их двоих.[namespace — mean kids]
Но, когда они заворачивают в школьные ворота, оказывается, что ждёт их, как обычно на вершине крыльца, Юджин не один. Чуть поодаль от него, почти за колонной, двумя тенями возвышаются Николас и Сону, о чём-то тихо переговариваясь. А справа от лестницы, как на зло, столпилась компашка из класса Сонхуна и одного из младших, во главе с Рики, вскинувшим голову и уставившимся недобро и слегка удивлённо на их пару. — И хочешь сказать, ты будешь готов к такому? — шипит Чонвон, косясь на любопытных подростков, открыто свернувших на них шеи. — Моя мать — местная сумасшедшая, — чуть склонившись к нему, тихо говорит Сонхун, не сводя глаз с Рики. — Думаешь, на меня и без тебя не пялились? Плохо ты за мной наблюдал. Он пускает Чонвона по лестнице первым на всякий случай и идёт, отставая на шаг позади, но ничего к счастью не происходит. И, что удивительно, им в спины даже не летят нелестные выражения или издёвки. Или стоит немного подождать? — И вот теперь нас четверо, — хмуро отзывается Николас, кивком приветствуя Сонхуна и тут же переводя взгляд на Чонвона. — Зря началку пропускал, Ник, — скалится тот, указывая подбородком на Юджина. — Нас пятеро. — Я имел в виду мрачных фриков, — закатывает глаза Николас, отворачиваясь. — Надень на него что-то чёрное, и он вольётся, как родной, — хмыкает Сонхун, ловя Юджина в объятия и бегло целуя его в макушку. — Всё в порядке? — Пока да. А у вас? — глаза же Юджина бесстыдно разглядывают Чонвона, стоящего теперь к нему так близко. — Неплохо, — поводит плечами Чонвон, выуживая из кармана перчатки и картинно надевая их так, чтобы всем было видно. — Приятно познакомиться и всё такое. Рук жать не буду, извини. — О, всё хорошо! — тут же успокаивает его Юджин, вскидывая ладони. — Я понимаю. — Вот и славно. Сону? Чонвон склоняет голову, выглядывая парнишку из-за спины Николаса. Тот тщетно пытался притвориться ветошью, но нехотя высунулся, сверкнув густо подведёнными глазами. — М? — Есть разговор. На обеде, — Чонвон поскрипывает перчатками, растопыривая пальцы и явно намекая Сону о теме разговора, которую тот однако сразу же улавливает. — Хорошо, — кивает он, снова прячась за Николасом. — Раз мы все собрались, может пойдём уже? Меня напрягает, как все пялятся. — Привыкай теперь, — усмехается Чонвон, оглядываясь на Сонхуна. — Благодаря ему, теперь мы все будем, как за стеклом аквариума. — Что ж, — расплывается вдруг в усмешке Сонхун, расправляя плечи и подмигивая Чонвону. — тогда, предлагаю превратить его в серпентарий. Чонвон лишь фырчит насмешливо, скрываясь в дверях школы следом за Николасом и Сону и оставляя Сонхуна с Юджином одних на крыльце. — Хён? — тычет младший его под рёбра. — Он укусил тебя ночью? Он на самом деле вампир, да? — Что? — Сонхун не сдерживает смеха. — О чём ты? — Ты изменился. Буквально за ночь. — Думаешь? — Мгм. Сонхун задумчиво смотрит на закрывшиеся за спиной Чонвона двери, после косится через плечо на Рики, по-прежнему не отрывающего от него взгляда. И усмехается криво и холодно. — Это только начало, Юджин. Только начало.***
[zzzahara, Mareux — bulletproof]
За столом на обеде в столовой Николас и Сону решают к ребятам не присоединяться и, после разговора с Чонвоном, ретируются в неизвестном для Сонхуна направлении. О чём они с Сону говорили, Чонвон распространяться отказался тоже, и в итоге, весь обед они провели за ответами на вопросв Юджина, что едва успевал есть, источая из себя непрекращаемый поток допросов. К удивлению Сонхуна, Чонвон не смотрел на него так, словно хотел сожрать, а преспокойно ел обеденный суп и отвечал на всё, что мог и как мог. С долей присущего ему сарказма, иногда с хищной ухмылочкой, но без тени раздражения на лице. К такому открытому и шумному порой Юджину Сонхун смог привыкнуть не сразу, особенно, когда это вскрылось после их сближения, хотя сперва младший казался тихим и скромным. Но принял, полюбил. В конце концов, это было единственное яркое пятно в жизни Сонхуна. Он наслаждался смехом друга, иногда смеясь сам, расслаблялся всё больше. А со временем и вовсе понял всё очарование их дружбы, когда всенепременно бодрый Юджин тормошил его недовольного или уставшего, заставляя не забывать вкуса к жизни. Хотя бы той, которая у него была до появления Чонвона. Ставшей немного лучше сразу после знакомства Сонхуна с родителями друга. — Мама сказала, что с радостью оформила бы на тебя опеку, не будь тебе восемнадцать, — со счастливой улыбкой заявляет Юджин, когда они после плотного ужина поднимаются в комнату младшего, падая на пушистую кровать. — В самом деле? — вскидывает брови Сонхун, подтягивая к себе одну из плюшевых игрушек друга и обнимая её. — Ага. Она даже сейчас хочет как-то помочь, медик всё-таки. Но она знает, что твоей матери поможет только сиделка до скончания дней, — фырчит Юджин, тише добавляя. — А я едва не ляпнул, что ей на самом деле поможет только пуля в лоб. Юджин хихикает, но резко замолкает, видя серьёзный взгляд Сонхуна. — Извини, хён… — Нет-нет, Юджин, всё в порядке, — машет рукой тот. — Ты просто…удивительно попал в точку. — Чего? — глаза младшего распахиваются. — Мы с Чонвоном действительно рассматриваем гуманный способ помочь ей уйти из жизни, — тихим ровным голосом признаётся Сонхун. Юджин сперва хлопает глазами, открыв рот. После, впивается в игрушку в своих руках крепче. И выдыхает чуть слышно: — Ты уверен, хён? Мы могли бы найти сиделку… — Она сделала всё, что могла в своей жизни, Юджин. Так для всех будет лучше. Для меня в первую очередь. — Она была, конечно, той ещё…но, хён? Убить? Ты правда хочешь убить её? — В некоторых штатах Америки, эвтаназия считается самым гуманным, что можно сделать в отношении неизлечимо больного, — поводит плечом Сонхун. — Но мы не в Америке, — вздыхает Юджин, опуская голову. — Мы не там, верно. Поэтому, нам нужно что-то, что невозможно будет доказать, как убийство. Но идей абсолютно ноль. — А, если Чонвон… — Абсолютно точно нет, — тут же обрубает Сонхун. — Это паранормальное явление, которое начнут раскапывать. В больнице итак едва не поднялась шумиха из-за краски на её руках. Никому из нас это не нужно. Но я думал о своём даре, если честно. — Но твой дар ведь… — Юджин хмурит брови. — Ты ведь не можешь использовать его просто так и ради чего-то…плохого? — Что, если всё в ней — плохое? И, коснувшись её, я смогу что-то сделать. Я ведь не пробовал. Сонхун поджимает губы, а затем начинает кусать изнутри щёки. Рассказать Юджину о том, что и у него есть дар — было лучшим решением. Так легко было говорить с другом обо всём, не увиливая и не пытаясь найти какие-то обобщённые термины или аллегории. Правда у этого был и существенный минус: Юджин теперь каждый день пытался отыскать в себе какую-то способность тоже. Сегодня за обедом, например, он насмешил их с Чонвоном тем, что пытался двигать предметы силой мысли. — Завтра её привезут домой, — продолжает Сонхун. — Я не хочу тянуть долго, а потому думать нужно уже сейчас. Сперва попытаюсь просто её коснуться. А, если не получится…то у меня есть целая ночь сегодня, чтобы придумать запасные варианты. — Мы всё же обсуждаем убийство твоей матери, — неверяще выдыхает Юджин. — Если совсем грубо, то да. Но мы можем сменить тему, если тебе неприятно. — Не то, чтобы… — кривится он. — Я просто волнуюсь за тебя, хён. Вдруг что. — Вдруг тот, кто сделал это с ней придёт за мной? — хмыкает Сонхун. — Знать бы ещё кто это был. — Чонвон-хён не знает тоже? — Чонвон-хён, — бормочет Сонхун, качая головой. Также за обедом Юджин без умолку повторял это из раза в раз. Но к этому, кажется, неввозможно привыкнуть. — Нет, он не знает. Сказал, что пришёл к ней, когда мы ночевали в палатке. То есть, уже после случившегося. Да и Скверна его действует совсем не так, он объяснял. — Тогда совсем ничего не сходится. — И по городу шляется ещё какой-то необычный человек, о котором мы не подозреваем. Который вдобавок знает о способностях Чонвона и неплохо так их имитирует. — Жаль, что Сону не видит прошлое, — дуется Юджин — Это было бы сейчас куда полезнее. — Ты заставил бы его касаться всех в городе? — усмехается Сонхун. — Твоей матери. Она ведь точно видела того, кто сделал это с ней. Сонхун давится смешком. Коснись Сону их с Чонвоном сейчас, увидит ли он то, как они убивают её? Чонвон звал его поговорить, чтобы проверить — получится ли у них? Тело пробирает лёгкая дрожь. — Но жаль, что из нас троих, никто не видит прошлое, — прибивает Сонхун с тяжким вздохом. — А я так и не имею никаких способностей, — всё также огорчённо лепечет Юджин. — Твоя самая крутая способность — быть таким, какой ты есть, Юджин, — вымучивает ласковую улыбку Сонхун, протягивая руку другу. — Другого такого нет и не будет. — Скажешь тоже, — хихикает Юджин, скрепляя их пальцы. — Может посмотрим что-нибудь? Хочу хотя бы на пару часов расслабить мозг. Они укладываются на пуховой постели, в окружении плюшевых игрушек и сладких снеков, гася свет и включая на проекторе какое-то из любимых Юджином аниме. Младший смеётся заливисто, падает на Сонхуна и что-то ему втолковывает, пока Сонхун впитывает в себя каждую секунду времени с другом. Запоминая это время таким счастливым и беззаботным. Просто на всякий случай.***
[Barnacle Boi — don't dwell (slow)]
— Не думал я, что всё это будет вот так. — Я тоже. Сонхуну помогли доставить мать домой час назад, и с тех пор, он даже не заходил к ней в комнату, куда её положили, определив рядом систему, ведущую к безжизненно брошенным вдоль тела рукам. На неделю к ним приставили сиделку, которая будет каждые шесть часов, кроме ночных, приезжать и менять питательный раствор. А это означало, что у них с Чонвоном есть либо шесть первых, либо двенадцать часов для того, чтобы сделать задумаенное. Он смотрел на неё пусто. На тело, которое всегда было для него единственной преградой к обычной жизни. Сожаление гнездилось где-то в подкорке, полностью освободив за ночь, проведённую у Юджина, сознание. Сонхун с холодной головой понимал, что они собираются сделать, обдумывал каждый шаг и решение. Последствие каждого. И теперь, глядя на мать, стеклянно смотрящую в потолок, думал лишь о том, а задумывалась ли она хоть раз о том, какие последствия несли все действия её? И, конечно же, да. Только последствия эти были в её голове прописаны ей же. Каждый раз так некрасиво не сходясь с реальностью, в которой её сын — совершенно другой организм с собственным мышлением. — Я с детства представлял, как просто придушу её голыми руками, глядя на то, как Скверна поглощает её тело, — хрипловато произносит Чонвон, стоя по другую сторону кровати и с презрением оглядывая Дахён. — Но она настолько жалкая сейчас, что кажется лучшей местью будет оставить её гнить здесь. Если бы не ты. Сонхун стискивает зубы, не поднимая глаз. Если бы не он, Чонвона бы ни что и никто не остановил уже давно. Если бы не он, Чонвон так и был бы до конца дней один? — Прощаешься? — хмыкает Чонвон. — Даже не задумывался над этим, кстати, — бормочет Сонхун. Во всех фильмах, что они с Юджином смотрели, в такие моменты, люди берут умирающего за руку, пальцы холодные, текут слёзы. Сонхуну же хочется как можно скорее проверить теорию его способности, закрыть матери глаза и набрать нужный номер, чтобы оповестить скорую помощь о том, что её сердце остановилось. Он попрощался, когда читал дневники. Понял, пожалел, не простил. Но, наверное, что-то сделать всё-таки стоило. Не каждый день всё же собственноручно отнимаешь жизнь у той, кто дал тебе её. Пусть испоганил едва ли не каждую минуту. — Ты искала столько способов исправить меня, — вдруг негромко произносит он, склоняя голову. — Сделать «правильным» в твоём понимании. Ты столько раз пыталась сломать меня, хотя я был ещё совсем ребёнком. И посмотри, к чему это привело? — его усмешка сломанная, каким он внутри не стал, взрастив в себе стержень наперекор. — Я до мозга костей неправильный. А ты умираешь. Чонвон, притихший, вслушивается в каждое слово. — Возможно, то, чего я хочу и что делаю — неправильно. Но ты, мама, — выделяет Сонхун, слегка склоняясь над постелью, — убила двоих невинных. Из-за очередной своей прихоти и чокнутой правильности, ты лишила ребёнка родителей, которых он даже узнать не успел. Его руками — ты отняла их жизни. Каково тебе жилось все эти годы с руками по локоть в крови? Хорошо ведь, я прочёл все твои дневники. И знаешь, если ты при всей своей грёбанной праведности, считала правильным ощущать счастье от греха — убийства, чем я хуже, радуясь тому, что ты вот-вот умрёшь? Мне ведь тем более можно. Я ведь неправильный. Он почти касается похолодевшей рукой её шеи, будто планирует задушить, как и сказал Чонвон, но оставляет лишь ладонь в миллиметрах над слабо бьющимся пульсом. Тело её неизменно, недвижимо. Глаза всё так же пусто смотрят в потолок. Где-то там, в мире, в котором он застряла, она вряд ли слышит его. И ему так жаль, но он всё же пробует. — Но спасибо тебе, мама. Правда. Теперь, я смогу узнать, что такое «любовь». И быть кому-то по-настоящму нужным. Спасибо тебе за Чонвона. Он закрывает глаза, роняя единственную слезу с ресниц, когда прижимает ладонь к её сухой коже. Сглатывает горечь и надеется, что даже под закрытыми веками увидит свет, но ничего нет. Секунда, две…и только, когда он решается открыть глаза, он почти отдёргивается от постели, но замирает, остолбеневший. Тело Дахён ломается в грудной клетке, из немо бормочущих губ вырывается хрип, а глаза, до этого стеклянно глядевшие вверх, сперва полностью затягиваются чернотой, а после, вдруг превращаются в полупрозрачные стекляшки. Рядом со своей ладонью на её шее, Сонхун видит плотно прижатую руку Чонвона, смотрящего в упор на упокоенное смертью лицо Дахён. — Какого это, — сквозь душащие слёзы произносит он, — умирать от руки сына и того, кого ты прокляла ещё в утробе? Какого тебе на том свете знать, что это сделали мы, а? — почти шипит Чонвон. — Я так надеюсь, что тебе было бесконечно больно в эту секунду. Он резко отрывает ещё покрытую черной Скверной руку от мёртвого тела и пулей вылетает из спальни. Сонхун его топот по лестнице эхом в собственной голове, отстраняясь от матери. Он не проверяет пульс, видит и так, что грудная клетка больше не вздымается тихонько под дыханием. Оседает на пол, глядя теперь куда-то сквозь, и зарывается ещё слабо светящимися пальцами в волосы. Его способности было слишком мало, чтобы убить её, она направлена на защиту и подавление. Способности Чонвона было бы слишком много для неподозрительной смерти. Вкупе они — дали идеальный баланс, потому, что оба они сделали это вовсе не во имя мести. А во имя защиты. Друг друга. Крик Сонхуна последний громкий звук, что слышит этот дом за прошедшие восемнадцать лет.***
[Johnny Goth — GARDEN OF DOOM]
По официальной версии в констатации смерти от скорой помощи, прибывшей в дом Пак, у Дахён случился инсульт. С закрывшейся крышкой гроба, у Сонхуна случилась гипервентиляция, потому, что так много и сразу свободного и чистого воздуха, он ещё не глотал. Конечно, те, кто были на похоронах, подумали, что несмотря на ужасы, что творила мать, бедному мальчику стало плохо. И только Чонвон, находящийся чуть поодаль, и Юджин, держащий за руку, знали, что это зашкаливающее чувство свободы заставляло Сонхуна задыхаться и ловить перед глазами темноту. Чонвон был рядом. Необъяснимо, без лишних вопросов и прикосновений. Вместе с Юджином помогал Сонхуну надеть костюм, потому, что так было положено. Вместе с родителями Юджина тенью скользил по дому, помогая по мелким поручениям. Удивлён был не меньше Сонхуна тому, что на кладбище пришло столько людей. Конечно, Дахён, была местной сумасшедшей, попившей крови не только сыну, но, как после сказали Сонхуну родители Юджина, все эти люди пришли поддержать его. А никак не проститься с ней. Это вселяло в него надежду на то, что он всё-таки не был окончательно проклят её аурой. Но кого Сонхун точно не ожидал увидеть в тот день, возвращаясь с Чонвоном в дом, так это Рики, стоящего у входа в непроницаемых солнечных очках на поллица и с несвойственной ему свитой по бокам. — Привет, — слегка растерянно и настороженно здоровается Сонхун сперва с бывшим другом, а после и с Николасом и Сону. — Можем пройти в дом? — подаёт голос Николас. — Конечно. Сонхун оборачивается на Чонвона с явным вопросом в глазах, но тот лишь кивает подбородком, призывая идти вперёд, чтобы открыть для всех двери. Впервые, за восемнадцать лет, в этом доме был кто-то, кроме Юджина, приглашённый Сонхуном. Впервые там вообще было столько людей. Только вот напряжение и могильный холодок по коже остались по-прежнему теми же. — Прости, что не пришёл, — наконец заговаривает Рики, проходя в гостиную, словно к себе домой. — Не любитель кладбищ. Сону вдруг фыркает на эту его речь, вызывая в Сонхуне ещё больше вопросов, но усаживаясь чёрным пятном на одно из кресел, держа за руку Николаса, опустившегося на подлокотник рядом. Чонвон подталкивает Сонхуна в спину, усаживая на диван, но остаётся стоять чуть поодаль, скрестив руки на груди и глядя на Рики, неуютно севшего на самый край. — И вот теперь, — тянет Николас, также мрачно глядя на Рики, — теперь я точно могу сказать, что здесь пять фриков. — Так себе словечко, — фырчит тот, поднимая очки на макушку и являя Сонхуну полностью чёрный правый глаз. Который троится слегка, потому, что голову Сонхуна ведёт. — Это вы нас так называете, — разводит руками Сону. — Хотя ничем оказывается не лучше. — Я ничего не понимаю, — бормочет Сонхун, вцепляясь в обивку дивана под собой. Его пальцы дрожат. — Во-первых, я один, и других в классе нет, кроме вас, — выделяет Рики для Сону, оборачиваясь затем снова к Сонхуну. — А во-вторых, если бы я знал, что ты такой же, как я, я бы сказал тебе раньше. — О чём? Боже… — О том, что спообность Скверны не уникальна, — прибивает за спиной Сонхуна Чонвон. — Отличается только степенью контроля и поражения. — Но твой глаз…мы столько дружили и… — Степень контроля, — кивает Рики, моргая и доказывая Сонхуну эти слова, потоу что глаз его постепенно вновь возвращает привычный карий оттенок и сероватый белок. — Твой парень правильно сказал. Сонхун слышит, как Чонвон цыкает языком, но не обращает внимания на это. Ни на что, кроме лица бывшего друга, которого знал с начальной школы. Оказывается, не знал вовсе. — Когда они перевелись в наш класс, Сону случайно прикоснулся ко мне, — вздыхает раздражённо Рики. — Я не понял тогда его реакции. Он охнул, задрожал и опустил голову. И Николас вовремя его подхватил. Поэтому я не видел того, как выглядят его глаза во время применения способности и подумал, что он просто очередной сумасшедший. Но мне следовало задуматься… — Было бы чем, — хмыкает Сону. И Сонхун, кажется, впервые, слышит его таким уверенным и не испуганным. — Тогда он увидел то, что я должен был сделать. — Только я не знал — с кем. Просто пришёл в ужас от увиденного. — Но почему ты не сказал? — в полоборота поворачивается к нему Сонхун. — Потому, что я увидел только её лицо и то, как она кричит. Ни проявления способности, ни его рук на ней. Но было очевидно, что он не навестить её с подарками пришёл. — Смотря, что считать за подарок, — усмехается Рики, на которого тут же скашиваются все взгляды. — Что? Ещё скажи, что ненавидишь меня за это, Хун. — Хён, — непроизвольно поправляет его тот. — Пока не ненавижу. — Я рассказал Николасу о том, что Рики в будущем совершит что-то плохое с какой-то женщиной. Но кому нам об этом было рассказывать, если я никого не знал? Никаких деталей, — сокрушается Сону. — А потом он просто коснулся тебя, — поводит плечами Рики. — Тогда в туалете, когда мы спасали вас с Юджином? — догадывается Сонхун. — Да, — выдыхает Сону. — Я увидел, как ты приходишь к ней в больницу. Сонхун закрывает глаза. Перед ними и без того маячили мушки и цветные круги, и его начинало тошнить. — Но даже тогда, ты не сказал никому. Ты просто сказал, что нам с Чонвоном нужно поговорить. Ты столько дней молчал, почему? — Потому, что ты всё равно ничего не смог бы доказать, — вздыхает Чонвон, приближаясь и укладывая ладони на плечи Сонхуна. Мгновенно даря ему облегчение и расслабляя мышцы. — Рики в твоём доме никто не видел, как он навредил ей — было неизвестно. А пытаться угадать, какая у него способность, просто зажав его в угол — было слишком опасно. — Но, когда Чонвон отвёл меня в тот день поговорить, я увидел, как вы убиваете её. Сонхун резко распахивает глаза и смотрит на Рики. Но у того на лице ноль эмоций. Никакого испуга, осуждения или порицания. Он смотрит открыто и прямо. Слишком спокойно. — И он рассказал мне всё, — подтверждает Чонвон. — Тогда нам удалось сложить дважды два. А с помощью моей способности, выудить у него правду. Сону всё равно ничего не смог бы ему сделать. — Его Скверна куда опаснее, — тянет Рики, опасливо бросая взгляд на Чонвона за спиной Сонхуна. — Моя же просто, как слизь, заползает через глаз дальше к мозгу. И повреждает его, также спокойно исчезая после. Поэтому, в теле твоей матери не нашли ничего необычного. Она и без того была чокнутой, поэтому даже МРТ не выявил отклонений. Моя способность сводит с ума слишком натуралистично. — Но ты знал о способности Чонвона? — хмурится Сонхун. — Зачем ты симитировал её? — Я за это уже извинялся, — морщится Рики, снова поглядывая на Чонвона. — И даже едва не поплатился жизнью. Кстати, весма опрометчиво угрожать так людям. Ты же знаешь, что одно прикосновение — убивает. — О, поверь, — скалится Чонвон. — Я знаю. — А вам с Юджином стоит разговаривать потише, обсуждая твои сны, — укоряет Рики Сонхуна. — Я на протяжении полугода слышал это от вас, лишний раз боясь раскрыть рот, потому, что я перестал общаться с тобой. Мне нельзя было влезать. И тем более освещать свою способность. Я боялся однажды проявиться. А тут ты просто рассказываешь про то, как часть моей способности снится тебе в таких масштабах… — Слишком много воды, — шипит Чонвон. — Я сложил дважды два, когда ты спросил у меня его имя. Они все трое были странные и мрачные, но только Чонвон носил перчатки и не притрагивался ни к кому лишний раз. А ты…слишком заинтересовался им. Потом вы оба начали пропадать и… — Но краска ведь смылась, — непонимающе произносит Сонхун. — В чём был смысл? — Посеять в тебе сомнение на мой счёт, — хмыкает Чонвон, слегка сжимая пальцами его плечи. — Развести нас по разные стороны. — Ты ведь сам разорвал общение со мной, Рики? — А потом у тебя появился Юджин, — взгляд Рики с наглого смняется печальным в моменте. Он опускает голову. — Ты был счастлив с новым другом. И норовил завести ещё одного. А я просто…мне всё это время не хватало тебя, Хун. — Ты ведь мог просто поговорить со мной… — Я подумал, что когда ты вновь останешься лишь с Юджином и больной матерью на руках, я приду тебя поддержать. И тоже буду рядом. — Чем Чонвон помешал бы тебе быть рядом? — с горечью шепчет Сонхун. — Может быть тем, что та девчонка из твоего класса мне никогда не была нужна? — виновато лепечет Рики. — А ты всегда смотрел на меня лишь как на младшего друга. Это было невыносимо. — Боже. — К тому же, твоя мать… Сонхун хватается за руки Чонвона на своих плечах и вновь закрывает глаза от приступа тошноты. В его голове ядовитая каша, на языке горечь. Все эти годы… — Прости меня, — на грани слышимости просит Рики. — Если сможешь когда-нибудь. — И после этого, — вдруг подаёт голос Николас, — мы ещё фрики. — Поклянись, — сглатывая ком, выговаривает Сонхун, — что никогда не тронешь никого из них. Или Юджина и его семью. — Клянусь, Хун. Правда, клянусь. И мне…прости, мне не стыдно за её смерть. Но мне стыдно, что я лгал тебе. И потерял тебя. Как друга. — Можешь уйти? — Что? — Сейчас, пожалуйста, Рики, можешь оставить нас? — наконец поднимает на него затуманенный взгляд Сонхун. — Я напишу тебе, как только обдумаю это всё. Он впервые видит бывшего друга таким сломленным. Не громким, наглым и уверенным в себе младшеклассником, за которым толпами бегали девчонки, которых он сам приманивал и подначивал. А таким беспомощным, беззащитным и виноватым. Разбитым. Рики кивает часто, поднимаясь с дивана и, не проронив больше и слова, покидает дом Сонхуна, оставляя в гостиной гнетущую тишину. — Я всякого ожидал, после того, что мы узнали, — присвистывает Николас, — но точно не этого. — Да уж, — хмыкает Сону, тоже поднимаясь с кресла. — Это в своей истории он как-то упустил. — Напишите потом, как вы? — Николас хлопает Сонхуна по предплечью. — Вам стоит побыть вдвоём. — Берегите себя.[Gvllow — Take my hand]
Так же тихо, тенью, их пара выскальывает из дома тоже, прикрывая дверь. Сонхун лишь сильнее сжимает ладони Чонвона, а после переплетает их пальцы, уставляясь прямо перед собой. — Вот об этом я тебе и говорил, — вздыхает Чонвон, склоняясь ниже и упираясь подбородком в макушку Сонхуна. — Тебе ещё от многого стоит прийти в себя. — А я вообще знаю свою жизнь и тех, кто меня окружал в ней? — неразборчиво шелестит Сонхун. — Ты себя-то не знал восемнадцать лет, — прыскает Чонвон, разрывая их руки и окутывая теперь Сонхуна крепким объятием. Первым таким. Первым их нормальным после той ночи. — И, как видишь, нам не обязательно официально объявлять себя парой, чтобы все и так считали нас ей. — Это последнее о чём я сейчас думаю. Ты был прав. — Повтори это, — посмеивается в его волосы Чонвон. — Почему ты такой спокойный? — Все свои нервы я оставил в том разговоре с Рики, когда пытался не прикончить его своей Скверной. А что до его чувств…не думаю, что ты после этого внезапно разгоришься ответными. — Почему? — Может потому, что я слишком в тебе уверен за эти полгода наших ночных свиданий? — ухмыляется Чонвон. Сонхун слышит это в его голосе. — А, если без шуток, то хотя бы потому, что он действительно лгал тебе. Тут вопрос о дружбе-то стоит, не то, что о чувствах. Сонхун обнимает руки Чонвона, откидываясь затылком о его грудную клетку. Пытается вдохнуть поглубже, но тяжесть правды, обрушенной на него не позволяет. И Чонвон правда был прав. Сонхун не успел как следует смириться и привыкнуть к тому, что матери больше нет, как в тот же день выяснил, что причиной всему стал его бывший друг. Имеющиц способности. Влюблённый в него. В голове всё ещё галопом мысли одна за другой, и Сонхуну бы отдохнуть. Но среди всего вороха, он вдруг яркой вспышкой, такой же, какой светятся его руки, выцепляет всего одну. Приподнимая голову и пытаясь поймать взгляд Чонвона. — Переедешь ко мне? — Что? — удивлённо вскидывает брови Чонвон. — Попей таблеток. Ты не в себе. — Я серьёзно, — хмурится Сонхун. — Что тебе делать в том домике одному, если у меня есть целый дом? Несколько комнат, куча еды. Все удобства. — И как по-твоему это со стороны будет выглядеть? — Как-то, что я плохо справляюсь с утратой и мне необходима поддержка. А Юджина не отпустят родители. — Но его же отпустят? — щурится Чонвон. — Ты ведь понял. — Я понял. Но я не понимаю тебя. Ты снова торопишься. — Я просто хочу, чтобы у нас наконец началась нормальная жизнь, Чонвон. — И сразу вдвоём? — Просто скажи «нет», — устало закатывает глаза Сонхун. — Я не в силах с тобой бороться. — И никогда не будешь, — фырчит Чонвон. — Но я подумаю. И, как минимум, сегодня, точно останусь с тобой. Сонхун тянет его за руки к себе. Заставляет обойти диван и сесть рядом, чтобы сразу попасть в объятия вновь. На этот раз уже Сонхун окутывает широкие плечи руками, пока Чонвон гнездится носом где-то у него на ключицах. В доме снова привычно тихо, но теперь, когда все ушли, непривычно спокойно. Ещё не уютно, но почти тепло. — Всё ведь будет хорошо? — шепчет он. — Надеюсь, — мычит в его кожу Чонвон. Сонхун на это надеется тоже. Теперь, когда они вместе.