Об истинном спасителе

Лунный свет окрашивает город в черно-белые цвета. Каменной громадой возвышается старая церковь, стоящая в отдалении. Внутри темно, несмотря на то, что луна светит прямо в высокие, будто бы запотевшие окна. Там, где при свете дня возносят хвалу истинному спасителю рода человеческого, под мраком ночи просыпаются крадущие человечность. По длинному проходу, на котором мутными узорами отражаются соборные витражи, идет темный, почти неприметный человек. Он бегло озирается по сторонам, как будто опасается, что его заметят — или заметят сверток, который он бережно держит в руках. На серых стенах проявляются перекошенные лица. Они, кажется, преувеличенно искажены: на одних легко читается невыносимая боль, на других — не менее невыносимое удовольствие. Они наблюдают за идущим вперед человеком, и в отражении темного лакированного пола кажется, что длинные руки тянутся к тому, что он несет. Ребенок, завернутый в мягкую пеленку непонятной расцветки, начинает тихонько хныкать. Хмурый мужчина лишь раздраженно цокает, и, чуть крепче прижав ребенка к себе, осторожно покачивает его. Шаг, другой — и вот искаженные тени уже позади. Теперь же мужчина стоит перед широким каменным алтарем, и смотрит на бесцветного ангела с поникшими крыльями, застывшего, подобно статуе. — Вот ребенок. Женщина говорила о нем, — человек показывает сверток, но не торопится его передавать. Он смотрит на ангела, не отрывая от того взгляд. Пепельно-серая фигура склоняется над ребенком, и в улыбке на одно мгновение мелькает сочувствие. Ангел берет маленький, хныкающий сверток на руки — и в обманчивом лунном свете видна черная змея, скользящая по длинным, тонким пальцам. — Через боль дарую тебе познание, — тот, кого зовут истинным спасителем, смотрит, как змея обвивает ребенка, — дабы спали с тебя оковы невежества. В соборе воцаряется звенящая тишина. Только спустя несколько секунд становится ясно, что ребенок затих и не плачет больше. С нескрываемым интересом в глазах смотрит ложный вестник Небес, как мальчик хватает змею и тянет ее в рот, пытаясь прокусить. Когтистым пальцем вспарывает ангел змею, и льется из нее черная кровь, пахнущая яблочной гнилью. Ребенок жадно пьет темную жидкость, и глаза его мерцают белесым светом. — Кровь свою, тьму и свет познавшую, отдаю Я тебе, — несмотря на то, что ангел говорит шепотом, слова его слышны в каждом уголке собора, — тело твое принимаю взамен. Спи, юный пророк. Когда придет время, Я подниму тебя ото сна. Сломанные, давно выцветшие крылья волочатся длинным шлейфом по темному полу, и в отражении его кажется, что к ним тянутся бесчисленные руки. Спаситель, что сиял ярче утра, идет по собору медленно и гордо, словно намеренно показывает бесплотным теням уснувшего на руках мальчика. И с торжествующим видом отдает он его все тому же потрепанному человеку, что принес ребенка в собор — человеку, который все это время подпирал собой дальнюю колонну. — Верни его обратно, вор. Тогда та женщина получит желаемое. Мужчина едва слышно хмыкает и аккуратно перехватывает спящего мальчика, едва заметно покачивая его. Он украдкой бросает на ангела взгляд и не торопится уходить. — Почему ты медлишь, вор? — голос ангела кажется спокойным, но человек различает в нем скрытое раздражение. — Мне просто интересно. Как так получилось, что именно этот ребенок удостоился личного внимания. Ему кажется, что ангел в ответ тихо смеется. — Так ты желаешь знать, почему случайное дитя принимает причастие наше? Тогда поторопись вернуть его в родную колыбель и возвращайся. И мы дадим тебе знание. На белесых витражах, на серых стенах и на каменных статуях в лунном свете проявляются лица. И торжествующе улыбаются они, будто приветствуют спящего пророка забытого города.