Сосиска

— А завтра нас ждет увлекательнейшее восхождение к красивейшему водопаду Гадельша! — радостно тараторила экскурсовод, распихивая своих подопечных по номерам дешевого мотеля. «Пиздос,» — синхронно подумали Дима, Арс и Сережа — ноги у них дрожали уже после «разминочного» лазанья по Яшмовой горе. Один Антон был доволен — набил свой рюкзак яшмой до отказа, и как только допер все это до автобуса и не перевернулся. Всю дорогу до Сибая он дулся, ибо Дима практически силой заставил его бросить «тот офигенный камень в форме ромба» размером с его голову. Арсений сунулся к Сереже, попутно зацепив макушкой дверной проем. Их комнаты разделяли крошечная прихожая и смежный с ванной туалет. — У меня все провода из телевизора выдернуты и приклеены на скотч к задней панели. — То же самое, — Сережа воззрился на Арса печальными воловьими глазами, откладывая в сторону телефон, — Скукотища. — Я Уно с собой взял, — постарался приободрить его Арсений. — Иди ты нахер со своим Уно, — Сергей отвернулся к стене, намереваясь спать до самого утра. На ужин подали картофельное пюре с торчащей из него сосиской. Сосиска смотрела прямо на Антона. «Дрочи мой хуй се в рот,» — некстати вспомнил Арсений. Ну или кстати, тут как посмотреть. Что-то на древнем, не то с Псковского порно, не то с Клик-Клака. Вместе с сосиской на пунцового Антона теперь таращились Дима с Арсом. Заказанная на троих сауна оказалась тоже не фонтан. Маленький бассейн, дохлая финская сауна, хаммам, побитый жизнью бильярдный стол и (по всем канонам неработающий) телевизор. Главное, что здесь была широченная кровать. Антоша всегда поначалу ломается, гундит что-то про принципы, но после пары бокалов его разматывает, и он сам в хаммаме ложится головой Диме на колени. Позволяет касаться груди, шеи, губ. Арсений вытягивается в струнку, ест, фотографирует глазами то, как Дима медленно трахает приоткрытый рот двумя пальцами, и как Шаст от этого плавится. Маска деланной уверенности и пуленепробиваемости слетает напрочь, у Антона пальцы поджимаются на ногах, и он тихо-тихо стонет, но из-за акустики хаммама этот звук как будто сразу везде просачивается. Мокрыми пальцами Дима обводит маленький коричневый сосок и все, Антон пропал. Он забывает закрыть рот, так и лежит с раззявленным, а глаза зажмурил. Дрожит тихонько. Пар практически закрывает Арсу обзор, и он голодает без этого искусства, перформанса, арт-хауса. Но не вмешивается. Попов заходит в комнату с той самой огромной кроватью, тихонько прикрывает дверь за собой, замирает. От их распаренных горячих тел чуть ли не пар идет, простынь намокла. Антон лежит в самой откровенной и развратной позе, которую только можно себе представить, и коротко постанывает от движущихся в нем крупных пальцев. Когда Арс объявляется, Дима ускоряет движения, заставляя Антона задирать таз и поскуливать. Хлюпает там своими пальцами, засаживает глубоко — уже растрахал Антона неимоверно. И крутит, задевая все, что только можно. — Бляааа, Дима, это так хорошо, ой, ох, сука, давай еще, покрути их там, вставь в меня поглубже, а еще лучше свой член, Дима, ну пожалуйста. Дима подзывает Арсения, и тот как безвольная марионетка делает шаг, еще и еще. Позволяет Позову нанести смазку на длинные, подрагивающие от предвкушения пальцы, и Арсения тянет в эту порочную, жаркую глубину. — Ааххх, бляяяаать, — брыкается Антон, — Арс! Скажи, чтобы он меня уже трахнул, а не мучил больше! Или трахни сам! Но Арсений не слышит ни слова, ни звука, уши закладывает, как под водой. Он берет Антона за слегка располневшие бедра и накрывает ртом вернувшиеся на законное место Димины пальцы. На них железный, землистый вкус Антона, Диминой кожи и смазки на водной основе. Антон издает гортанные, булькающие звуки, когда Арсений принимается с жадностью лизать его открытую тугую дырку, а когда отстраняется, Позов ее массирует, разрабатывает, ебет. От Антона уже практически ничего не осталось, только обнаженная, вылизанная до белизны палочка от мороженого, и Арс обожает этот момент, это вершина, апогей их арт-терапии, когда Антон становится таким чувственным, таким бесконечно податливым. Арсений от этого в глубоком, экстатическом восторге и не смеет касаться, не смеет дышать, пока твердый член Димы не войдет в него полностью. — Хочешь два члена? — бархатным голосом предлагает Дмитрий, и у Антона в глазах слезы, а Арсений задыхается от восхищения. Так они еще не пробовали. — Хочу, — быстро сдается Антон. Они осторожны и, прости Господи, это так охуенно, что впору писать этому оды. Да, поначалу вываливается, а Антон жалуется, что больно, и вот так больно, а вот так вообще искры из глаз, но в какой-то момент ему начинает это доставлять удовольствие, и он раскрывается, впуская в себя твердые хуи. Дима сегодня ленивый, вальяжный, поэтому темп задает Арсений, до остервенения вбиваясь в упругую молодую дырку. Резко останавливается, чтобы в деталях рассмотреть, как Дима заталкивает язык Антону в рот. И медленно, медленно достает член из ануса, отчего на загривке у Антона появляются мурашки. — Сделай еще раз так, Арс… пожаа-ааалуйста… ссука… Арсения и самого подколбашивать начинает уже, особенно от улыбки Димы, хитрой, развязной, развратной такой… Мол, давай, бля, доведи его и меня до оргазма, накончай в эту разъебанную похотливую жопу… и Арс, вопреки просьбе Антона, выбрасывает бедра вперед, конвульсивно, кончая так, что аж в глазах потемнело. — Аааарс… — Антон разочарованно стонет, — Ну Ааарсссс… Вместо Арсения это делает Позов. Просто тянет Антона неторопливо за бедра, твердым, протяжным и уверенным движением, и тот всхлипывает, расплескивая семя из сладко тужащейся жопки. — Вот так надо. — Завали. Арсений спихивает полумертвого Шастуна с Позова и тянется к багровому члену Димы. Гладит — там все, и смазка, и семя, и предсемя, и это, на взгляд Попова, безумно красиво. Взор Димы, до того игриво-безучастный, наливается страстью, и от него Арсению сносит крышу. Он насаживается на член ртом до основания, чувствуя, как Дима безмолвно вдавливается ему в горло. *** Антон краснел, бледнел, не знал, куда девать взгляд. Арс с Димой сдавленно хихикали и фоткали стол, выспавшийся и посвежевший Сережа недоуменно переводил взгляды с одного на другого и третьего. Из дымящейся манной каши на Шастуна снова смотрела вареная сосиска.