В шаге от свободы

Новогодняя пора – детей из дома выгнать пора, пока не съели все это оранжевые кругляшки, пахнущие цитрусом. Кто-то просит родителей, чтобы ему помогли открыть мандаринку, а кто-то зубами и ногтями и всё сам, чтобы родители не знали. Погода тёплая, не смотря на неделю морозов до. Вьюга не злилась, мгла на небе не носилась, а лишь в свете полуденного солнца кружились кристаллизованные тонны воды, пушистые и искрящиеся. Только один был не рад Новому году, перестав верить в новогоднее чудо и в себя. Словно Гринч, он ненавидел каждое упоминание поздравить своих родных и близких – у него не было ни тех, ни других. Он ненавидел мишуру, да и гирлянды стали слишком яркие – он заперся дома, ждя отопления, ведь каждый день промерзал до костей, трясущейся рукой поднеся кружку белого цвета с кипятком к губам, называющий себя чаем. Завесив шторы, не хотел видеть и слышать играющих на улице детей и проходящих мимо прохожих. Только одно его согревало… точнее, одна. Или один. Он ещё не разобрался, что это. Чёрное существо с короткими чёрными лапками, белыми глазами, под одним из которых слезинка, выглядящая так, будто это глаз вытекает из орбиты. И снова эти голоса в голове, говорящие, что ему делать, что он должен сделать, но он их точно не собирался выслушивать. Он точно знал, что только он делает всё правильно. «Нет! – говорит ему голос, – Всё, что тебе сунул врач – дерьмо! Не пей эти таблетки!» «Да! – согласился второй, но более высокий, – Не пей, что ты будешь делать без нас?» «Ты нормальный...» «Не слушай их…» Твердили ему голоса. Только один был очень и очень странный. Очкарик чувствовал, как самый последний, самый молчаливый из них сидел в углу его разума не желая показываться. Он казался более нормальным, он казался тем, кого нужно слышать и слушать. С придыханием, он говорил единственное предложение: «Расстреляй их всех – я единственный, выбранный тобой.» – Да… ты единственный, кого я выбрал. Я единственный, к-которого выбрал ты! Чёрное существо боялось своего хозяина, который сидел в углу, обняв себя и прижав ноги. Он сидел, громко смеясь и разговаривая сам с собой. Через секунду замолк, будто подросток никогда и ничего не говорил. Резко повернул голову. Безумные и пустые, широко распахнутые глаза, в которых ничего не осталось человеческого, были направлены на чёрное существо. Что ему подсказали голоса на этот раз?