* * *
Ромка стряхнул дождевую воду с волос и сдал покрытую каплями кожанку в гардероб. Бяша опаздывал, а Сема затерялся в толпе, так что Пятифан в одиночку протискивался между школьниками, чтобы, наконец, вылезти из давки и направиться в класс. Грудью он почувствовал толчок и чуть склонил голову. В него врезался Антон, стекла очков которого были покрыты множеством капелек. — Кого я вижу, — едко протянул Пятифанов. Пропускать новенького к гардеробу он не намеревался. Петров поднял усталый взгляд на хулигана и насупился. — Дай пройти. — Слухай, а чего у тебя патлы такие длинные, м? Как-то по-пидорски, — измывался Ромка, окидывая взглядом намокшие под дождем локоны белоснежной челки. Пятифанов потянулся к волосам, но Антон грубо оттолкнул Ромкино запястье. — Твои не лучше, — процедил Петров, стараясь сделать голос как можно более грозным. Получилось плохо, потому что послышалась рваная дрожь. Хулиган хмыкнул. В последний год он и правда перестал стричься так часто, как в детстве. Его жесткие локоны челки уже почти дотягивались до бровей, но пидорской свою прическу Ромка не считал, отчего выпад новенького просто так оставить не смог. Он скользнул глазами к правой скуле, на которой проявился слабый синяк, и подумал, что неплохо было бы приумножить вчерашние побои. Но немного позже. Сейчас Пятифан лишь оскалился и сильно щелкнул очкарика по носу, заставив того поморщиться. — Какой наглый, посмотрите-ка. Ну ничего, приструним тебя. Будешь, как шелковый, — Ромка протянул эти слова, не используя свой фирменный холодный тон, чтобы Антон понял, что сейчас хулиган не угрожал, а издевался. И, судя по опущенному обиженному взгляду, новенький все понял. Пока Пятифану хватило, отчего он обогнул Петрова, грубо толкнув его плечом, и выбрался, наконец, из рекреации у гардероба. До звонка оставалось еще пять минут, — хотя, если бы и меньше, Ромку это не заботило бы, — так что было принято решение завернуть в туалет на первом этаже, что выступал курилкой в дождливое или холодное время. Гонять каждый раз на улицу — западло, а этот толчок мало того, что почти не использовался учениками из-за вечно сломанных унитазов, так еще и расположен в закутке, вдали от надоедливых снующих учителей. Рома по-хозяйски, а именно — с ноги, зашел в туалет и окинул взглядом все еще мрачное от утренней темноты помещение. У подоконника, сгорбившись, стояли два семиклассника, что сразу вытянулись по струнке, когда услышали скрип дверных петель. Они курили в приоткрытое окно, отчего резко обернулись, видимо, подумав, что зашел учитель. Пятифан довольно улыбнулся. — Че, малявки, взрослые типа? Он прошагал к парням, посмотрел на сигарету марки «Camel» в руках одного из мальчишек и выхватил ее, тут же ловко зажав зубами. — Свободны. — Ну, Пятифан, ну мы же толком и не это… — начал несмело пацан, нагло ограбленный Ромкой пару мгновений назад. Вообще, Пятифанова знали почти все в школе, парни так точно. В особенности те, кто пересек границу шестого класса. Каждому по-своему досталось от банды Ромы, которая с каждым годом становилась все более изощренной в своих выходках. Редко доходило до чего-то посерьезней обычных краж типа мелочи или вещей, но Пятифана и команду все равно побаивались. Особенно после одной крупной драки в начале девятого класса, когда Рома случайно — действительно случайно, даже без кавычек — сломал парню из параллели руку. Слухи тогда ходили самые разные: и о причинах потасовки, и о ее последствиях. В самом же деле не было ничего сверхъестественного, просто очередной кавалер решил попытать счастья на Полинкином поприще, за что и получил предъяву. А руку в ходе драки сломал просто неудачно упав — Рома его толком и ударить-то не успел. С тех пор за хулиганом в оба следили учителя, в особенности завуч по воспитательной работе — Мария Александровна, — так что он загасился. Однако, несильно — малолеток кошмарить — это всегда пожалуйста. — Для тебя я Роман Георгиевич, пиздюк, — прикрикнул Ромка, отвесив смельчаку звонкий подзатыльник, — Свободны, говорю. Парни посеменили вон из туалета, тот, что попался под горячую руку, еще и потирал голову ладонью. Когда туалет опустел, Рома запрыгнул на подоконник и облокотился о стекло, чтобы было удобней выдувать дым в щель на улицу. Сырой осенний воздух просачивался в помещение и залезал под не до конца застегнутую олимпийку, но Пятифан был к этому невосприимчив. Как и всегда. Он просто размеренно курил и смотрел на серое плачущее небо, что не видело солнца уже две недели — с начала учебного года. Последнего в этой школе. В туалет, пыхтя, ввалился Сема. — Я так и знал, что ты тут, — сказал он, вытирая руки о подол клетчатой рубашки, — Оп, это что? — У шпаны отобрал. На, — Ромка протянул сигарету подошедшему поближе товарищу и выпустил остатки дыма через нос, — Я тут подумал… Не нравится мне все-таки этот новенький. Меня от его морды аж блевать тянет. — Закончим вчерашнее? — Нет, — Ромка забрал сигарету назад, позволив другу сделать всего одну затяжку, — Ты его покошмарь, но так, на полшишечки. А если дело до драки дойдет, то я сам. Очень уж хочется эту физиономию начистить хорошенько, а ты не умеешь. Пятифан стрельнул в Семена злобным взглядом, все еще не простив ему вчерашнюю оплошность на поляне. Бабурин стушевался. Звонок на урок прогремел как раз к тому моменту, когда сигарета дотлела до фильтра, так что Рома выкинул ее в окно и спрыгнул с подоконника, шумно потягиваясь. Как бы сильно он ни хулиганил — учиться было необходимо, хотя бы на тройки. Не хотелось, чтобы Кудря — так называли завуча по воспиталке в узких кругах — все-таки довела постановку на учет до конца. Тихонов был бы ой как счастлив, а его счастливым делать Ромка хотел в последнюю очередь. Да и дотерпеть до выпуска осталось всего год, так что Пятифанов даже почти не прогуливал. Почти… Тем не менее сейчас он исправно шел по коридору на урок, размахивая пакетом из местного сельпо, что выступал вместо портфеля. Внутри было все самое необходимое — ручка и тетрадь, одна для всех предметов. Бяша ввалился в школу, как раз когда парни проходили мимо входа — он явно бежал, ибо челка спуталась, дыхание сбилось, а щеки покраснели. — Ты че, попуск, опять проспал? — задорно протянул Рома, с щедрым хлопком пожимая руку влетевшего товарища. — Ага, — хрипло ответил Бяша, расстегивая куртку, — Я щас, идите, на. Игорь скрылся за углом, а друзья прошли к кабинету на первом этаже, где сейчас должен быть урок истории — Ромкин самый нелюбимый. Он был как-то больше по точным наукам — физика, математика, даже химия, — хотя и их в основном слал куда подальше. Когда двое парней ввалились в класс, учительница уже была готова начать лекцию про великую Российскую революцию. Рома пропустил ее бубнеж об опоздании мимо ушей и устремил взор на последнюю парту. Там, опустив голову в тетрадь, сверкал своими белыми локонами Петров. Пятифан глазами показал Семе «зеленый свет» и прошагал к своей парте, пиная портфели в проходе. Не, ну а что? Одноклассники сами виноваты — кинут свое добро куда ни попадя, не пройти, не проехать. Почти сразу прилетел и Бяша, плюхнувшись рядом. Пока он пытался отдышаться от утреннего забега до школы, Рома устраивался поудобнее. Его ждал сеанс просмотра. Сема справлялся с мелким хулиганством куда лучше, чем с драками и более серьезными разборками. Он будто знал, как нервировать человека — специально размашисто потягивался назад, чуть ли не задевая лицо Петрова своими руками, раскачивался на стуле, подтыкая своей спиной парту, иногда оборачивался и пихал локтем подставку для учебников. Вроде мелочи, а за целый урок Антон уже успел заметно раскраснеться от злобы, но предпринять ничего не решался, просто терпел. Рома фыркнул, довольный Семой, но еще более ехидно настроенный в отношении новенького.* * *
Школьный день шел своим чередом. То есть очень нудно и безумно медленно. Пятифан буквально изнывал от того, что ничего не происходило. Новенький гасился очень умело. Наверное, в прошлой школе у него тоже был опыт «побега» от сверстников, так что он появлялся в поле зрения аккурат со звонком на урок и выскальзывал из рук сразу после. Роме было очень интересно, где он шкерился, но не настолько, чтобы тратить время перемены на его поиски. Мало того, что дождь щедро умывал землю, так еще и тоска от слишком быстро прошедшего лета давила на мозг. Делать что-то было лениво. А когда лениво, да еще и скучно, в ход идут шутки-прибаутки, которыми Рома с Бяшей и занялись на седьмом уроке биологии. Как раз последний. Желания тихо сидеть вообще не осталось, так что началась типичная дружеская болтовня. Бяша в очередной раз выдал какую-то несусветную хрень, от которой Ромку разнесло по парте в приступе смеха. — Пятифанов! Опять тебе смешно, да? — прикрикнула учительница биологии, уже не в силах терпеть жужжащий шум со стороны парты двух корешей, — Ну-ка, вопрос на оценку: гориллы и шимпанзе — это какой класс? В Ромкиной голове зародилась такая тупая шутка, что он едва сдержался, чтобы снова не лечь на парту лбом и не забиться в истерике. Тем не менее он прикусил щеки, несколько раз глубоко, но быстро вздохнул и сдавленно произнес: — Параллельный. По классу прокатилась волна смешков — почти все хихикнули от очередной Пятифановской выходки, даже Полинкины плечи сдержанно скакнули вверх. Увидев это, Ромка аж грудь в гордости выпятил и расплылся в улыбке. Вообще, в последнее время с Морозовой у него стало налаживаться. Целый год неумелых ухаживаний принесли свои плоды — она стала с ним здороваться, мило улыбаясь, и даже не чуралась говорить с ним на переменах. А летом вообще пару раз согласилась погулять! Ромка от этого порхал на седьмом небе от счастья. Да, пробиться сквозь ледяную корку Полины — пожалуй, фамилия ее оказалась вполне говорящей — было непросто, но мелкими шажками Пятифан приближался к своей цели. Теперь девушка хотя бы не воротила от хулигана нос при любом удобном случае. Наверное, еще и поэтому Рома в своих хулиганских делах старался действовать аккуратно — девушка ведь любит порядок и дисциплину. Но сейчас ее мимолетный смешок даже слегка удивил и поселил в сердце теплоту. Которую быстро разогнала биологичка. — Все! Надоел ты мне. Да вы оба! — женщина указала линейкой в сторону Будаева, что бил по парте ладонью в приступе смеха, — Пора вас рассаживать. — Э-э-э! — протянули парни в унисон максимально недовольным тоном. — Не «экайте» мне тут! Пятифанов, давай на последнюю парту. — А че я-то сразу?! — Давай-давай. Лилии Павловне передам, чтобы она вас с Будаевым больше в жизни вместе не сажала! — учительница подбоченилась, одним взглядом дав понять, что она не отступит. Ромка обернулся в сторону последней парты. Антон, сидевший там, весь стремительно бледнел, а Пятифан вдруг загорелся искоркой жестокости. Он сдержал ехидную улыбку и продолжил делать вид, что пересаживание его не устраивало. Тем временем в голове уже плясали изощренные идеи мелких издевательств. Пусть Сема очкарика на переменах кошмарит, а Ромка будет докучать на уроках. Господи, да они его так достанут, что он в петлю полезет! Хулиган громко цокнул языком и встал со стула, закинув свой «багаж» в виде пакета на плечо. — Двигайся, — холодно произнес Пятифан, когда подошел к своему новому пристанищу. Антон смотрел на него с опаской всего пару секунд, но перечить так и не решился, передвинув свои вещи на другую часть парты. И сам пересел на стул ближе к стене, освобождая для Ромки тот, что был у прохода. Пятифан с размаху уселся и сразу развалился, расставив локти на парте так сильно, что залезал на Тошину часть парты. — Ну что, Антошка, — прошипел Рома, когда учительница убедилась в правильности своего решения, кивнула сама себе и продолжила урок. Пятифан притянул своего соседа за шею, сдавливая загривок, и произнес гаденько так, ехидно: — Не сладко тебе со мной будет. Тоша вздрогнул, не поднимая взгляда от тетради, и дернул плечом, пытаясь скинуть чужую руку с себя. Пятифан растянулся в довольной улыбке и убрал руку, перед этим пихнув в шею, отчего Антон рывком поддался вперед, и с его носа прямо на парту упали очки. Он ничего не сказал, только со свистом выдохнул носом, показывая свое недовольство, и вернул окуляры на место. Рома снова развалился на стуле, постукивая пальцами по парте, и посмотрел на Бяшу, что все это время наблюдал за процессом. Тот одобрительно ухмыльнулся, когда Пятифан кивнул головой в сторону Петрова, мол, «ебать лох, смотри».* * *
Соседство с Антоном оказалось даже отчасти полезным, пусть и скучным. Не с кем было больше играть в «виселицу», «морской бой» или «крестики-нолики» на уроках, зато учебники Петров всегда брал, в отличие от Ромы или Бяши, и списывать домашку и конспекты давал. Ну как давал… Особо выбора не было, когда Пятифан требовал. Иногда даже не требовал, а просто забирал тетрадь прямо из рук — грубо и рывком. И Антон игнорировал Рому. Убирал руки с парты, когда локоть соседа опять оказывался на его половине, послушно пододвигал учебник на середину, когда нужно было что-то читать, покорно вырывал из своей тетради листы, когда Пятифан не брал в школу свою. Но благодарности за все это он, конечно, не получал, даже наоборот. То нарисованный на полях хуй обнаружит, то карандаш опять «чудесным образом» сломается, то в портфеле после перемены найдутся скомканные бумажки или фантики. Ну хоть между уроками ему удавалось где-то блуждать, так что Сема его доставать не мог. В принципе, надоедливости Пятифана и так хватало, отчего к концу каждого урока Антон обессиленно вздыхал, иногда роняя лицо на ладони от усталости. Ромка этим упивался. К концу недели он набаловался изрядно, но останавливаться не собирался. Предпоследний урок истории совсем не интересовал, так что Пятифан просто качался на стуле. На последней парте это было делать даже веселее — на своем прошлом месте он не мог нормально раскачаться из-за стола позади, а здесь ничего не мешало, так что он опасно накренялся назад и в последний перед падением момент хватался за край парты, заставляя ту трястись. После каждого такого финта он мельком заглядывал в тетрадь соседа, что прилежно вел конспект, и, увидев там кривую линию, ликовал, продолжая заниматься своими делами. Как только прозвенел звонок, Антон снова быстро ретировался, но Роме тоже предстояло покинуть насиженное теплое местечко на деревянном неудобном стуле, так как последний урок проходил на другом этаже. Пятифан не спешил, размашисто потянулся, прохрустнув спиной, и направился с двумя друзьями к лестнице на второй этаж. Картина, представшая там, заставила всех троих встать, как вкопанных. У перил мило переговаривались Антон и Полина. Девушка завела руки за спину и, покачивая юбкой, что-то рассказывала белобрысому, пока тот держался за лямки портфеля и внимательно слушал. — Ромыч, там Полинка с очкариком… — протянул Бяша так, будто он один видел происходящее. — Не слепой, — рявкнул разгоряченный Пятифан, сжав кулаки. Вот теперь у него появился очень весомый повод докопаться до новенького, и не на уровне обычных подколов и издевательств. — Ушатать его? — хрустнув пальцами, спросил Сема, уже шагнув вперед. — Стоять, — Рома вытянул руку и шлепнул друга по животу, преграждая путь, — Я сам. К этому моменту Полина как раз закончила говорить и начала подниматься по ступенькам, но Петров что-то сказал ей вслед, махнув рукой, и пошел в сторону туалета. Как раз того самого, который выступал в роли курилки. Все складывалось идеально, чтобы серьезно перетереть именно сейчас. Ромка и не смог бы высидеть еще один урок рядом с Антоном, зная, что он вот так миловался с его Полиной. — Идите, — скомандовал Пятифан друзьям и медленно начал движение за Антоном, юркая в толпе между школьников. Нужно было пройти за ним так, чтобы он не заметил. Когда Петров скрылся в закутке и хлопнул дверью туалета, Рома выждал с минуту и тихо зашел за ним. Дверца в одну из кабинок была закрыта, а у подоконника курил какой-то пацан из девятого. Пятифан молчаливым кивком головы показал ему на дверь, а тот сразу выкинул сигарету в окно и вышел, не проронив ни слова. «Молодец, понятливый», — подумал Ромка, прошагав к закрытой кабинке. Он встал у стены прямо напротив входа в нее и облокотился спиной о кафельную плитку. И стал буравить взглядом дощатую дверцу, сжимая в кармане спортивок излюбленный нож. Вряд ли он бы понадобился, но Пятифан просто успокаивал себя поглаживаниями большого пальца по рукоятке. Казалось, будто время тянулось очень медленно, и за период тяжелого ожидания Ромка уже успел придумать в голове план действий. Нужно было ясно показать Антону, кто тут главный. Наконец, послышался лязг дверной щеколды, и в проеме кабинки показался Петров. Он сразу заметил стоящего у стены хулигана и тут же напрягся. Рома не спешил что-то говорить, позволил новенькому сначала выйти — не у параши же разборки устраивать. И когда тот с опаской приблизился, чтобы пройти мимо, Пятифан преградил путь. — О чем ты говорил с Полиной? — произнес Рома, впиваясь взглядом в зеленую радужку. Он нависал над Антоном из-за высокого роста, а очкарик в свою очередь казался еще ниже из-за сгорбленной в напряжении спины. Кажется, он не был напуган, потому что смотрел скорее с усталостью, мол, «как же ты меня, Рома, за эту неделю заебал». — Да так… О всяком… — скомканно ответил Антон, опустив взгляд. Под его ребра прилетел кулак — несильно, но Петров все равно рвано выдохнул и скрючился, но Рома больно схватил за плечо и заставил выпрямиться, чтобы можно было смотреть в глаза. — О чем ты говорил с Полиной? — повторил он, выговаривая каждое слово с напускной четкостью. — О музыке, — сдавленно ответил Антон, морщась. Рома хмыкнул, скривив губы в отвращении. Ну конечно о музыке. О великом и духовном! Петров ведь городской, он, поди, больше знал о классике, куда уж там деревенскому быдлу Роману Пятифану до него. — Анкету заполнял? — Что? Под ребра повторно ткнулся кулак, уже с большей силой, отчего белобрысый четко простонал, хватаясь за живот. Ромка отпустил плечо, позволяя жертве согнуться, а сам выпрямился, спрятав руки в карманы. Хотелось курить, он решил пожертвовать последней сигаретой, надеясь, что после школы выцепит еще у мелких. Пока Антон кряхтел где-то внизу, опустив голову, Рома подкуривался. Он кинул потушенную спичку в Петрова, та отскочила от его макушки и шлепнулась на пол. — Ты слышишь, похоже, плохо. Но сейчас напрягись и впитывай, — процедил Пятифан, наклоняясь к Антону. Хулиган оперся руками о колени, чтобы быть своим лицом на уровне лица Петрова, и сжимал в зубах сигарету, заставляя ту подпрыгивать при каждом слове, — С Полиной водиться тебе не стоит. Если пальцы дороги. Ты все равно ей не ровня, понял? Антон поднял полный злобы и презрения взгляд на обидчика, все еще держась за живот, и весь насупился, покраснел и блеснул глазами. Рома нахмурился и выпустил прямо в лицо Петрова облако дыма, заставляя того закашляться теперь не только от боли под ребрами, но и от табака. — Я спросил, ты понял? — Понял! — прошипел Антон обиженно, помахав ладонью перед лицом, чтобы очистить воздух от отравы. — Ну и вали тогда. Ромка выпрямился и отступил, позволяя новенькому быстро — насколько это было возможно в скрюченном состоянии — покинуть помещение. Когда хулиган остался один, то запрокинул голову назад и затянулся, задумчиво провел рукой по волосам до затылка. Еще один хмырь, который тянулся к Полине, это нехорошо. И вроде все более-менее улажено, только вот есть одно отличие — Морозова сама любезничала с ним, хотя до этого сразу давала от ворот поворот другим парням, например, из параллели. Рома подошел к раковине, стряхивая пепел в водосток, и сквозь легкую табачную дымку посмотрел на себя в зеркало. Ну и чего ей не нравится? Вполне себе симпатичный — скулы красивые, черты лица становились все мужественнее из-за возраста, шея крепкая, плечи широкие. Чем этот белобрысый задохлик с прозрачными ресницами лучше? Рома затянулся в последний раз, глотая горечь мыслей и дыма, и с досадой кинул окурок в раковину, лишь на секунду включив воду, чтобы потушить уголек. Сидеть с Петровым теперь было вдвойне противно, но ничего не поделаешь — поступок биологички так понравился Лилии Павловне, что она не стала возражать против пересаживания Пятифана на галерку класса. Даже сказала, что «Антон его уму разуму поучит». Ага, кто кого еще поучит. Ромка со злобой толкнул дверь и под трель звонка пошел в класс, так яростно топая, что казалось, доски вот-вот надломятся под его кроссовками.