Бесконечно

Мо Сюаньюй увидел своё отражение: не расчёсанные грязные волосы, красно-фиолетовые круги под глазами, бледная кожа. И взгляд. Что-то в нём было, некий блик, но точно не живой. Блик, который не может появиться беспочвенно. Мо Сюаньюю не нравится. Не нравится его взгляд, этот блик. Слепо, продолжая смотреть на отражение, он пошарил рукой по холодному полу сарая и, нащупав, взял кисточку. Она была сломана: ворса не осталось, куски дерева были вырваны, а конец остро заточен. Всё также смотря себе в глаза, он поднял кисть обратной — острой — стороной, и на выдохе пырнул себя в правый глаз. Блик пропал. В этот момент Мо Сюаньюй почувствовал эмоцию. Она была без названия, но идеально подходила по мнению Мо. Юноша, сидя на полу, продолжал смотреть. Левый глаз распахнулся от боли, зрачок сильно увеличился от страха и испытываемого адреналина, вместе с радужкой и телом, дрожа. Рука, крепко сжавшая кусок с отражением мертвеца, тряслась сильнее всего. Из правого глаза хлестала алая жидкость. Было страшно. Больно. Мо Сюаньюй ненавидел боль. Он не отводил взгляд потухшего глаза от отражения, наблюдая за потоком крови, пока не отключился. Безвольное тело упало на запачканный кровью и пылью с грязью пол. Кусок откатился к стене, но продолжал показывать отражение. * Мо Сюаньюй попытался разлепить глаза. В голове гудело, но юноша привык к этому, так часто ему было больно и плохо. Открыв глаза, тот уставился на потолок. Медленно поднял руку, дотронулся до правого глаза. Он цел. Резко поднявшись, Мо Сюаньюй обеими руками начал прощупывать пострадавший глаз. Он был на месте, только видел немного мутно, но сейчас юношу не это удивляло. Мо Сюаньюй начал искать кусок, который уронил, когда упал в обморок. У стены его не было. Кусок лежал за деревянным тазом с протухшей водой, которую юноше почти никогда не меняли. Он там был за несколько часов до суицида. Держа трясущимися руками находку, Мо Сюаньюй начал посмеиваться, а после перешёл на громкий хохот. «Умер? Да конечно, разбежался! Я даже убиться не могу! Что я за ничтожество?..» Отсмеявшись нервным смехом, плечи юноши опустились, а сам он сгорбился. Лицо стало ещё бледнее и приобрело серьёзность. Как так вышло, что он не умер? Он переместился во времени? Или это какая-то техника? Что вообще происходит? Встав, Мо Сюаньюй, прихрамывая, доковылял до двери. Его давно перестали запирать — юношу запугали настолько, что тот и сам не хотел боялся даже открыть дверь. На этот раз Мо Сюаньюй почувствовал другую эмоцию, названия для которой тоже нет. Он был слишком озабочен случившимся и нынешними эмоциями, а не въевшимся страхом до самых костей. Открыв дверь, юношу встретил закат. Мо Сюаньюй прищурился, так как давно не видел хоть какого-то света, всё время живя в потёмках. Закат был красивым. Солнце, уже наполовину пропавшее за горизонтом, выделялось ярко-белым пятном, а вокруг него, как краски, растекались жёлтые, оранжевые, красные и синеватые цвета. Облаков почти не было, и только парочка медленно, совсем незаметно, продвигалась к югу, не заслоняя собой картину уходящего солнца. Мо Сюаньюй простоял так до самого конца и двинулся только когда солнце совсем пропало. Как давно он не видел закаты. Юноша вышел из постройки, закрыв хлипкую дверь, и в вечерних сумерках поковылял к речке. Слабый, почти невидимый, свет от заката сопровождал юношу до самой воды, и тот смог рассмотреть себя. Кожа абсолютно белая, сине-красные синяки под глазами, но не это самое главное. Его правый глаз, а именно радужка и зрачок, ярко выделялся красным цветом на фоне бледности лица и чёрных волос, спадающих в хаотичном виде. Свет полностью растаял. * Мо Сюаньюй просидел у речки до самого восхода солнца, не думая возвращаться. К этой речонке никто не спускался — слишком берег был крутым и скользким, а речушка мелкая и узкая, напоминающая больше ручей. Мо Сюаньюю здесь нравилось: тихо и спокойно. Никто не придёт, не ударит, не прогонит. Но сейчас юноша раздумывал не о красоте этого места. Что с его глазом? «Наверняка это связано со вчерашним... прошлым... агх, с моим суицидом... Но почему я переместился на день назад, так ещё и глаз стал красным?» Мо Сюаньюй напряжённо вспоминал о записях Старейшины Илин, прочитанных в Ланьлин Цзине. Память у юноши всегда была точной и долгой, но вспомнить что-то похожее на его случай не удавалось. Тяжело вздохнув, Мо Сюаньюй решил возвращаться: время было ранее, поэтому никто не должен его увидеть. * До сарая он и вправду дошёл благополучно, и через пару десятков минут после того, как Мо Сюаньюй лёг на холодный грязный пол постройки, в неё ворвался Мо Цзыюань со слугой. Старший брат закрыл глаза. С громкими -свинячими визгами- криками Мо Цзыюань пнул лежащего, а после его -шавка- слуга быстро обчистил и без того пустой сарай. За это Мо Сюаньюя снова отпинали, ведь "как он смеет не подготовить материалы для самосовершенствования?". Мо Сюаньюй продолжал лежать с закрытыми глазами и, неслышно, изредка дышал. Мо Цзыюаню надоело игнорирование старшего братца. — Эй! — "обратившись" к слуге, завизжал Мо Цзыюань, — Иди и открой ему глаза! Не мог же он тут подохнуть?! Слуга, не смевший перечить молодому господину, подошёл с явной неприязнью на лице к лежащему юноше. Тот до сих пор не шевелился. Приоткрыв ему левый глаз, слуга только сильнее скривился. Чёрная радужка и зрачок, сливающийся с ней, сначала смотрела в никуда, а после, когда слуга хотел открыть и второй глаз, неожиданно посмотрела прямо в глаза слуге. Тот отпрыгнул в испуге, крича: — Мертвец! Нет, призрак!! Слуга почти выскочил из сарая, но остановил его от этого удар вредного господина. Явно испугавший, тот проорал: — Ненормальный! Оба ненормальные! Какого чёрта ты заорал?! Я расскажу об этом матушке! Ты помешал мне своими визгами! Услышав это, слуга упал на колени перед господином и забил лбом об пол, моля о прощении. Закатив глаза, Мо Цзыюань от души ещё раз пнул вновь закрывшего глаза братца и с руганью вышел на улицу. Слуга поковылял за ним. Мо Сюаньюй снова остался один. * Пролежав так до полудня, Мо Сюаньюй с тяжёлым вздохом встал. Он приоткрыл дверь и выглянул наружу: возле сарая никого не было, кроме привязанного рядом к столбу ослика Яблочка. Даже осла кормили спелыми яблоками, а ему и огрызок не приносили... Снова вздохнув, Мо Сюаньюй закрыл дверь. «Я не смогу долго прятать свой глаз... И что же делать, когда они узнают об этом? Они точно меня выгонят, но худшее — это до смерти забьют и тело в канаву скинут, это уж точно... Тогда... — посмотрев по сторонам, Мо Сюаньюй увидел ту самую кисть. Он оставил её у себя ещё в ордене Цзинь, — Нужно культивировать, тогда я хотя бы сбежать смогу и самостоятельно выжить!» Не теряя идеи и надежды, Мо Сюаньюй сел в углу постройки в позу лотоса и начал вспоминать всё, что проходил, читал и слышал в ордене. Через несколько часов у него всё же получилось не засыпать, а погрузиться в медитацию. * Промедетировал юноша до вечера, и очень вовремя "очнулся". Мо Сюаньюй услышал топот за дверью, и успел лечь с закрытыми глазами. Он специально повернулся к стене, чтоб уж точно обезопасить себя хоть как-то. Вновь пришёл Мо Цзыюань, теперь только один. Возле корытца старший оставил несколько талисманов. С гоготом и жадным взглядом Мо Цзыюань забрал их, прикрикивая: — Ну наконец-то! Что, дошло до тебя, что нельзя ослушиваться приказов?! Смеясь и похрюкивая, Мо Цзыюань ударил брата и, с громким хлопком двери, ушёл. * Ночью Мо Сюаньюй решил пройтись по деревне. Он помнил одну лавочку со старой, почти невидящей, бабулей, которая всегда давала ему бесплатные маньтоу. Даже когда его выпнули из ордена, оклеветанного и униженного, эта бабуля продолжала с улыбкой отдавать ему мягкие и тёплые булочки. Они были без начинки, но по-особенному вкусными. Мо Сюаньюй тихо вышел и спустился к дороге. Нигде не горел свет, все дома были закрыты. У особо богатых на дверях домов и ворот висели талисманы, отгоняющих духов. Наконец, юноша дошёл до конца улицы и увидел ту самую лавочку. Она была вся покошенная и ветхая, но до сих пор рабочая. Неподалёку от неё стоял маленький, точно такой же, шаткий дом. В нём и жила бабуля. Смотря на лавку, юноша захотел её починить, что и начал делать. Без инструментов было сложно работать, однако Мо Сюаньюй справлялся. Он использовал старые гвозди, а забивал их камнями покрупнее. * Солнце ещё не взошло, как проснулась бабуля. Выйдя, она сразу поняла, что возле её лавки кто-то есть. — Неужто кому-то так понравились мои маньтоу да баоцзы? — просипела бабуля. Услышав знакомый голос, Мо Сюаньюй обернулся. Он закончил прикреплять новую доску наверх лавочки, где уже были написаны иероглифы с названием. — Бабушка, — негромко поприветствовал Мо Сюаньюй. — Ой, да неужто это ты, сяо Мо? Как давно ты сюда не заходил! Я уж боялась, что опять ты уехал... — говорила старушка, подходя к лавочке. Прощупав новые доски, та повернула голову примерно в сторону Мо Сюаньюя. — Это ж не моя лавка... Здесь что-то новое построили, а мою-то лавочку снесли? — Нет, бабуля. Я починил вам её, — с улыбкой мягко сказал Мо Сюаньюй. — Ой, да дай-ка тебя хоть обниму! Сколько все жаловались-то на мою лавчонку, что стара она для моих вкусных булочек, да никто ничего-то и не сделал! Один ты, внучок мой хороший, постарался! — обнимая юношу приговаривала старушка. — Голоден небось? Давай тебе булочек-то дам, а то старался тут, корячился... — Спасибо, бабушка... — в голосе Мо Сюаньюя слышалась только слёзная благодарность. Он старался не плакать, ведь как давно никто его не обнимал или благодарил, так ещё и кормил. Привычными движениями завернув в салфетки только приготовленные на пару булочки старушка передала их юноше, продолжая что-то щебетать о благодарности. — Что ж ты так давно-то не появлялся? Случилось что? — Ничего, бабуль. Спасибо вам. Завтра я обязательно приду. — Ой, да давай-ка беги, дел-то, наверно, много у тебя, да и ты уж молоденький. Не трать время на бабку, беги. — Спасибо вам ещё раз. * Дойдя с булочками в сарай, Мо Сюаньюй спрятал их под сено, лежащее в самом углу сарая. Быстро начертив на оставшейся бумаге знаки, Мо Сюаньюй положил их вновь возле таза. Закончив, юноша сел в позу для медитации.