Меренсет

      — Но почему именно я? Есть множество опытных шезму, убийц и слуг. А я не гожусь на такое. Меня даже черномагом назвать стыдно, ведь шезму снов не видят.       — Это не сны. Необходимый ритуал может совершить только кровь от крови. И это сможешь сделать только ты, Меренсет.       — Какой ритуал? Какая, к черту, кровь?! — Эва не могла слушать этот непонятный бред. На девушку и так все рухнуло в одночасье, еще и Сет решил извести бедную несвязными загадками. — Я ничего не понимаю. Хватит играть мной! Больше никто не имеет на это право.       — У нашей шезмочки начали прорезаться клыки. — мужчина озарился ехидной улыбкой, бросая свой испепеляющий взгляд манящих глаз на Эвтиду, от чего та невольно расслабила тело, выпустив из плотно сжатых кулаков простынь, что схватила в порыве злости около минуты назад. — Похвально. Я все тебе расскажу, у меня нет цели издеваться над тобой. И заметь, я всегда был с тобой честен.       — Был. Но может, от того, что ничего толком и не рассказывал?       — Ты права, Меренсет. Тогда сделаем так: Отдохни немного, мне нужно покинуть тебя до вечера. — Эва хмыкнула себе под нос, отвернувшись от Бога, и, как обиженный ребенок, что не услышал того, чего хотелось, сложила тонкие изящные руки под грудью. — Дуешься, как рыба фугу при виде опасности, а еще даже не дослушала до конца.       — Рыба фу…что?!       — Фугу. И я не об этом сейчас говорю.       — Можешь продолжать.       — О! Благодарю тебя за разрешение, Дарующая жизнь! — на эту саркастичную реплику Сета девушка лишь закатила глаза, возвращая свой взор обратно на него. — Так вот, я сейчас уйду, а ты отдохни и хорошо подумай, о чем ты хочешь меня спросить, у меня не слишком много времени, чтобы рассказывать тебе обо всем на свете, поэтому у тебя есть время обдумать интересующие тебя вопросы.       — И ты ответишь мне на все?       — На все, что смогу.       — Не соврешь?       — Я буду предельно честен с тобой, но вряд ли ты будешь этому рада.       Сет кинул последнюю фразу. уже находясь в дверном проеме, громко закрыв за собой дверь. Бросил Эву совершенно одну мучиться с головой, пребывая в своих раздумьях. Мужчина оставил после себя еще больше вопросов, ответы на которые он так и не удосужился преподнести. Ну ничего, девушка уже для себя все решила — от нее не отвертеться, добьется своего, чего бы это ей не стоило.       Лежать было уже невыносимо, аккуратно встав с мягкой постели, Эва решила осмотреться и на всякий случай изучить пути отступления, хотя был ли смысл бежать от Бога? Найдет ее, где бы та не была. Да и хотелось ли уходить? Почувствовав глубоко внутри отрицательный ответ на последний возникнувший в голове вопрос, девушка попыталась избавиться от таких мыслей, ее это не на шутку удивило, возможно, немного испугало.       Первым делом она направилась ко входной двери. Выходить было неразумно и опасно, да и вид девушки сейчас не предусматривал встречу с людьми и короткие прогулки, но выглянуть и прикинуть место своего нахождения уж очень хотелось. Но, открыв дверь, изумрудные глаза шезму округлились от неожиданности — перед ней открылся вид на бескрайнюю пустыню. Вокруг не было совершенно ничего, кроме песка и палящего солнца. Хижина была окружена со всех сторон песками, и если будет необходимо, побег все равно будет невозможен.       Быстро закрыв дверь, дабы не напустить песок, что разносился порывами ветра в хижину, Эвтида решила осмотреть дом. Наряд ее был в таком плачевном состоянии, что и платьем назвать было стыдно. Потрепанные и грязные ткани скорее походили на тряпки для мытья полов в скромных хижинах.       Поиски привели ее в купальню, что заставило девушку ахнуть. Небольшой домик в центре пустыни имел свою собственную купальню, еще и такую красивую, чистую и ухоженную. Видно, что Сет позаботился об удобстве. Пока Эва разгуливала по дому и изучала все, что там находилось, невольно задумалась: что это за место? Скорее всего, одно из убежищ мужчины. Кто бы еще решил возвести дом среди пустыни, да еще и обставить все со вкусом?       Хижина и правда выглядела довольно необычно и изысканно. Не было такого педантичного порядка, как в доме эпистата. Вещи не лежали на своих местах, даже полотно на стене висело немного криво — весь интерьер как бы передавал хаос. Нет, не было бардака, как после Дии, что не могла часами выбрать наряд и раскидывала содержимое сундуков по всему помещению в поисках того самого платья. Этот хаос был упорядочен, обстановка полностью передавала характер владельца жилья.       Наряд наконец-то был найден. Одинокое платье покоилось на скамейке возле стола. Но внимание девушки привлекло другое: когда она заходила в купальню и изучала дом, стол был почти пуст: стоял кувшин с водой и несколько склянок, по всей видимости, лечебные мази. А сейчас там магическим образом появился большой золотой поднос, обильно наполненный спелыми сочными фруктами. Уголки пухлых губ приподнялись, такая маленькая забота тепло согрела душу черномага. Около подноса обнаружился еще один кувшин с голубой полупрозрачной жидкостью и записка: «Если будет болеть голова — выпей».       Эвтида принюхалась к содержимому, пахло травами и мятой. По всей видимости, какой-нибудь целебный отвар, во всяком случае, недоверия он не вызывал. Сделав пару жадных глотков терпкого напитка, девушка схватила любезно подготовленный для нее наряд и направилась в купальню. Нужно побыстрее смыть с себя следы пыли и прошедшей ночи. Желательно из памяти.       Тело расслабилось под потоками теплой, как парное молоко, воды. Нежный аромат лаванды и сандала наполнил легкие, Эва мысленно похвалила себя за то, что додумалась добавить в воду масла. Из головы улетели все тревожные мысли, стало так легко, так хорошо. Это чувство с уверенностью можно было назвать перерождением. Девушка задумалась: отвар так подействовал или же организм просто не выдержал весь перенесенный стресс? Но какое это имело значение, когда по телу прошла волна тепла, расслабляя каждую напряженную мышцу.       Желание полностью избавиться от капель воды на теле совершенно не было. По этой причине Эвтида лишь немного прошлась по влажному телу полотенцем, основное внимание уделяя длинным волосам, хорошенько протирая пряди тканью.       Только сейчас она обратила внимание на предоставленный наряд — красное шелковое убранство с довольно откровенными разрезами, что доходили до самого бедра с обеих сторон, обнажая длинные загорелые ноги, выставляя на показ слишком много. Верх наряда был расшит золотыми нитями в неизвестных ей узорах, да и полноценным верхом это назвать было трудно. Два куска ткани пришиты к поясу, нужно было как-то закрыть ими грудь и завязать на шее. Вот и выходило, что спина, руки и живот были полностью обнажены.       Но жаловаться было некому, да и наряд сел просто отлично, казалось, на нее и шили. Девушка покинула купальню и направилась обратно в основную комнату, за окном уже начало темнеть, значит, Сет скоро явится.       Пройти мимо зеркала у входной двери Эвтида не смогла. Случайно наткнулась на свое отражение и, будто завороженная, последовала ближе. Перед ней стояла неизвестная девушка. Это была не Эва. Нет того игривого взгляда, что смотрел с вызовом и хитрим прищуром на мир, на смену этому в глазах горел огонь жажды мести, что сочетался с холодной стеной, впервые появившись в этих изумрудных очах. Она потеряла все. Не удивительно видеть перед собой нового человека, пережитое не может не понести за собой изменений.       Правая рука переместилась на лицо, проходясь по длинному шраму невесомыми прикосновениями. Рана зажила, но болеть меньше не стала, ведь хуже физической боли всегда будет боль душевная.       Амен…       Это он оставил свой след на ее лице. Даже тут не даст его спокойно забыть — будет напоминать о себе каждый божий день этим шрамом, что ощущался как клеймо.       Волосы приобрели другой, более темный оттенок. Наряд изыскано сидел на фигуре, обнажая все ее достоинства, таких прекрасных неферут днем с огнем не сыщешь. Девушка из отражения все еще имела схожую внешность с прежней Эвой, но изменения было невозможно не заметить.       — Эва погибла. — прошептала в слух самой себе, не отрывая взгляда от отражения, продолжая касаться шрама на лице.       Сет вошел бесшумно, дверь в хижину даже не открывалась, поэтому Эва слегка вздрогнула, ощутив горячее дыхание на тонкой шее, увидев в отражении красноволосого мужчину позади себя.       — Болит? — грубая ладонь легко накрыла ее собственную руку, что закрывала такой ненавистный шрам.       — Нет. — девушка замотала головой в отрицательном жесте, обернувшись лицом к Сету. Его дыхание обжигало, вызывая мурашки по всему телу. Хотелось прервать столь близкий контакт, но развернуться было не лучшим решением.       — Закрой глаза. — требовательным, но совсем не грубым тоном приказал мужчина.       Эвтида сама себя не узнала, сделала то, что ей велели беспрекословно. Между ними ощущалась особая связь, возможно, это чувство и значило принадлежать кому-то.       Она не видела, что происходило дальше, лишь почувствовала на щеке необычный жар, исходящий от ладони Бога. Продлилось это всего мгновение, после чего пошло облегчение, открывать глаза совсем не хотелось.       — Можешь открыть глаза.       Рука по инерции потянулась к тому месту, что на секунду воспылало, но нащупать след от кинжала так и не удалось.       — Как ты это сделал?       — Неправильные вопросы задаешь.       — Я опять тебя не понимаю.       — Главное не как, а зачем.       — И зачем же?       — Я вижу, как этот шрам тебя мучил. Не могу смотреть, как такая мелочь выбивает тебя из колеи. Ты должна быть готова помочь воплотить мой план.       Эва посмотрела на Сета другими глазами, ее благодарность нельзя было выразить словами, а нахлынувшие эмоции и расслабленное тело сделали свое дело — девушка, что стояла катастрофически близко, прильнула к губам Сета, несмело, робко, оставляя влажный след на мужчине.       Она не думала о последствиях, это желание зародилось глубоко внутри, да и ответа от него не ждала, просто сделала то, чего так сильно захотелось.       Но Сет не отстранился. Почувствовав ее желание, перехватил инициативу в свои руки. Быстро, словно зверь, схватил за тонкую талию, жадно впиваясь в пухлые губы, углубляя поцелуй, неистово выпивая ее. Ему впервые было мало. Чувство, сравнимое с великой жаждой, одолело Бога, накрыло с головой, хотелось упиваться ей, как изысканным вином, не прерываясь, смакуя каждую каплю удовольствия.       От такого напора девушке хотелось сдаться. Размякнуть прямо сейчас и пусть будет, что будет. Нет, она не влюблена, но как же хотелось забыться после всего пережитого, пусть даже в смертельных объятиях Бога. Она и так его, да и терять больше нечего.       Но Сет остановился. Отстранился от сладких губ, словно ничего и не было, вальяжной походкой направился к кровати, облокотившись спиной на мягкие подушки.             — Ты подумала о чем хочешь меня спросить?       — Да, расскажи почему мать решила отдать меня тебе, что ты ей сделал? И почему именно я нужна для убийства Фараона?       — Знал, что это спросишь.       — Так ты расскажешь?       — Да. Время пришло, ты должна знать правду. — Мужчина похлопал по простыне рядом с собой, приглашая ту присесть рядом.       Эвтида, утратив последние капли рассудка, пребывая в томительном ожидании, проследовала к кровати, уложив свою голову на большое мужское плечо, что совсем не обескуражило Сета. Он запустил руку в шелковые локоны, глубоко вдыхая ее аромат, заполняя легкие лишь ею. Прижав ее ближе, Бог начал свой рассказ:       — Помню твою мать еще очень молодой. Ты похожа на нее, Меренсет. Знаешь что-нибудь о ее молодости? Может, чем она промышляла?       — Нет, она ничего мне не рассказывала. Помню лишь ненависть в ее глазах при виде меня. Да и на сколько я знаю, она никем не работала, нас содержали ее очередные мужчины.       — Она была черномагом.       — Что ты такое говоришь? — Эва привстала, бросая на мужчину взгляд, полный удивления. Всплывшая правда, не на шутку взбудоражила девушку, но это было только начало.       — Не смотри на меня так. Поверь, у нее были причины скрываться.       — Хочу знать все.       — Иди сюда. — Сет вновь обнял уложившуюся девушку у него под боком, всеми силами пытаясь унять мелкую дрожь, что волной пробежалась по ее телу. — Ты точно хочешь все знать?       — Да, продолжай, прошу. — Хаторут родилась в столице, жила во дворце и была жрицей при Фараоне. Твоя мать была довольно сильным онейромантом и красотой своей славилась. Мужчины смотрели на нее с восхищением — она это и любила, льстили ей эти взгляды. Но только один мужчина смог осесть в ее сердце. Любовь бывает очень зла, Меренсет.       — Кто это был?       — Его звали Менес.       — Фараон?! — Именно. Менес II клялся Хаторут в вечной любви и она подарила ему свое сердце. И возможно, все бы было хорошо, простое людское счастье было так близко, но выбрала она не того человека. Менес больше всего мечтал о вечной жизни, грезил о власти не только в пределах Египта, но и за его пределами. Она была ослеплена любовью, хотела сделать для него все, лишь бы не разлюбил. Он был ослеплен своим желанием, требовал от нее помощь. Так мы с ней и встретились.       — Ты пришел помочь ему?       — Не совсем. Она вызвала меня, все же я покровительствую всем черномагам, а Хаторут была одной из сильнейших. Мне принесли жертву, и я явился на нужное место, это был храм. Я увидел перед собой фараона и твою маму. Сначала я и внимание на него не хотел обращать. Неприятный человек во всех смыслах этого слова — с удовольствием бы завел его в пустыню, погребая в песках, и сейчас жалею, что не сделал этого. Менес обратился ко мне, не давая ей вставить и слова, будто я к нему пришел и он оказывает мне честь, болван. Властным тоном приказал твоей матери покинуть храм, оставив нас. От такой напыщенности мне хотелось рассмеяться и уйти, но интерес взял верх. Он стал просить меня о вечной жизни, власти, силе. Предлагал взамен богатства, женщин и другие материальные блага, на что я не смог сдерживать смех. Слепец он или дурак — неважно. Будто не понимал, что Бога это все не интересует.       — Но ты помог ему?       — Нет, конечно. Я ушел, заинтересовать меня у него не вышло, хоть старался, на колени падал, ничтожество. Да и если бы меня это интересовало, с другими Богами конфликтовать на тот момент не хотелось, мы все же договорились стараться сильно не влиять на судьбу смертных, лишь покровительствовать.       — Как ты мне?       — Нет, шезмочка. Так как я другим черномагам. С тобой другой случай. Ты моя Меренсет. Это особая связь.       — Но почему?       — Не помню, сколько времени прошло с того случая в храме, но я опять услышал зов твоей матери. Но на этот раз я ощутил в ней страх и отчаяние. У всех шезму есть своя энергия, она имеет вкус и запах и энергию Хаторут я хорошо запомнил в первый раз, не мог спутать, да и предчувствие говорило мне: случится что-то важное. От этого мне стало интересно, и я вновь явился на зов. На сей раз она была одна и о помощи просила для себя.       — Что с ней произошло? Чего хотела от тебя?       — Заплаканная, с дрожью в голосе, она поведала мне, что фараон связался со змеем Апопом, дабы тот наделил его жизненной силой и могуществом и они заключили сделку. Апоп сказал: «Чем больше черномагов падет, тем дольше жить Менес будет, а пролитая кровь шезму наполнит его силой». В подтверждение и закрепление сделки змей потребовал от Менеса принести первую жертву — свою возлюбленную шезму, твою мать. И тот, даже не раздумывая, согласился. Хаторут невольно подслушала их разговор. Держа руки под сердцем, она бежала сообщить любимому радостную новость — дите ждет от него. Но счастье длилось недолго. Боль пронзила ее сердце. В надежде, что осталась незамеченной, побежала в свои покои, призывая меня на помощь.       С глаз Эвтиды полились горькие слезы, окропляя прекрасное лицо соленой жидкостью. Ей стало больно за свою мать, все детские обиды отошли на второй план, она не заслужила такого предательства со стороны любимого человека. Эва всегда считала, что они с матерью совершенно не похожи, но чем больше рассказывал Сет, тем больше девушка убеждалась — их судьбы схожи.       — Не плачь. — Мужчина ласково провел рукой по ее голове, без слов давая понять, что она не одна — Не достойна она твоих слез.       — Как же так? Никто не заслуживает такого. Мне больно за нее.       — Ей не было больно за тебя, поверь. Твоя мать молила спрятать ее, слишком уж жизнью дорожила, а Отец твой сердце ей разбил, предал. Сказала, что все за спасение свое отдаст. Я уже думал помочь ей, ведь где замешан Апоп, там быть беде. Да и понимал, что ничем хорошим это не закончится, особенно для черномагов. Как тут она схватила меня за руки и с обезумевшим взглядом сказала: «Дите под сердцем от Менеса ношу, не хочу, не смогу видеть и вспоминать о нем. Убей дите, убей, не нужно оно мне больше». Я дотронулся к ее животу. И правда, жизнь почувствовал. Чистую, с желанием жить, сильную душу. Поэтому и предложил ей свою помощь в обмен на ребенка. Он все равно ей не нужен был, избавиться хотела, погубить. Но куда было деваться? Согласилась, но я приказал беречь дите, пока я за ним не вернусь. Слово свое сдержал, в ту же ночь спрятал, следы оборвал и сделал все, чтоб казалась, что та в песках померла. Вскоре искать перестали. Но мать твоя после пережитого с ума сходить начала, не смогла должным образом уберечь тебя, а я следить не мог, своих дел было достаточно. Почувствовал я как-то твой страх, пришел и убил очередного мужчину Хаторут. Какое он право имел дотрагиваться до тебя?!       Эва не смогла сдержать эмоции: перевернулась на другую сторону и горько зарыдала. Больно, очень больно. Мало того, что никогда родителям не нужна была, ходила как неприкаянная, так еще и отец ее был настоящим подонком, стоящим за столькими смертями черномагов. Вспомнила бедняжка Амена, поняла, что истории их с матерью уж больно схожи. Она ведь тоже сердце ему свое открыла, впервые в жизни, а он предал, убить хотел.       Мужские руки потянули девушку в объятия. Сет не умел быть нежным, сочувствовать чужому горю, но видеть, как она страдает, не мог. Что-то внутри сжималось от ее слез, хотя всю свою жизнь Бог был безразличен к слезам.       — Я рядом, Меренсет. Никто не имеет права тебя тронуть. Убью любого!       Девушка утонула в его объятиях, разделила всю боль с Сетом, что поглаживал ее волосы, пока та выплакивала свою горечь. Как яростная фурия, Эва подорвалась с кровати, схватившись за голову.       — Сет, а я… я не беременна?! — с дрожью и испугом спросила она, опасаясь страшного. Так больно Амен ей сделал, что побоялась судьбу матери повторить. Не хотелось под сердцем его дите носить, боялась возненавидеть его так же, как возненавидела ее Хаторут.