Три года назад
Драко вышел под ослепляющий солнечный свет на улицы магловского Лондона, только забрав оставшиеся вещи из камеры в Азкабане и прекрасно распрощавшись с представителями Министерства. Нужно было сделать столько скучных логистических шагов, чтобы его освобождение стало официальным. Эти светские моменты тянулись издевательски долго, продлевая его ощущение пленения ещё на чуть-чуть. Но всё закончилось, и теперь он был свободным человеком. Ему только-только исполнилось двадцать лет, и он был рад, что его молодость не пройдёт за решёткой. Поэтому он вышел с облегчением... и благодарностью. Он нахмурился от этой мысли. Благодарность съедала его изнутри, пока он ждал приговора. Ему нужен был достойный выход, и он был полон решимости получить его. Сегодня же. Он потянулся к сумке, достал пачку писем, перевязанных белой бечёвкой, и стал распутывать бант, направляясь к пабу на углу. Он специально попросил магловскую одежду вместо своих азкабанских лохмотьев, и, как и ожидалось, в знак милосердного сострадания охранники согласились. Должно быть, они знали, что его может ожидать, попади он в волшебный Лондон, и оказали ему одну-единственную любезность — футболку, джинсы и толстовку с капюшоном. Его первые соучастники в том, что он, похоже, будет скрываться всю жизнь. Войдя в паб, он прошёл к месту в дальнем углу и опустился на стул, положив перед собой раскрытую пачку писем. Если бы подошла официантка, он бы заказал магловский виски, но ему не хотелось подзывать её. Он пришёл сюда не для того, чтобы пить. Во всяком случае, пока. Он порылся в стопке, пытаясь понять, в каком порядке их стоит читать, что было очень просто, учитывая, что он до тошноты перечитывал первые десять или около того. Он нашёл самое первое письмо и осторожно открыл его, стараясь не порвать. Сделав глубокий вдох, он начал читать. 22 мая 1998 г. Дорогой Малфой, Честно говоря, я не имею ни малейшего понятия о том, зачем пишу тебе, ты, злобный придурок, но вот мы здесь. Я совершенно уверен, что к этому моменту ты уже увидел мою подпись внизу и либо скомкал это письмо и выкинул в окно своей камеры, либо вообще не открывал его, и в этом случае я сейчас просто разговариваю сам с собой. Но я упрямый и оптимистичный человек, поэтому буду продолжать... Ты всё ещё читаешь это, так что это хороший знак. Вот почему я пишу. На самом деле, я понял это лишь сейчас, излагая свои мысли на бумаге... Я думаю об этом уже давно, но уверен, что прав, так что вот: я думаю, что на самом деле ты неплохой парень, Малфой. А теперь, пока ты не завёлся, прибереги свои насмешки, потому что я их не услышу, и, более того, мне всё равно, насколько презрительное отвращение ты испытаешь, прочитав мои слова. Я буду продолжать... Не пойми меня неправильно, но я не могу выкинуть тебя из головы. Образ тебя, опускающего свою палочку на вершине Астрономической башни, когда Дамблдор был без палочки. Образ тебя, смотрящего в мои поражённые заклинанием, но все ещё узнаваемые глаза в твоём поместье, и говорящего, что ты не уверен, что это я. А потом! Если этого недостаточно, ты даже не взглянул на Рона и Гермиону, потому что прекрасно знал, что это они, но притворялся, что сомневаешься и не знаешь. Для чего?! Ты искал любую причину, чтобы не участвовать в настоящей битве в Хогвартсе, и, конечно, многие назвали бы это трусостью, но сейчас я думаю иначе. Я думаю, что у тебя доброе сердце, Малфой, и, возможно, ты даже не знаешь об этом, но я скажу тебе. В ночь битвы я увидел и узнал много нового о том, как устроены люди, и, кажется, что-то относительно тебя щёлкнуло в моей голове, и это становится только яснее по мере того, как я пишу это. Написать тебе это определённо было хорошей идеей. Не знаю, знаешь ли ты, но в ту ночь я шёл на смерть. Я шёл к своей смерти осознанно и не рассматривал других вариантов, Малфой. Я позволил Волан-де-Морту поразить меня смертельным заклинанием, и я выжил. Снова. А когда очнулся, именно твою маму послали проверить мой пульс. И хотя это было эгоистично, и в конце концов она просто пыталась добраться до своего сына, она солгала ради меня. Оказывается, у неё также есть доброе сердце, даже если его единственная задача — любить тебя. Жаль, но у меня нет хороших слов для твоего отца. Он — то место, где я проведу черту. Но речь идёт о тебе, а не о твоих родителях. Малфой, тебя втянули в эту войну с самого рождения, как и меня. Мы во многом похожи, словно зеркальное отражение друг друга, только в зеркале отражаются наши противоположности. На наши жизни повлияли одинаковыми и разными способами одновременно, и нам пришлось участвовать в том, от чего мы оба предпочли бы с криком убежать. Поэтому, если быть откровенным и, надеюсь, кратким, потому что это начинает напоминать любовное письмо, я не могу не признать несправедливость того, что ты там, а я здесь. Я — герой, любимый всеми. А ты — преступник, чьё заключение отмечают с сотнями поднятых бокалов, пока я пишу это. Это просто неправильно, и я хочу, чтобы ты знал: несмотря ни на что, ни на то, как ты обращался со мной и моими друзьями, ни на то, в чём ты участвовал, ни на то, кем ты был... Я приложу все усилия, чтобы вытащить тебя из этой адской дыры, даже если мне придётся прийти и вытащить тебя самому. Конечно, всё это могло бы остаться на уровне послевоенных грёз или разговоров за огневиски, но я не могу позволить себе развлекаться с такими мыслями, поэтому оставляю их здесь, в этом письме. Я хотел бы прийти к тебе, чтобы обсудить дальнейшие действия лично, но тебе придётся добавить меня в список одобренных посетителей, а я уже знаю, что меня в нём нет, потому что проверил, прежде чем писать тебе этот "роман", надеясь избежать предоставления тебе вещественных доказательств моих убеждений на случай, если завтра я проснусь и пойму, что это была ужасная идея. Буду благодарен за ответное письмо. Хотя бы чтобы ты сообщил, что я добавлен в список. Надеюсь, скоро увидимся, Поттер. Драко ухмыльнулся и покачал головой, дочитывая письмо. Оно было его любимым, но, возможно, только потому, что оно было первым из стольких. Он потянулся за вторым, также осторожно открыл его и прочитал. 5 июня 1998 г. Дорогой Малфой, Учитывая, что прошло уже две недели, а я не вошёл в список посетителей в Азкабане и не получил ответного письма, напрашивается вывод, что ты либо: 1. Злобный придурок, как я уже говорил ранее, и выбросил моё первое письмо в окно, не прочитав его. 2. Прочитал его и игнорируешь, что не делает тебя злобным, но определённо делает менее умным в моих глазах. Ты не можешь просто игнорировать меня вечно, Малфой. Поскольку ты такой же упрямый, как и я, рискну предположить, что ты будешь держаться как можно дольше, прежде чем принять мои письма, но я предупреждаю тебя... если ты решишь действовать так, то всё очень быстро станет для тебя безрадостным. Я знаю, что ты там не получаешь газет. Я знаю, что все, кого ты любишь и знаешь, тоже находятся там и вы не можете общаться. И я знаю, что ты не имеешь ни малейшего понятия, насколько это ужасно. Весь прошлый год я провёл в условном одиночестве, не имея никаких новостей о происходящем в мире. Да, у меня всегда была Гермиона за компанию, и Рон тоже по большей части, иногда мы ловили нужную волну на радио, но в остальное время были только мы и наши мысли, и должен признаться, приятель, в какой-то момент мне стало казаться, что я схожу с ума. Может, дементоры больше и не шныряют по этой тюрьме, но я уверен, что нахождение в каменной холодной камере посреди моря всё равно не приносит восторга. Не думаю, что тебе там выдали интересные книги или что-то ещё для поддержания остроты ума. Поэтому, нравится тебе или нет, я буду писать. Это будет взаимовыгодно, потому что мне это облегчит совесть, а тебе поможет почувствовать, что ты всё ещё значимый человек к этом мире. Я сделаю всё, что потребуется, чтобы добиться полного помилования для тебя, и ты снова ощутишь свободу. И мне не нужна твоя благодарность. Мне кажется, что я задолжал тебе кое-что, так что не хулигань там из-за этого, хорошо? О, я прямо вижу эту нелепую злобную гримасу на твоём лице, Малфой. Как я посмел предположить, что тебе нужна моя помощь, а? Тебе хочется проклинать меня, да? Какое заклинание применишь первым? Расскажи мне в ответном письме. Рискни. Скоро поговорим, Поттер. P.S. — С Днём Рождения. Драко ухмыльнулся так же, как и после первого письма, но при этом выглядел грустным. Поттер продолжал писать ему каждые две недели до самого освобождения. Поначалу он только и делал, что интересовался, напишет ли он ответ, и пытался спровоцировать его на это. Однако через несколько месяцев письма стали больше походить на пересказ новостей о том, что происходит в мире. Это отличалось от чтения газет, потому что всё было описано с точки зрения Поттера, и он включал в письма много своих личных мыслей по поводу того, о чём он говорил, а не просто сообщал какие-то факты. Кроме того, он, похоже, начал воспринимать Драко... как друга. Он делился с ним интимными подробностями, страхами, желаниями, сожалениями, да много чем. И Драко ни разу не написал ему ответного письма. Сейчас он скрипел зубами, думая об этом. Корил себя. Письма помогли ему. Очень сильно. Хотя он ненавидел признавать это, и поэтому большую часть времени проводил, притворяясь, что письма его раздражают. Но у него не было никого, перед кем нужно было бы выступать, поэтому со временем он постепенно отошёл от этого. Письма от Поттера были его соломинкой, сохранявшей рассудок и чувство собственного достоинства. И если подумать, без них он, скорее всего, действительно сошёл бы с ума, как и предсказывал Поттер. Но он не мог написать ответ. Если бы он написал, это показало бы, что у него есть хоть какая-то надежда выбраться оттуда, а он попросту не хотел, чтобы в его голове крутилась подобная чепуха. Он был Пожирателем Смерти. Он был виновен в смерти Альбуса Дамблдора. Он неоднократно чуть не стал виновником смерти Гарри Поттера, а значит, мог ввергнуть мир в вечную тьму. Он заслужил такую судьбу. Он не заслуживал надежды. Более того, он не заслуживал дружбы. И уж точно не с Гарри Поттером. Но он хотел извиниться. Теперь, когда он был на свободе, Гарри заслуживал объяснений. Он полагал, что читает письма, чтобы набраться смелости и попросить Поттера о встрече. Он уже подумывал отправить сообщение, но снова уткнулся в стопку писем. — Ещё одно, — со вздохом сказал он. 11 сентября 1998 г. Дорогой Малфой, Теперь я официально мракоборец! И Рон тоже. Хотя я ещё не получил возможность вносить правки в списки посетителей Азкабана (скоро смогу), я всё ещё не могу поверить, что мы так просто заняли эти должности, даже не закончив Хогвартс. Гермиона, конечно же, вернулась. Она слишком любит школу, чтобы отказаться от неё, и всячески стремится делать всё "как надо", а не пользоваться тем, что все фанатеют от нас и считают, что всё, что мы делаем, идеально. Ей хочется чувствовать, что она это заслужила. Уверен, ты оценишь эту её черту, Малфой. Знаешь, иногда мне кажется, что если бы не твои ужасные предрассудки относительно чистоты крови и не твой характер в целом, вы с Гермионой нашли бы общий язык. Вы оба до смешного конкурентоспособны и умны, вы беспокоитесь об учёбе больше, чем многие другие, и вы упрямы и горды до невозможного. Увы, ты был заносчивой задницей, так что мы никогда не узнаем, смогли бы вы подружиться или же нет. Хотя знаешь что? Ты всегда доставал меня тем, что все считали меня идеальным и удивительным. Избранный, и всё такое. И дело в том, что... я, чёрт возьми, был с тобой согласен! Это казалось полной чушью с самого начала. Только представь, какого мне было на одиннадцатый день рождения узнать, что я не просто волшебник, но и один из самых известных волшебников в мире? Бред. В лучшем случае один из снов во время лихорадки. Я думал, что это чертовски нелепо так же, как и ты. Мне понадобилось семь лет, чтобы полностью осознать это, и даже сейчас, когда люди падают ниц, чтобы получить мой автограф, я считаю это чушью. Когда они говорят со мной, они будто говорят через меня, будто меня на самом деле не существует. У них в головах сложился определённый образ, ассоциирующийся со мной, и они думают, что знают обо мне всё, но на самом деле не знают почти ничего. Я для них всего лишь легенда, и они хотят быть как можно ближе к этой легенде, чтобы стать значимым человеком в своих кругах за мой счёт. Разве это не угнетает? Более чем. Малфой, я знаю, что слишком откровенен и буду жалеть о том, что сказал это, но в последнее время жизнь кажется мне довольно одинокой. Вокруг меня так мало людей, которые не целуют меня в задницу через каждое третье предложение, что я начинаю думать, что если бы ты выбрался из этой дыры, мы могли бы стать друзьями, и с тобой я бы получил хоть какое-то подобие нормальной жизни. Ты, как никто другой, никогда не стал бы целовать меня в... ладно, я уже жалею об этом сравнении. Ты понимаешь, о чём я. Я хочу сказать, что твоя жестокая честность была бы для меня глотком свежего воздуха, учитывая ту чушь, которую я терплю от огромного количества людей большую часть времени. Знаешь, ты мог бы ответить мне хотя бы на это. Может, подкинешь мне какой-нибудь оскорбительный подкол? Было бы прекрасно. Или можешь продолжать упираться. Как хочешь, мне всё равно. Как я уже говорил, это взаимовыгодно. Честно говоря, мне даже нравится этот односторонний разговор! Возможно, я сохраню и соберу все эти письма в какое-нибудь произведение, пригодное для публикации. «Письма к Малфою» — только представь себе обложку! Ты весь такой упёртый, дуешься в своей камере на весь мир, а потом открываешь одно из моих писем, и солнце светит в твоё крошечное окошко. У тебя вообще есть окно? Я не знаю. Я никогда не навещал тебя, потому что меня всё ещё нет в списке посетителей. Если тебе интересно, я никогда не сдамся. Сегодня я попробую обшарить стол Гавейна Робардса и выяснить, где хранятся эти списки. До следующего раза... Поттер. Поттеру так и не удалось попасть в список, и Драко никогда не задумывался о том, чтобы внести его туда. Странно, ведь он действительно хотел, чтобы Поттер пришёл, особенно по мере того, как письма становились всё более и более личными. И всё же он не мог заставить себя дать ему разрешение на посещение. Это было невероятно странно, но Поттер начал ему нравиться. То, что их разговор был односторонним, помогало ему слушать и понимать. Хотя, надо признать, понимание Гарри Поттера никогда не входило в список его личных приоритетов. Тем не менее, это было приятным отвлечением от мрачных мыслей. Нет, он просто не мог хотеть, чтобы Поттер пришёл навестить его. Он пытался смириться со своей судьбой и спокойно покаяться, а не надеяться на то, что у него появится новая жизнь за пределами ада, в котором он жил годами. Он отказывался видеть этот свет. Увидев свет, он мог погаснуть в одно мгновение. Свет делал человека уязвимым к потерям, а Драко было достаточно потерь. С него хватит. За месяц до суда Поттер написал, как он сказал, последнее письмо, так как получил сообщение, что "заключённому не разрешается переписываться в течении месяца, предшествующего дате суда". Какое-то нелепое правило, вероятно, введённое для того, чтобы убедиться, что он придёт на суд угрюмым, смирившимся и не желающим сопротивляться, и всё же ОН должен был быть злодеем. Это был ужасный месяц. Драко привык получать письма от Поттера каждые две недели, и от осознания того, что он не будет получать их, каждый день становился всё более одиноким. Именно в это время он снова и снова перечитывал первые десять писем, пытаясь заново пережить то первое ощущение... обретения друга. Однако это было не то же самое, что с нетерпением ждать нового письма. В день суда Поттер вошёл в зал заседаний с каменным лицом и не взглянул на Драко ни разу с того момента, как вошёл в зал. Драко подумал, не сердится ли он на него за то, что тот не отвечает на письма и не разрешает навещать его... А может, он просто не хотел, чтобы Визенгамот заподозрил, насколько они стали близки. — Они? — спросил он у себя, сидя в своей железной клетке посреди зала суда. Были ли "они", если он так и не ответил ни на одно проклятое письмо? Он испытал сильнейший прилив вины и отвращения к себе, когда Поттер закончил давать показания и вышел из зала суда, не взглянув на него. И вот теперь он сидел здесь, после освобождения, и был волен делать всё, что ему заблагорассудится, но только после того, как избавится от чувства вины. Он собрался с силами и достал свою палочку... пришло время сделать это. В мрачном пабе было почти пусто, если не считать нескольких лысеющих стариков у бара и парочки напротив. И всё же он не мог рисковать. Он закрыл глаза и пробормотал заклинание. В ту же секунду все люди в пабе отвернулись от него, дав свободу действий. Это была не тёмная магия, просто старая магия, как давно забытое полезное средство. Пока они отвели глаза, он вызвал патронуса, который пронёсся сквозь дверь паба, а затем небрежным взмахом палочки вернул посетителям паба свободу воли. Прошло больше часа, прежде чем Поттер появился, и Драко подумал, не расплата ли это за неотвеченные письма. Хотя, если так, то это слишком слабая расплата. Поттеру следовало бы послать его к чёрту. Однако Драко помнил, что Поттер был слишком порядочным человеком, чтобы выкидывать подобное. Итак, он вошёл. Он выглядел также, но стал старше и солиднее. Казалось, роль мракоборца лишила его последних остатков школьной невинности. Или, возможно, об этом позаботилась война. Драко встал, и Поттер заметил его в глубине комнаты. Они подошли друг к другу и встретились в её центре, лица обоих были бесстрастны и не выражали никаких эмоций. Драко протянул руку и торжественно поприветствовал: — Поттер. Поттер посмотрел на руку, затем на Драко и воскликнул: — Два года писем, и всё, что я получаю — "Поттер"?! На мгновение он скривился, но затем на губах заиграла широкая ухмылка. Он отпихнул руку Драко в сторону, а потом сделал то, от чего Драко чуть не вскрикнул: обнял его и сказал: — Как ты, засранец? Драко неловко похлопал его по спине, искренне недоумевая. — О, так ты, значит, похлопываешь по спине? — спросил он, вырываясь из объятий. — Я должен был догадаться. Просто немного любовного этикета, Малфой: люди предпочитают твёрдую руку, а не чопорное похлопывание. Это даёт им понять, что ты действительно беспокоишься. — Любовный этикет? — Да. Знаешь, некоторые люди обладают таким умением. То есть, не ты, конечно, но многие. Думаю, даже твоя мама знакома с любовным этикетом, несмотря на её хмурое лицо. — Осторожнее, Поттер, ты говоришь о... Поттер положил руку на плечо Драко и сказал: — Да-да, твоя мама — особенная женщина-богиня, и как я смею говорить что-то против неё, я бескультурная свинья. Я знаю этот трёп, Малфой, но, может, мы пропустим эту часть и выпьем по пинте пива или чего-нибудь ещё? — Поттер огляделся по сторонам и, заметив бармена, с кратким возгласом отошёл ознакомиться с ассортиментом пива. Драко последовал за ним, пребывая в состоянии полнейшего шока от реальности происходящего, настолько противоречащей всем его ожиданиям. Он присоединился к Поттеру у бара и заказал магловский виски, а Поттер выбрал местное пиво. Вместе они вернулись к месту Драко. Поттер заметил на столе письма и воскликнул: — Я вижу, ты тут предаёшься воспоминаниям! Они оба скользнули на свои места. — Каков план? Будем читать по одному, чтобы ты смог наконец ответить мне лично или? — Поттер, прекрати. — Прекрати...? — Прекрати быть таким чертовски весёлым со мной. — И почему я должен это сделать? — Потому что я, чёрт возьми, не заслуживаю ничего из этого после того, как игнорировал тебя почти два года, и именно это я и хотел сказать, позвав тебя. А потом ты входишь, обнимаешь меня и ведёшь себя так, будто ничего не произошло. — В том то и дело, ничего НЕ произошло, Малфой. Они уставились друг на друга, но Драко заговорил первым. — Допустим. Но как так получилось, что ты всё это время писал мне, просил дать разрешение навестить, тебя игнорировали, но ты всё равно писал и даже явился на мой суд? Я знаю, что ты считаешь себя каким-то святым, но это слишком даже для тебя. Поттер долго смотрел на него с беспокойством, а затем недоверчиво сказал: — Ого. Ты действительно не понимаешь, Малфой? — Не понимаю чего? — спросил он с непреднамеренной резкостью. — Ты и правда не понимаешь, — сказал Поттер с грустным видом. — Поттер, если ты и дальше будешь на меня так смотреть, я... — Ты прощён, Малфой. — Я... что? — Прощён. Это значит, что с тобой всё в порядке и я не держу на тебя зла. Прошлое — это всего лишь прошлое. Оно не плохое и не неправильное, оно просто есть. Я прощаю тебя, — закончил он и сделал глоток пива. Драко уставился на него с недоверием, совсем как Поттер до этого. — Но как... — начал он, страдания проступили на его лице. — Легко! Я сделал выбор, — нетерпеливо заявил Поттер, словно только и ждал возможности ответить на этот вопрос. Когда Драко стал лишь более растерянным, Поттер огляделся по сторонам, вздохнул и начал объяснять. — Я решил, что прощение предпочтительнее всего остального. Я понял, что злость и ненависть к тебе не принесла мне ничего хорошего. Это была детская ошибка, которую я бы предпочёл не совершать. После потери стольких дорогих мне людей. Потеряв жизнь, которую я знал — в буквальном смысле этого слова — да, я не так уж внезапно осознал, что время скоротечно, и нельзя всё время злиться. Том Реддл только этим и занимался, а я всю свою магическую жизнь до этого момента доказывал, что я не такой, как он. Так зачем останавливаться теперь, когда он мёртв? Драко некоторое время обдумывал это, следя за капелькой виски, которая потекла по столу. — Ну ладно, я могу понять, что именно заставило тебя протянуть мне руку помощи, но... ты же не злишься, что я тебя проигнорировал? Поттер посмотрел Драко в глаза и стойко выдержал его взгляд: — Ты никогда не игнорировал меня. Драко моргнул. Поттер указал на письма: — Это похоже на игнорирование? Драко уставился на письма. — Но я никогда не отвечал на них... — Но также ты не выбрасывал их и не писал, чтобы сказать мне, чтобы я отвалил. Более того, многие из них выглядят помотанными, а значит, ты перечитывал их. Так что ты, наоборот, не игнорировал меня. — Ты не мог знать этого наверняка. — Я не знал, но надеялся. Драко закатил глаза. — Я доверял, — добавил Поттер. — С каких это пор я давал тебе повод доверять мне, Поттер? — Ты дал их множество, но я не об этом. Я говорю, что доверял себе. Драко нахмурился и медленно сказал: — Ладно, допустим. О чём ты? Поттер глубоко вздохнул, взглянул на свой стакан, а затем снова посмотрел на Драко. — Где-то внутри я знал, что на самом деле ты достойный человек, поэтому вёл себя так. Я решил, что тебе нужна хоть какая-то компания в том ужасном месте. Я решил протянуть тебе руку помощи и быть рядом, потому что нутром понимал, что так будет лучше. Дальше ты сам решал, что с этим делать, но я поступал так, как считал нужным. Драко кивнул. — Полагаю, это я могу понять, хотя мне всё ещё кажется, что ты недоговариваешь, — он сделал глоток виски и закашлялся. — Я и не ожидал, что ты думаешь иначе, — с ухмылкой сказал Поттер, наблюдая за тем, как Драко с трудом привыкает к магловскому виски, отличному от огневиски. — Так что, может, посмотрим, как мы будем дружить?***
Наши дни
Гермиона схватилась за затылок, в который только что стремительно влетела тяжёлая деревянная дверь библиотеки Делакуров, и боль пронзила её позвоночник. Её толкнуло вперёд, прямо в объятия Малфоя, как будто она именно этого и хотела, а судьба просто решила поторопить события. Но разве в этом не было смысла? Ей хотелось бы, чтобы судьба проявила больше терпения, чтобы у неё была хоть какая-то возможность насладиться моментом. Когда она врезалась в его грудь, мысли тут же занял его запах. Она не могла понять, что именно это был за запах, но чувствовала, как кружится голова, когда она медленно вдыхает его и вздрагивает, испуская тоскливый вздох, прежде чем вернуться к реальности. Внезапная паника пронзила всё её тело, стоило Малфою спокойно сказать: — Добрый вечер, Поттер. Она обернулась и увидела, что её лучший друг стоит на пороге: нижняя половина — снаружи комнаты, а верхняя — внутри. Распахнув дверь, он застыл на месте от увиденного. — Герм... Малфой! — прошептал он, ошеломлённо оглядывая их. — И тебе не хворать, — прохладно ответил Малфой, по-прежнему обнимая Гермиону. Осознав, как это выглядит, Гермиона попыталась подобрать любые объяснения, чтобы предоставить их Гарри, но вместо этого она просто открыла рот и издала несколько приглушённых писков. Малфой освободил Гермиону из своих объятий, и сказал, глядя на неё: — О, Боже, кажется, ты сломал её, Поттер. Гарри шагнул в комнату, и шум вечеринки на мгновение стал громче, пока он не захлопнул за собой дверь. — Гермиона, мне так жаль! Мне сказали, что видели, как ты вбежала сюда, но я не думал, что ты и впрямь окажешься здесь. Ты в порядке? — спросил он с сильнейшим беспокойством. — Подозреваю, что выживу, — ответила она с овечьей ухмылкой. Он ухмыльнулся в ответ, затем перевёл взгляд на мужчину, стоявшего рядом с ней, и его улыбка исчезла. — Что касается тебя... — низко прорычал он, делая шаг к Малфою. Гермиону охватила паника, ведь она уже видела этот взгляд Гарри раньше. В последний раз, когда он смотрел так на Малфоя, всё закончилось тем, что пол в туалете Хогвартса был залит кровью Драко. Она собиралась встать между ними, но едва успела открыть рот, чтобы попросить Гарри остановиться, как с изумлением увидела, что оба мужчины вдруг заулыбались. Они бросились друг к другу и обнялись, словно братья, вернувшиеся домой с войны. Это резко напомнило ей объятия Сириуса и Люпина в Визжащей хижине на третьем курсе. Она вздрогнула от шока, вызванного тем, что происходило у неё на глазах. Не отпуская Малфоя, Гарри крикнул ему в плечо: — И где, чёрт возьми, ты был?! Они отстранились друг от друга, и Малфой, засунув руки в карманы, смущённо посмотрел себе под ноги. — Я знаю, прошли годы. Прости, приятель, я просто не мог этого сделать. Мне нужно было уехать из Британии. — И ты по счастливой случайности забыл написать мне, чтобы сообщить об этом? — требовательно спросил Поттер. — Я никогда не умел писать тебе, не так ли? — проворчал Малфой. Гермиона смотрела то на одного, то на другого, поражённая. Для неё это было слишком странно. Гарри и Малфой были друзьями? Они регулярно общались? Что, во имя Мерлиновых трусов, здесь происходило? — Вы меня, конечно, извините, — сказала она, насмешливо махнув рукой, — но кто-то из вас должен начать объяснять, как вы, чёрт возьми, пришли к... — она бешено жестикулировала перед ними, — этому! — Долгая история, — сказали мужчины одновременно, а затем посмотрели друг на друга, ухмыляясь. — Но что вы двое здесь делали? — спросил Гарри, внезапно насторожившись. — Вы выглядели довольно... уютно, когда я вошёл. — Когда ты вошёл, я оказалась в руках Малфоя, едва не заработав черепно-мозговую травму! — сказала Гермиона с некой истеричностью в голосе. — Да, но что... — начал Гарри, когда Малфой перебил его. — Мы прятались от вечеринки, Поттер. Не специально вместе, но по воле судьбы вышло так, что мы с Грейнджер выбрали одну и ту же комнату для уединения и как раз вели беседу, когда ты столь изящно вошёл, — спокойно объяснил Малфой. Она отметила, что он прекрасно подбирает слова в любых обстоятельствах. Он ничуть не выглядел потрясённым. Похоже, ему не составило труда скрыть тот факт, что прямо перед тем, как Гарри ворвался в комнату, он собирался поцеловать её. Она была уверена в этом. Была ли? Может, она неправильно трактовала его слова, ведь он не мог вести себя настолько безучастно после того, как их застукали. Ведь так? Гарри осмотрел комнату и снова заговорил. — Что ж, хорошо. Полагаю, неудивительно, что вы оба выбрали библиотеку. Малфой снова усмехнулся, но Гермиона продолжала пялиться на них, застыв в оцепенении. Это было слишком, чтобы просто принять. — Гермиона, ты плакала? — спросил Поттер, подойдя ближе и внимательно изучая её лицо. — Да... немного, — ответила она, нервно вытирая лицо несмотря на то, что все слёзы уже высохли, оставив после себя неприятную красноту. Гарри долго смотрел на неё. — Рон? — спросил он. — Я не хочу говорить об этом, Гарри. Я снова разволнуюсь, а меня и так будто грузовик переехал этим вечером, так что, пожалуйста, не проси меня объяснять. — Очень хорошо, — мягко сказал Гарри, поворачиваясь к Малфою, — а ты кем был? Плечом, в которое можно поплакаться? — Скорее человеком, перед которым можно выплакаться, но я предоставил носовой платок. — Отличный поступок, Малфой. Похоже, ты всё-таки что-то почерпнул из моих уроков любовного этикета, — Малфой насмешливо, но игриво посмотрел в сторону. — Ты и твои чёртовы уроки, почему я вообще на них согласился? — Потому что ты был бедным одиноким парнем без друзей и с огромным чувством вины, и я был готов наслаждаться твоим обществом, несмотря ни на что. — Верно подмечено, Поттер, но... — начал Малфой, но Гермиона встала между ними. — Так, что за чертовщина здесь происходит? Вам двоим запрещено разговаривать друг с другом сегодня вечером, пока вы не объясните мне, как вы, очевидно, стали друзьями, и... и... почему?! Нет, начните с того, как! В частности, как я не догадалась?! — обратилась она в основном к Гарри. Гарри, с которым она была близка целую вечность и которому вряд ли хватало времени и сил поддерживать тайную дружбу с Драко Малфоем на протяжении пяти лет, не уведомляя ни её, ни кого-либо ещё. Гарри посмотрел на Малфоя с озорной ухмылкой, играющей на губах, и сказал: — Ты расскажешь, или я?