Кислый Виноград / Sour Grapes

Драко открыл глаза, чувствуя себя так, словно и не засыпал. Солнце уже взошло и проникало сквозь окна его небольшой спальни на верхнем этаже. Обычно после ночи, проведённой на вечеринке, ему приходилось заново вспоминать, кто он есть на самом деле. В данном же случае ему казалось, что его мозг никогда не отключался, а часы просто пролетели. Он даже не успел подумать о следующем дне, как он просто... наступил. Он не жалел об интервью, которое дал Скитер, как не жалел и о том, что покинул Азкабан. Когда он принимал решения, они всегда исходили из чистого и непоколебимого убеждения. Позволяя Скитер напечатать эту разоблачительную статью, он знал, что станет жертвой всевозможных нападок и унижений. Из призрака он тут же превратился в образцового, исправившегося Пожирателя Смерти. Он был рад тому, что большинство волшебников, которые могли бы не согласиться с его новым имиджем, который он так непринуждённо демонстрировал, в основном находились за решёткой и, как ожидалось, останутся там. Однако были и те, кому удалось избежать поимки, не говоря уже о сотнях людей по ту сторону, которых не так то легко убедить в его благих намерениях относительно мира после падения Тёмного Лорда. Честно говоря, последнего он боялся больше. С Пожирателями Смерти он мог бы справиться, особенно если бы держался поближе к Поттеру и Министерству для защиты. Настоящий страх он испытывал от того, что только что снял маску. Он впервые войдёт в это общество собой, без взращённого внутри зла, на которое можно положиться. Эта мысль заставила его содрогнуться. Он не то чтобы не хотел этого — на самом деле это было всё, чего он когда-либо хотел. О том дне, когда он встретил Гарри Поттера, он теперь жалел. В тот день он хотел произвести впечатление на Поттера и попытался сделать это с помощью юмора, но выбрал совершенно неправильную шутку. С того момента Поттер стал ему неприятен до такой степени, что один только взгляд на него вызывал у Драко боль в сердце и желудке, даже когда он просто лежал и вспоминал об этом. Они с Поттером говорили об этом во время одной из их встреч после Азкабана. Они даже сделали невероятно слащавую вещь — это была идея Поттера, а не Драко, — заново разыграли первую встречу и закончили её тем, что они стали друзьями. Драко закатил глаза при одной только мысли об этом. Поттер любил подобные банальные вещи. После войны он участвовал во многих программах, связанных с исцелением и восстановлением после травм. Хотя из всех участников войны, Поттер, безусловно, нуждался в исцелении больше всего. Кроме того, это помогало ему двигаться дальше. Он нашёл в этом новое приятное хобби и начал проводить семинары для семей погибших, чтобы помочь им в восстановлении общества волшебников с совершенно новой точки зрения, по одному человеку за раз. У него был к этому талант, и, к сожалению — или к счастью — для Драко, он настоял на том, чтобы привнести эти небольшие занятия и упражнения в их встречи в пабе. Как бы он ни сопротивлялся, Драко получал от этих встреч огромную пользу. Однако через несколько месяцев его начал одолевать страх. Жить в магловском Лондоне, носить магловскую одежду и вообще держаться подальше от мира, который он знал... это было слишком тоскливо. Это было похоже на детскую сказку о братьях, которые встретили смерть и получили три волшебных предмета: непобедимую палочку, мантию-невидимку и камень воскрешения. Тот, у кого есть камень, воскрешает призрак своей умершей возлюбленной, после чего они оба впадают в глубокую депрессию из-за невозможности полноценно быть друг с другом. В конце концов, мужчина убивает себя, чтобы облегчить боль. Драко был не настолько глуп, чтобы покончить с собой, особенно после того, как он упорно боролся за сохранение своей жизни, и всё же он убил часть себя, когда убежал в подполье. Остаться в Британии было всё равно что остаться с призраком. Он хотел рассказать Поттеру, но был уверен, что если он это сделает, Поттер найдёт способ его переубедить. Если бы он рассказал Поттеру, то пожалел бы об этом. Поттер обладал оптимизмом, который Драко одновременно и ненавидел, и восхищался им. Он хотел научиться этому у Поттера, но в то же время прекрасно понимал, что тот многого не знает и не может понять о жизни Драко. Даже находясь с Поттером в пабе в тот первый день, Драко чувствовал себя ядом. Вот Поттер, который пошёл на смерть, чтобы спасти мир, пытается подружиться с кем-то, кто этого не заслуживает, а Драко должен просто позволить ему это? Должен ли он был навязывать ему свою компанию и рисковать втянуть его обратно в прошлое, которое он оставил далеко позади? Драко полагал, что Поттер никогда полностью не избавится от своего прошлого, независимо от того, есть ли он в его жизни или нет, и всё же... ему казалось неправильным навязывать своё существование Поттеру или всему волшебному обществу в целом. Поэтому он решил, что лучше исчезнуть. Он думал, что, возможно, настанет день, когда будет смысл вернуться. Но он не думал, что это случится сегодня. Он не взял с собой "Пророк", чтобы не видеть окончательный вариант в печати сегодня утром. Тут ему пришло в голову, что нужно послать Поттеру сову, чтобы они встретились и он смог объяснить ему всё как следует. Немного раздражало то, что Поттер, похоже, уже простил его за это, даже без объяснений. Как и его "жёнушка", — Драко усмехнулся про себя, вспоминая о прозвище, которое Поттер дал ей, и утешился воспоминанием о том, как Джинни разговаривала с ним как со своим близким товарищем. Она действительно была замечательной. Если честно, он всегда так считал. В ней было много боевого духа, и ей никогда не было дела до того, кто об этом знает. Ещё в школьные годы он часто думал, что она прекрасно училась бы на Слизерине. Потом его мысли переключились на Грейнджер. Он гадал, какой будет её реакция сегодня утром, когда она откроет "Ежедневный пророк" и вместо своего лица увидит его. Ему захотелось стать для неё своеобразным жуком на стене, и он глупо ухмыльнулся при этой мысли. Прошлой ночью вторжение Блейза в его мысли взбудоражило его, но с тех пор на него снизошло чувство решительного спокойствия и уверенности. В его сердце зародилось чувство вины. Он был здесь, годами прятался, как трус. А она жила смелой и дерзкой жизнью. Кто из них действительно заслуживал того, чтобы его публично окунули в грязь? В конце концов он добьётся своего, несмотря ни на что. Она сражалась за него на суде, и сражалась упорно. Он был в долгу перед ней, и разве есть лучший способ отплатить ей, чем навсегда избавить газеты от её семейных проблем? Она заключил с Ритой сделку, которая включала в себя не только обещание многочисленных статей в будущем, но и крупную сумму золота, которую она будет регулярно получать, чтобы развод Уизли и Грейнджер не попал в газеты. Он не знал, как именно Рита справится с этой задачей, но его это не волновало. Она заверила его, что при наличии достаточного количества золота можно уберечь от попадания в газеты всё, что угодно. Что толку от его состояния, если он не может использовать его во благо? Не на благотворительные фонды и прочую ерунду, скрывающую ненастоящее восхождение по социальной лестнице и сдирание локтей, а на реальную помощь хорошим людям. Гермиона Грейнджер была одной из таких хороших людей, и он вдруг осознал, что очень заинтересован в том, чтобы сделать её счастливой. В результате Драко окончательно понял для себя: он не похож на своего отца почти во всех отношениях. Ему было наплевать на чистоту крови. Он никогда не придавал этому значения, это был просто пересказ отцовских слов. Их повторяли так часто, что он начал им верить. Однако если оглянуться назад, можно заметить моменты, в которые он понимал, что на самом деле не верил ему. Пожалуй, самым ярким был тот день, когда Волан-де-Морт привёл в их дом преподавательницу магловедения Чарити Бербидж и убил её на его глазах. Тогда он понял, что был овечкой в волчьей шкуре. И ему было страшно. Потом был случай, о котором упоминал Блейз. Его взяли на задание вызволить маглорождённую волшебницу из дома её родителей, где она пряталась. Было приказано пытать родителей без всякой причины, только чтобы заполучить волшебницу, но Драко не смог применить заклинание. Тётя всегда говорила не забывать о непростительных, но когда он приехал на место и увидел волшебницу с родителями-маглами, всё, о чём он мог думать, — это Грейнджер. Блейз был прав, спросив, как давно это происходит. Теперь Драко задавался вопросом, были ли времена, когда он этого не чувствовал. С самого первого дня занятий он был очарован Гермионой Грейнджер. В частности, её интеллектом. Все девочки, с которыми он рос, были дурочками. Конечно, они были очень милыми дурочками, но на умные разговоры или обсуждение интересных книг надеяться не приходилось. Ему казалось ироничным, что маленькая выходка Уизли произошла с Асторией. Драко и Астория были обещаны друг другу с самого рождения. Это был брачный договор, который, как она и её семья чётко дали понять, больше не имеет никакой силы с того момента, как его заключили в Азкабан. Драко не возражал, это была прекрасная новость. И всё же, как забавно, что Уизли каким-то образом оказался в её постели. Должно быть, она действительно хотела найти себе чистокровного волшебника, и, судя по всему, ей не удалось найти ни одного холостого. Его это не слишком удивило, но, признаться, он считал, что у Астории немного больше гордости. Но всё же люди меняются. В этот момент большая сова постучала в окно его спальни. Он поднялся с кровати, чтобы взять письмо, и увидел на нём незнакомый почерк. Драко, Я знаю, что это невероятно неприлично, но я хотела бы прийти и поговорить с тобой. Я в ужасном положении и очень нуждаюсь в помощи. Я знаю, что ты, должно быть, не слишком доволен мной, но мы знаем друг друга всю жизнь, и мне больше не к кому обратиться. Пожалуйста, сообщи мне, можно ли зайти к тебе сегодня утром. Я нахожусь во Франции и могу быть у тебя уже через минуту. Астория — Хах, — хмыкнул он, взял перо и нацарапал ответ, прикрепил его к сове и отправил обратно в солнечный свет.

***

Гермиона появилась на краю виноградника с громким звуком. Она хотела дать ему хоть какой-то шанс понять, что она здесь, а трансгрессировать прямо к его двери было как-то странно, даже интимно. Она осторожно пошла по полю, благодарная за то, что утренняя прохлада сделала землю твёрдой и хрустящей, а не мягкой и пыльной. Дойдя до его двери быстрее, чем ожидалось, она вежливо постучала. Только после этого ей в голову пришло, что ещё довольно рано и он мог элементарно не проснуться. Она сделала шаг назад и обернулась как раз в тот момент, когда входная дверь распахнулась. Он был полностью одет в джинсы и белую футболку, и, очевидно, не спал, когда она постучала. В магловской одежде он выглядел эффектно. А ещё он выглядел потрясённым, увидев её. — Грейнджер, что ты здесь делаешь? Чёрт возьми, это была огромная ошибка! — Прощу прощения, что заглянула без предупреждения, ещё и в столь ранний час, — сказала она. — Я хотела зайти и поблагодарить тебя. Он растерянно огляделся по сторонам. Неужели она чему-то помешала? — Поблагодарить меня? — Да. Полагаю, ты имеешь отношение к тому, что моё лицо сейчас не красуется на обложках "Ежедневного пророка"? — спросила она. Его взгляд метнулся к её глазам, и он, казалось, вышел из ступора, в котором находился. — Да! Да, конечно, и конечно, ты здесь. Это имеет смысл, — сказал он, словно пытаясь убедить самого себя. — Можно войти? — неуверенно спросила она. — Снаружи прохладно и... — Конечно! — он отступил назад, чтобы пропустить её внутрь. Проходя через дверь, она заметила, что он поставил чайник для чая. — Кстати, это очаровательный коттедж. Не думаю, что я говорила об этом в прошлый раз, — сказала она, проходя внутрь. — Спасибо. Я тоже так думаю, — сказал он, принявшись копошиться на кухне и готовить чай. — Хотя теперь, когда я стал образцовым и исправившимся Пожирателем Смерти, полагаю, скоро я смогу покинуть это место. — А ты хочешь покидать его? Малфой на мгновение задумался, уставившись на шкаф с кружками. Он повернулся к ней лицом и сказал: — Не совсем, но время пришло. Она кивнула, глядя в его пронзительно серые глаза. — Я понимаю. Они долго смотрели друг на друга, пока он не встряхнулся, вспомнив что-то важное, и снова принялся за работу. — Хочешь чаю? — Конечно, Малфой, я бы с удовольствием выпила чаю, но могу я спросить... что-то не так? Ты какой-то... неспокойный. Он крутился на месте и смотрел куда угодно, но только не на неё. Казалось, он пытался что-то решить. Наконец он глубоко вздохнул и сказал: — Нет, я не могу, это безумие. — О. О, мне... мне жаль. Мне не стоило приходить! — Нет-нет! — сказал он, протянув к ней обе руки. — Дело не в тебе, ты не сделала ничего плохого, ты идеальна... я имею в виду, — он приложил руку ко лбу, успокаивая себя, — просто... дело в том... Астория Гринграсс, скорее всего, сейчас на пути сюда. Уже во второй раз за день челюсть Гермионы поцеловалась с полом, а мир перевернулся с ног на голову. Сдерживая внезапный прилив ярости, она смогла лишь сказать: — И... Могу я спросить, зачем? — Она друг семьи. Вообще-то мы... наши родители договорились о нашей свадьбе, и она отменилась, когда я попал в тюрьму, но это неважно. Она написала мне сегодня утром, чтобы рассказать, в какой беде она оказалась, и попросила о разговоре со мной этим утром, чтобы попросить о помощи. Я предполагаю, что речь идёт о деньгах, как и всегда, но в любом случае я подумал, что помочь ей не помешает, и согласился. А потом ты появилась на пороге как раз в тот момент, когда я отправил ей ответ. Вот и всё. Гермиона дышала очень глубоко, пытаясь успокоиться. — Ты пригласил меня в дом, когда женщина, ответственная за разрушение моей семьи, с минуты на минуту должна явиться сюда, чтобы заглянуть к тебе на чай и попросить помощи?! — Я знаю! Прости, я просто запаниковал и надеялся, что она задержится и я успею тебя выпроводить... Нет, это ужасно звучит. Послушай, пожалуйста, уходи, если хочешь, потому что она, вероятно, будет здесь через несколько минут. Мне очень жаль. Он действительно выглядел так, будто ему жаль. Гермионе было трудно разделить множество чувств, которые она испытывала в этот момент. С одной стороны, Малфой, который всегда был хладнокровным, спокойным и собранным, вёл себя как сумасшедший, что попросту завораживало её, и она не хотела уходить, пока не выяснит причину. С другой стороны, она категорически отказывалась встречаться лицом к лицу с Асторией Гринграсс, ни сегодня, ни когда-либо ещё, особенно чтобы помочь ей. Нет, она не станет задерживаться здесь ни на минуту. — Ну что ж, — жёстко сказала она, — наслаждайся своим чаепитием. Она поднялась со своего места и двинулась к двери, но услышала, что Малфой следует за ней. — Гермиона, — сказал он, взяв её руку в свою и развернув её лицом к себе. Их лица оказались в нескольких сантиметрах друг от друга, и он поднёс другую руку к её щеке. — Мне очень... очень... очень жаль, — его глаза впились в её, и в порыве чувств ей казалось, что он извиняется не только за нынешние обстоятельства, но и за всё на свете. За всё, за что ему следовало бы извиниться. Всё это он вложил в одно лишь «мне жаль», и она сделала глубокий вдох, чувствуя, как его слова проникают во всё её существо. Когда он провёл большим пальцем по её нижней губе, её сердцебиение участилось. Послав осторожность к чёрту, она прижалась губами к его губам, и это ощущалось как своеобразный карнавал. Рука, которой он держал её, сжала её ладонь ещё крепче, а другая вцепилась в её волосы, взъерошив их. Она скользнула обеими руками по его плечам, и они встретились у него на затылке. Они целовались жадно и настойчиво, словно нашли оазис в пустыне и никак не могли насытиться друг другом. Громкий треск за пределами коттеджа заставил их обоих, запыхавшись, немедленно отстраниться. Они уставились друг на друга, широко раскрыв глаза. — Что это было? — выдохнули они в унисон, а затем рассмеялись так тихо, как только могли. — Драко, ты здесь? Почему ты в этой лачуге, когда в нескольких метрах отсюда есть отличное поместье? — Вот чёрт! — воскликнула Гермиона, ухмыляясь. — Мне нужно идти. — Трансгрессируй из спальни наверху, чтобы она не услышала, как ты уходишь, — сказал он, подталкивая её к лестнице. Она схватила его за руку, как только её нога ступила на первую ступеньку: — Драко, — он обернулся, и она, притянув к себе, снова его поцеловала. Как только она почувствовала, что вихрь эмоций и чувств внутри вновь поднимается, он быстро отстранился и сказал: — Иди! Она усмехнулась, когда он помахал ей на прощание, а затем обернулся, чтобы открыть дверь Астории Гринграсс.