***
День у Турской не задался. На холодильнике висел листок из кипы клейких бумажек для заметок с приличным списком дел: 04.03. — Заехать в ресторан (Радищева) 7.00 -Уволить Л. и Я. -Снова к нотариусу (доверенности) 8.00 -В офис 9.00 -Пересмотр папок -Микув 10.30 -Вызвать клининг на 12.00 -Совещание 13.00 -Позвонить С. 15.00 Перечитав, Таня поняла, что это только начало её сегодняшних дел, пунктов надо бы добавить, жаль только место на жёлтом листочке кончилось. Женщина уже приняла душ, оставалось самое важное — привести себя в порядок и не выглядеть как живой мертвец, коим она по идее являлась. Завить локоны, сделать макияж — типичная утренняя процедура, обычно отработанная до автоматизма рутина, занимающая полчаса, не дольше. Не сегодня. Прособиравшись на двадцать минут дольше положенного, она опоздала в ресторан, куда не успела заехать вчера на проверку. Из-за этой оплошности весь день полностью пошёл насмарку. Открытие заведения задержалось, и сама Татьяна тоже задержалась там. Из-за утренних пробок — чёрт бы их побрал — она не успела оформить доверенности. По приезде в офис нотариуса, у которого она вчера встретила Аню, мужчина не принял её, занятый другими клиентами. Это полностью её вина, но разозлиться на знакомого и проклясть его внутренне она успела. Хорошо, что в свой офис приезжать не в строгое временя, она же начальница, значит имеет право. Но и там её ждала очередная проблема: два принтера сломались, печать документов на новые проекты задерживалась, а главный архитектор одного из них вообще ушёл в запой. За час Таня пересмотрела добрую половину папок — хоть что-то успешно продвигается. Поручить кому-либо она такое дело не могла, ведь там были секретные для человеческого глаза документы. Часть даже для вампирского ока сохранялась в тайне. Документы по поводу ссылки Романова на Урал, тайные договоры с Иосифом Виссарионовичем и со Смольным, а также множество прочих бумажек, на которых стояла её подпись. От большинства стоит избавиться, срок давно истёк. Настало время позвонить Микуву: -Привет, — женщина вправду была рада услышать его. Бальзам на душу. -Доброго тебе утра, — невесело ответил он, — Предупреждаю: новостей хороших нет. -Давай тогда плохие, — настроение Тани тут же упало, её эмоции в точности отразились на недовольном лице. Остяков-Волгульский вздохнул: -Мы с Вовой посчитали количество жертв, — он помолчал, — триста человек. Точнее, оборотней. Вероятно, некоторые из поселений — бывшие общины старообрядцев, но мы не уверены в этом. -Много, конечно. У нас штук тридцать было, не больше, — её действительно ужаснуло число, но виду не подала, — И там всего за пару недель… Ужасно. -Тань, — тихо сказал Микув, — Я вообще не имею представления, что делать. Внедриться в общины мы толком не можем — нет возможности узнать расположение большинства, связи после Второй Мировой были утеряны. Три, которые уже нашли, отслеживаем на всякий случай. На этом пока всё. -Уже что-то, — добродушно ответила она, — Держи меня в курсе. Вы молодцы. -Угу, — кивнул парень и сбросил, не попрощавшись. Таня уткнулась лицом в ладони. Ну вот, она ничего не может поделать. Опять. Она обещала помочь Приморскому и искренне желала этого, но в этот раз не могла, кажется. По крайней мере пока что, а ей как всегда нужно всё и сразу. Пора бы привыкнуть, что так не бывает, но нетерпеливый нрав не давал этого сделать как обычно. И если раньше оно играло на руку, то сейчас — нет. Переделав ещё дел в офисе, она и не заметила, когда пришло время собрания. Сегодня встреча проходила дистанционно — большинство разъехались по городам, за которые были ответственные. По мимо занимаемых должностей в коалиции высокопоставленные вампиры следили за конкретным городом, несколькими или просто районом. В Екатеринбурге остались только Таня и Костя. За Тюмень теперь отвечал Руслан, как и за Красноярск. На совещании она кратко дала сводку новостей с Дальнего Востока и напомнила, что нужно наладить дела на местах до приезда Смольного и его компании. Все очень нерадостно дали понять, что приняли, поняли и займутся. Кстати, об Алексее Рюриковиче. Надо закончить дела до созвона с ним. Время, которое Турская проводила наедине со своими мыслями, сортируя бумаги на те, что оставить и те, что сжечь, не шло на пользу её и без того нестабильному состоянию. Была бы она человеком, она бы или спилась, или умерла от остановки сердца из-за кофеина. Последнюю неделю, кстати, жутко хотелось лечь спать и не просыпаться следующие лет сто. -Я слушаю, — холодно начала Турская. Осадок от давнего поступка Смольного никуда не пропал. Он занял место руководителя центрального округа и вместе с тем по всей России, не сказав даже спасибо за помощь во времена СССР. -Добрый день, — разговаривал он тоже не особенно бодро и дружелюбно, — Как дела в Сибири? -А как дела в Швейцарии? Давно не сбегал туда? — уколола Таня в ответ, на что Смольный на другом конце трубки усмехнулся. -Наверняка также хорошо, как и в Москве без тебя, — теперь уже и Таня выдавила улыбку. Эти шутливые подколы, которые другим могли бы показаться чересчур агрессивными и грубыми, стали для них какой-то традицией в начале их редких разговоров и встреч за последние лет двести их общения. Было за что, конечно же. -Так о чём ты хотел поговорить? -Естественно о твоих делах. Как здоровье? Не болеешь? — тон его вновь стал серьёзным, даже слишком, — Делом на Востоке занимаюсь я и Приморский, но уж никак не ты. Отзови Микува и своих псов. -Если твои подчинённые обращаются не к тебе в первую очередь, это повод задуматься, дорогой, — Таня спрашивала себя, каким образом Алексей вообще прознал её дела. Может, крыса какая-то завелась, или Микув недостаточно шифруется? Пока неясно. -Если серьёзно, — уже тише сказал он, прося кого-то выйти из кабинета. Ответ того человека Таня не расслышала, но хлопок дверью был громким, — можешь продолжать, только очень осторожно. Это чисто формальный звонок, для спокойствия Мономахова, а то он очень ревностно относится к своей работе. А мне наплевать, вот честно, на этих оборотней. -Сначала оборотни, потом можем быть мы. Подумай об этом, — парировала Турская. Не то чтобы она взывала к его серьёзности, но мнение свое отстоять не упускала момент. -Зачем начинать с оборотней, прячущихся по лесам и деревням, когда мы чуть ли не на самом виду? Об этом лучше задумайся и делай свою работу, — он тут же сбросил. -Мудак, — выдохнула в телефон Таня, поправляя блузку. Дел оставалось немало, но управиться до вечера казалось возможным успеть. Потом неплохо было бы отдохнуть. Только вот Саване уехала в Салехард, а Костя уже несколько дней был чем-то озадачен и расстроен, поэтому позвать их на вечер не представлялось возможным. Внезапно пришла в голову идея увидеться с Аней, которая после часов восьми вряд ли занята. В худшем случае она не дома, и Таня проведёт вечер одна, пересматривая «Клона» или другую индийскую Санта Барбару.***
Осушив половину бутылки розового джина, часть без сока и какой- либо закуски, Аня задремала, оперившись лбом на стол. До этого она прорыдала целый час. Под Макулатуру и Найтивыход плакалось очень хорошо, спасибо в очередной раз Яндекс.Музыке за чуткость, так что глубоко спрятанные эмоции удалось выпустить только сейчас. То ли слёзы вызвала усталость и недосып, то ли плохой день и не самая приятная жизнь в целом, а может всё вместе. И правда, жизнь для Камской не была весёлым аттракционном, скорее старые заржавевшие американские горки, с которых можно вылететь в любой момент из-за ненадёжных креплений. Аня погрязла в тревоге, бессоннице и мыслях о суициде. Не просто так, конечно же, а из-за в основном ненавистной учёбе на специальность, от которой ей тошно — рисование напоминало о жизни до смерти родителей, о беззаботных временах, кончившихся в двенадцать лет. Ещё и Юра и мысли о том, что ей не удаётся спасти его, заставляли яростно гнобить саму себя. И потому что она ужасная сестра: она и её брат Сава после трагического события не общались вообще. Аня переехала из Перми в Екатеринбург к бабушке, которая умерла, когда ей было пятнадцать — ещё один удар для ребёнка, и под опеку её взяли Юрины родители. А Сава остался в прошлом, напоминая о себе лишь подарками по почте на Новый Год и день рождения. Он остался совсем один, когда сестра переехала. И Аня уже восемь лет винила себя в этом, но ничего поделать не могла. Он слишком похож на папу. Только вот от самой себя не сбежать. И Камская чувствовала это. Родители назвали дочь Анной в честь матери — Анны Великой, как называл её отец, чтобы не запутать двух женщин, когда звал их. И Аня была внешне вылитой мамой. Однажды Анна Великая и её муж Пётр Камский ехали в Екатеринбург, к матери отца, но на трассе попали в аварию. Оба погибли на месте. Встрепенувшись от шума проехавшей с мигалками машины, девушка подняла голову. Рука тут же потянулась к бутылке с розовой жидкостью, чтобы сделать ещё глоток. От алкоголя становилось плохо, но останавливаться Аня не планировала сегодня. Её отвлёк навящивый звонок в дверь. Только сейчас до неё дошло, что сквозь сон до её слуха донисился требовательный стук в дверь. Она еле-еле поднялась со стула и направилась к двери, спотыкаясь о собственные ноги, опираясь на стены. Не смотря в глазок, она открыла — убьют и слава Богу. Последнее время её наплевать на своё здоровье, жизнь и её сохранность. -Аня? — на пороге стояла Татьяна, — Ты не отвечала на телефон, я думала вдруг что-то случилось. -Случилась жизнь, — нечётко проговорила девушка, едва не падая, когда сделала шаг вперёд. Турская подхватила её за локоть, — Пусти, пусть меня там… на улице машина собьёт. -Не смей никуда выходить, — Татьяна втолкнула её обратно в квартиру. У Ани на глазах выступили слёзы, одна потекла по щеке. Она опустила голову, сползая вниз по стене, — Эй, Аня, ты чего? — женщина присела перед Камской, опуская руку на плечо. Успокаивать пьяную девушку в слезах в вечерние планы Татьяны не входило. Но ничего уже не поделаешь. Она пододвинулась ближе и аккуратно взяла Аню за руку, сжимая в молчаливой поддержке. Самым неприятным для находящегося рядом с выпившим человек — слёзы этого человека, которые рационально никак не остановить. До мозга, что во власти алкоголя, не доходят слова. -Я ужасна. Юре не помогла… С Савой не осталась… Ксюша ещё, — шептала она. Часть слов женщина не разобрала, но по контексту поняла: Аня винила себя во всех смертных грехах, в которых по факту виновницей и не являлась. И конечно, в таком состоянии её не получится вразумить, она ничего не поймёт. Всё что осталось Турской — успокоить девушку и уложить спать, чтобы она бед не натворила. Что было бы, если б Таня не решилась приехать? Лучше не представлять. Посидев так несколько минут, поглаживая руку девушки, Татьяна медленно помогла ей подняться и отвела к дивану. Он был не заправлен, одеяло валялось скомканным, а простынь сбита. Безвольную Камскую, летавшую где-то в прострации, Таня уложила и укрыла пледом. -Таня, знаешь… Мне-мне кажется я проебала всё, — прошептала Аня задумчиво, когда Турская присела рядом, — Что мне с Юрой делать? -Лечить, — тут же ответила Таня, — положить в клинику, я даже могу оплатить. -Не, — протянула девушка, — Он не ляжет. А-а самим никак не запихнуть, он ж не опасен для людей, — Камская пьяно усмехнулась. В глазах плескалась, как рыбки в аквариуме, грусть. -Ты же можешь повлиять на него. Уговори, просто попробуй, — настаивала женщина, поправляя плед. В ответ Аня помотала головой. Она пыталась неоднократно намекнуть, сказать прямо, вежливо, в отчаянии, грубо. Ничего не срабатывало на парня. И Камская перестала даже пытаться, не хочет он — ну и не надо, пожалуйста. Но тревога и внутреннее отчаяние никуда не ушли, а лишь возрастали в геометрической прогрессии с каждым месяцем и новым путешествием Юры в мир веществ. Честности ради, ставя себя на место Юрки, Аня бы тоже не легла. Их объединяла черта «я смогу самостоятельно со всем разобраться», поэтому чужую помощь в решении проблем он отвергали. Их сходство понятно — из детей в подростков они превращались вместе, учили друг друга и брали пример, сливаясь чертами личности. Им часто указывали на то, что они будто брат и сестра, и именно так их взаимоотношения ощущались. Глубокая родственная связь. Аню из спутанных размышлений вырвал шорох дивана — Татьяна, думая, что девушка спит, встала и тихо направилась прочь из комнаты. Аня не стала препятствовать — наверняка у той много дел, и они важнее, чем возиться с ней. Мозг и летящая к чертям нервная система развили эту ситуацию до предела, и у Ани навернулись слёзы, когда дверь в её комнату аккуратно закрылась. И вновь она одна. В голове предательски звенела пустота. Слёзы не собирались останавливаться, а их поток только усиливался. Внезапно девушка вздрогнула от грохота на кухне. В голове пронеслась мысль — дверь не закрыта, кто-то зашёл. Сначала руки, а затем всё тело под свой контроль взял тремор, глаза затуманились. В груди сформировался ком страха, не дающий ровно дышать. Паническая атака — знаем, проходили. Аня хотела встать и проверить что там упало, но тело не поддалось. Это уже и вправду страшно. Настоящая истерика рождалась внутри. Нервы и так на пределе. Очень неожиданно в приоткрывшихся дверях появилась Таня. Она заметила, что девушка не спит. -Извини, если я разбудила. Я случайно разбила бутылку, когда мыла посуду, — она виновато улыбнулась, прошептав. Аня нервно усмехнулась своему глупому страху. Конечно, она же не слышала хлопок входной двери — Турская не ушла. Однако паника никуда не отступала. Турская заметила, что с Камской что-то не так, и подошла ближе. В свете ночного города из окна она заметила то, как Аню трясёт, и её никуда не девшиеся слёзы в уголках глаз. Женщина в небольшом недоумении не могла решить, что делать в данной ситуации: сесть рядом и приняться утешать или оставить одну, чтобы Аня потом не смущалась смотреть ей в глаза, ведь по своей натуре девушка казалась именно такой — стеснявшейся собственной слабости. Но после сдавленного всхлипа она приняла решение остаться. Сев рядом, она тихо начала говорить: -Тш, Ань, ты не одна. Всё хорошо, ты в безопасности, — успокаивающий голос и касание волос заставили беспочвенный приступ тревожности немного сбавить обороты, дышать стало заметно легче. Далее они сидели почти молча, лишь изредка Таня шептала что-то, что заставляло девушку почувствовать себя спокойнее. В конце концов Ане удалось заснуть, впервые за долгое время достаточно крепко, чтобы появилась надежда хорошо выспаться и с утра не чувствовать себя так, словно она отработала восмичасовую смену, разгружая вагоны.***
Юра уже несколько часов сидел в квартире Кости. Квартира располагалась в центре города — где ж ещё быть квартире владельца адвокатской фирмы. После пар, которые он, ко всеобщему удивлению одногруппников, высидел целиком, Татищев набрал Уралову и направился к нему. Идти домой не было никакого желания, а к Ане пойти — точно нет, они же в ссоре. Костя после звонка Юры решил, что прямо сейчас в маршрут работа — дом добавляется ещё один пункт под названием «магазин». Редко кого он впускал в свою квартиру даже из вампиров, что уж говорить о людях. Зайдя в Ленту недалеко от дома, он сперва даже растерялся — сто лет не был в продуктовых. Он набрал в корзину необходимый минимум, чтобы создать ощущение обитаемости жилплощади. И к тому же по рассказам самого Юры он понял, что тот любит оставаться на ночь у своих друзей (лишь бы не появляться дома), и Костя был совершенно не против, поэтому что-то же ему нужно есть. К огромному счастью Кости он приехал домой раньше, чем Татищев успел дойти. Быстро раскидав продукты по местам, он уселся за ноутбук продолжать работу. Через десять минут раздался звонок в домофон. Сперва между Юрой и Костей висело неловкое напряжение, которое источал в основном Татищев. Оба понимали, что это из-за того самого разговора, полного Юриных откровений. Но скоро неловкость поутихла, когда Уралову позвонил Саша и вместе с ним его парень Михаил Московский (однажды, сказав про Сашу «фу, педик» Юра получил очень презрительный взгляд Кости и больше не открывал рот, чтобы сказать вещи в подобном ключе, ведь Юра крайне дорожил доверием Кости). Московский жаловался на тяжёлую участь учителя истории в школе, где он работал, на учебники по истории, где всё не так, и шутливо на семейную жизнь с Романовым. А сам Саша, который позвонил вообще-то по важному вопросу изначально, занимался тем же самым — жаловался на Московского, рассказывал какой же он плохой парень и отец для Данила. Их несерьёзные колкости прерывались бытовыми вопросами типа: «Во сколько завтра поедешь?», «Что приготовить?», «А Данилу к какому уроку?». В целом, лёгкий по своей атмосфере разговор победил напряжение, повисшее в квартире Уралова, и заставило Юру с мысли «чёрт, зачем я решил прийти» переключиться на «а всё-таки ахуенно решение». После трёхчасовой беседы со сладкой парочкой буквально ни о чём, но в хорошем смысле, Костя и Юра включили Гарри Поттера. Юра, конечно, фанатом не был от слова совсем и смотрел только с Аней в восьмом классе, но узнав, что Уралов ни разу за свои тридцать лет не смотрел ни одного фильма, то без разговоров включил. Налив себе вкуснейший кофе из кофемашины (естественно, она у Кости стояла лишь для интерьера и упаковку кофе он купил лишь сегодня), Юра поудобнее устроился рядом. В начале «Узника Азкабана» Татищев уже во всю дрых, случайно съехав на плечо Кости. Последний не смел пошевелиться, чтобы не разбудить задремавшего Юру. Иначе тот бы смутился, подумав, что это какое-то пидарство. Через полчаса Костя встал, помог Юре улечься в нормальную позу, накрыл пледом и ушёл в другую комнату работать.