Vampires Will Never Hurt You

Аня резко раскрыла глаза. Голова собиралась взорваться, начав негласный отсчёт до катастрофы звоном в ушах, в глазах от резкого движения — она села — безумно заскакали черно-синие мошки, мешающие рассмотреть пространство вокруг. Последнее, что всплыло в её голове со вчерашнего вечера — она, Ксюша и Илья садятся за дальний столик в клубе со слепящим голубым светом, Аня уже успела выпить пару бутылок пива, купленных напротив дома, и запить перед выходом остатками виски, найденными в морозилке, официантка спешит к компании с десятком цветных настоек в маленьких рюмках на подносе. Внутри Ани в тот момент бурлила злость на неблагодарного Татищева, разгоревшаяся, когда та особо эмоционально повествовала о произошедшем недавно. Затем лишь отдельные кадры: она в туалете ссорится с Орьевой, отталкивает её и уходит, исчезая в темноте улицы. Потом — совсем ничего, одна только пустота. Наконец, голова перестала кружиться, взгляд насколько возможно сфокусировался, но Камская совсем не имела представления о том, где же она. Точнее, нет, она видела, что находится в бело-чёрной спальне, плотные бархатные шторы задернуты, только тоненький лучик холодного света простилается вдоль всей комнаты, запрыгивая на стену, из мебели, кроме кровати, только длинный стол с ноутбуком и множеством папок. Девушка свесила ноги на пол, наступая на мягкий коврик, обматывая плед вокруг себя, которым её кто-то учтиво накрыл. Несмотря на то, что она вчера надела теплую кофту и джинсы, всё тело сейчас пробирало холодом до самых внутренностей, вынуждая руки непроизвольно дрожать. За пределами тёмной комнаты её ждал сюрприз. Пройдя в глубь квартиры, откуда приглушённо доносились несколько голосов, судя по интонации дискуссирующих о чём-то, она обнаружила Таню, напротив неё, скрестив руки, на краю стола сидела низкая девушка, на вид ей было не больше семнадцати. По-видимому, это была та самая племянница Турской, о которой она рассказывала однажды. Обе собеседницы тут же замолчали, переведя две пары неестественно тёмных глаз на Аню, которая для поддержания равновесия оперлась на холодильник. — Привет, — сказала она, кашляя, дабы избавиться от сухости во рту. В ответ послышалось «привет» и не очень дружелюбное «угу». Таня кивнула Ане на кухонный гарнитур, где стоял графин с водой и пустой стакан рядом. Камская с огромным удовольствием, как если бы прошла бескрайнюю пустыню, осушила добрую половину воды там. Когда она обернулась, то племянница Тани уже удалилась в свою комнату, хлопнув дверью. — Саване не очень любит… незнакомых, — Турская чуть было не сказала «людей», но вовремя остановила себя. Аня кивнула. Во горле по-прежнему першило от сухости. Таня молча подала ей блистер обезболивающих из ящика, купленный утром по пути из офиса. — Спасибо, — вымученно улыбнулась девушка, усевшись на мягкий стул, чтобы не упасть в случае, если её настигнет головокружение. Но от таблеток отказалась — похмельные утра в последнее время стали менее жестокими. Обе немного помолчали. — А как я… Я не помню, что было ночью, — с долей стыда выдавила Аня, лишь бы нарушить молчание, тёмным сгустком захватывающее комнату. На самом деле ей не особенно было интересно, она бы даже, возможно, предпочла никогда этого не знать, чтобы не увеличивать список позорных пьяных историй. — Открой нашу переписку, — всё, что сказала женщина, прежде чем направиться в другую часть квартиры, потому что в кармане брюк завибрировал телефон. Аня проследила за ней, и только потом поняла то, насколько квартира большая. Медленно она подошла к окну, отодвигая момент Х — момент, когда придётся вспомнить весь сущий кошмар прошлой ночи и опозориться ещё и перед самой собой. Панорамные окна длиной во весь зал открывали вид на двор жилого комплекса, наверняка ярко зелёный летом, и пейзаж города, состоящий из тянущихся к самому горизонту многоэтажек. Из чуть-чуть приоткрытого окна приятно обдувало холодным ветром. Вытащив из кармана телефон, девушка наконец открыла мессенджер. Первой в списке висела переписка с Таней. Нажав на экран, она обнаружило множество короткий пьяных голосовых сообщений, удивительно спокойные ответы Тани, которая, наверное, слушая Аню, смеялась в голос. Послушав парочку из них, она наотрез отказалась воспроизводить следующие, и так было понятно: она начала жаловаться на Илью и Ксюшу, на всех, даже на холодную скамейку, затем плакала, когда рассказывала о недавнем разговоре с Юрой. Турская добровольно предложила подвезти её домой, и на этом моменте сообщения прекратились — они, должно быть, встретились. Только вот оставался один вопрос — что же помешало ей оказаться у себя дома? Через минуту пришло сообщение от Ксюши: «Ты помнишь, что ключи у меня?». Аня тихо ругнулась. Разговаривать с Орьевой не хотелось, не только потому что они поссорились — Аня даже причины не помнила — но и потому что она… Она просто не хочет разговаривать с ней, видеть её. В последнее время в их общении тонкой нитью скользил взаимный холод. А после вчерашнего, когда она и пьяная, и трезвая проревелась с десяток раз, ей стало тошно и от мыслей о Юре. Хотелось полностью изолироваться от давних друзей. Этим ощущениям она не могла найти ни одного рационального объяснения. А с головой нырять в глубины себя и рыться там в поисках закопанного сундука с ответами где-то на дне сил совершенно не было. Камская обессилено уткнулась головой в согнутые на столе руки. Потерявшись в звоне в голове, вызванным скачущим давлением, она не заметила, сколько прошло времени и как Таня оказалась рядом с ней. — Я так не хочу домой, — выдохнула Аня непонятно даже для самой себя зачем этот тихий всхлип души. Она перевала нечитаемый взгляд на Турскую. — Знаешь, можешь остаться здесь, — Анины брови от удивления приподнялись, — До вечера. Всё равно мы с Саване сейчас уедем. — Спасибо, конечно, но… Мне как-то, ну, неудобно. — Ты мне вчера рассказала многое, пока мы ехали, — Камская тяжело вздохнула, видимо, парад стыда не ещё закончился, — Я понимаю, что тебе нужно немного отдохнуть, сменить обстановку, разобраться с мыслями. Так что оставайся, — её губы растянулись в добродушной улыбке. Показалось, что в комнате стало светлее, — Я, конечно, не настаиваю. — Хорошо, спасибо, — Аня кивнула, поджав губы. Она чувствовала огромную благодарность к женщине, с которой они так мало знакомы, но которая успела несколько раз помочь ей, — И… попроси, пожалуйста, Даниса забрать мои ключи у Ксюши. Пожалуйста. Татьяна с доброй усмешкой на лице кивнула, прежде чем пойти к комнате племянницы, чтобы уведомить, что им нужно ехать. Через минуту она вышла, поправляя короткие волосы, вновь кинув на гостью косой взгляд, и, не удостоив её прощальными словами, вышла вслед за Турской. — Объясни мне ещё раз, — начала Полуева, с размаху ткнув на кнопку вызова лифта, — Зачем? — Что зачем? — Саване втянула в лёгкие воздуха. Иногда её до трясучки раздражало Танины попытки прикинуться дурочкой. Ей Богу, как ребёнок, а ведь Таня старше её, хотя и ненамного. — Зачем ты нянчишься то с этой, то с оборотнями, то с Татищевым? — она скривилась, — Тебе-то какое до них дело? Таня пожала плечами, многозначительно усмехнувшись, вновь уходя от ответа на вопросы, на что Саване закатила глаза, начав игру в молчанку. На самом деле, после стольких лет, проведённых в окружении одних лишь вампиров и властолюбивых людей, в основном тех, кто образует систему — правителей и чиновников, главных шестерёнок этой системы, общение с Аней, Агиделями, даже какое-никакое с Юрой ощущались как отдушина, отдых. Попытка сбежать. Они не знали её раньше, видели в ней ту, какой она старается быть сейчас, а Камская с Татищевым вообще не в курсе кто она и чем на самом деле занимается. Ей иногда даже нравилось в извращенном смысле то, что Юра перечит ей, а не соглашается, закатывая за её спиной глаза, или аккуратно идёт на компромисс. Конечно, она не могла позволить подобного рода поведение в свою сторону от большинства окружающих её в обычное время. Будучи во главе коалиции, Таня сама загнала себя в определённые рамки, которые больше не может покинуть, так что общение с людьми доставляло ей особенное удовольствие. Это пристрастие она обнаружила в себе совсем недавно. Саване этого не понять. До офиса они ехали почти молча. Полуева лично ничего против оборотней или Ани не имела, но к ним в целом, как к отдельным обществам, она относилась с лёгкой надменностью и отсутствием какой-либо симпатии. За эти годы она насмотрелась на людей и поняла, что они не меняются нисколько, столетия не меняют их, они были лишь декорациями для более глобальных вещей. А оборотни, конечно, в цепочке эволюции стоят на ступень выше людей, да и вампиров в некоторой степени, однако с такой силой они так и не вышли из тени. Наконец они оказались на месте. Шлагбаум пропустил машину на цокольный этаж, в паркинг. — Ты давно говорила с Микувом? — после продолжительного молчания спросила Саване. — Я собиралась сегодня позвонить, узнать новости, — отозвалась Таня, смотря задумчиво на закрытые двери лифта. Зайдя в кабинет, девушки уселись перед ноутбуком. Таня быстрыми движениями зашла в приложение и нажала на кнопку вызова. После недолгих гудков, сопровождаемых взаимным молчанием Тани и Саване, между которыми будто с самого утра появилась стена: Полуева была крайне недовольна появлением Ани в их квартире. Таня на её возмущения ответила лишь то, что та тоже может приводить кого-нибудь, что глубоко внутри укололо, ведь «кого-нибудь» в её жизни не было, вся её область общения ограничивалась одними и теми же лицами, от которых иногда тошно становилось. А никого иного, как бы не было парадоксально, она к себе не подпускала. — Привет, — на экране появился Микув с типичным для него нечитаемым выражением лица, не выражающим совершенно ничего. — Привет, — Полуева впервые за день улыбнулась. — Какие новости? — тут же спросила Таня, с затаённой надеждой глядя на Микува. -Никаких особенных продвижений нет, — начал он, — хотя появилось кое-что интересное. Я недавно говорил с одним оборотнем, поделившемся отличной историей. Таня и Саване обе с разгоревшимся в глазах любопытством смотрели на него. — С его слов ему недавно стукнуло двести пятьдесят лет, так что события он помнит смутно. В общем, в начале девятнадцатого века, может быть чуть попозже, некто из вампиров обратился за помощью к оборотням, — Саване удивлённо повернулась к Тане, которая, сведя брови, не сводила глаз с Остякова, — Причём кто-то из так или иначе близких к верхушкам, как он сказал. Никто не был уверен каким образом вампиры вышли на их поселение, но раньше оно было одним из самых крупных в той области. Он тогда был ещё молодым, так что в эту… авантюру его не посвятили, но вампиры пообещали какое-то крупное вознаграждение за то, что пара десятков оборотней согласятся помочь им. — Помочь с чем? — подала голос Таня, когда Остяков ненадолго замолк, отвлёкшись на пришедшее сообщение в телефоне. — Как мне сказали, им нужно было то ли выследить кого-то, то ли убить. Но в итоге никто из ушедших так и не вернулся. Все пять или шесть десятков пропали, причём их направили в разные места. Не совсем ясно как это может помочь, но хотя бы какая-то зацепка. — Так, ну и кто мог раньше нас спеться с оборотнями? — Саване переводила взгляд с экрана ноутбука на Таню, — Может, Смольный или Романов? — Он точно сказал, что это были именно вампиры? — спросила Татьяна, тут же добавив: — Просто я не знаю никого, кто мог бы заказать кого-то у оборотней. — Самолично наш источник не встречал их, но он уверен в этом, как и все остальные. А, да, и самое интересное, кроме него никто из тех, кто виделся или как-либо взаимодействовал с этими заказчиками не дотянули до наших дней. Он самый старший в поселении, хотя оно существует лет пятьсот. — То есть, мало того, что охотники за головами не вернулись, так ещё и сгинули все те, кто знал, по чьей инициативе они пропали? — подытожила Полуева, — Странно получается. — Как считаете, кто мог работать с ними? — Турская, явно задумавшись, засмотрелась в одну точку где-то на стене у двери. — С Дальнего Востока, полагаю, никто, мы их недавно созвали, — Микув неосознанно подчеркнул «мы», — Из наших… Не знаю даже. Нынешние приволжские, очевидно, ничего провернуть не могли, а у старых уже не узнать. Остаётся центр и Северо-Запад. Таня и Саване одновременно кивнули. — Ладно, потом ещё поговорим. Мне надо идти, — Микув тут же сбросил. Таня и Саване в тишине переглянулись. — Мне надо время на подумать, — устало произнесла Турская. Полеува понимающе кивнула: в конце концов, не она обещала Приморскому помощь. Дверь тихо закрылась. Турская сверлила стену взглядом. Чёрт, как она могла так просчитаться. Если Микув начал копать в этом направлении, то подручным Смольного вполне реально повторить его успех. Всё чаще и чаще в последнее время стали всплывать такие ниточки, которые образуют клубок того, о чём никому знать не следует. «Из наших… Не знаю даже» — в голове глухим эхом отозвались недавние слова Микува, отчего Татьяна вслух нервно засмеялась. Просидев ещё несколько минут, подперев голову руками и глядя в стол, Турская приняла решение, что одна она разбираться не будет. Тем более ей надо спасать не только себя, но и Смольного — в конце концов все ниточки ведут к ним обоим, если дёргать в обратном направлении. Телефон издал несколько мучительных гудков, прежде чем вызов приняли. — Слушаю. Только быстро, — Алексей звучал не очень довольным. — Отзывай своих этих с Востока, — Смольный сразу же заметил пробивающееся волнение из-под маски извечной серьёзности. — Зачем? Пусть поищут, потом сами постепенно сольются. — Да блять, если Микув начал раскапывать не то, что надо, твои, думаешь, не смогут?! — тревога вылилась наружу. — Таня, ты же говорила, что уладила всё! — выкрикнул в ответ Алексей. — Ну получается не всё! — вторила она. В своё время, когда Смольный, вспылив из-за Романова, занявшего его место теперь не только юридически, но и физически, уехал заграницу, а Турская осталась одна расхлёбывать то, что они заварили на пару с Алексеем, ей понадобилась помощь. Точнее, если углубляться в подробности, сперва она справлялась сама: почувствовав, что группа наёмников, которые с давних времён играли на стороне Алексея Рюриковича, метят выше и затевают что-то неладное, она расторгла с ними всякие отношения, вежливо попросив уехать как можно дальше. Даже предлагала заплатить, но они отказались от денег. И вскоре это обернулось против неё: будучи частым гостем при дворе, ещё со времён Екатерины Второй (тогда Турская успешно совершила переворот среди Сибирских вампиров, благодаря Смольному, конечно же, которому знать, главенствующая над сибиряками, была неугодна), однажды ей требовалось встретиться с членами третьего отделения императорской канцелярии. Увидев там его, она содрогнулась, вспоминая его слова во время их последней встречи: — В следующий раз, когда судьба сведёт нас, будьте начеку. Она знала, что любое слово Есугея — так звали главного среди них — имеет вес. Писать письмо Алексею ей показалось неразумным — если он пробрался за год из тени настолько близко к трону, то перехватить её письмо не доставило бы ему больших трудностей. Именно поэтому она решила ехать самостоятельно на встречу с ним, запутывая след. После консилиума казалось единственным решением убрать Есугея и его последователей — именно, что последователей, а не подчинённых, но обращаться к кому-то из вампиров или людей значило компрометировать себя, выставлять напоказ свои деяния прошлого, а, между прочим, первый из договоров между людьми и вампирами — ряд о невмешательстве последних в дела людей, политику страны — по-прежнему действовал. Поэтому выбор и пал на оборотней, которые были не в курсе творящегося. А дальше… дальше Микув раскопал договорённость с оборотнями, и то, когда никто из ушедших по душу Есугея не вернулся, и то, когда Танина паранойя достигла своего пика, и она решила избавиться от тех, кто знал что-либо об этом деле. Самостоятельно, больше не к кому было пойти. После недолгого молчания Смольный первый подал голос: — И что мне сказать Мономахову? — его голос прозвучал сипло. — Придумай что-нибудь. — Татьяна пожала плечами, — У тебя навык есть. В ответ он цокнул. — А что насчёт Микува? Что ему скажешь? — снова немного помолчав, проговорил Алексей уже привычным тоном. — Даже если он нароет что-нибудь, никто об этом, кроме него, не узнает. Не переживай, — затем она добавила с усмешкой: — Может, хотя бы он найдёт этого ублюдка.

***

Костя стоял перед дверью, обклеенной многочисленными пестрящими бумажками с рекламой, в подъезд дома, где жил Юра. Когда Ксюша и Илья узнали о решении Юры в отношении его общения с Аней, а ещё более утвердились в своей идее после ночного срыва подруги, им захотелось пообщаться с Татищевым и, возможно, постараться решить проблему. Однако на сообщения и звонки он не отвечал, а когда Илья заявился к нему, то Юра послал его настолько далеко, что не сыскать дороги, попутно покрыв всеми известными и неизвестными словами. Он явно пил и очень много. В конце концов, краем уха услышав разговор Ильи с Данисом, Уралов решил наведаться к парню и узнать какого хуя происходит. Домофон через несколько секунд надрывной трели запиликал, позволяя войти в подъезд. Пройдя несколько лестничных пролётов, Костя оказался перед дверью, в которую постучал с мыслью, что сейчас ему не откроют. Однако оказался неправ: едва он успел ударить по ней ещё раз, Юра распахнул дверь. Они встретились взглядами — Юрины совсем тёмные из-за расширенных зрачков бегающие глаза и Костины карие с жёлтым, оценивающие его состояние. — О, Костя, привет, — Татищев абсолютно точно не был трезвым, судя по его запинающейся перед каждым словом рваной речи. — Привет, Юр, а ты почему не отвечаешь? — он медленно прошёл в квартиру, где, несмотря на позднее время, горел свет лишь на кухне, но Уралов с лёгкостью рассмотрел полнейший беспорядок в квартире: по всему полу валялась скомканная одежда, где-то даже посуда, в тёмной спальне виднелась кровать с голым матрасом, в углу коридора бликовали осколки от разбитого зеркала. Юра проследил за его взглядом: — Извини, у меня небольшой беспорядок тут, — он нервно усмехнулся и резким движением поправил волосы. Костя выжидающе смотрел на него, ожидая ответа на свой вопрос, — Да не знаю, как-то… Понимаешь, времени не было. Короче, да. Ты приходи. Или ты так, решил ненадолго… — Юра, — Костя перебил его поток сбивчивой речи, прежде чем успел придумать продолжение предложения, — Я… Да, останусь. Юра одарил довольным взглядом Костю. Естественно, Уралов чувствовал, что с Татищев явно что-то не так, было, когда Илья приходил к нему, а парень с пьяными криками прогонял его, да и сейчас, когда он чересчур умиротворённо и добродушно встречает Костю. Ещё и полнейший хаос вокруг, похуже, чем при рождении вселенной, как будто… Блять. Как будто Юра искал что-то, что спрятал давно сам от себя. Очевидно — наркотики; однажды парень проговорился Косте, что где-то дома у него есть некоторые запасы на крайний случай. По-видимому, он ими воспользовался. Конечно, Костя мало что знал о психоактивных веществах, но казалось, что это нечто другое: он видел его в героиновом угаре, от него человек становится никаким, а здесь Юра слишком расслаблен и всем доволен. Зайдя на кухню, Уралов пробежался взглядом по всему тускло освещённому помещению: несколько кружек у раковины, пара пустых бутылок, в которых раньше плескался крепкий алкоголь, смятый плед на диване. Ничего криминального, однако… Взгляд зацепился за пакетик с белым порошком с краю кухонного гарнитура. Костя медленно проскользил взглядом от него к Юре, который понял, оставленные улики не остались незамеченными. Парень непроизвольно усмехнулся и пожал плечами. Едва справляющаяся со своей задачей подсветка по периметру гарнитура позволила разглядеть и самого парня. Осунувшееся лицо упиралось в Костю тёмными пустыми глазами, нос с раскрасневшейся слизистой от порошка выделялся на фоне бледной кожи. Юра под чужим тяжёлым взглядом нервно теребил низ футболки, а затем резко повернулся в сторону, будто услышал что-то. С горьким чувством внутри Костя отвернулся от парня. — Костя, — Юра, глядя на свои руки так, будто впервые в жизни видит, взял смятую пачку со стола, — почему я не могу просто умереть? Уралова обескуражил внезапный вопрос. Татищев же, будто завёл будничный разговор ни о чём, медленно чиркал зажигалкой, глядя на то, как пляшущее пламя то появляется, то исчезает. На его потрескавшихся сухих губах, которые он успел искусать в мясо, блеснула кровь. — Почему ты хочешь этого? — не то, чтобы Косте ответ не был озвучен раннее, в Аниной квартире, однако, что тогда, что сейчас Юрино сознание замутнили вещества, героиновая ломка и эндорфиновый экстаз — кардинально противоположные состояния, но мысли в голове парня оставались теми же. — Не знаю. Я ничего не знаю, я просто заебался. — он наконец втянул в лёгкие дым, на губах остался вкус табака и смолы. Пепел летел на пол. Голос парня звучал ровно и спокойно, — Всем чё-то надо от меня, мне вот уже ничего не надо. — он задумчиво помолчал, стоящий напротив Костя не прерывал его, — Как ты думаешь, есть судьба или эта хуйня просто так происходит? Костя неопределённо пожал плечами. Его объёмный жизненный опыт доказывал как-то, что некая руководящая сила властвует над человечеством, так и обратную сторону — все предоставлены сами себе, быть личностью значит быть собственной судьбой. — Допустим есть, — Татищев ответил сам себе, — тогда смысл ей противиться, лечить эту хуйню? Мы все что так умрём, — он усмехнулся, глядя в пол, — раньше, позже — всё одно. — А если нет? Если ты сам несёшь ответственность за свои поступки? — Тогда… Тогда я выбираю сдаться нахуй. — он сел на диван и, прежде чем Уралов успел ответить, продолжил, впиваясь стеклянным взглядом в чужие глаза, — Я хотел сделать это вчера. Взял нож, но не смог даже прикоснуться к руке. Почему? Неужели я, блять, настолько слабый? — Вряд ли, — Уралов старался сохранять невозмутимый вид, — может, наоборот. Может, внутри ты веришь, что ты можешь всё наладить, что так или иначе твоя жизнь принадлежит кому-то, кроме тебя. — Костя ненадолго замолчал, — Не обязательно высшей силе, я имею в виду окружающих тебя людей. — Да знаю я это! — впервые за вечер Татищев повысил голос, — Поэтому я хочу сделать так, чтобы этим окружающим было противно от меня, плохо, чтоб они забили. Но нет. Они продолжают лезть в мою жизнь, — Юра говорил «они» про своих знакомых и друзей, будто Костя не относился к ним. — Это работает иначе, чем ты думаешь. — Костя протянул руку в сторону сидящего парня, прося в безмолвном жесте сигарету. Юра, легко соприкоснувшись указательным пальцем с ладонью мужичины, вздрогнул — в его состоянии каждая обыденная вещь ощущалась совсем иначе, прикосновение — удар током, — Мы имеем свойство привязываться, как не отпинывай человека в сторону, он всё равно вернётся, потому что ты уже успел оставить след в его жизни. Юра смотрел в пол, мысленно перекатывая услышанные слова из стороны в сторону своего разума, прогоняя вновь и вновь. Даже слова ощущались сейчас не словами-звуками, а осязаемыми, имеющими что-то кроме простого звучания, что Татищев и пытался уловить, уходя всё глубже в пучину собственного сознания. — Юра? — Татищев, поглощённый своими мыслями, потерялся во времени, не в первый раз за день, так что Косте пришлось позвать его, взывая к реальности. — М? — отозвался парень, не отрывая взгляда от ладоней. — Неужели тебя настолько замучили все вокруг? — он ещё тогда, во время Юриного откровения, хотел спросить, но всё не решался. — Это я мучаю их, — он слышал свой голос словно через толщу стекла, — сначала неосознанно, а теперь чтобы они наконец оставили меня в покое. — его голос отдалялся, стекло уплотнялось, — Почему каждый раз они остаются? — Юра тяжело вздохнул — стекло лопнуло, и он ощутил обжигающе горячую слезу на щеке. Костя, увидев заблестевшую каплю на щеке парня, медленно ползущую к подбородку, сел рядом. Стало очевидно, что переубеждать Юру, приводить хоть сто раз весомые аргументы бессмысленно в данный момент, поэтому Уралов молчал. Татищев, утерев слезу, смотрел на мужчину в ответ, в глазах читался немой вопрос, прозвучавший последним в этой комнате, застывший в ней отчаянным эхом. Мужчина никогда не был экспертом в том, чтобы правильно поддержать, успокоить, хотя и отличался эмпатией, которая не всегда играла на руку; ступор одолел его: что сделать? Однако ответом на вопрос стал Юра, который уткнулся в плечо Кости так, чтобы тот не видел его лица, и, подавив всхлип, норовящий вырваться из стискивающей его груди, так больше и не произнёс ни единого звука. На его подрагивающие плечи легла Костина ладонь, которая в этот момент ощущалась последним куском разбивающейся вокруг парня действительности, удерживающим от падения в пропасть вечной темноты полной хаоса. Хаоса из неразборчиво шепчущих стен, тёмных силуэтов перед глазами, которые становились менее заметными в темноте, непонятных звуков-писков и вскриков-скрипов, то ли действительных, то ли исходящими из воспалённого синтетикой разума. И не утонуть с головой в этом пиздеце помогало только то, что Юра ещё мог фокусироваться на чём-то, недолго, с трудом, но мог. И этим чем-то стал Костя, медленно поглаживающий спину парня, не давая забыть, где он и что происходит.