Дракон

Илья ещё никогда не чувствовал умиротворение, находясь наедине с каким-то человеком. Ощущения блаженства не возникало, наоборот, хотелось поскорее избавится от навязчивой компании надоедливых людей. Но Саша не какой-нибудь другой человек. Он вдохновляет, вселяет уверенность, окрыляет. С Сашей просто сидеть в тишине комфортно, достаточно всего лишь ощущать его тепло рядом, его ауру, которую Илья, конечно же, не видит, но наверняка знает — она у Саши переливается всеми оттенками белого. И даже если Илья идеализирует, наплевать. В этом мире и так достаточно несправедливости. Она не спрашивает разрешения, а просто заходит в нашу жизнь, открывая дверь с ноги, и обустраивается. Поэтому сейчас, почти невесомо поглаживая Сашины волосы, Илья осознал, что больше не позволит конкретно этому человеку страдать. Стеной встанет перед ним, окружит острыми копьями, чтобы защищали от любого посягательства. От такой близости к своему объекту тайных мечт и желаний хочется скулить от счастья. Хотя о подобном даже мечтать было боязно, позволять себе представлять, зная, что, возможно, это никогда не произойдет — было больно. Саша ведь на дикого зверька смахивает порой, чужаков к себе подпускает с явной опаской. Поэтому вот так сидеть рядом со спящим зверьком ощущается, будто тебя допустили к чему-то сокровенному, даже сакральному, доверились. Илья со всей своей искренностью не понимает, как на этот маленький комочек света может подняться рука с целью причинить боль. На него только смотреть можно, трогать руками запрещено — как самые дорогие экспонаты в музеях и картинных галереях. Сидя на полу, Илья даже не моргает лишний раз, рассматривая каждый сантиметр Сашиного лица, запоминает, откладывает в сознании. Еще и сфотографировал тайком, чтобы пересматривать потом беспокойными ночами. Хотя галерея телефона и так переполнена фотографиями Саши. Какие-то Илья незаметно делал сам на совместных испытаниях, какие-то скачивал с различных фанатских телеграм-каналов. Он подписан почти на все. Но фото спящего Саши теперь самое ценное в коллекции своей трогательностью и оказанным доверием. Илья бы сидел так часами, ждал пока чужие ресницы затрепещут, а глаза откроются. Но звонок в дверь разрушил этот идеальный план. И если бы не страх, что громкие звуки разбудят Сашу, Илья бы с места не сдвинулся, ведь у Олега есть ключи, а других он видеть не желал. Однако Саша начал ворочаться, оповещая о скором пробуждении от раздражающего резкого звука, поэтому неизвестного визитёра нужно было поскорее убрать от кнопки звонка. Подходя ко входной двери, Илья был готов послать в далёкое пешее путешествие кого угодно, но открыв и увидев Гецати с веником из красных роз, вдруг резко появилось желание убивать. Не фигурально. — Какого..., — не дав Гецати договорить, Илья вытолкнул его за дверь, и закрыл ее снаружи, чтобы Саша даже голоса не услышал, если все же проснулся. Хотелось ударить эту мразь со всей силой, на которую был способен, и которую подпитывал собственный гнев. Но пока получалось сдерживаться, Илья ведь культурный человек, он начнет с разговора. — Я очень хочу, чтобы ты мучился всю оставшуюся жизнь за ту боль, которую причинил Саше. К твоему счастью, он не сторонник мести. Но к твоему несчастью, сторонник мести я. Если ещё раз, твоя аланская морда появится возле моего Саши — я тебя уничтожу. Понятно? — последнее слово Илья буквально прорычал, все больше распыляясь и превращаясь в сторожевого пса. Только скажи "фас" и тут же кинется. А Гецати будто не понимал, чего этот пёсик от него хочет. У него в сознании набатом стучала лишь одно: стоящая напротив псина хочет забрать твоего воробушка. Воробушек его пустил в свою квартиру. Воробушек находился с ним наедине. Ревностная пелена застилала глаза. — А ты ничего не попутал ли? Этот мальчик занят, ищи себе свободного. Тебя мама не учила в детстве, что брать чужие игрушки чревато последствиями? — по Костиному спокойствию сейчас уже можно служить погребальный молебен. Он пришел мириться с Сашей, а его мало того, что не пускают в квартиру, так ещё делают непонятные собственнические заявления. Ларионова хочется откинуть как котенка, потому что он сейчас единственная преграда, не позволяющая увидеть воробушка. А Илья, в свою очередь, готов стоять тут до конца, но больше никогда не позволить даже на метр подойти этой аланской мрази к своему Саше. Два бешеных взгляда уставились друг на друга, кулаки давно сжаты, но никто из них не дёргается. Каждый ждёт команды "фас", каждый ждёт, пока сдастся другой. Время замедляется, тянется как резина. Веник из сто одной розы валяется ненужным мусором у их ног. Илья думает, что красные розы слишком пошлые для его нежного Саши. Он будет дарить только лёгкие и воздушные цветы. — Этот мальчик, как ты выразился, живой человек, не искусственный, не игрушка. Ты думал, что вечно сможешь безнаказанно причинять ему боль? Думал, раз у него, я уверен, что по твоей вине, нет сил дать отпор, он помощи не попросит? Сука, ты ещё большая мразь, чем я думал, — сейчас Илье даже команда "фас" не нужна, он уже готов кинуться. Что собственно и делает, отпуская контроль, кулак четким выверенным движением бьёт в чужое солнечное сплетение, чтобы заставить страдать, но не оставить следа на видимом месте. Гецати от неожиданной и внезапной боли рефлекторно сгибается. Илья не даёт ему даже опомниться, хватая одной рукой за шею, и ещё пару-тройку раз бьёт в то же место, для профилактики. Но и это кажется недостаточным, поэтому пока Гецати не разогнулся, и не спохватился, чтобы ударить в ответ, коленом бьёт в пах, и локтем — по спине. А следом двумя руками откидывает это скулящее ничтожество на подъездный пол. Остаётся только плюнуть сверху, но этот порыв Илья пресекает. Но вот от возможности показать место не отказывается, поэтому ставит свою ногу на чужой бок. — Ты даже равному противнику не способен дать отпор. Повторю ещё раз, к Саше больше не подходи, иначе заставлю рыдать кровавыми слезами, — Илья убирает ногу, и направляется к квартире, но ухватившись за ручку вдруг оборачивается обратно, — ах да, скоро здесь будет Олег. И если ты не хочешь, чтобы он узнал, кто именно обидел его брата, советую быстренько съебаться отсюда. И веник свой захвати, — и только после этого заходит внутрь. *** Олег раньше никогда не обращал внимание на билборды, которые натыканы на каждом шагу по улицам любого города, и зачастую содержат ненужную для его молодой головы информацию. Но сейчас, стоя на светофоре, взгляд невольно цепляет вывеску "Не терпи домашнее насилие. Позвони по номеру...". Ага, его брат уже позвонил, правда, по ментальной связи, и явно того не желая. Страшно даже представлять, что если не их аномально крепкая кровная связь, Олег бы ещё долгое время жил в неведении. Поэтому попытка Саши скрыть от него важную информацию касаемо своих отношений, настораживала, заставляла переживать, бояться, пытаться выяснить самостоятельно. Именно желание узнать больше привело его к Диме. Хотя изначально план был до банального прост: приехать домой, собрать необходимые вещи и вернуться к брату. Тем не менее у Олега появилась дикая потребность любой ценой выяснить правду. Поэтому, поднимаясь по лестнице, и проигнорировав лифт, чтобы немного остудить голову, он прокручивал аргументы за, и аргументы против того, что хотел сделать. Остатки морали шептали, что затея максимально неэтичная, черная, злая, точно не из добрых побуждений задуманная. Но привязанность и любовь к брату перебивали тихий шепот криком, что Олег все делает правильно. Поэтому нажимая на звонок Диминой квартиры, все оставшиеся сомнения были откинуты в жертвенный огонь для решимости. — Я видел твое сообщение приехать к Саше, но ты его почему-то удалил сразу, — без приветствия просипел недавно проснувшийся Дима, открывая дверь Олегу и провожая того на кухню, — что-то случилось? — Диман, это пиздец, — Олег тяжело осел на стул, будто упал от тяжести на плечах, — мне очень нужна твоя помощь. Только это должно остаться между нами, понимаешь? Никому, Диман. Когда Олег смотрит таким серьезным взглядом, ему сложно отказать. Тем более, учитывая, что он редко обращается за помощью, ведь не любит выставлять на показ свою слабость. Встревоженный таким настроем, Дима садится напротив своего нежданного гостя, пытается бегло считать чужую ауру, понять причину пробивающегося в глазах Олега страха. Но защита сильная стоит, понятно только, что не за себя страх, за близкого человека. — Что произошло с Сашей?, — взгляд максимально не понимающий, — Я чувствую твой страх за него, но не могу понять, почему ты сам не поможешь, и причем здесь я? Олег опускает голову на сложенные руки, колеблется, не может решиться, но понимает, Дима его последний вариант. Сам он не в состоянии сделать задуманное, брат точно заметит, и в последствии, окончательно от него закроется, если не хуже. И это будет огромной проблемой, потому что терять брата Олег не планирует. Подобное даже представлять страшно. Поэтому между отказывающимся от него Сашей, и Сашей, который, вероятнее всего, ни о чем не догадается — выбор очевиден. — Я хочу, чтобы ты попросил своих бесов посмотреть Сашу, — сказал как выстрелил, быстро и четко в цель, чтобы не передумать. — Я не ослышался сейчас? — Дима пребывал в настоящем шоке, — ты вот так просто просишь меня прикоснуться к сокровенному каждого человека, без разрешения источника? Даже если бы я согласился, как ты себе это представляешь? Мне, как минимум, нужен контакт с Сашей. — У тебя есть я, кровный родственник. Настройся на Сашину энергетику через меня, хочешь, даже кровь свою дам. Ты уже такое делал на проекте. В чем проблема? — Олег, в этике проблема. Ты же сам практик, как бы ты отнёсся, если тот же Саша, без твоего ведома, попросил кого-то тебя считать? — твердолобость друга начинала раздражать. — Поверь, критическая ситуация позволяет. Тебе сложно, что ли? — Мне несложно! Но ты хотя бы объясни причину, почему я должен залезать без разрешения в чужую голову, — Дима видел неуверенность в чужих глазах, которая ему не нравилась, — Олег, говори, я всё равно увижу, если призову бесов! — Саша связался с абьюзивным мудаком, которого наверняка любит, но, — Олег остановился на секунду, и заглянул Диме в глаза, проверяя реакцию, — ты же понимаешь, про какую именно связь я говорю? — Я понимаю, но все ещё охуеваю, что ты готов раскрыть секреты своего брата постороннему человеку, — Дима был в настоящей растерянности. Уважение к Саше было велико, поэтому лезть к нему под одеяло не было ни малейшего желания. — Он не признается, Диман! Я вчера нашел его на полу в коридоре, ледяного и не реагирующего ни на что. А утром оказалось, что этот его... партнер, сука, либо по голове чем-то ударил, либо головой о что-то стукнул. У Саши тело все в синяках. И если я могу этого мудака найти, я его найду любыми способами, понимаешь? — Убедил, давай сделаем, — Дима поднялся со стула, и направляясь в домашний кабинет для практик, решил уточнить важную деталь, — Олег, ты ведь осознаешь на все сто процентов, что после этого сеанса, я буду знать практически все не только о Саше? Бесы косвенно и тебя зацепят. — Я осознаю, — без малейших сомнений в голосе, лишь твердая уверенность. — Тогда пошли. Дима ненавидел насильников, за все время своей эзотерический практики, он бесчисленное количество раз встречался с такой проблемой. Но это были посторонние, не знакомые ранее, ему люди. Знание, что кто-то из близкого окружения подвергся насилию, обескураживает, злит даже. Поэтому опускаясь на колени, готовясь к ритуалу, и начитывая наговоры, Дима позволяет бесам брать больше своей энергии, чем обычно. Потому что ему теперь тоже нужно узнать имя, увидеть внешность, чтобы понимать, кому мстить. Он уверен, Олег не будет просить негативного магического воздействия для этого человека. Дима это сделает сам, без его ведома. Особенно после того, как настроившись на чужую ауру, он почувствовал… — Боль. Дикая боль. Душевная и физическая. Она проходит сквозь меня. Я ее чувствую, не моя боль, Сашина боль, — Дима ухватился за грудную клетку, и вдруг замолчал, но судя по бегающим зрачкам под закрытыми веками, ему являлись видения. — Олег..., — Дима наконец открыл глаза, и посмотрел с таким сочувствием, как не смотрел ни на одного своего клиента, — Олег, я не хочу это произносить. То, что он делал с Сашей... я не знаю, как он его окончательно не сломал. Но ради твоего же блага, тебе лучше не знать. — Кто он? Ты его видишь? Можешь описать? Имя назвать? Что угодно, Диман, пожалуйста, — Олег сложил руки в молитвенном жесте, ему жизненно необходима была эта информация. — Имя закрыто, мне не идёт. Образ... Высокий, крупный... не русская кровь, восточная. Чем-то на Гецати, кстати, смахивает. Но твой брат явно работу по защите проводил, большая часть информации закрыта. Я пробился только из-за его ослабленного состояния. — То есть имя мы в любом случае не узнаем? — Ритуально — нет. Только если специально искать по общим знакомым. Ну..., — Дима сделал паузу, будто последующая информация являлась аморальной, — или посмотреть Сашин телефон. Но! Я очень надеюсь, что ты этого не сделаешь. Не сделаешь ведь, Олег? Попытка поймать взгляд Шепса младшего заведомо была провальной. Он уже был глубоко в своих мыслях, прокручивая сказанное Димой. Почему он не хочет говорить подробности того, что этот кавказский мудак делал с Сашей. Он же его не насиловал, правда? — Явного согласия не было, — у Димы был настолько извиняющийся голос и взгляд, будто это он самолично творил все увиденное с Сашей. — Что... Я вслух произнес последний вопрос? Подожди, — Олег вдруг осознал сказанное другом, — то есть Сашку..., — произносить это не хотелось, будто если не скажешь, то и не было ничего. Сердце сдавили тиски, дышать становилось все труднее. Его брата, его самого родного человека... Нет. Он даже мысленно не хочет произносить. Нет. Слезы на глазах появляются машинально, Олег их даже не замечает. Они стекают по щекам, но нихрена не помогают выплеснуть боль. Она внутри сидит, и дерёт когтями душу. — А..., — Олег пытается перевести дыхание, но тщетно, слезы душат, мешая говорить, — а сколько это длилось? Ты увидел? — Где-то пять-шесть месяцев. Дима все еще ощущал остаточную Сашину боль внутри, но к чужой боли добавилась своя. Ему было очень жаль обоих Шепсов. Ведь осознание того, что твой родной человек страдал столько времени, а ты даже об этом не догадывался, чтобы помочь — может разбить вдребезги душу. — Ты ведь знаешь, что не виноват, правда? Я помогу тебе его найти, если Саша сам не признается, — Диме очень захотелось обнять Олега, либо же прикоснутся, чтобы оказать молчаливую поддержку. На ментальном и физическом уровнях показать, что он рядом и поможет. — Он не признается. — Тогда сами найдем, хорошо? Успокойся, ты сейчас нужен брату собранным, понимаешь? Ему не на кого положится, у него есть только ты. Только ты, Олег, только ты...