Порох, прах и кровь

— Будьте осторожны, госпожа. Здесь лужа. Действительно. Цветом и формой напоминает родимое пятно: вытянутое, с небольшим светлым островком в центре и расползшимися, как древесные корни, краями, заполняющими трещины старой каменной кладки. Ученые в Аль-Саде успели зарисовать отметину со всех сторон. Одна юная ассистентка так увлеклась, что набросала самый настоящий портрет Авроры. Сейчас она придет домой, где-нибудь его повесит. Только сначала лужу перешагнет. Что ж, так себе у князя д’Орсея нынче кучер. Тот, хороший, просто остановился бы там, где сухо. Однако ступив на главную площадь Серены, Аврора де Сарде оглядывается и понимает, что, пожалуй, зря мысленно ругала слугу. Больше не видно того безъязыкого нищего, который всегда знал, куда пошел Константин. Теперь на любимом месте бедняги лежит спешно накрытый труп, а ближайшая канава переполнена такой гадостью, будто на Серену помочились небеса. Город есть город, смертью и вонью здесь никого не удивить, но даже Аврора, бывавшая в самых грязных переулках, морщится. Раньше повсюду гнили крысы, а не люди. Как так? Она отсутствовала всего полгода. Хотя кажется, прошла уже целая жизнь. И, надо сказать, насыщенная. Почти что полная. На территории Мостового Альянса было хорошо: Аврора много почерпнула в библиотеках Аль-Сада, в Олиме отпраздновала двадцать пятые именины с веселыми сотрудницами обсерватории. Избавилась от платьев: расшитые длиннополые одежды поверх штанов и сапог оказались еще удобнее камзолов. В кафтане и берете Аврора очень похожа на иностранку, но старина Курт узнал бы ее даже в маске. — Де Сарде, ржавый меч мне в сердце! Наконец-то! — Ты не изменился. — Они бьют по рукам. — Зато Серена… — Да, — кряхтит наемник, — совсем зачахла. Солнце у нас и так нечастый гость, а без тебя… Сама-то вон теперь какая загорелая. — Куда там. Я не вылезала из учебных корпусов. Проводишь меня домой? Он усмехается: конечно, за этим и пришел. — Вперед. Увидишь родичей — снова мигом побледнеешь. Аврора думает: да уже. С чистых ступеней дворца кажется, что тот злобно пинает полумертвую Серену. — Кстати о семье и бледности. Моя мать здесь? — За городом. Твой приезд — неожиданность для всех. Хоть и приятная. — Но дядя сам меня позвал. — Да? Ну не знаю. Хмыкнув, Аврора перешагивает родной порог. Незнакомая служанка тщательно намывает пол в передней. По здешней обстановке — яркости освещения, подбору картин — Аврора пытается понять, что задумал князь д’Орсей, но это всегда плохо ей удавалось. Интересно, стал ли Константин лучше понимать отца? Теперь, будучи наследником. После смерти брата. Под возросшим давлением матери. Проклятье, Аврора. Да, Константин поступил неправильно — и ты бросила его тут одного. Услышав наверху быстрые шаги, она поднимает голову, надеясь на мгновение вернуться в прошлое и увидеть, как дорогой кузен опасно перегибается через перила. Именно так он и делает — прямо сейчас, в настоящем. И бежит вниз по лестнице, как вырвавшийся с занятий студент. Вот чего не хватало Авроре для полноты жизни: этой резвости, смелости, обжигающе горячего сердца. Ничего не изменилось в Константине, кроме улыбки, которая больше не может скрыть печаль. — Дорогая кузина… — говорит он и целует обе руки Авроры, хочет сказать еще что-то, но она обнимает его изо всех сил. — Здравствуй, Константин. Постояв так, они оба немного отстраняются, набирают в грудь воздуха, смотрят друг другу в глаза. — Ты получила?.. — Ты прочел?.. — …мое письмо? — Я его сожгла. — Так и не смог открыть. — И пожалела, что отправила свое, потому что… — Извиняться лучше лично, — вздыхает Константин и снова берет ладони Авроры в свои. — Прости меня, пожалуйста. Если можешь. — Могу. Она давно перестала злиться. И уже простила его — сразу, как только увидела. — Думал, ты вернешься с мужем. И, может, даже с животом. Или все же поторопилась? Аврора произносит, будто сцеживает яд: — Уверена, на моем месте ты бы так и поступил. — Ай! — восклицает Константин и театрально трет гладкую бледную щеку. — Ладно. Это я тоже заслужил. — Теперь, когда придворная традиция обмена колкостями соблюдена, они берутся под локти и поднимаются по ступеням. Константин трогает зеленый рукав Авроры, словно интересуясь, из какой он ткани. — Впрочем, все еще возможно — не знаю, зачем отец тебя позвал. Если за тем, чтобы просватать… Об этом мы еще поговорим. Не сейчас, потому что старый учитель рядом: улыбается, протягивает Авроре руку. — Здравствуйте, господин де Курсийон. — Рассказывайте, милая! Есть прорыв? — Ну, — смеется Аврора, — мне сказали, убрать пятно не получится. — Вопреки тому, мысленно добавляет она, что утверждает наглая госпожа Лаш. Меченую щеку щекочет взгляд Константина. — Видимо, я для этого слишком взрослая. А если ученые мужи разузнали что-нибудь о причинах его появления, мне решили не сообщать. Но я быстро нашла себе другие увлечения. Кстати говоря, мне понадобится ваша помощь в архивах. Для одного очень важного изыскания. — Всегда к вашим услугам, — отвечает учитель. — Вы знаете, где искать меня. Обернувшись ему вслед, Константин тихонько подначивает: — «Нашла себе увлечения»? — Такие, чтобы точно не обрасти животом, — поясняет Аврора и достает портрет из футляра для бумаг. — А как она поживает? Константин столь внимательно разглядывает рисунок, что, кажется, не слышит последних слов — но потом поднимает взгляд. Очень грустный. — Я малодушно надеялся, что ты не спросишь. — Бумага шелестит, снова принимая вид свитка. — Лотти Лаш похоронила мать и умерла от малихора. Это теперь не редкость даже в богатых домах. Дела идут все хуже. Я очень по тебе скучал, но мне было спокойнее, пока ты оставалась далеко. Так вот что стало с Сереной. Вот о чем все тревожно шептались в Аль-Садском университете. Или они кричали, но Аврора не слышала, глубоко погруженная в собственные обиды? Сейчас уже не понять. Она спотыкается, словно путаясь в отсутствующих юбках. Опирается на Константина. Крепко сжимает его ладонь. Надо же, просто взять и ничего не заметить. О смерти бывшей подруги узнать вот так. — Это я смалодушничала, — говорит Аврора. — Больше никуда не уеду. — Разве что возьмешь меня с собой. Она расправляет плечи и полы кафтана. Двери открываются перед ней. Константин снова нижайше просит его извинить. Аврора вспоминает о своем портрете, уже оказавшись с дядей лицом к лицу. — Хорошо, — говорит князь д’Орсей, — что ты не родилась мальчиком, а то моя жена убила бы и тебя. Тогда я остался бы здесь совсем один. Ни с чем. С Константином. Будь у нее в руках сейчас лист бумаги, Аврора тут же смяла бы его в комок. — С Константином, — злым эхом повторяет она. — С отважным, честным, умным молодым человеком, чьими словами я часто отвечала профессорам. С тем, кто проявит себя, стоит дать ему шанс. С лучшим наследником, которого можно пожелать. Скомкав портрет, она бы его подожгла. Дядя так на нее и смотрит — будто Аврора горит. Нельзя разговаривать с князем в подобном тоне. Она ведь это знает. Потому и привыкла молчать, проглатывать все, что слышит о Константине. Но сегодня ей так горько, что она готова к любому ответу. Думая о Константине в эти долгие месяцы, Аврора робко надеялась, он сблизится с отцом — теперь, когда старший больше не стоит посередине. Но ситуация, по всей видимости, лишь ухудшилась: между ними пролегла насыпь его могилы. Открывается дверь небольшого соседнего помещения. Тетушка подплывает поприветствовать Аврору. Дядя молча наблюдает, перебирая звенья цепочки от карманных часов, а потом наконец произносит: — Оставь ее. Не видишь, Аврора устала с дороги? — Уголок его губ слегка дергается в полуулыбке. — Отдохни. Побеседуем позже. Я рад твоему возвращению. Действительно очень хочется оказаться подальше от тетушки, но Аврора совсем не устала. Даже наоборот. Она перекусывает на ходу, до вечера сидит в архивах с де Курсийоном, принимает ванну, переодевается в голубой кафтан, берет футляр с бумагами и стучится в дверь комнаты Константина. Он приглашает войти и спешно закрывает ящик письменного стола. — Если ты за своим портретом, я его не отдам! Расположившись на софе, Аврора открывает футляр. — Оставляй на здоровье. А я хочу представить твоему отцу проект. Поможешь мне отрепетировать? — Ах. — Константин двигает стул, чтобы усесться перед ней, как на троне. — Конечно, у меня не получится полностью вжиться в роль вредного старого деспота, но для тебя постараюсь изо всех сил. — Спасибо. Итак. — Она выдерживает паузу. — Близкородственные браки. Брови дорогого кузена ползут вверх. — О! — Константин… — Ой, прости! Хм! — Он для пущего эффекта кашляет в кулак. — Кхм! — Так вот… — Подожди! А выступать ты планируешь в этой одежде? — Верно. Она поможет задать нужное настроение. Мостовой Альянс — независимая, но дружественная сила. — Блестящая мысль! Пожалуйста, продолжай. Аврора перебирает бумаги. Разворачивает самую желтую из них. — Господа Арзу, основатели династии лучших врачей Содружества. Юношу и девушку, двоюродных по отцам, сговорили еще в детстве. Давний прецедент, но с тех пор наши законы почти не изменились в этой части. — Насколько я помню, — замечает Константин, постукивая пальцами по подлокотнику, — в итоге они убили друг друга столовыми приборами. Аврора пожимает плечами. — Такие были времена. К тому же, родственники или нет, супруги в первую очередь должны быть разумными людьми. — Аргумент! Константин наклоняется ближе, упираясь локтями в колени. На следующем листе — пятно, не то винное, не то и вовсе кровавое. — На том острове, о котором все сейчас говорят, люди живут довольно замкнутыми кланами. Близкородственное скрещивание неизбежно происходит, но профессор Серафеддин пишет, что местный народ силен и крепок на зависть чахоточным колонистам. — Да, я что-то такое слышал… э-э… дорогая племянница. Очень любопытный пример. — Еще есть другой, тоже свежий, но менее экзотический. Господин де Фокон взял в жены свою кузину… — И их дети родились с мордами дамских собачек… — Так бывает не всегда! — вспыхивает Аврора. — У подобных союзов есть определенные риски, но они велики у тех, кто сам по себе не отличается здоровьем, чего нельзя сказать… — Дорогая… Аврора, — вкрадчиво произносит Константин, уже знакомым жестом коснувшись ее щеки, — позволь мне выйти из роли и дать развернутый комментарий по твоему проекту. Весьма развернутый. По сравнению с этим поцелуем тот, первый, — просто верх скромности, пристойности и целомудрия. Ладони тяжелеют, тянутся расстегнуть дорогой камзол. Аврора думает, кровь пойдет завтра или послезавтра — сегодня относительно безопасный день. Хочет ли она этого? Да, чтоб ее. Константин уже год время от времени полураздетым является ей во сне. Откинувшись на низкую спинку софы, Аврора упирается правой подошвой в перекладину стоящего напротив стула. — Внимательно тебя слушаю. Собственное колено загораживает весь вид, но по лицу Константина, воюющего с аль-садской обувью, и так ясно, что происходит у него между ног. Сняв наконец с Авроры плотно подогнанные сапоги, он задирает полы ее кафтана в поисках застежек на штанах. Теплые руки настойчиво оглаживают бедра. — Вот здесь, — помедлив, подсказывает она, — четыре пуговицы. — Кошмар! Деталь за деталью Константин избавляет Аврору от одежды, беспрерывно ругая заграничных портных. А потом сокрушается, что в его-то наряде ничего нового нет. — Почему же? Я видела тебя в исподнем, но не без него. С дурацкими ухмылками на лицах они одновременно стягивают с себя белье. Опускают взгляды в пол, топчутся на месте. Оба отлично знают, что делать дальше, но не решаются на следующий шаг. Аврора полагает, она предприняла достаточно… — Какая ты красивая, — говорит Константин. — Можно?.. Он просит разрешения распустить ее волосы; она вдруг вспоминает, что считала их соломенными, пока Константин однажды не назвал золотыми. В кровать не хочется — это кажется скучным, не вполне приличествующим случаю. Перевесив на ширму почти всю одежду, разбросанную по софе, Аврора ложится на спину. Константин забирается сверху и хочет выдернуть из-под нее сорочку. — Нет-нет, оставь. — А, извини. Я понял. Чтобы не пачкать. — Конечно. Вдруг будет много крови. Константин чуть краснеет. — Значит, ты все еще… — Да. — Аврора пробегается пальцами по его груди. — С медицинской точки зрения. Чтобы не смущать сильнее, она не говорит ему: «Ты мой первый мужчина». Молодой, хорошо сложенный, давно любимый — лучший мужчина, которого можно пожелать. Но Константин добавит неловкости во что угодно. — Это не так больно, как пишут в книжках. — Тебе-то откуда знать? — Богатый опыт с женщинами! — Среди них были девственницы? Он призадумывается, уже нависая над Авророй. — Некоторые… утверждали… — Святые угодники! — восклицает она, хватает его за задницу и наконец-то вводит в себя. Ее резкий вдох ловит стон, сорвавшийся с губ Константина. Он не может на этом остановиться, двигает бедрами еще и еще. Аврора закрывает глаза, чувствуя что-то совсем не похожее на боль — скорее, жар, окутывающий тело в момент пробуждения магии. — Все хорошо? — полушепотом спрашивает Константин. — Да. — Аврора выгибается ему навстречу. — Даже очень. Левой рукой она держится за спинку софы: кольцо нагревается. Константин не почувствует, но все равно Аврора боится его обжечь. Потом он кладет ее ногу себе на плечо, целует в лодыжку, слегка наклоняется вперед — и всплеск магии прожигает в обивке дыру. Прикусив губу, чтобы не закричать, Аврора притягивает Константина еще ближе и вздрагивает, услышав шум за дверью — такой, будто уронили пустое ведро. — Кто там еще? — Не бойся. Новая служанка. Пришла на место той, что недавно умерла. С ней это постоянно случается. — Что? Все время умирает? — Перестань! Мне нельзя… смеяться… Проклятье! Резко выйдя, Константин сразу все прикрывает, и Авроре не видно, есть ли на члене кровь — не соврали ли модные дамские романы. По паре капель, красных и белых, остается на безнадежно испорченной сорочке. Совсем новая. И ее совсем не жаль. Константин ненадолго исчезает за ширмой и возвращается с покрывалом в руках. Толку от него мало, Аврора знает по опыту, пока не нащупаешь снова затвердевшие соски. Тогда покрывало комкают, кладут под поясницу… Они лежат, укрытые, лицом друг к другу. Константин поджимает ноги, упирается коленями Авроре в живот. Она говорит: — Мы с тобой идиоты. — Почему? — Не знаю. Оба хохочут, выплевывая золотые волосы, разметавшиеся по софе. — Я тут подумал, — бормочет Константин, отдышавшись. — Лучше я сам представлю отцу твой проект. — Пожалуй, так будет правильнее. Как считаешь, он разрешит? — Пусть запрещает. Мне все равно. А тебе? Аврора садится, дернув на себя покрывало и прижимая его к груди. — Я не одна из твоих женщин. Я не буду так жить. — Я не это имел… Что они там с тобой делали? Обращали в веру? Ты же вроде бы ездила в университет Аль-Сада, а не в телемский монастырь. Да уж. Знавала Аврора одного господина, который путешествовал по святым местам. — Не в этом суть. — А в чем? — спрашивает Константин, но она едва слышит, подавленная воспоминаниями. Тогда он садится рядом, приобняв ее за плечо. — Поговори со мной. Давно пора. Она поддевает пальцем жженую прореху в обивке и наконец рассказывает Константину все. Плевать, правда ли мама изменила отцу, и, если так, правда ли князь осведомлен об этом. Пусть де Моранж соврал — его слово, «приблуда», чересчур глубоко засело в душе Авроры. — Видишь ли, — объясняет она, — связь с мужчиной чревата при любых предосторожностях. А я не хочу своим детям такой судьбы. — Полностью тебя поддерживаю, — отвечает Константин. — Уверен, эта тема так или иначе всплывет в предстоящем разговоре, и я передам тебе все, что поведает отец. Даже если он прикажет молчать под страхом смерти. — Спасибо. — В любом случае, — продолжает он, поцеловав ее руку, — для меня твое происхождение неважно. Будь ты хоть младшей дочерью солнца и луны… — Тогда я, наверное, даже знатнее тебя. — Точно подмечено! Породистые будут дети! Аврора улыбается — ей нравится, как это звучит. Ткнувшись носом в ее родимое пятно, Константин идет одеваться. Мурлычет себе какую-то песенку. — Поухаживать за тобой, господин княжич? — О нет, благодарю, дорогая кузина, ты достаточно помогала мне попасть в рукава. — Застегивая камзол, Константин с прищуром разглядывает висящий на ширме голубой кафтан. — А с этим нужна помощь? — Нет. В том и смысл. Его совсем несложно самостоятельно надеть. — Вот как! Не буду подсматривать. Пусть этот процесс останется частью твоей таинственной магии. Бросив покрывало на софе, Аврора подходит к стремительно краснеющему Константину. — Что? — Она кивает на зеркало, где их обоих замечательно видно в полный рост. — Твой шейный платок съехал. — Спрячься! — умоляет Константин. — Иначе я никогда не уйду! — Какая страшная угроза. Хочешь меня до сердечного приступа довести? — Хочу… довести… — Иди уже. Она разворачивает его за плечи и дает звонкого шлепка. — Константин д’Орсей это запомнит! — Я тебя не боюсь, дорогой кузен. — А зря! Аврора бросает через всю просторную комнату едва не позабытый футляр для бумаг. А за закрытой дверью надо придумать, как объяснить повреждение несчастной обивки. Неосторожно оставленная свеча? Тогда этот маленький столик переместим к софе. Все равно странно, но сам Константин никогда не заботится об оправданиях. Зачем они, с другой стороны? Перед кем оправдываться? Перед служанкой, которая роняет ведра? Аврора одевается, реквизировав одну из рубашек Константина. Когда они поженятся, это порой будет случаться. Приятно ощущать на себе его мягкий запах. Перепоясываясь, Аврора толкает коленом чуть выдвинутый ящик стола. Внутри ее портрет — и, может, нераспечатанное письмо. Она не успевает заскучать без Константина. Откладывает книгу, которую он не дочитал, встает, спрашивает: — Ну что? Есть прорыв? И замечает ужас на его лице. — Я… Я не успел слова вставить, — с трудом произносит Константин. — Твоя мать заболела малихором. Ее везут сюда, чтобы вы… повидались. Нужно найти лекарство. Как можно скорее. Говорят, оно есть на том острове, о котором все… говорят… Кажется, это я там теперь наместник. Аврора! — Он ловит ее под руки, помогает сесть и заглядывает в глаза. — Аврора, мы едем на Тир-Фради.