Порох, прах и кровь

Всем известно, что старший княжич д’Орсей выходит победителем из любой дуэли. Его первая состоялась после бала у де Веспе, около полугода назад, — тогда господин встал на защиту чести кузины, которую словесно оскорбил мерзавец де Моранж. Что мы делаем с мерзавцами? Пронзаем их сердца. Вскоре после убийства де Моранжа княжич за неделю ранил еще двоих господ. Со временем перешел на рыбешку помельче — бросал вызовы всем, кто позволял себе лишнего. В юноше наконец взыграла фамильная любовь к риску, и князь вознаграждал за это своего наследника. Ввяжись в очередную драку младший — получил бы нагоняй. А теперь Константин говорит: — Мой брат погиб на дуэли. Аврора нашаривает спинку дивана. Садится. — Как? — Идиотский вопрос. Очевидно, насмерть. — С кем? — Пистолеты. С каким-то портовым клерком. Уже сбежал. — Щелкая костяшками пальцев, Константин мерит гостиную частыми шагами. — Со слов свидетелей, которых я тоже не видел, этот человек мочился на имена святых — на старую табличку у телемского посольства. Это так разозлило княжича, что поединок имел место уже час спустя. — Но… — Вот именно. «Но». Религия никогда его не волновала, поскольку она не волнует отца. Я сразу почуял неладное. Пришел к матери. Попросил ее взглянуть мне в глаза и сказать, что она не имеет к этому отношения. — Противоположный край дивана проминается под Константином. Нервно постукивает каблук. — Она посмотрела мне в глаза и сказала, что любит меня. — Ох, проклятье… Аврора не представляет, что еще сказать. Нужно ли сейчас говорить? Константин все равно не услышит. Она осторожно касается его плеча. — Думаю, отец знает, — продолжает он, — но у него нет доказательств, чтобы бороться с ней. Или сил. Он раздавлен. Он так любил его. И я тоже. Он был ужасным братом, но моим братом… А теперь… Теперь господин наследник — это Константин. Аврора хочет обнять его. Он кладет голову ей на колени. Лоб горячий, щека холодная, ресницы влажные от непролитых слез. — Я тебе соболезную, — полушепотом произносит Аврора. — Отец этого не сказал, но очень громко подумал, что лучше бы умер я. — Неправда. Слышишь меня? Это не так. — И только ты одна плакала бы по мне. — Нет, — твердо отвечает она, заглядывая Константину в лицо. — Мне не придется плакать по тебе, потому что ты со всем справишься. И переживешь это. Если дашь себе погоревать. Но горе слишком большое: он потерял в один день и брата, и остатки веры в собственную мать. Так и не обрел отца, потому что князь истончал, почти полностью слился с дворцовыми интерьерами: зайдешь в комнату — не отличишь его от мраморного бюста. На руках мертвого княжича не находят следов пороха. «Что ж, — переглядываясь с княгиней, говорит семейный доктор, — кажется, выстрелить он не успел». Кажется, мысленно повторяет Аврора, не успел. Время пока не лечит. Две недели спустя Константин проводит дома одну ночь из трех. Встает после полудня, требует обед, ванну и опять растворяется в медных городских сумерках. — Найди его, Аврора, — просит князь д’Орсей, медленно обрастающий плотью. Голос тихий, но в нем по-прежнему звучит власть. — Скорее. Мне нужно с ним поговорить. — Давно пора, — замечает тетушка. — Константин уже взрослый. Взгляд князя прожигает ее такой ненавистью, которой муж не должен испытывать к жене. Вот как они получаются, внебрачные связи. Наверное. Дядя лучше об этом осведомлен. Аврора молча кланяется и выходит за дверь, так и не задав ему ни одного вопроса. Мама в ответ на вопрос о том, любила ли она отца, сказала с улыбкой: «Очень. Он был моим счастьем. Надеюсь, ты скоро обретешь свое». Курт уже наготове, ждет с треуголкой под мышкой. Они с Авророй редко виделись в последнее время: с того дня, у де Веспе, она почти не покидала дворец. Под солнечным небом наемник кажется еще более мрачным, чем обычно. Отмахивается — старые раны ни при чем. — Ладно, — вздыхает он наконец, — не выйдет у меня подобрать слова. Что стряслось? Там, на приеме. Вы раньше всех вернулись, на тебе не было лица. Что произошло на самом деле? Аврора смотрит на руки, поправляет кольцо. Теперь она всегда носит только одно, магическое, и не снимает, даже когда ложится спать. Как подобрать слова? Так и сказать, наверное, что де Моранж попытался ее изнасиловать. Назвал приблудой и диковинкой, которой место в чьей-то коллекции. Лишил Аврору кое-чего гораздо более ценного, чем девственность. Но прежде чем сказать об этом кому-то вроде Курта, надо найти в себе силы поговорить с Константином. Случая пока не представилось, и не факт, что эту тему вообще следует поднимать. Вдруг де Моранж все придумал, просто чтобы выбить почву у Авроры из-под ног? А если она расскажет кому-нибудь еще, зерна сомнений тут же разлетятся по ветру. В конце концов, всем известно, что ее отец отлучался в дальние экспедиции. В одной из них ему спас жизнь человек по фамилии Лаш. А Лотти спасла Аврору после того случая. Навещала ее и бережно, ласково, маслами и прикосновениями помогла вновь полюбить свое беззащитное тело. Улыбалась ей, говорила: «Может, мне и не надо замуж? Ну их всех, мужчин. Отцов с их уговорами и женихов с их требованиями». Аврора улыбалась в ответ, но думала: как насчет братьев? Кузенов? Она не доверила бы Константину его собственную жизнь, но без колебаний рискнет ради него своей. Надо найти в себе силы поговорить с ним. А прежде — отыскать его самого. — Лотти нет дома, — говорит госпожа Лаш и плачет, — со вчерашнего дня. Вы не знаете, где она может быть?.. Отпрянув, Аврора хватается за косяк приоткрытой двери малого кабинета, пятится, разворачивается и бежит по залитой солнцем Серене. Курт грузно топает следом. Кричит: — Куда? Опять в особняк? Знакомое ощущение: мысли не поспевают за телом. Да, опять в особняк — слишком дорогой и побитый, чтобы городские власти смогли его продать. Взбегая по грязным ступеням, Аврора еще надеется, что ошиблась. Константин, развалившийся на подушках, выглядит весьма уверенным в себе. — Дорогая кузина! Мой лучик солнца! — Он указывает на золотую щель в шторах. — На этот раз наверняка. Лотти Лаш, только что млевшая у него на груди, вскакивает, прижимая к бедрам помятые юбки. — Аврора… — Выметайся, — говорит она и добавляет, зачем-то вспомнив о вежливости: — Тебя ждут дома. Шарлотта подчиняется, вопреки обыкновению. Аврора разжимает кулаки. — Я ожидал от нее большего, — вздыхает Константин, встает и подпрыгивает на месте, влезая в потертые на коленях штаны. — Что смотришь? Это лучшая месть моей матери, которую я смог придумать: потрясти пузырек ее любимой шарлатанки. Да-да, конечно. Скажешь, я сам не знаю, чего хочу. — Он протирает опухшие глаза и смотрит на Аврору так, словно только заметил ее присутствие. Все еще босой, подходит ближе. Касается левого рукава. — Но я знаю. Я давно знаю, Аврора. Просто боюсь тебе сказать. Ладонь Константина скользит вверх по плечу, шее, самому краешку родимого пятна. Мурашки прячутся в волосах под старомодной шляпой. Сняв ее, Константин целует Аврору в губы — именно так, как она когда-то себе представляла. Только думала, будет сладко, а не солоно, тошно и горько. — Ты — самое дорогое, что есть в моей жизни, — продолжает он, не умеющий вовремя заткнуться, между новыми краткими поцелуями. — Лучшая женщина в Серене — нет, в мире. Во всем Старом и Новом Свете. Ты — бриллиант… Она бьет Константина по лицу, пока он не произнес: «коллекции». Потом слышит собственный голос словно со стороны: — Тебя ждут дома. Ты уже взрослый. Можешь добраться сам. Оказавшись под солнцем, Аврора вспоминает о шляпе. О том, чтобы послать за ней Курта, думает слишком поздно. Ослепнув за мгновение пути домой, на ощупь находит дверь в учительский кабинет. — Госпожа, — удивляется де Курсийон, — все ли с вами… — В университете Аль-Сада, — говорит Аврора, — хотели видеть мое родимое пятно. Напишите туда, господин де Курсийон. Предупредите их о моем приезде.