Пластик

Уезжающий поезд уже скрылся из виду, когда вдруг пол, а наверное, и весь людный противно-зелёный вокзал пошатнулся. Антон пошатнулся в ответ, и, если бы его закостенелые колени были в силах согнуться, он бы просто бессильно упал на этот пол, истоптанный десятками, сотнями грязных подошв, пусть новые подошвы истопчут и его самого. Почему-то в тот момент он был уверен, что ни один человек не обратит внимание на его тело-труп, если оно упадёт прямо здесь и сейчас; всё-таки, единственный, кому по-настоящему не было всё равно, больше не придёт. Голова неприятно кружилась. Мысли путались. Появилось ощущение, что всё вокруг — затянувшийся кошмар, но вот-вот наступит утро. Антон закрыл глаза. Захотелось крикнуть, чтобы поскорее проснуться, но не хватило духу. Он тут же пожалел, потому что всё… усилилось. Разноцветные круги плавали перед глазами, а звуки вокруг ощущались пластиковыми. Послышался голос Саши, но мальчика это даже не удивило. «Я всегда… я всегда…» — где-то далеко, не сказать наверняка откуда, но голос Саши разносился по чертогам разума Антона неясно, с эхом и словно из-под воды. — Я всегда буду с тобой, Антоша. По щекам заструились слёзы. Чувство беспомощности было привычным для парня, но сейчас оно вытеснило всё остальное человеческое в нём, и он не сразу заметил, как сильно дрожат его руки, да и всё тело вслед за ними. — Я всегда буду с тобой. Он всё ещё не понимал, откуда ему слышался голос Саши, но на этот раз он прозвучал чётко, без всякого эха или воды. Антон продолжил всхлипывать, пока не почувствовал кое-что ещё, кроме беспомощности и дрожи. Это был пристальный взгляд пары серо-зелёных глаз. Антон резко обернулся и невольно вдохнул так глубоко, что всхлипнул слишком громко. Он готов был поклясться, что видел силуэт, но, лишь промелькнув на границе его разума, фигура растворилась. Пока Антон всматривался в эту пустую точку, его дыхание выровнялось, и дрожь немного унялась. Он потупил глаза и почувствовал не то чтобы облегчение, но тяжесть во всём теле, которое стало гибким, мягким и донельзя уставшим. Антон согнулся, положив руки на колени, и с хрипом выдохнул. Горячие слёзы всё ещё струились по щекам, и внутри что-то подрагивало. Он поднял глаза и заметил, как много людей обращают на него внимание. Вряд ли его теперь волновало, кто и что мог о нём подумать, только вот некоторые подозрительно шептались, а женщина, ожидающая поезда на одном из потёртых стульев, с обеспокоенным видом набирала номер из нескольких цифр; «надо … охранника» послышалось где-то рядом, и тогда Антон, недолго думая, ретировался. Последнее, чего ему хотелось сейчас — объясняться с полицейскими и охранниками. Что-то изменилось. Сложа руки в карманы чёрной ветровки и с бессмысленной поспешностью переставляя ватные ноги, Антон шёл по неопределённому маршруту. Вначале просто к своему району, потом — петляя случайными кварталами и улочками. Только не домой. Встретись ему кто знакомый, испугался бы до чёртиков его стеклянному взгляду, красному лицу, слезам, и, что уж таить, соплям, которые парень даже не пытался вытереть. Что-то изменилось. Дело не в походке и не в соплях. Антон не чувствовал особого просветления ума, скорее его отсутствие. Не появлялось даже мысли продолжать размышлять о поисках, строить какие-либо планы. Постепенно начинало темнеть, некоторые безлюдные переулки приобретали зловещий вид. Но не в этом дело, собственно. Что-то изменилось, что-то ещё. Шаги рядом немного напрягали. Точь-в-точь повторяли его. Антон пошарился в кармане куртки, а потом и брюк. Он думал, что оставил сигарету, милосердно врученную ему Гариком немного ранее, там, но, не найдя её, безразлично хмыкнул и добавил: — Всё равно не взял Сашину зажигалку. — Ты что, в вещах моих рылся? Типа фанат мой? Антон вскинул голову без особого интереса. Саша, идущий рядом, игриво сжимал сигарету в губах и с наигранным подозрением уставился на Антона. Обыкновенный Саша, довольно высокий, в своей глупой футболке, длинной зелёной кофте. Цепь на узких джинсах время от времени тихо позвякивала. Сероватые глаза, пусть и полупрозрачные, всё равно глубокие и выразительные. Кошачью улыбку украшает пара серебряных колец на нижней губе, ещё одно на мочке. Взъерошенные белые волосы, на которых играет свет ещё незажжённых фонарей. Да и кожа его, вечно бледная, словно просвечивала, и весь он как-то таинственно светился. Руки в карманах, плечи сутулые, угрюмый взгляд, шагает в такт — понятное дело, пародирует Антошку. Последний не нашёлся, что ответить другу. — Это ищешь? — Сашка достал сигарету изо рта и покрутил её в пальцах. — Ты когда это курить начал? Не дорос ещё. Конфискуем, — он снова кинул сигарету в рот и по примеру Антона пошарился в карманах — упсики, а зажигалка дома. — …Мы одного возраста, дурак. — Ну тогда и я не дорос, — Сашка тут же выплюнул сигарету на тротуар и, довольный, уставился на Антона. Очевидно, желал его развеселить, или, как обычно, разозлить, в общем, получить в ответ хоть что-нибудь, помимо потухшей и сопливой физиономии друга. Последний же опустил взгляд и покачал головой: — Лучше бы… Лучше бы ты курил именно сигареты. Саша с сожалением обернулся, не сбавляя шаг: — Что ж ты сразу не сказал, Антошка. Зря выкинул, получается. Они шли молча ещё какое-то время. Если быть точнее, несколько секунд — именно столько Саша мог просуществовать молча. Он легонько толкнул Тошу в бок и игриво спросил: — А что, у тебя фетиш на курящих мальчиков, м? — Не ходи за мной. — Ну ты и злюка сегодня. Я имею в виду, даже больше, чем обычно… Антон сурово промолчал, даже не посмотрел в сторону белокурого и поджал губы. Путь в никуда продолжился в тишине. Порывы ветра взъерошили русые волосы и заставляли парня ёжиться. Он шмыгнул носом. Как по щелчку, зажглись фонари, осветив неприглядные дворы и подозрительных прохожих. В быстрой смене пейзажа было что-то волшебное. В конце концов, Антон редко бродил вот так, по незнакомым улицам до темноты, разве что, бывало, они с Сашей… Стало подозрительно тихо. Антон остановился и обернулся — никого. «И правда перестал ходить за мной…» — парень изрядно удивился, осмотревшись по сторонам и вглядываясь в пройденные дворы, насколько это позволял тусклый свет фонарей. Ему померещился знакомый силуэт где-то вдалеке, но это было мимолётно. По телу пробежали мурашки, но не от холодного ветра. Антон прищурился, стараясь запомнить эту улицу, примыкающие к ней дома, жёлтый фонарный свет. Это было новое последнее место. Он решительно повернулся и, спотыкаясь, поспешил продолжить бесцельный путь. «Новое последнее место, где я видел Сашу». Антон не мог вспомнить, как добрался домой. Ещё он не чувствовал пальцев. Наверное, сознание впало в какую-то полудрёму, а тело, продрогшее и обессилевшее, на чистых инстинктах дотянуло себя до родного подъезда. Заставило трясущиеся пальцы поднести магнитный ключ к домофону. А вот вставить обыкновенный ключ в замочную скважину входной двери для тела Антона оказалось задачей непосильной, требующей активного участия сознания. Но перед тем, как оно успело проснуться, дверь сама распахнулась, а цепкие и тёплые мамины руки втянули едва живого Антона в наполненную светом прихожую. От их крепкой встряски он немного пришёл в себя. — Тошенька, как я рада! Ты бессовестный, неделю будешь драить квартиру! Слава всевышнему с тобой всё хорошо, почему ты не брал телефон? Марш в свою комнату, ничего не хочу слушать! — посыпая сына противоречивыми восклицаниями, едва сдерживающая слёзы женщина то яростно прижимала его к себе, то отталкивала, чтобы поругать. Слушать ей, собственно, было нечего, потому что Антон хранил молчание. Из-за быстрой смены чувств мамы он вообще едва ли успевал понять, что происходило. Когда она слегка утихомирилась и перестала трясти парня, вместо этого беспокойно осматривая его, до него начал доходить смысл её слов, и он потянулся к телефону. Действительно, 9 пропущенных от мамы. Как правило, самый страшный кошмар любого подростка, но Антон ничего не почувствовал. Он даже иронично усмехнулся про себя: «С моими 87 пропущенными это не сравнится». — Ты не здоров? Ну куда ты убежал? С кем? — рассмотрев Антона, мама отказалась от идеи прогонять его в комнату, вместо этого прикладывая ладонь к его лбу и крутя его так и сяк перед люстрой, чтобы получше рассмотреть. Антон неуверенно пожал плечами. — Ну не молчи, Антон, что с тобой?! — Прости, мам… — он прошептал одними губами и выскользнул из маминых пальцев, неуклюже вытаскивая ноги из кроссовок. Кроме нескольких пар маминых туфель и папиных ботинок в прихожей обуви не наблюдалось, значит, гость ушёл, на что и был расчёт. Женщина заламывала руки, наблюдая, как пошатывающийся Антон стягивает ветровку и пытается повесить её в шкаф. — Пьяный что ль? — голос отца раздался из гостиной. — Н… угу, — Антон хмыкнул, потому что это было самое простое объяснение происходящего. Отец тут же разразился проклятиями, заранее разгорячённый недавним визитом гостя, и, хотя Антон не слушал их, они быстро стихли за шумом телевизора. На пол пути к комнате, Антон невольно остановился и обернулся. Мама, как ему показалось, немного бледная, схватила его за руку и в который раз пристально всмотрелась в него. На её лице промелькнул страх. — Тошенька, это из-за Саши? В онемевшем Антоне всё-таки что-то дёрнулось. — В могилу меня сведёшь! Я тоже очень переживаю, понимаешь? Особенно за тебя, сыночек. Антон тупо моргнул, в ожидании, пока его отпустят. Потом понял, что от него требовался ответ, опустил голову, кивнул и выдавил из себя «ага» с раскаяньем. Преодолел коридор за пару размашистых шагов и юркнул в свою комнату. Случайно хлопнул дверью, чем вызвал ещё пару замечаний от папы. Как только он попал в, казалось бы, долгожданную темноту тихой комнаты, мальчик не был уверен, что ему делать теперь. Гречка, мирно восседающая на его кровати, выжидающе уставилась на хозяина. Тот молча прислонился к двери спиной и съехал по ней на пол. Замер и прислушался. Родители тихо говорили о чём-то, мама всё ещё звучала взволновано, но слов было не различить; из телевизора донёсся заливистый смех. В незашторенные окна попадало немного света от фонарей, который освещал сероватые стены, плакаты на них и Гречку на кровати. Последняя прикрыла глаза и положила голову на кровать с таким вымученным видом, будто весь день пропахала на заводе или по крайней мере отсидела семь уроков. Антон достал из кармана куртки картонку. В голове промелькнула мысль: «А может, она не Сашина?». Он нехотя включил свет, вмиг испортив депрессивную атмосферу, и всмотрелся в кривые выцарапанные цифры. Нет, точно Сашина: такие кривые цифры мог выцарапать только он, как и маленький рисунок сбоку. Перевернув картонку, он вгляделся в расписание поездов. Пока что можно было только догадываться, какой из них собирался увезти Сашу. Антон достал телефон, взглянул на время и поёжился. Прямо сейчас один из поездов должен отправиться. Возможно, Саша на нём. А может, уедет на завтрашнем. А может быть, уже успел раздобыть денег, и, как всегда, ускользнул у парня из-под носа, может, видел его из окна поезда, на котором уехал Гарик, а может, даже не смотрел в окно… Гадать было бессмысленно и бесполезно. Его непутёвый друг явно не горел желанием, чтобы его нашли. Парень закрыл глаза и тяжело вздохнул. Он отчётливо почувствовал пустоту внутри, беспросветную безнадёжность, разливающуюся по телу, а также немного голода. Антону показалось, что если голода не будет, то его место займёт ещё больше безнадёги, так что он решил не есть… пока что. Он поднялся с большим трудом, чтобы плюхнуться на кровать. Гречка вздрогнула, но вскоре подобралась ближе. Антон погладил её, вытащил плюшевого Спрингтрапа из-под спины и решил написать Алине пару строк. В его голове была какая-то каша, он печатал и стирал написанное несколько раз, не понимая, каким образом быть кратким, но при этом не вызвать лишних вопросов. Потом Алина появилась в сети. Парню стало неловко, и он быстренько стёр сообщение про полицейского, лес и поезда. Алина начала печатать, но быстро перестала. А через пару минут и вовсе вышла из сети. Зачем-то Антон наблюдал за всем этим. В конце концов, он сказал себе, что был не в том состоянии, чтобы что-то объяснять, и пообещал себе же, что напишет Алине позже. Или даже позвонит! Последующее времяпрепровождение Антона было беспощадным убийством времени и имело одну только цель — заглушить мысли. Вначале это была музыка, но любая скачанная песня так или иначе напоминала о белокуром, пришлось переключиться на летсплеи на ютубе. Когда и их стало недостаточно, он перешёл на тяжёлую артиллерию: шортсы и тик-токи. В какой-то момент он даже ощутил подобие прилива сил, оторвал нос от телефона и попытался сделать что-то по урокам. Однако стоило парню разложить все учебники и тетради по столу, как его пыл куда-то исчез. Он посмотрел на параграф по истории, как американец на брокколи, и вернулся на кровать с Гречкой. Когда шум телевизора сменился одинокой тишиной, а глаза стали слипаться, пришло время подвести этот напрасно прожитый вечер к концу. Парень отложил телефон и попытался заснуть. Он так и не переоделся, но не было никакого желания делать лишние телодвижения. Сон в уличной одежде и без принятия душа весьма соответствовал его жалкому настроению. Антон перевернулся к стене… с другой половины кровати на него уставились серые глаза. На этот раз ни они, ни привычная улыбка под ними не были настолько призрачно-прозрачными, как ранее этим вечером. Только немного. Белые волосы Саши рассыпались по его бледному лицу и по их общей подушке беспорядочными прядками. Парень без труда узнал типичную белую футболку друга, которую тот, видимо, никогда не снимал. Однажды Собакин даже доказывал ему, что она подходит и для свадьбы, и для похорон. В общем, только чёрный лак на его ногтях оттенял всю эту бледность. Саша устало моргнул. Натянул одеяло до ушей и прижал тонкие руки поближе к себе, словно холодный взгляд Антона заставил его мёрзнуть. Тем не менее, любое внимание к собственной персоне радовало Собакина — это выдавала его теплеющая улыбка. Он проворковал почти шёпотом: — Не спится, Тош? Противоречивые чувства охватили Антона. С одной стороны, совсем недавно он был готов отдать всё, чтобы увидеть парня, а с другой стороны, этот белобрысый придурок обидел его больше, чем кто-либо и когда-либо. Тем временем Саша выглядел даже трогательно, прижавшись щекой к подушке и смирно ожидая ответа. Но сам Антон оставался суровым. — Иди спать на полу. — Ну приехали. Опять ты меня не любишь. Саша прищурился, Антон нахмурился. Ну почему он не может дать ему пострадать в одиночестве? Даже если пострадать именно по нему. — Зачем ты пришёл? — А я и не уходил. Антон не выдержал. Отвернулся к шкафу и угрюмо промолчал. — Эй, хватит дуться! Весь вечер меня игнорируешь. Антон почувствовал ком в горле и зажмурился, будто это могло спасти его от наворачивающихся слёз. — У тебя месячные что ли? «Он сейчас снова пропадёт, поэтому нельзя привыкать». — Хах… До чего дошёл прогресс, у Антошки пмс. «Я досчитаю до 10, и он пропадёт», — скрепя сердцем, Антон начал считать. Саша зевнул: — На трусах порез. Антон старательно считал. — …Барсук облез… — промямлил Сашка. Поэзия быстро клонила его в сон, так что он зевнул во второй раз. Антон досчитал до 100. Голос за его спиной давно затих, но увидеть своими глазами, что Саши снова нет, было страшно. Наконец парень взял себя в руки и решительно обернулся. И застыл. Пока Антон устраивал в своей голове ритуал экзорцизма, Саша успел заснуть. Уткнувшись носом в наволочку, он тихонько сопел. Как обычно, занял большую часть подушки, которую они делили на двоих, поэтому был очень близко. Антону показалось, что он мог чувствовать его дыхание на своей коже. Он печально вздохнул и как бы невзначай коснулся Сашиных волос на подушке. Те были на удивление мягкими. В принципе, как и подушка. Ещё несколько минут Антон следил за тем, как плечи парня поднимаются и опускаются в такт его спокойному дыханию. Потом напряжение внутри как рукой сняло, и он ощутил усталость каждой клеточкой своего тела. Тоже натянул одеяло повыше и закрыл глаза. Уже проваливаясь в беспокойный сон, Антон пару раз открывал глаза, чтобы убедиться, что Саша был на месте. В любом случае, он слышал тихое дыхание светловолосого, что быстро утихомирило его воспалённое сознание. Когда он открыл глаза в следующий раз, солнечный свет уже залил комнату, а единственной, кто сопел под боком, была любимая Гречка.