Пластик

Антон чувствует, как ладони потеют, а глаз, не изменяя своим традициям, дёргается. Каждый сердечный удар отдаётся болью в голове. Он сидит на незаправленной кровати. Сидит в напряжённой позе — как и все присутствующие. Окна всё ещё зашторены: в комнате царит загадочный полумрак, так хорошо подходящий её загадочным гостям, один из которых, к тому же, мягко светится. Одна комната. Один Тяночкин. И двое Собакиных. Мальчик нервно перебирает пальцами. Сжимает челюсти и переводит робкий взгляд с одного Собакина на другого. Он знает, что это безумие. Чистое безумие. Двое Собакиных тоже напряжены, но не настолько, как Антошка. Самым невозмутимым из них был, по совместительству, самый призрачный. Забыв о своей табуреточке, Саша уверенно расселся в кресле Антона. Он закинул ногу на ногу, сложил руки на груди, слегка откинул голову и смотрел на обоих парней сверху вниз. И хотя пока что между ними тремя царило молчание, в мерцающих глазах Собакина выразительно читалось: «что это?» — когда он одаривал взглядом недавно прибывшего Сашу, и «дорогой, а нафиг ты это впустил?» — когда переводил строгий взгляд на Антошу. Антоша отвечал любимому виноватым хлопаньем ресниц и не менее виноватым втягиванием головы в плечи. Ему вдруг подумалось, что на месте кресла лучше смотрелся бы трон — такое властное впечатление производил юноша на нём. Собакин этот, пусть и был полупрозрачным, но из них всех именно он больше всего походил на владельца комнаты. На хозяина этого места. В то время как Антон с телесным Сашей жались на кровати, словно непрошенные гости. Итак, второй Собакин сидел рядом с Антошкой. Он сложил руки на коленях и сцепил их в замок, предварительно натянув рукава до кончиков пальцев. Согласно наблюдениям Тяночкина, последнее — это что-то вроде его новой привычки. Мёрзли ли Сашины ладони или ему просто было так комфортнее — какой бы не была причина, но, с тех пор как этот Саша вернулся, Антон ещё ни разу не видел его запястья открытыми. Это заставляло задаваться вопросом, носит ли Саша их парный браслетик — и пусть этот вопрос был далеко не таким животрепещущим и важным, как сотни других, что вихрем крутились в его кучерявой голове, но тоже не давал покоя. Тишина образовалась сразу после того, как Антон заверил Сашу, что его побитая мобилка всё ещё в рабочем состоянии, но пока находится в процессе зарядки, так что он может подождать его окончания и потом уже забрать телефон. Саша проворковал своё новое фирменное «хорофо» и, что шло в разрез со всеми Сашиными повадками, просто замолчал. С того момента разговор не клеился. Впрочем, даже сохраняя молчание, Саша умудрялся разбавлять гнетущую тишину: шмыгал носом и тихонько кашлял с закрытым ртом — сдерживался, видимо, чтобы не напустить в Тошину комнату лишних бацилл. В который раз поглядывая на него краем глаза, Антон отметил, что Саша всё ещё улыбался. Улыбался и, слегка прикрыв глаза, внимательно рассматривал комнату. Не сказать, что с особым любопытством. Всё-таки он бывал тут десятки раз, если не больше, и оставался подолгу, так что отлично знал обстановку. Да и за время его отсутствия мало что изменилось. Разве что на компьютерном столе стало больше визуального шума, из которого образовался ранее не свойственный Тяночкину творческий беспорядок, пол был давно немыт, а из-за приоткрытой дверцы шкафа виднелись не аккуратно сложенные, а скомканные вещи. В общем, ничего интересного. Однако Собакин осматривался с особым теплом и усердием. Казалось, хотел запомнить каждую деталь. Он опустил голову, неспешно расцепил ладони и провёл пальцами — точнее, кончиками пальцев — по простыне, разглаживая складки. Исхудалые плечи дёрнулись от очередного покашливания. И вдруг он осипло произнёс: — Так хорофо здесь у тебя. Тяночкин окинул комнату быстрым взглядом, пожал плечами и промямлил: — Как обычно вроде. — Да, как обычно, — Саша прошептал, мечтательно гладя куда-то перед собой. Перевёл туманный взгляд на Тошика. Принялся беспардонно рассматривать также, как и комнату. Тоже запоминал? — Выглядишь уставфым, — вдоволь изучив шатена, он подытожил. — Ещё бы, — тот прошипел сквозь стиснутые зубы и отвернулся. — Наверное, учифся днями и ночами? — Саша предположил, снисходительно прикрыв глаза. Антон скорчил недовольную мордашку и снова опустил глаза. Неужели Саша действительно думал, что всё это время мальчику было до учёбы? Что голова Антона была занята чем-то, кроме сидящих тут белобрысых дворняжек? По крайней мере, одной из них. Ну а учёбой он занимался постольку-поскольку, потому что школьнику просто не просуществовать совсем без учёбы, это его суть — по крайней мере, Тяночкин был свято в этом уверен. Собакин, конечно, как-то существовал этот месяц без уроков и наверняка даже не вспоминал о школе, но пример с него брать не хотелось. Антон вздохнул: — Не сказал бы. Я в последнее время как-то не… ой, — Тяночкин сразу забывает, что собирается сказать, когда с губ Собакина сходит улыбка, глаза теряют своё томное выражение, а сам он наклоняется к Антону и внезапно оказывается угрожающе близко. Антон инстинктивно подаётся назад и весь сжимается. На таком расстоянии он случайно подмечает состояние Сашиных губы: кровавые корочки с серебряными колечками отдалённо напоминают чужую кровь с острыми клыками соответственно. Антон уже рефлекторно тянется к карману, но нож мирно лежит в коридоре на комоде, да и вампира канцелярский ножик не возьмёт. Изучение Тошика продолжается. Беспокойный взгляд красных глаз с неестественно широкими зрачками задерживается на кучерявых волосах шатена, не оставляет без внимания круги под его испуганными глазами, торопливо обводит контур его утомлённого лица. Антону кажется, что Саша его не узнаёт, и их обоих это пугает. Тяночкин морщится. Теперь он отчётливо чует не только приторный аромат марихуаны, но и кое-что ещё. От Саши, откровенно говоря, несёт пóтом, давно нестиранной одеждой и сыростью. Скоро Собакин отстранился и, хмурясь, рассматривал смутившегося парня уже на некотором отдалении. Опустил взгляд на Тошины руки, талию, живот. — Я помню тебя немножечко другим, — наконец он прошептал. — Я тебя тоже, — Тоша ответил также тихо и невольно бросил взгляд на своего Сашу в кресле. Сравнил. Вернулся к Саше перед собой. Тот проследил за взглядом Антона и тоже глянул на Сашу в кресле. — Привет, — бросил призрачный Собакин. Телесный не ответил и вернулся к Антону. Он выглядел недовольным, даже сердитым. Тёмные мешки под глазами, до которых Тошиным кругам ещё далеко, придавали ему совсем устрашающий вид. По коже Антона пробежались мурашки. Беловолосый спросил неожиданно сурово: — Зачем ты похудел? — Э… — Антон, поверь, тебе не нужно худеть, фтобы понравиться какой-то девочке! Тут в беседу вклинился другой Саша: — Ты многое пропустил. Тоша теперь больше по мальчикам. — Да не… Да не худею я ради девочек, ты о чём вообще! — Антон быстро ответил, пока его щёки краснели, и слегка отполз от обоих Собакиных к дальнему углу кровати. Пришёл к выводу, что двое Саш на него одного — это перебор. Глаза Собакина превратились в две маленькие хитрые щёлочки, он склонил голову набок и захихикал: — Краснеешь, Тоф. Так я угадал? — потом он растерял свою игривость и продолжил уже без смешков, даже с грустью в глазах: — Но я серьёзно. Ты и так очень красивый мальчик, не ижматывай себя диетами. Ладно? От особенного выбора слов и излишнего внимания со стороны юноши, которому следовало бы за собой смотреть, Антону стало совсем неловко. — Ты всё не так понял, я не на диете ни на какой! Я просто… — Тяночкин подтянул к себе одну ногу и приобнял её. Так стало чуть-чуть спокойнее. Словно появился барьер между ним и Сашами. Мальчик пробормотал: — просто нет аппетита и всё. Не знаю, почему. Собакин хотел что-то добавить, но зачем-то одёрнул сам себя и сухо бросил: — Понятно, — шмыгнул носом, опять сложил руки на коленях и затих. Ссутулился и сжал колени вместе, как будто старался занять в комнате как можно меньше места. Тяночкин удивлялся всё больше и больше. Если от Саши и можно чего-то ожидать, то точно не сдержанности. Поэтому он тоже его не узнавал. Собакин всегда был скрытным, но не закрытым — наоборот, производил впечатление самого открытого человека в мире. Только не теперь. А Антону это крайне не нравилось. Он понимал, что, чтобы нормально поговорить с Сашей, нужно было его разговорить. Но на этом план-капкан заканчивался: Антон понятия не имел, как это сделать. Но это всё ещё Саша: он не умеет молчать долго, даже если хочет. Парень зыркнул на Тяночкина из-под белых ресниц и осторожно заговорил, растягивая слова: — Может, это не моё дело, но-о… как твоё здоровье? Не задумываясь, Антон буркнул: — Получше, чем у тебя. — Хах! Это хорошо, — Саша положил голову на руку, прикрыл глаза и улыбнулся самой солнечной улыбкой. Несмотря на невероятно болезненный вид и гнетущую атмосферу, он выглядел счастливым. В голове у Тяночкина развивался поразительный диссонанс. — О-о-о, Гречка!!! Я так скучал! Призрачный Сашка с Антоном вздрогнули, когда Собакин страстно это выкрикнул. Действительно, в комнату забрела Гречка. После того, как её затискали невесомые Сашины руки, она уснула на диване, да так крепко, что только сейчас заинтересовалась новым гостем. Деловито подошла к нему, но не кинулась в объятия, а остановилась на некотором расстоянии. Может быть, её отпугивал своеобразный запах Сашиной бродячей жизни. Но самого Собакина, конечно, это не смущало, и он бросился тискать кошечку. Увидев пушистика, он забыл, что на его коленках совсем не осталось кожи: одна сплошная рана. Поэтому, как только он с размаху упал прямо на них перед ничего не подозревающим животным, его поясница выгнулась, всё тело передёрнуло, а из груди вырвался громкий, протяжный стон: — А-ах!!! Мгх… — он сразу тяжело опустился на бок, едва успел подставить под себя ослабшие руки. Тонкие плечи и опущенную голову сотряс виноватый смешок, и он прошептал: — Ой, как больно, ахах. Жесть. Гречка никак не ожидала такой бурной реакции от Сашки: подпрыгнула и ощетинилась. Призрачный Собакин усмехнулся: — Осторожнее, Санёк, не убейся. Тоша на мгновение выпал из настоящего. Напрягся, отвёл глаза и до боли впился пальцами в притянутую к себе ногу. Он разочаровался в себе. За промелькнувшие в голове мысли бесконечно стыдно. Как так?! Саше же больно! А нахлынувшее жгучее чувство даже отдалённо не походило на жалость к другу. С другой стороны, справедливости ради, никто не заставлял Собакина так страстно при этом стонать! Он чувствовал на себе ехидный взгляд эфемерного Собакина, который обладал талантом читать его мысли в самый неподходящий момент. Воистину, два Собакина — это слишком. Как только Антошку отпустило, он смог поднять глаза и относительно спокойно лицезреть, как Саша, кое-как разместившийся на ковре в полулежачем положении, дарил Гречке долгожданную ласку. Её хвост всё ещё был распушён вдвое больше обычного, а и без того загнутые уши прилипли к пушистой голове, но стоило Сашеньке пару раз произнести Гречкино имя нежным, тягучим шёпотом, а также почесать за ушком, и испуг быстро прошёл. Она опустилась на живот, расслабилась и медленно заморгала, а потом повалилась набок и показала светлый живот, признавая Сашу за своего и демонстрируя исключительное доверие. У Саши в принципе был удивительный талант ладить с животными. Все дворовые собаки знали, любили и уважали его, и даже уличные коты не боялись. Что уж говорить о Гречке. И об Антоне. — Ща как шпинер закручу, чекай. Она офигеет, — Саша предупредил. Пыхтя, устроился на полу поудобнее, взял Гречку покрепче и ловким движением обеих рук — закрутил. Не так быстро, как спинер, но всё равно впечатляюще. Похоже, Гречка не очень оценила аттракцион: встала, потянувшись, демонстративно отвернулась, сделала несколько шагов в сторону и легла там. Ну, Саше ничего не мешало подползти поближе, снова втереться в доверие, дождаться подходящего момента и закрутить Гречку по новой. Чем он и занялся. Тяночкин пользовался возможностью в лишний раз рассмотреть Собакина. Состояние зелёной кофты, кстати говоря, застёгнутой на змейку, было плачевным: тут и там грязь, пятна неизвестного происхождения, кое-где — рваные дыры, а под ними выглядывал белый хлопок футболки. Страшно представить, что осталось от легендарной «я люблю милф»: наверное, уже превратилась в половую тряпку. Джинсам было совсем плохо. Кусочки грязи с них осыпались и оставались на белом ковре. Если бы только это. В грязных джинсах — до ужаса тонкие ноги, которые лишь каким-то чудом держали своего обладателя, если тому приходилось стоять или идти. За копной спутанных волос — впалые щёки и острые скулы. Не сложно догадаться, какое измождённое тело скрывалось за зелёной тканью с белыми полосочками. Смотреть было больно. Складывалось впечатление, что сероглазый неделю ничего не ел. Бестелесному Саше надоело наблюдать за парнями издалека — он поднялся, с опаской обошёл конгломерат из Саши с Гречкой и забрался на кровать к Антошке. — Саш, а тебе давали что-то поесть в полиции? — Да-а, — он протянул. Расставил ноги в стороны, подхватил Гречку за пушистые бока, уложил перед собой и стал самозабвенно жмякать. «Оу, неожиданно». — А ещё говорили, что не отель, — бросил призрачный Собакин. — И как, вкусно? Саша пожал плечами: — Не знаю. Гречка замурчала. Тошка удивлённо моргнул. — Как это? Парень невинно улыбнулся, склонил голову и шепнул, не поднимая глаз: — Я не пробовал. Тошке вспомнились рассказы Юрия Алексеевича про невероятные приключения Собакина в полицейском участке, и он не был слишком удивлён. Тяжело вздохнул: — Ты им там что-то типа голодовки устроил, да? Собакин опять пожал плечами. — Голодный? У меня есть рис в холодильнике, вроде котлеты остались, можно макароны сварить… — Бесконечный бутерброд, — вставил Собакин. — Спасибо, Тофенька, но я не хочу. — Хоть что-нибудь поешь! Собакин склонился над Гречкой и промямлил: — Не хочу… Меня тофнит. — Ох, ладно тогда, — Тяночкин опустил обе ноги на пол, беспокойно постучал пальцами по матрасу. — Сильно тошнит? — Нет, подтафнивает прошто, — он пробубнил. Лицо нельзя было рассмотреть за волосами. — Ясно… Оказалось, просто найти Собакина было недостаточно, чтобы приблизиться. Тоша отчётливо чувствовал невидимую стену между ними. Саша мог бы, как он всегда это делал, завести и поддержать разговор. Мог бы, если ему так хотелось заниматься кошкой, затащить её на кровать к Антону и мучать уже там вместе, но почему же он предпочёл сидеть с ней на полу в гордом одиночестве? Потому что так было легче прятаться за невидимой стеной и отмалчиваться. От полумрака в комнате неловкая беседа приобретала траурную окраску. Походила на реквием в честь их старой дружбы. — Пс-с, Тош. По руке прошёлся холодок и пробежались мурашки — это прикосновение Сашиной мерцающей руки. Призрак наклонился к Тошиному уху и хрипло прошептал: — Давай, когда он уйдёт, достроим домик в Майне. Антон молча кивнул. И вдруг понял, что не готов хоронить их дружбу. Что не хочет хоронить Сашу. И если оба Саши уже как-то смирились с этим — он не собирался мириться. И поэтому только он один мог что-то изменить. Проводимый удивлённым взглядом призрачного Саши — только его взглядом, потому что обычный Саша предпочитал больше не поднимать глаз — Антон вдруг поднялся, подошёл к окну и откинул шторы. Низкое солнце сразу осветило комнату своими лучиками — лучиками надежды. Антошка вернулся к кровати и, не раздумывая, опустился на корточки у вытянутых ног Собакина. Не сгибая коленей, Александр с трудом развернулся боком к другу и, тяжело выдохнув, опёрся спиной о перекладину Тошиной кровати. Подтянул Гречку к себе. Антон подобрался поближе, сел на ковёр, тоже облокотился о кровать. Протянул руку к Гречке, коснулся её шубки, погладил. Гречка была счастлива: любимые двуногие гладили её в три руки сразу. Первые шаги, чтобы разрушить стену. Чтобы стать ближе. Их руки случайно пересеклись всего на мгновение. Но Саша заметно напрягся и впредь следил, чтобы этого не повторялось. Над головами парней замаячили белые пряди. Призрачный Собакин по-заговорщицки зашептал: — Блин, может зря мы Саше Гречку даём? Вдруг он и её убить захочет, не думал? Антон с трудом сдержался, чтобы не цокнуть языком, но всё-таки закатил глаза и глянул на нависшего над ним Собакина с осуждением. Тот тут же принялся оправдываться: — Ну что? Просто накидываю идеи. Ты же и сам понимаешь, что он нарик, а они неадекватные, так что мало ли! Сидящий рядом наркоман, оборванный, поникший и тискающий котика, уже не вызывал у Антона ни капли страха, но большую печаль. Он не был уверен, как ему объяснить, но был обязан хотя бы попробовать. — Послушай, Саша, я… Тут Саша отпустил Гречку, глубоко вдохнул с хриплым звуком и громко чихнул, в последний момент отвернувшись подальше от Антона. Гречка дёрнулась и вытаращилась на Сашу так, словно увидела чудовище. — Будь здоров, — шатен пожелал не просто из вежливости, но искренне, от всего сердца. Как хорошо было бы, если бы слова в самом деле могли поправить Сашино убитое здоровье. — Шп… Спасибо, — Собакин ответил, вытирая нос рукавом. Антону было довольно больно на это смотреть: кофту жалко. — Ты… какой-то вирус подхватил? Сашка шмыгнул носом и преспокойно бросил: — Да так, корону. Собакин на кровати сразу вскрикнул: — Антон, не дыши!!! Задерживать дыхание Антошка не стал, но всё-таки боязливо попятился от Саши: — Р-реально?! — Нет, шучу, — Саша мило улыбнулся. — Прошто проштудился. Как только между ним и Антоном образовалось какое-никакое расстояние, шепелявому Собакину заметно полегчало, он повеселел. А возмущённый Тяночкин принялся его ругать: — Оно и не удивительно, блин, заморозки уже, а ты без куртки ходишь, как так можно вообще! — Та это я в ванной отмокал короче. А потом мокрым на улицу вышел. «Значит, он хотя бы мылся за этот месяц, это радует» — Антон отметил про себя, а сам продолжил отчитывать друга: — Ну капец, Саш, с мокрой головой в такую погоду? Ещё и без шапки, наверное! Собакин виновато почесал макушку и отвёл взгляд: — Та не, голова ещё сухая была. А вот одежда мокрая... — Ты что, в ванную одетым залез? — Ну да. Антошка переглянулся с призрачным Сашей. Уточнил: — Ты всегда ванную в одежде принимаешь? Собакин наконец-то оторвал взгляд от кошки и повернул лицо к другу. Поднял брови и спросил в недоумении: — А ты нет? Антон ответил одними губами: — Нет. — Штранно… — Саша промямлил. — Ты чё, реально голым моешься? — призрачный Собакин задал Антону риторический вопрос и прыснул смехом. — Ты что-то хотел сказать? — Собакин мягко напомнил, как-то робко поглядывая на школьника сквозь белую чёлку. — А, да. Антон прочистил горло и устроился на коврике поудобнее. Он представлял серьёзный разговор с Сашей в кухне за столом или, например, на диване в гостиной, да даже в подъезде, но никак не на коврике у кровати. Впрочем, ковёр был мягким и пушистым: можно было провести по нему рукой, пока пытаешься собраться с мыслями, и успокоиться. Пока Тяночкин подбирал слова, один из Собакиных не находил себе места: всё ёрзал на кровати и нашёптывал, чтобы Антон бросал эту затею и не пытался лезть на рожон: вдруг Саше не понравится что-то, что он скажет, и он всё-таки его убьёт. Второй Собакин сидел на удивление смирно, терпеливо ждал. Его усталые глаза выжидающе вперились в Тяночкина. Грустные красные глаза. Гречка решила, что на сегодня внимания к её кошачьей персоне достаточно, а может, почувствовала себя лишней. Выскользнула из его бледных рук и пошла по своим делам. Сашины руки отпустили её и бессильно опустились на пол. В целом, юноша выглядел обессиленным. Будто чесание Гречки забрало у него последнюю энергию. Антон наконец-то выдал упавшим голосом: — Я читал про наркотики сегодня. Собакин хмыкнул, и на его лице появилась самодовольная ухмылка. Вместе с тёплой грустью в глубине выцветших глаз-стекляшек она придавала его осунувшемуся лицу крайне сложное, особенное выражение. Осиплый голос был мягок: — И как? Интересно? Мальчик чувствовал, как Сашин пронизывающий взгляд проникает в самые потаённые уголки его сердца, холодит кровь. — Не очень. Мне не понравилось. Беловолосый пожал плечами: — Тогда не читай больфе. Тяночкин на мгновение потерял дар речи. У Саши всё было настолько просто, хоть головой об стенку бейся. Бледнеющий шатен проглотил комок в горле, вцепился пальцами в длинный ворс ковра и продолжил подрагивающим голосом: — П-послушай, я понимаю, что тебе хорошо, когда ты… употребляешь. Но любой наркот-… — Подожди, — Собакин перебил его на полуслове. Он всё ещё говорил ласково, но так старательно, что даже справлялся с шипящими. Это могло свидетельствовать о его серьёзных намерениях. Он тяжело вздохнул и продолжил: — Тош. Я тебя внимательно выслушаю. От начала до конца. Но перед этим ты тоже должен кое-что понять. — Ты совсем офигел? — фыркнул призрачный Собакин. Он уже улёгся на животе, подпёр голову рукой и вилял ногами. Антон был немного растерян, но затих и приготовился кое-что понять. Саша тряхнул головой, сбрасывая с лица длинные пряди. Поднял руку — аккуратно, так, чтобы из рукава показалась лишь часть тонкой ладони, и с чрезвычайно обыденным видом принялся перечислять, загибая пальцы: — Во-первых, наркотики — это плохо. Во-вторых, у меня зависимость. В-третьих, наркота меня убьёт, да. В-четвёртых, я должен бросить. Тяночкин бледнел, пока безмолвно следил за тем, как Саша загибал один палец за другим. Его пугал ровный Сашин голос, плавная речь, нежная улыбка. — Как видишь, это мне уже известно, — он устремил на парня испытывающий взгляд и спросил без злобы: — Это ты хотел сказать? Или есть, что добавить? Несомкнутые губы Тяночкина дрогнули, и он поёжился. В общих чертах Саше как раз удалось тезисно изложить всё, что Антон собирался до него донести. Заметив Тошино замешательство, Саша поскорее заверил его: — Если тебе штанет легче от этого, можешь повторить то же самое, конечно! Я прошто решил, — он опустил голову и помял пальцами рукава кофты, — дать знать, чтобы ты мог не терять время. Но Антон уже понял, что его пламенная мотивационная речь, не успев начаться, потерпела полный крах. Он с позором повесил голову. Только такой наивный дурачок, как он, мог всерьёз верить, что его слова способны что-то изменить. Хотя Тоша и не верил. Просто чувствовал в этом свой долг и таил крохотную каплю надежды. Он несмело спросил: — Ты пробовал бросить? — Да. — И как? — Еле откачали, — Саша покосился на встревоженного Тяночкина и невнятно пробормотал: — Не получилошь, короче. — Ты поэтому был в больнице? — Агась. — Понятно, — он замялся. — Будешь ещё пробовать бросать? Саша заметно пересиливал себя, отвечая. — …Не сейчас. — Почему? — Не переживу. Надо воштановиться. Антошка попытался унять нарастающую дрожь в руках, заглянул в бледное лицо друга с сочувствием и уточнил с видом человека, который знает, о чём говорит, или хотя бы попытался состроить очень понимающий вид: — Сердце, да? Сердечный приступ? Собакин тоже посмотрел на него с сочувствием: как на дурочка. — Какой-какой приштуп? — Ну… — шатен отпрянул, и правда почувствовав себя дурачком. Он быстро перебирал в голове обрывки интернет-статей, но они беспорядочно метались по черепной коробке. Дрожащие пальцы отчаянно сжали ткань брюк. — Я просто читал, что фен… То есть, амфетаминовые наркоманы чаще других умирают от проблем с сердцем. Из-за боли, — В горле пересохло. На этом этапе мять ткань стало недостаточно, захотелось расцарапать ноги в кровь. В то же время фантомные Сашины руки опустили на Тошины плечи, а добрый и неясный голос разносился по закоулкам разума: — Тошик, не волнуйся ты так. Все живы. — В общем, что боль во время ломки такая сильная, что мозг посылает к-какие-то там не такие сигналы, и это вызывает т-тахикардию, и сердце… с-сердце не- Собакин смерил заикающегося шатена строгим взглядом без намёка на улыбку и вдруг перебил их обоих: — Проблема не только в этом. Ешть вещи похуже боли. В осевшем голосе, окрепшем настолько, чтобы бормотания Антошки можно было перекричать, сквозила горечь. Саша выбросил это сухо и холодно. Холод тут же разлился по четырём стенам спальни невидимой волной, добрался до самых отдалённых уголков комнаты, пробрал Тяночкина до костей и сковал его онемевшее тело леденящим страхом. Все трое затихли. Даже призрачный Собакин не нашёлся, как пошутить. Антон ожидал последующих объяснений, и с каждой секундой всё больше убеждался в том, что не готов к ним. Он был на грани. Призрачный Собакин прекрасно это чувствовал и крепче сжал его подрагивающие плечи. Но телесный Саша не стал ничего объяснять. Он хрипло выдохнул, робко оглянул комнату исподлобья, как в последний раз. Чуть погодя, откинул тяжёлую голову на край кровати. Скользнул по потолку тусклым взглядом. Утомлённо прикрыл глаза. Выдохнул ещё раз. Попытался расслабиться. И именно в тот момент, в леденящем душу холоде, возникло хрупкое взаимопонимание. Антон не хотел знать, не хотел спрашивать, что это за вещи, которые похуже боли. А Саша не хотел говорить. Это единогласное молчание было необходимо обоим. И потому оно не укрепило стену между ними, но стало маленьким шажочком на пути друг к другу. Минутой молчания мальчик отдал честь Сашиной боли и чему угодно, что было хуже. Мурашками по коже почувствовал причастность к большой трагедии. Сероглазый больше не улыбался. На несколько мгновений он перестал быть игривым, кокетливым или весёлым — позволил себе стать настоящим. Так Антону казалось, пока он всматривался в его усталый, точёный профиль. — Можно… кхм, — через какое-то время Саша попытался начать, но голос совсем сел. Тогда юноша с силой покашлял в кулак. Антон со вторым Сашей терпеливо ожидали. Вскоре он закончил, и его осиплый, дрожащий шёпот хотя бы можно было разобрать: — Можно вопрос? — Нет, — прозрачный Собакин усмехнулся. Антону тоже хотелось сказать нет. Глаз задёргался с новой силой. Его слишком выводила из себя Сашина манера медлить, задавая все эти излишние вопросы. Тяночкин работал против стены, а Собакин — укреплял её. — Ну? — Что тебе Милена про меня рашкажала? — он оживился. Пальцы с новой силой сжали ткань рукавов. Обкусанные губы дрогнули. Зеленоватые глаза нетерпеливо забегали по Тошиному лицу. Мальчик поднял одну бровь. Робко ответил вопросом на вопрос: — Я думал, ты знаешь об этом лучше меня? — В обфих чертах. Но мало ли. Вдруг приврала? Тяночкин нахмурился: — Будешь оправдываться? В глубине души ему хотелось бы, чтобы Саша оправдывался. Хотелось поверить. Чтобы оказалось, что всё хорошо, а вся эта история — одно сплошное недопонимание, над которым спустя годы они лишь посмеются. Вместо ответа Собакин натянул улыбку и пожал плечами. Антон тяжело вздохнул, склонил голову на бок и стал перебирать пальцами. Вспоминать тот день было неприятно. — Сказала, что ты, — парень отвернулся, потому что говорить такие вещи в лицо было ужасно, — её постоянный клиент. И много задолжал. Что ты хотел пожить у неё немного, и тебя кто-то преследовал. Вы провели выходные вместе, и… — Антон прикусил язык, когда вспомнил, что в прошлый раз Саша взбесился именно после подобного разговора, только с Миленой. Испугался, что сейчас реакция может повторится. Но Александр сохранял спокойствие. Внимательно слушал, потупив глаза, и смиренно кивал. Лёгкая ухмылка на губах не выглядела смиренно, конечно, но это же Саша. Как черепаха не может жить без панциря, так и он не способен прожить долго без защиты своей обаятельной улыбочки. Тяночкин выдохнул и решил продолжать: — И вы, ну, принимали. — Угу. Антон поморщился и подтянул к себе колени: — Блин, я щас вспомнил… она ещё меня постоянно зайчиком называла и малышом, — плечи передёрнуло. — Ахаха, да, это норма, она так со всеми. Даже меня зайчиком называет. «Знаю», — Тяночкин подумал, вспоминая недавний телефонный разговор с Миленой, который как раз-таки начался с «зайчика». Но пересказывать его Саше пока что не решился. — Ты оставил у неё рюкзак с вещами, я его забрал. — О, круто, — Саша благодарно улыбнулся. — Оставил у неё рюкзак и… И сбежал. С весом, — чем дальше Антон говорил, тем тише становился его голос. Волосы на руках встали дыбом. Пришло осознание, и мысли закружились в дикой пляске. Саша кивнул и угукнул, как обычно. Антон не знал, сколько героина стащил прыткий Саша, но названная Миленой сумма показалась ему чуть ли не сказочной, так что ясно было одно — много. А Юрий Алексеевич сказал, что никаких наркотиков у него не нашли, хотя искали хорошо, что бы это не значило. Тяночкин уставился на Сашу полными ужаса глазами. — Она сказала, что ты украл много веса. — Угу. — И где он? Собакин пожал плечами. — Уже нету. — По вене пустил, говорю же, — вставил сидящий на кровати Саша. Казалось, ему было весело наблюдать, как Антошка не может понять таких элементарных вещей. Телесный Саша осторожно проследил за направлением взгляда Тяночкина и посмотрел сквозь призрачного Сашу. Антон этого даже не заметил. — Ты что, уже всё сколол?! — Нет, ты что! Не кололся ни разу и не буду. Это стрёмно пиждец. Я… избавился от него. — Что значит «избавился»? Выкинул что ли? Саша покашлял. Замешкался. — …Продал. Призрачный Саша вцепился невесомыми пальцами в край кровати и наклонился к Антону. Черты телесного Собакина смутно угадывались за полупрозрачной пеленой белых волос, расплывались в Тошкиных глазах. Мерцающие губы с не менее мерцающими колечками ласково прошептали: — Он тебе врёт, дорогой. В груди росло неприятное чувство. Тяночкину хотелось цепляться за давно утраченное доверие. Но разум и Сашенька подсказывали, что это лишь пустая трата времени. — Я вообфе иголок боюсь, — тихо добавил Собакин, хмурясь. Отсутствующее выражение лица Антона его насторожило. — Ты же врёшь? — Тяночкин спросил так же тихо. — Не вру. — Врёт и не краснеет, — Собакин улыбнулся и, не сдержавшись, ехидно захихикал. Его пальцы стали выводить на Тошиной спине причудливые узоры, оставляя за собой обжигающий холод и мурашки. У Антона появилась маниакальная идея. Доказать своему Сашеньке, что телесному Собакину всё ещё можно доверять. Глаза загорелись недобрым огнём. — Тофа, всё нормально? — Говоришь, никогда не кололся? — …Говорю, — Собакин подтвердил, вроде бы даже уверенно, и вряд ли понимал, к чему вёл Антон, но, к чему бы тот не вёл, Саше это явно не нравилось. Слова словно сами собой слетели с губ: — А покажи руки. В понимании Антона, испытывающий ломку и шатающийся неизвестно где молодой, неопытный наркоман, естественно, никогда не получавший медицинское образование, вряд ли смог сделать себе укол аккуратно. Должен был остаться хоть какой-то след. Тяночкин видел много таких следов: пугающие фотографии из поисковика в интернете навсегда отпечатались на подкорке. — Фто? Большие Сашины глаза широко распахнулись. Кроме порванных капилляров, они полны тревоги, что грозилась перерасти в панику. Глаза красные, как красный сигнал светофора, который приказывает Антону остановиться. Но Тяночкин не собирается тормозить, только прикусывает щеку изнутри и слегка меняет формулировку: — Можешь… показать руки? — подрагивающая ладонь Тяночкина осторожно потянулась к Сашиной. Саша останавливает тянущуюся к себе руку одним строгим взглядом. Отвечает уверенно и резко: — Нет. Тоша поджал губы. Дёрнул плечом — стряхнул Сашину невесомую руку с плеча. Тот не обижался. Антон всем телом чувствовал, как он испепеляет его хитрым взглядом со спины. Как снисходительно улыбается. Как шепчет: «глупый, глупый Тоша». — Чего тебе бояться, раз говоришь правду? Просто покажи, и всё. — Не буду. — Но почему? — он разочарованно уронил ладонь на ковёр. — По кочану. — Саш… — к разочарованию добавилось растущее раздражение, упавшая ладонь сжалась в кулак. Парнишку начинало злить, что телесный Собакин не понимал, сколько это значило бы для Антошки и для призрачного Саши тоже: если бы он просто показал руки. Один Собакин доказал бы, что хоть какое-то доверие к нему испытывать можно, а второй — утёр бы нос и признал это. Злил и сам факт того, что простуженный Саша, в отличие от полупрозрачного, вёл себя не так, как хотелось Антону. Это непривычно, это напрягает. — Ешли ты мне не доверяешь, это твои проблемы. Мне нечего доказывать. И показывать я ничего не буду, — покрытые кровавыми корочками губы дёрнулись в подобии оскала. Он слегка подался назад и весь напрягся. Стал похож на зверя, который в любую секунду может укусить, стоит протянуть ему руку. Антон тоже подался назад и затих. Едкие слова ошпарили, будто кипяток. Но только взглянув на беловолосого, было несложно догадаться, что каждое его движение и поза продиктованы отнюдь не гневом, а страхом. Не хватало только прижатых к голове ушей и бьющего по полу хвоста. — П-прости. Не знаю, что на меня нашло. — …Ничего, забей. — Хи-хи, — Сашенька на кровати тихонечко хихикал, радуясь своей победе. Тяночкин молчал, чувствуя горькое поражение на языке. Они с телесным Сашей немного расселись и отвернулись друг от друга. Ожидали, пока переполнившие их обоих чувства улягутся. — А Милена рассказывала, как мы масочки делали и фильмы смотрели, или только плохое? — Да, даже фотку показала. Ты там… — Антон попытался получше припомнить фотографию, которую в последний раз видел на могильной плите. Стало жутковато, — хорошо получился, в общем. — Хах. — Ещё сказала, что ты забился в угол и рыдал. — Хах… Наверное, фильм был грустный. — Наверное… — Антошка вздохнул, честно пытаясь вспомнить что-нибудь хорошее, но хорошего было крайне мало. И тут его как обухом по голове настигло одно из самых неприятных воспоминаний, которому он давно не позволял переходить границу сознания. — Ой. — М? — Ещё… Она ещё… Даже не знаю, как сказать. — Шкажи как есть, — Саша спокойно улыбнулся. Похоже, он уже отошёл от ситуации с руками. Или сделал вид, что отошёл. Антошка принялся заламывать пальцы. Подтянул к себе колени. Не был уверен, стоило ли вообще начинать об этом, но, похоже, было поздно. Уже начал ведь. — Ну фто там? Не томи. — Вы тусовались у неё все выходные, принимали… — Ага, — беловолосый нетерпеливо кивнул. — И она… В какой-то момент она, эм. В общем… — теперь слова застревали в горле. Щёки наливались румянцем, — вы, вроде как, — Тоша осторожно глянул на Сашу и пригнул голову, ослабший голос дрогнул: — переспали? Тяночкин ожидал от Саши, в принципе, самые разные реакции: от неконтролируемых рыданий до приступа бешенства и очередных заверений, что он кого-нибудь убьёт. Но даже так Собакин сумел удивить. Он залился смехом. Согнулся и смеялся так, словно услышал самую смешную шутку в своей жизни. Вскоре призрачный Саша подхватил за ним: тоже радостно рассмеялся. Когда Антон устремил на него свой полный возмущения взгляд, Сашенька объяснил: — Его изнасиловали, а он с этого угорает, ахах, не могу с него! К горлу подступил ком. Такой неуместный смех обоих Собакиных резонировал в Тошиной голове. Мальчику подумалось, что он был единственным в комнате, кто ещё сохранял остатки рассудка. Очень скоро Саша закашлялся. Кашлял раза в два дольше, чем смеялся. Наконец он разогнулся: в уголках глаз застыли слезинки, плечи временами потряхивало от кашля и остаточных смешков. — Хах… Тофенька, ахах, как ты мог такое подумать, кхе-кхе. Ты же жнаешь… Кхем. Знаешь, что мне такое, ну, неинтересно, — Сашка испытывающе сверкнул томными глазами. — Или уже жабыл? — Я помню! Помню. Но… Собакин склонил голову и вскинул рукой, посмеиваясь: — Што процентов Милена просто шкажала, что мы с ней «обдолбились», а ты не так понял это слово! — Не совсем. То есть, да, она сказала, что вы, э, того, «обдолбились», но потом вы с ней как будто… Собакин, устало прикрыв глаза, покачал головой и уверенно бросил: — Нет. — …Она сказала, что затащила тебя в кровать. Сама разделась и с тебя джинсы стянула, ну и… Насколько я понял, ты был в таком состоянии, что ничего не мог сделать. Пытался что-то сказать, но Милена не слушала. По мере того, как Антошка осторожно говорил, попутно припоминая новые детали, Саша постепенно менялся в лице. Свёл тонкие брови к переносице. — Нет, — он прошептал уже не так убедительно, скорее себе, нежели Антону. Весёлая улыбка куда-то испарилась. — Кажется, она воспользовалась… — в последний момент Тяночкин заменил слово «тобой» на чуть менее пугающее, — ситуацией. Но я не знаю, может быть, я что-то неправильно понял? Она не сказала чётко, что было дальше, только намекала. Так что, может быть, ничего и не было? — Тяночкин лепетал, внимательно рассматривая свои пальцы, теребящие друг друга. Осмелев, обернулся к другу. — Ты сам-то помнишь? Сероглазый хранил молчание. Он медленно отвернулся. Принялся что-то обдумывать. Поморщился. — Саш? Уголки его губ дёрнулись и тут же опустились обратно вниз. Плечи напряглись. Он негромко пробормотал, стараясь говорить спокойно, как обычно: — Ну, это многое объясняет. Тяночкин понятие не имел, что это объясняло, но от Сашиных слов стало не по себе. Они служили косвенного подтверждением того, что Антон не ошибся. — Чёт мне уже не очень смешно, — осторожно заметил призрачный Собакин даже с сочувствием. Антон был с ним согласен, но ему смешно не было с самого начала. Проблема была и в том, что он не до конца понимал, что именно Саша чувствовал в тот момент, и как правильнее всего его поддержать. Привык, что именно Собакин в их тандеме выступал негласным психологом, который всегда находил нужные слова и умел утихомирить любую бурю эмоций, вселить надежду на хорошее будущее или банально вовремя рассмешить смешной картинкой. А Тяночкин не умел. Да и надобности не было — у Саши всегда всё было хорошо. Саша всегда демонстрировал ему лишь красочный фасад, украшенный улыбкой и парой серебряных колечек. Пришло время учиться. Он вспомнил, что прозрачный Сашенька обычно делал, когда самому Тяночкину было плохо: называл его по имени и мягко касался руки. — Саш, — Антон тихонько начал; он не смог придать своему сдавленному голосу твёрдость, но хотя бы попытался и протянул руку, чтобы накрыть Сашину ладонь своей, — мне жаль, что так… И хотя Собакин даже не смотрел в его сторону и думал о чём-то своём, он ощутил это движение, судя по всему, неким шестым чувством. Не успел Антон прикоснуться, как Собакин оторвал бледную ладонь от ковра и притянул к себе. Не рывком, а плавно, как будто предварительное предупреждение, сказанное в дружеском тоне: «не трогай, пожалуйста». Приобнял себя за плечи и ссутулился. Из-за корочек на разбитых коленках юноша не мог согнуть их безболезненно, но ему явно хотелось сделать это, свернуться в калачик и хотя бы теперь, когда менять что-то уже поздно, почувствовать себя в безопасности. — …Вышло, — Антон закончил, так и застыв с протянутой рукой, и чуть не взвыл от досады. «Ну конечно, мы же просто друзья, к чему мне его за руку брать?! Надо было просто положить руку на плечо! Так же друзья делают, да?!» — он думал, а затем вдруг вспомнил, как Саша шутки ради не раз хватал его за мягкое место, не говоря уже о том, чтобы взять за руку, и снова запутался. Границы дозволенного друзей чересчур размыты и спутаны, чтобы Тоша не совершал ошибок. Теперь класть руку на плечо было тоже как будто некстати. Саша криво усмехнулся: — Я теперь волфебником не стану, отстой. — Чего? — Я собирался не лишаться девштвенности до тридцати, а потом стать волфебником. — А. — Ахах, Саш. Для этого до тридцати дожить надо, — Собакин посмеялся. Антон даже не стал осуждающе глядеть на него, а просто хмуро проигнорировал. Может хоть так это глупенькое приведение поймёт, что есть моменты, когда шуточки и смешки неуместны. — Эх, теперь в универ поступать что ли придётся… Ха-ха…— протянул телесный Собакин. Его томный взгляд и голос выражали спокойствие, но пальцы крепче обхватили плечи, с силой сжали потёртую ткань кофты. — Хочешь об этом поговорить или?.. Александр пожал плечами и ответил: — Я бы рассказал, конечно, как всё профло, но тот вечер почти не помню. Так что говорить не о чем. Тоша кивнул. — Понятно. Постучал пальцами по согнутым ногам. От напряжённого Саши и их неприятного разговора веяло тошнотворной безнадёгой. — А помнишь, ты хотел рассказать анекдот про панд? Ты не закончил тогда. Саша печально улыбнулся и отмахнулся: — Ой, забудь, там… там грушный конец. — Грустный конец? — Тяночкин не был уверен, что услышал правильно, потому что анекдоты с грустным концом — это что-то новенькое. — Ага. Призрачный Собакин попробовал потрясти Антошку за плечи и затараторил: — Тоша-а, попроси, чтобы рассказал, мне очень интересно, пусть расскажет!!! Ярое рвение Сашеньки услышать анекдот умилило и немного повеселило Тяночкина, он тоже улыбнулся и потёр плечо, то есть Сашину руку на нём, чтобы та не трясла его так. — Всё равно расскажи, начал же. — Сидела, жначит, панда на рельшах… — вздохнул Собакин. — Так, — кивнул Антошка. Призрачный Собакин благоговейно притих. — А её поежд шбил на переежде. Ха. Ха-ха… Говорю же, грушный анекдот. Тяночкин остался в недоумении. Собакин на кровати многозначительно фыркнул. Собакин на полу повернулся к Тяночкину: — Ты понял, в чём прикол? Тот подумал ещё пару секунд, но всё-таки покачал головой. — Нет. А в чём прикол? Сашино лицо прояснилось, он радостно ответил: — Не жнаю. Тоже не понял. Пацан, который нам его рашкажал, так сильно смеялся, что не шмог объяснить… — А я понял, — таинственно раздалось с кровати. Антон встрепенулся и вопрошающе посмотрел на призрачного Собакина, поражаясь его проницательности. Но тот лишь загадочно прикрыл глаза и покачал головой: — не-ет, если я начну объяснять, смешно уже не будет… — На что шмотришь? Хриплый Сашин голос молниеносно заставил Антона вернуться в реальность. Собакин смотрел на него с большим интересом и ожидал ответа. Это очень противное чувство: осознать, что понемногу теряешь контроль. Ещё и стыдно от того, что замечаешь-то не сам, а узнаёшь об этом от наблюдательного Саши. «На что смотрю? На что смотрю?» — мысль судорожно крутится у Антошки в голове. Призрачный Собакин добродушно улыбается ему. А под ним — кровать. Точно, кровать! — …Я просто задумался, почему мы сидим на полу, когда рядом удобная кровать. Сашины плечи сотряс короткий смешок, переходящий в кашель. Антон с радостью заметил, что Саша немного расслабился: плечи опустились, а пальцы уже не сжимали кофту цепкой хваткой, а спокойно лежали на ней. — А мне и тут нормально. — А у меня уже жопа болит, вставай давай. Тяночкин поднялся, и удивительно послушный Собакин — за ним. То есть он попытался подняться, но у него не вышло. Едва ли можно подняться на ноги, не сгибая коленей, но Саша настойчиво пытался. Призрачный Собакин и Тяночкин наблюдали за Сашиными потугами где-то с минуту, поражаясь его упорству. Пока шатену это не надоело. — Саш, — вздыхая, он протянул руку беловолосому, — давай помогу. Собакин уставился на протянутую руку с сомнением. Замешкался. Робко протянул ладонь в ответ и, в конце концов, крепко ухватился. Саша был не лёгкий как пёрышко, конечно, но совсем не тяжёлый. Антон помог ему подняться без лишних травм для них обоих. Саша тут же упал на кровать с облегчённым выдохом, а Антошка устроился рядом и осторожно сжал ладонь, за которую беловолосый только что держался. Такое незамысловатое прикосновение было особенно приятным, потому что Антон почувствовал на себе Сашин вес. Настоящий вес плотного, живого, непрозрачного тела. Второй Саша, что-то поворчав, отполз от Саши и уместился по другую сторону Антона. Последний вспомнил про Сашин телефон, который совсем скоро должен был зарядиться. Испугался, что сейчас он попадётся Собакину на глаза, тот заберёт его и радостно смоется. Но Саша не смотрел в сторону телефона. Он о чём-то задумался, и вдруг загорелся какой-то идеей. — О, чуть не забыл! Я же не с пуштыми руками! — С ножом? — деликатно предложил второй Собакин. Тошка моргнул. Радостный Саша продолжал: — У меня есть для тебя подарок! — Подарок? — Да, только… Не шмотри, пока я его доштаю, ладно? Это сюрприз. — Эм… — радостный Саша выглядел очень славно, и то, что он подготовил подарок — очень неожиданно и мило. Однако Антон помнил, как Алина заклинала его не сводить с Саши глаз. — Закрой глаза, — приказал Собакин. Покусывал корочки на губе от нетерпенья. Тоша неловко улыбнулся: — А можно не закрывать? Саша фыркнул. — Нельзя. Закрывай. — Не закрывай лучше, — шепнул призрачный Собакин. — Ну закрой, — терпенье телесного Саши явно не было бесконечным. — Что-то мне не очень хочется их закрывать… — Молодец, Тоша, — похвалил полупрозрачный Саша. Похвала оставила горько-сладкий привкус. Собакин нахмурился. Пыхтя, поднялся и направился к двери. — Ты куда?! — Норм, пусть идёт, — Собакин бросил Собакину вдогонку. Саша повернулся и буркнул: — Придётся доштавать подарок в коридоре, раж ты глаза не закрываешь. — Всё-всё, ладно, я уже закрываю, давай, — Антон сел на кровать и, отбрасывая страх, зажмурился. Призрачный Саша цокнул языком, а Тяночкин сложил руки на груди. — Оки-и-и… — Саша протянул и сел рядом. — Только не открывай глаза, пока я не шкажу, понял?! — Эм. Понял? — А то я!.. Антон нервно сглотнул. — А то ты что? — …А то я съем Гречку. Парень почувствовал облегчение. — Понял. Антону остаётся только вслушиваться. Бегунок бежит по молнии с характерным звуком. Возня. Тяжёлая ткань кофты падает на кровать. В Сашином голосе проскальзывают отчаянные нотки: — Ни в коем шлучае не открывай глаза, хорофо? — Х-хорошо, — Антон отвечает и, от греха подальше, закрывает зажмуренные глаза ещё и ладонями. По звукам он безошибочно определяет, что Сашка делает. Он раздевается. — Надеюсь, он не решил после истории с Миленой отыграться на тебе? — задумчиво шепчет Саша в его голове. — Почти готово, — другой Саша заверяет Тяночкина и пыхтит, снова что-то с себя стягивая. — Сейчас будет «закрой глаза, открой рот»? А-ха-ха-ха… Я шучу, Тоха, не открывай рот, если что. Тяночкин с трудом отличает их голоса друг от друга, с тоской вспоминает об оставленном в прихожей ноже и ощущает, что прижатые к лицу ладони начинают дрожать. Бегунок взбегает по молнии. — Та-да-а-ам! Открывай! Открывай, не бойся. Затаив дыхание, Антон так и поступил. Саша перед ним полностью одет. Но из-за застёгнутой зелёной кофты больше не торчит чёрный воротник. Перед собой он гордо держит за плечи чёрную водолазку. На ней бело-красный принт. В английском слове «if» с кровавым подтёком Антон без труда узнаёт обложку альбома обожаемых Сашей MSI. Страх и неблагочестивые мысли отходят на второй план. — Офигеть, это что, официальный мерч? Саша рассмеялся. Он выглядел счастливым. — Я тоже шамое сказал, когда её увидел! Да-а, официальный! Прямиком с концерта! — Серьёзно?! Ты был у них на концерте?! — Да-а! Ну, — Собакин стушевался: — ладно, на самом деле, это паль с рынка, но! — дальше он живо затараторил: — Если напялить её, а потом врубить их песни на полную громкость в наушниках, то офущения не хуже, чем на концерте. Я так делал, и было охуенно. Полное погружение, жнаешь? Антон тепло улыбнулся. — Саш, если слушать их песни на максимальной громкости в наушниках, то оглохнуть можно. Собакин тут же приложил руку к уху и громко переспросил: — А? Ты что-то шкажал? — Я сказал, можно оглохнуть, если… А, блин, ты уже оглох! Парни рассмеялись. Им обоим слишком давно не было так легко друг с другом. — …И ты отдаёшь её мне? — Да! В качестве шувенира, — Собакин взглянул на кофту в своих руках и замялся. — Ну… если она тебе не нравится или не нужна, я могу оштавить себе, всё нормально! — Нет, мне нравится, просто… — Антошка осторожно взял водолазку из Сашиных рук и стал рассматривать вблизи. — Неожиданно. — Ха-ха, да, я сам в шоке немнофко, — Сашка негромко добавил и шмыгнул носом, опустив голову и обхватив ладонью одной руки запястье другой. Улыбался, но выглядел слегка растерянно или смущённо. Тяночкин догадывался, что решение отдать кофту — крайне необдуманное, спонтанное. И что Саша может пожалеть в ближайшее время, если не пожалел уже. Антон предложил компромисс: — Если она тебе сильно нравится, можешь поносить пока сам. Или сказать, когда она тебе понадобится, и я отдам. Собакин серьёзно покачал головой и сказал, на этот раз, уверенно: — Нет, это подарок. Шмышол в том, чтобы он был у тебя. — Ладно, — пусть это не Тошина любимая группа, но вместе с Сашей песни MSI были заслушаны им до дыр, и поэтому ужасно много значили для него. Он сердечно добавил: — Спасибо. Юноша ласково пробормотал, не поднимая глаз: — Та не жа фто, Тофенька. — Охуеть, так круто!!! Паль, а как настоящая! Не зря мы его в дом впустили! — восторгался Саша за спиной Антона, тоже разглядывая. Тяночкин не мог понять, была ли это часть принта или прилипшая грязь в районе кровавого подтёка. Поднёс водолазку к лицу, чтобы разобрать. Собакин сразу вскрикнул: — Ой, Тофа, только не нюхай!!! — А? — Её в штирку надо. Антон окинул Сашу оценивающим взглядом. — По-моему, тебя тоже в стирку надо. Вместе с вещами. — Ха-ха, да, это точно. Приму душ сегодня. — Не сегодня, а сейчас! Давай, дуй в ванную. Немытый Собакин отмахнулся: — Я и дома, кхе-кхе, могу, кхе…. — Так, Саша. Иди мойся, — Тяночкин сказал так твёрдо, как только мог, и мысленно добавил: «Пока у меня вся комната тобой не провонялась». — Ешли ты так сильно наштаиваешь, — Собакин поднялся, покачнувшись, и отряхнул джинсы. — Давай. Грязным не возвращайся. — Ничего не могу обещать… — с этими загадочными словами парень скрылся в коридоре и потопал в ванную. А Антон первым делом пошёл открывать окно, чтобы впустить в комнату немного свежего, морозного воздуха. Главной причиной для этого, конечно, был не запах. Все знают, что комнату больного необходимо проветривать — это меньшее, что Тяночкин мог сделать для простуженного друга. — Ой, Саша! — А-а? — хрипло донеслось из ванной. Антон выглянул из комнаты и крикнул ему: — Перед тем как залезть в ванную, не забудь раздеться!!! — Бли-ин, это обязательно? — Саша, блин! Да, обязательно! — Оки… — Собакин разочарованно подчинился. Впрочем, Антон уже мог видеть через приоткрытую дверь в ванную сброшенную прямо на пол кофту-адидас, а за ней — белую футболку, так что пока что Собакин всё делал правильно. Шатен вернулся в комнату. Поднял с кровати Сашин подарок. Шепнул беловолосому: — Я бы отдал её тебе, если бы ты, ну. Того. Ты понял. — Ага, — протянул Собакин, виляя ногами и влюблённо рассматривая то, как Антон прикладывает водолазку к себе. — Бля, тебе очень идёт, я бы тебя прям здесь отымел… — Э-эм… Кхем. Спасибо, наверное? Но она великовата. — Не парься, оверсайз в тренде, будешь главной модницей школы. — Ну, ха-ха… в школу я её точно носить не буду, — парень улыбнулся. В глубине души ему, кстати, не хотелось отдавать кофту Саше. В том, что Собакин отдал ему её — не подарил новую, а именно отдал свою, поношенную — Антон видел нечто интимное, даже если сам Собакин ничего такого не вкладывал. Интимность интимностью, но кофту в любом случае придётся постирать. С этой целью Антон направился в ванную, в которой уже шумела вода. Саша за шторкой напевал себе под нос оригинальную, не особо мелодичную песенку. Не успев перейти порог, шатен обнаружил под своими ногами разбросанную одежду, которую Саша, очевидно, не счёл нужным куда-то сложить. Тяночкин вздохнул, переступил её и первым делом бросил в стиральную машину водолазку. Саша сразу же перестал напевать и спросил: — Пришёл подшматривать? Тошка закатил глаза, нагибаясь за Сашиной футболкой, и саркастично ответил: — Ага, конечно. — Ха-ха! Ха… — шум воды притих, а Сашка опасливо выглянул из-за шторки: — Кхм, реально? — Нет конечно! Просто закину вещи в стиралку. — Эх… ну ладно, — в наигранно-разочарованном осиплом голосе угадывалось облегчение. Сашина макушка скрылась за шторкой, но спустя мгновение мокрый Собакин встрепенулся и снова выглянул: — Хотя не надо, Тофенька, я сам закину! Антон рассмотрел футболку с милфами и решил, что по-хорошему перед стиркой её стоит зашить (если не выбросить). — Всё нормально, мне не сложно, — он положил футболку на стиралку. — Но… Тошка потянулся за кофтой с белыми полосками. Но как только он коснулся её, вода перестала шуметь вовсе, а Саша во всё горло заорал: — А-А-А!!! Конечно, Тяночкин тут же подпрыгнул, как напуганный котёнок, и выронил Сашину кофту. — Господи, что случилось?! Улыбчивый Собакин похлопал ресницами. Из-за шторки теперь торчала не только макушка, но и вся голова, шея, одно плечо и даже часть груди. — Ничего! Проверка связи. Побледневшего Тошика потряхивало от злости и испуга. Он зажмурился и закричал в ответ, сжав ладони в кулаки: — Я тебе запрещаю орать в моём доме, чертила ты лохматая! Не пугай меня! — Хорофо-хорофо, Тофенька, не буду, прости! Только вещи я сам поштираю, ладно? Ты и так мне очень помогаеф, мне так неудобно, сам хочу фто-то сделать! — Ох. Ну, ладно? Если тебе так хочется, — Антон потупил глаза на скомканную на полу одежду. Кроме протёртых джинсов и зелёной кофты там в кучу были сброшены незнакомые Тяночкину шорты и что-то вроде свитшота. На вершине кучи над остальными тряпками гордо возвышались серые семейники. — Не забудь достать всё из карманов. — Угу! — И чёрное с чёрным стирай, порошок вот т… вот тут, — Тяночкин невольно запнулся, когда его взгляд приковали осыпанные капельками воды хрупкие ключицы, белоснежная шея и какая-то чёрная нитка на ней. — Угу, — Собакин кивнул. Пара капель одна за другой скатились с душевой лейки и звонко разбились о поверхность ванны. — Фто такое? — Да н-ничего, просто, — осознание Сашиной обнажённости внезапно накатило на Тошика волной, если не цунами, и отразилось неровным румянцем на щеках. — а что это у тебя на шее? Не видел раньше. — О, ты заметил! Это у меня… ща, сек, — он скрылся за занавеской. Антошка смирно ждал, пока Саша поправит украшение. Спустя секунду он высунулся и гордо улыбнулся. Чёрная нитка с парой узелков тянулась вдоль Сашиной шеи, в лишний раз подчёркивала её белизну и утончённость. А на ней висел чёрный браслетик со знаком бесконечности. Сердце Тянокина ёкнуло, и на долю секунды всё потеряло значение. — Ты всё ещё его носишь, — Антон безуспешно попытался сдержать глуповатую улыбку. — Но почему на шее? Я видел, так иногда кольца носят, но чтоб браслеты? — А чтоб руки не натирал, — видя Тошино замешательство, Сашка добавил: — Я неженка, ешли ты ещё не заметил. Антон обвёл глазами оборванную одежду и усмехнулся: — По тебе не скажешь. Но буду знать, — сказал, робко поднял руку и показал Саше своё запястье: — А я на руке ношу. Собакин тоже слегка удивился. — Мы прям как лпшки, ха-ха, кхе-кхе… — Ага. Закашлявшись, он исчез за шторкой. — А какой… кхем… а какой фампунь можно взять? — Э-э, шампунь? Не знаю. А какие там есть? — Антон обычно брал любой, который попадался под руку. — М-м, есть 5 в одном. 5 в одном? Ахаха, им чё, и волосы, и кошку, и посуду помыть можно? — Ахах, ну это точно батин… — Есть ещё… с экштрактом рожмарина и имбиря. — А это точно мамин. — О, тогда возьму его. Буду пахнуть, как твоя мамочка. — Блять… Саша жадно вдохнул аромат розмарина с имбирём и простонал: — О-ох, тётя Аня… — Собакин, блять, отдавай его! Будешь мыться батиным! — Не дождёфся, я уже намыливаюсь! — Саша возразил и злобно рассмеялся. Тоша не нашёлся, что ответить этому злому гению, а тот, не теряя времени, продолжил напевать и включил воду. Антону не хотелось уходить. — …Знаешь, Саш, я тут подумал, — чуть погодя, он подал голос, перекрикивая шум воды, — что тебя тошнит от того, что ты ничего не ешь. — М-м, может быть, — несмело ответил Собакин. — Я что-нибудь придумаю, — Антон пообещал и двинулся к кухне. Остановился на пороге. — А, и принесу тебе чистую одежду. — Спашибо… А, подожди! — М? — парень обернулся. — Принеси что-то с длинным рукавом, ладно? Мне холодно. Тяночкин удивлённо поднял брови. Он как раз рассчитывал найти для Саши какую-нибудь футболку. — Топят же, тепло дома. Ты, может, согреться не успел? — …Нет, мне будет холодно. Я нежный и мержлячий, — Сашка настаивал. — Ладно, но у меня… — он вздохнул. — Окей, я гляну, что есть. — Спасибо, Тофык, — Собакин поблагодарил с особенной нежностью. Антон собирался идти. Но вдруг отметил, в каком интересном положении находился, стоя у порога и рядом с ванной. Стоило ведь склонить голову совсем чуточку, и можно было бы увидеть голого Собакина. — Всё-таки подглядываешь? — Сашенька появился за спиной и насмешливо прошептал над самым ухом. Положил руки ему на талию и, захихикав, пощекотал румяную щёку Тяночкина своим холодным дыханием. Краснеющий Антон цокнул языком и бросился в комнату, дабы занять свой больной разум поиском вещей. Довольный Саша, посмеиваясь, поплыл за ним. Мальчики порылись в шкафу, точнее, рылся Тошик, а Саша помогал: залез в шкаф и постоял там, оценивая обстановку. Быстренько принесли в ванную свежей одежды, учитывая Сашины пожелания. Осмотревшись на кухне, ребята посоветовались и пришли к выводу, что самой полезной, питательной и в то же время лёгкой пищей для ослабленного Сашиного организма будет куриный суп. И хотя куриного мяса на кухне не нашлось, зато овощей и кубиков куриного бульона — уйма. В дело шло многое: картошка, лук, завалявшаяся морковь, немного капусты. Всё поспешно шинковалось, крошилось, нарезалось кубиками Антоном — в общем, как получалось — и засыпалось в кипящую воду в небольшой кастрюле. Не то что бы он знал, что делает, просто надеялся, что первая ссылка в поисковике не обманула, и из этого выйдет что-нибудь съедобное. Саша ходил за ним, отдавал распоряжения и весело комментировал каждое действие. Выходило какое-то подобие кулинарного шоу. — О, а может гречку добавим? — предложил Саша. — Ну-у, можно, конечно, но её перебирать и варить долго, и кажется закончилась, купить надо… — Закончилась? Так вот же она ходит, — Собакин указал на расхаживающую по кухне Гречку. Парни посмеялись и продолжили готовить. В том, чтобы методично рубить один овощ за другим под аккомпанемент бурлящего в кастрюле бульона и отдалённого шума воды в ванной было что-то умиротворяющее. Антон порезался всего один раз и даже не глубоко. Быстро втянулся в процесс. Так, что не обратил внимания, когда душ в ванной затих, дверца стиральной машины хлопнула, а неуверенные шаги направились в его комнату. Тяночкин забросил в кастрюлю ещё один ароматный кубик, чтобы наверняка, и заканчивал с капустой. Призрачный Саша чуть ли не на полу валялся, задыхаясь от смеха. — Капуста должна дать сок, Антон, надо мять!!! — Заткнись, — Тошка шепчет, устало улыбаясь. — Антон, — хрипло звучит из коридора. Тошка оставляет капусту и оборачивается. Призрачный Саша, посмеявшись ещё немного, тоже затихает. На пороге стоит вымытый Саша. Он стоит нетвёрдо, держится за дверной косяк одной рукой. В другой руке держит телефон с разбитым стеклом. И хотя Антон точно уверен, что оставил в ванной полный комплект одежды, включая тёплые носки, на Саше только верх: толстовка с начёсом, которую Тяночкин забрал вместе с рюкзаком из квартиры Милены. Ниже — совершенно голые тонкие ноги, которые уже оставили за собой дорожку из мокрых следов. Трусы есть, и на том спасибо. И хотя его волосы, вроде как, были чистыми, они всё ещё походили на гнездо. «Надо было его заранее расчесать», — думает Тяночкин. Потом окидывает взглядом разворачивающееся на столешнице и плите действо, поясняя: — Я подумал, как бы тебе не стало ещё хуже от котлет, поэтому… Саша не даёт ему закончить, и в его ломком голосе во второй раз за сегодня сквозит непривычный холод: — Почему на моём телефоне нет пароля? — Упс, — выдаёт призрачный Собакин. Шатен замирает и теряет дар речи. Чувствует, как последствия его действий настигают его, а стыд и позор разом захлёстывают сильнее, чем когда-либо. — Где ты его нафол? Он уже был таким? — Собакин нервно укусил губу, видя, что Антон не горит желанием отвечать, смущённо опускает глаза на капусту и сжимает нож в руке. — Антон. Ты был у меня дома? Так ведь? Призрачный Собакин встрепенулся и приказал: — Антон, всё отрицай! — повернулся к мокрому Собакину и уверенно стал вешать ему лапшу на уши: — Нигде мы не были, и телефон твой не взламывали, и мы вообще тебя впервые видим, ты кто такой?! Не смея поднять глаз, Антон взял себя в руки и ответил: — …Так. Был. Если бы он смотрел на Сашино лицо, то видел бы, какая тень отчаяния мелькнула на нём при его словах. — И ты… кхем… Ты нафол его таким? Ты же… Хах, ты же не мог сам его взломать. То ешть, если он уже был вжломан, может, в квартиру всё-таки влезали, и… Антон осторожно покрутил нож в руке. — Это мы сделали. Точнее, нам с Алиной… помогли, — имя Ромы он решил не называть. Вдруг беловолосый загорится идеей и его убить тоже? Он продолжил беспокойно шинковать один и тот же кусочек капусты в мелкую крошку и панически подбирал правильные выражения. Собакин тоже собирался с мыслями. В итоге он шумно выдохнул и заговорил. Отчеканенные им слова и слегка дрожащий голос отдавали желчью: — Каким бы отбросом я не был, это не даёт вам права рыться в моём телефоне. — Отбросом? В смысле? — Тяночкин растерянно моргнул и попытался сказать твёрдо: — Саша, мы пытались найти тебя. Собакин крепче вцепился в косяк. Его колени дрожали от слабости. — И что, для этого обязательно влезать в мой телефон? — …Да? — это тихое «да» прозвучало настолько неуверенно, что Антон сразу же поспешил дальше доказывать свою правоту: — Потому что у нас не было других зацепок! Что ещё я должен был делать? А в телефоне мы нашли номер Милены, смогли с ней связаться и… м-многое узнать. Разве это плохо? Он искренне надеялся, что Саша поймёт, простит и забудет. Собакин облизнул пересохшие губы и спросил с искренним любопытством, как будто сам не знал, что отыскали его в конце концов не одноклассники, а пара полицейских: — И что, помогло? Вы с Алиной меня нашли? — Ну, эм, — Антон опустил глаза обратно на капусту. — Не совсем. Но мы пытались искать дальше, мы делали всё, что могли, спрашивали у всех, мы… — мальчик пытался убедить не столько Сашу, сколько себя. С каждым словом его руки и нож вместе с ними подрагивали всё больше, а уверенности в голосе уже не было никакой. По всему телу разливалось нестерпимое чувство вины за то, что Антон не нашёл. Не просто не нашёл, но и давно перестал искать. Собакин просто свалился как снег на голову, и роль Тяночкина в этом событии была спорной. Хотелось верить, что он хотя бы избавил Сашу от участи уплатить штраф в размере пяти тысяч рублей… Сашиных губ коснулась вымученная улыбка. Тяжело дыша, он прикрыл глаза и облокотился о косяк. — Не ври. Антон рассеянно поднял на него глаза, немного красные от лука. — И почему ты думаешь, что я вру? Собакин смотрит в ответ слегка туманно, говорит уверенно, хитро ухмыляется и жмёт плечами: — Потому что когда вы поговорили с Миленой, то перехотели искать. — Ты ошибаешься, Саш. Я очень разозлился на тебя, но больше всего на свете хотел тебя най-… — Тофенька, пожалуфта. — Собакин перебил Тошу, махнул головой и выставил руку вперёд, заставляя того замолчать. Весь Сашин вид говорил о том, что у него не было ни сил, ни особенного желания выслушивать оправдания Антона. Он мягко проговорил, так тихо, что Тяночкин с трудом расслышал его за шумом кипящей воды. — Ты очень добрый, но шлишком наивный. Ты не умееф ничего шкрывать. — Что скрывать? — Антон не сдержался и обеспокоенно покосился на Сашу, всё ещё сидящего на полу. Тот захлопал ресницами: — А я тут при чём? Саша в дверном проёме опустил голову и ласково залепетал: — Думаеф, я не понимаю? А я понимаю. Чувствую, что тебе неприятно быть рядом шо мной. — Саш, ты всё не так понял. Александр продолжал: — Ты не был рад меня видеть. Значит, не хотел, чтобы я возвращался, и уже не искал. — его морозные глаза страшно сверкнули исподлобья, когда он осипло добавил: — Поэтому не нужно делать вид, что мы всё ефо друзья. Нож выпал из руки Тяночника и со стуком ударился о стол. На пару мгновений на кухне воцарилась тишина, не считая бурлящего варева, хриплого дыхания больного Саши и быстрых сердечных ударов в груди Тяночкина. Ещё недавно он был уверен, что их общение налаживается, что они шутят, смеются и сближаются. Это ли тот нож, о котором говорила Алина? Неожиданный нож в его спину. — Что ты такое говоришь? Ты же… Мы же… И снова Саша остановил его: — Ты очень!.. Послуфай, не пойми меня неправильно! — Собакин собрал все свои немногочисленные силы, оторвался от дверного косяка, привычно улыбнулся: — Ты не был плохим другом. Ты вообфе молодец. Очень хороший человек. Ты поговорил шо мной, искупал, шогрел, даже, ахах, даже вещи поштирал! — он манерно сложил ладони и прикрыл глаза: — Я благодарен, свежие труши — это нечто. Но! — теперь Собакин склонил голову и погрозил Антону пальцем, как бы поучая: — Фтобы быть хорошим человеком, не обязательно делать вид, что мы всё ефо друзья. Понимаешь? Ты не должен дружить с теми, кто тебе противен, например. Или просто неинтересен, неважно. Это не сделает тебя предателем, ты не плохой, в этом нет твоей вины. Ты понимаеф, что я говорю? Антон не понимал. Видя, что устроенный им цирк не впечатлял ошеломлённого Тошку, Собакин сбавил градус напускной весёлости и повторил уже более искренно, бережно, тихо, с тёплой грустью в глазах: — Ты не виноват. — Саша, мне с-сложно сейчас всё объяснить, но ты не прав. Снисходительная и самодовольная ухмылка вместе с неясным взглядом на Сашином лице выводила шатена из себя. Беловолосый прошептал, делая шаг назад и пряча телефон в карман толстовки: — Ты поймёшь потом, не переживай. Антон шагнул ему на встречу. — Давай сейчас доварится суп, ты поешь, и мы всё обсудим? Собакин солнечно улыбнулся и затараторил: — Я поем дома, не волнуйся. Отдаф мне мои вещи в школе, а я верну тебе эти, договорились? — он направился к ванной, наверное, за остальной одеждой, и добавил: — Кстати, если нравится брашлетик, то носи на здоровье, ха-ха! Это ничего не жначит. Последнее замечание подкосило Антона, как добивающий выстрел. Символ его бесконечной любви в виде восьмёрочки на запястье — ничего не значит? — К-как это ничего не значит?! Саша, стой! Ты опять убегаешь?! — Он бросился за ним. — Дебил, блять, поговори со мной! Собакин не обернулся на слова, будто те были адресованы вовсе не к нему. Догнав эту белоголовую поганку в коридоре, Антон решительно схватил его за руку и потянул на себя, рассчитывая силой развести его на конструктивный диалог. И сильно пожалел. Уже не раз за сегодня ему давались намёки, важные предупреждения, и если бы Тоша был достаточно проницательным — он смог бы догадаться, что Сашу не стоило хватать. Собакин рефлекторно дёрнул руку на себя в попытке вырваться, вместе с этим взвизгнул, а всё его тело содрогнулось, как от кратковременной конвульсии. Тут же подпрыгнув на месте, он обернулся к Тяночкину и истошно выкрикнул: — Пушти! Пушти! Открыв рот от изумления, Антон пустил. Отпрянул, выставил перед собой руки и в примирительном тоне произнёс: — Прости. Что я сделал? Саша молниеносно притянул к себе только что схваченное Тяночкином запястье и изо всех сил сжал его пальцами второй руки. Попятился, дрожа всем телом. В больших распахнутых глазах застыл предсмертный ужас, а в уголках собирались слёзы. Рот тоже исказил страх. И если его бескровная кожа могла побледнеть сильнее — это произошло. С каждой секундой к Тяночкину всё больше приходило осознание, что с Сашей случилось нечто плохое, очень плохое. Хотя он понятия не имел, что именно. Вместе с осознанием на него и самого накатила волна панического страха, и он залепетал, с большой осторожностью шагая к другу навстречу: — Прости! Прости, прости, прости… Саша прохрипел срывающимся голосом сквозь стиснутые зубы: — Н-не трогай. Потеряв всякое самообладание, беловолосый дышал слишком быстро и часто, пятился назад и панически вертел головой по сторонам. Мокрые волосы прилипали к внезапно вспотевшему лицу. Антон с трудом верил в то, что видит. Тяночкин сбивчиво заговорил, сам напуганный до чёртиков: — Я не трогаю! Всё хорошо, я тебя не трогаю, Сашенька, успокойся. Всё хорошо, Саша, пожалуйста... Беловолосый заметил открытую дверь в ванную. Юркнул туда, предварительно щёлкнув выключателем, и захлопнул за собой дверь —выглядело это весьма нелепо, потому что за всё это время Собакин так и не выпустил из руки запястья. Щёлкнула задвижка. Тяночкин поспешил к закрытой двери. — Саша, господи, что происходит? — он приложил ухо к двери. Вначале Собакин, судя по звукам, ходил кругами по ванной, а потом остановился. На пол упало что-то тяжёлое. Возможно, толстовка, но Антон забеспокоился, как бы это не был сам Собакин. — Саша?! — Д-дай мне пару минут!! — донеслось из недр ванной. Антону не оставалось ничего другого. Он облокотился о дверь спиной, силясь успокоить собственное дыхания и ощущая, как сердце готово выпрыгнуть из груди. Медленно подогнул колени и опустился на пол. Из кухни выглянула белая, слегка светящаяся макушка. Призрачный Сашка тихонько подобрался к любимому и сел рядышком. Антон бросил на него напуганный, но благодарный взгляд. Собакин мягко улыбнулся, склонил голову к нему и сочувственно прошептал: — Пиздец он ёбнутый. — Не говори так! — горячо зашептал Антон, наклоняясь к Саше. — У него что-то случилось, мы просто не знаем, что. Собакин кивнул и сформулировал более тактично: — Ну вот и я об этом. Я имел в виду, что он травмированный, — чуть-чуть подумал и добавил: — Пиздец травмированный. — Трамированный… — Тяночкин задумчиво повторил. Собакин продолжал спокойно рассуждать: — Это ж насколько травмированным нужно быть, чтобы ловить паничку от того, что тебя за руку взяли. «Очень», — подумал Тяночкин. Холодный разум Саши позволял ему тоже остыть. Прийти в себя и набраться смелости. — Саша, слышишь? — Антон громко сказал и прислушался, но ответа не последовало. Впрочем, он слышал едва различимую возню в ванной, значит Саша его точно должен слышать. — Я правда сдался. Я перестал тебя искать. Ему ответила лишь многозначительная тишина. Мальчик проглотил подступающий к горлу комок. — Но не потому, что я не хотел тебя найти. Я хотел этого больше всего на свете, хочешь верь, хочешь нет, понятно?! Не было ни дня, чтобы я о тебе не думал, — голос начинал подводить. Он обнял себя за плечи и обратил молящий взгляд к Собакину рядом. — Мне ужасно тебя не хватало. Мягкие губы Собакина растянулись в кошачьей улыбке. Он подобрался ближе к Антону, склонился к нему и потёрся лохматой головой об его висок. Тошка и сам подсобрался, как бы прижимаясь поближе к Саше, пускай тот и был бестелесным. — Прости, что я не радовался, просто это было для меня слишком неожиданно. У меня никогда не было такого… друга, как ты. И не будет, — Собакин тихонько захихикал, когда Антон запнулся на слове «друг». Шатен шикнул на него и продолжил: — Да, мне было обидно, да, я злился, что ты всё от меня скрывал, но, Сашенька, честное слово, это не причина, чтобы всё обрывать! Я не делаю вид, что мы друзья, — на этих словах мальчику стало совсем тяжело говорить, потому что именно это больше всего его задело. Может быть, потому что в глубине души он догадывался, что правда притворялся. Ведь Саша давно перестал быть просто другом. В любом случае, руки призрачного Саши нежно гладили его по волосам. Он прикрыл глаза, которые начинали намокать, и продолжил: — Ты мой самый-самый лучший друг. И я не хотел… Задвижка щёлкнула. Тяночкин ойкнул и порывисто поднялся. Собакин тоже встал. Парни повернулись к двери и с замиранием сердца ждали, когда та откроется и покажет им телесного Собакина. А вот и он. Приоткрыв дверь, Саша принялся расправлять низ толстовки, которую, кажется, только что надел снова. Выглядел он, мягко говоря, плохо. Все следы болезни и истощения углубились и обострились. При этом на его лице уже не было ничего похожего на недавнюю панику. Не было вообще никакой эмоции — словно пластиковое лицо манекена. Прижимая к себе подрагивающие руки, Антошка спросил: — Тебе лучше, Саш? Пожалуйста, прости меня, я не хотел тебя пугать, я не буду тебя трогать… Тот безразлично кивнул: — Да, я проверил, всё норм. «Проверил?» — Тяночкин непонимающе захлопал ресницами. Собакин шмыгнул носом, поморщился от боли и покачнулся. С трудом нашёл взглядом Антона, хотя тот был прямо перед ним. Тихонько спросил: — У тебя ешть фто-нибудь от головы? Бофка рашкалывается. — Да. Да, конечно. У тебя?.. Ой, — Тяночкин хотел приложить ладонь к его лбу, но тут же одёрнул себя. Только что же пообещал не трогать его. — Может, у тебя жар? — Может, — согласился Саша. Когда он моргал, его глаза оставались закрытыми дольше, чем открытыми. Казалось, он вот-вот закроет их насовсем и упадёт. — Сейчас, сейчас, — Антон бросился к шкафу, где располагалась семейная аптечка. — Парацетамол есть, сейчас, — он ухватил одну пластинку таблеток и суетливо бросился на кухню. Вскоре, вернувшись, предложил Саше одну таблетку и стакан воды, которым её можно запить. Антон так не хотел случайно сделать Саше неприятно своими лишними прикосновениями, что даже побоялся передавать таблетку со стаканом из рук в руки. Поставил их перед вовремя подошедшим Сашей на комод — кстати, рядом с тем самым канцелярским ножиком. Собакин ничего не заподозрил, только послушно выпил таблетку. Пару секунд постоял, покачался. Антон заламывал руки, стоял рядом и в любой момент был готов ловить Сашу, если ему вздумается упасть. Было видно, что у Саши не то что не осталось сил — они буквально ушли в минус. — Я прилягу у тебя, ладно? — Конечно! Антошка провёл Собакина в свою комнату и убедился, чтобы тот, во-первых, дошёл, а во-вторых, прилёг именно на кровать, а не на ковёр или подоконник или куда угодно ещё. Саша улёгся, натянул одеяло на голову и затих. Антон мялся на пороге, как будто ему требовалось приглашение, чтобы войти в свою же комнату. — Тебе удобно? Из-под покрова послышалось утвердительное мычание. — Ой. Я закрою окно, — Антон всё-таки решился войти, быстро пересёк комнату и закрыл окно, про которое успел благополучно забыть. Воздух в комнате к этому времени был не просто свежим, но студёным. — Тебе не холодно? Из-под покрова послышалось отрицательное мычание. Антон остановился посреди комнаты, смерил взглядом клубочек, в который свернулся Собакин под одеялом. Поставил руки на бока и выдохнул: — Ну, я пойду заканчивать с супом, а ты отдыхай. Если что-то случится, то зови. Или звони. Звони, хорошо? А то не услышу. Из-под покрова послышалось утвердительное, сердечное и очень-очень благодарное мычание.