Пластик

— Милый, ты у меня настоящая хозяюшка, — Сашенька нежно проворковал Антону на ушко. Помешивая варящийся суп половником, смущённый шатен недовольно шикнул на Собакина, который при этом обнимал его со спины и прижимался к нему всем своим невесомым телом. — Да блин, а что мне делать остаётся? Если бы я тебя сейчас котлетами кормил, они, скорее всего, обратно бы пошли… Гречка боднула Тошину ногу, потёрлась о неё боком. От кипящего супа, горячих батарей и жмущегося к нему Саши становилось жарко, вопреки морозу за окном. — Так, я думаю, готово? — Антошка неуверенно предположил. Сашина истерика сбила план приготовления супа, точнее, время варки, так что теперь это был не просто суп, приготовленный чётко по инструкции из интернета, а авторское блюдо от Тяночкина: с переваренной картошкой и недоваренной капустой. В любом случае пахло довольно вкусно, и это уже радовало. — Ура-а, целая кастрюля бесконечного супа, — радовался Сашка за его спиной. Тяночкин улыбнулся, выключил плиту и потянулся за глубокой тарелкой. — Не жадничай, это не только тебе. Ай! Падла, горячий... Вскоре миска была доверху наполнена супом, таким раскалённым, что керамика не на шутку обжигала пальцы. Оставив миску на столешнице и отправив туда ложку, Антон нетерпеливо окинул кухню взглядом, схватил первое попавшееся под руку полотенце, обернул им тарелку, осторожно приподнял и с такой же осторожностью, даже с неким трепетом, торжественно понёс в свою комнату. Пересёк коридор. Толкнул прикрытую дверь коленом. — Эй, Саша, — он негромко известил больного о своём присутствии и вошёл: — суп готов, я тебе… ой. Голос Тяночкина затих, когда мальчик понял, что больной его не слышал. Видимо, парацетамол возымел своё действие, Сашенька почувствовал себя лучше и смог провалиться в беспокойный сон. Он не поменял положения с того момента, когда Антон оставил его тут, и сопел в одеяло. Дышал медленно, но не совсем ровно: иногда вдыхал резко, как будто боялся, что стоило хоть на минутку расслабиться — и кислорода не хватит. Веки с длинными белыми ресницами в такие моменты подрагивали, а брови хмурились. Проходило несколько мгновений, и Саша снова успокаивался, а его усталое лицо, до самых ушей спрятанное в одеяло, прояснялось, выражая долгожданное спокойствие. Потом он снова судорожно вдыхал. Антон понаблюдал за этим с пол минутки и, вздохнув, тихонько поставил тарелку с полотенцем на компьютерный стол. Еда, так и быть, подождёт. Что-то подсказывало — то ли интуиция, то ли чернеющие круги под Сашиными глазами — что беловолосый не только не ел нормально последние недели, но и не спал, так что будить его сейчас было бы настоящем преступлением. Где-то на краю сознания появилась идея, что пока Саша спит, можно заняться домашкой или ещё чем-нибудь полезным, но Тяночкин быстро отмёл её. Саша, тот самый Саша — был в его комнате. Прямо сейчас, спустя такое долгое время. Невозможно заниматься ничем, пока одна мысль об этом вытесняет всё остальное, оглушает и заставляет сердце биться быстрее. Мальчик тихо сделал несколько робких шагов к кровати. Опустился на коврик. Затаил дыхание, вглядываясь в бледное лицо перед собой. Что оно таит? Какие тайны скрывают в себе впалые щёки, оборванные губы, болезненно блестящие глаза? И что в голове у их обладателя, когда он хмурится, когда плечи едва заметно подрагивают? И что творилось в ней же, когда он вырывался, слёзно умолял его не трогать, бросался в ванную? А когда всеми силами доказывал, что они не друзья больше? Антон невольно улыбается: Саша слишком смешно сопит из-за заложенного носа. Улыбка выходит грустной. Он опускает голову и утыкается лбом в край матраса. Слышит Сашино сопение над самым ухом. Закрывает глаза. Если Антон и осмеливался иногда представить телесного, живого Сашу вместо призрачного, то в его фантазиях всё должно было быть по-другому. Например, просто в голове не укладывалось, что Саши теперь нельзя касаться. Казалось бы, спишь с ним обнимку каждую ночь, целуешь при любой возможности, уже привыкаешь к слегка ощутимому холодку по коже там, где он проводит по тебе изящными пальцами — а теперь нельзя. Саша с трудом ловит воздух и хрипло выдыхает, вздрогнув. Тяночкин слегка вздрагивает и хмурится вместе с ним. Отрывает голову от кровати. Осматривается. В комнате совершенно тихо, не считая Сашиного дыхания. Слышно, как на кухне Гречка неспеша хрустит кормом. Призрачного Сашу не видно: скорее всего, он там же. Исподтишка наслаждается кастрюлей бесконечного супа. Антон выглядит подозрительно. Как будто собирается совершить преступление. В каком-то смысле, это было именно так, ведь совсем недавно он клялся, что больше не дотронется до Саши. — Ты спишь? — он шепчет. Ответа нет. Беловолосый спит беспокойно, но всё-таки спит. Антону неловко. «Я просто проверяю температуру. Ничего такого. Пощупаю лоб и всё», — он убеждает себя, что его действия правильны и продиктованы необходимостью. Усаживается поудобнее, задерживает дыхание, тянет подрагивающую ладонь к Сашиному лбу. Подхватывает пальцами мокрую прядь, прилипшую к его лицу, и с ювелирной точностью откидывает назад, ни разу не потянув ни за один волосок. Так легонько, так осторожно — Саша даже не хмурится. Тошка не может не порадоваться: прядь очень настоящая на ощупь. На подушечках пальцев остаётся влага. А на подушке под Сашиной головой, наверное, уже целая лужа. Не похоже, чтобы Собакин удосужился просушить волосы хотя бы полотенцем. Антон так близко к Саше, что отчётливо чувствует аромат розмарина и имбиря. Наконец, медленно прикладывает ладонь к Сашиному лбу. Как он и ожидал, лоб горячий. Но не слишком. Хочется верить, что парацетамол правда начал помогать, и скоро Собакину станет ещё лучше. Пока ладонь замершего Тяночкина лежит на Сашином лбу, рациональные мысли быстро покидают его кучерявую голову. Он не спешит убирать руку. Непослушная прядка так и норовит упасть обратно. Шатену ничего не остаётся, как помешать ей: он аккуратно проводит ладонью вверх по белым волосам, едва касаясь их. Душистая мокрая солома, почти что колющая пальцы. Или мокрое гнездо, в которое бережно вплетены марихуана, розмарин, кусочки имбиря. Складывается впечатление, что он не расчёсывался весь этот месяц. Антон берёт это на заметку и припоминает, где у него лежала расчёска. Проводит ещё раз, не менее осторожно. И ещё раз, как завороженный. Уже не пытается объяснить, зачем. Боится подышать в лишний раз, чтобы не спугнуть этот момент. И вдруг слышит, что даже Собакин начинает дышать легче. От этого Антошке тоже становится спокойно. Школьник не слышит, как телефон на столе пиликает новыми сообщениями. И не сразу замечает, что Сашины глаза открылись. Но они открылись. Точнее, приоткрылись. Сашин непонимающий взгляд полон сна, тумана и горячки. Как будто смотрит, но не видит. Антон замечает его, вздрагивает и отдёргивает руку. Магия момента в миг испаряется, и он возвращается в реальность. Щёки загораются от стыда. — П-прости! Я не хотел тебя трогать, я пр... проверял… — Тяночкин запинается, когда Собакин ловит его отдёрнутую руку. Сашины пальцы холодные, а хватка слаба, но в ней ощущается некая настойчивость. Он опускает тяжёлые веки. Молча тянет Антона за кисть и кладёт его ладонь обратно к себе голову. — …Температуру, — Тошик шепчет. Он, мягко говоря, удивлён. — Нгх, — слышится из-под одеяла. Робеющий Тяночкин склоняется над Сашей и шёпотом уточняет, боясь ошибиться: — Ты хочешь, чтобы я?.. Саша тем временем неуклюже тянет его руку дальше, проводя ею по своей голове. Что-то умоляюще мычит в одеяло: слов не разобрать. До Антона окончательно доходит: не до конца проснувшийся Собакин просит, чтобы его погладили ещё. — Х-хорошо? — Тяночкин поражается и вновь проводит по его волосам. Тогда ослабевшая ладонь отпускает его и падает на кровать. Саша притягивает её к себе. Зарывается носом в одеяло и снова мычит сквозь сон: — Мпф. Мгм-м. Н-н! — Всё хорошо, спи! Я глажу, не переживай, — Антон не бросает слова на ветер и честно гладит Собакина по голове. — Спи дальше. — Мгф… — Спи, хватит мычать. Беловолосый в последний раз вздрагивает и действительно перестаёт мычать. Вскоре начинает дышать глубоко и спокойно. Похоже, из тревожной дремоты он наконец-то провалился в крепкий, по-настоящему целебный сон. У Антона буря в груди и приятная пустота в голове. Теперь он не только не является преступником, но и чувствует себя полезным, всё-таки его попросили об этом. Приятно, что можно больше не осторожничать, а гладить от души. Пускай солома или веточки гнезда впиваются в пальцы, ему не больно. Антошка опёрся боком о перекладину кровати, устроился и приготовился гладить Сашу долго. Столько, сколько будет нужно, чтобы тот выспался. Всё-таки интересный человек этот Собакин. Трогать за руки, например, его нельзя категорически, иначе случится истерика или ещё что похуже. А вот гладить по голове не только можно, но и нужно — сам просит. Похоже, чтобы ужиться с ним, Антону придётся составить перечень новых правил и время от времени прокручивать их в голове, чтобы не забывать. В том, что с Сашей придётся уживаться, у Тяночкина не возникало сомнений. Антон не собирался отпускать его просто так. Его жалкие попытки оборвать связи и снова сбежать не вызывают никакого доверия. Пусть сначала выслушает его точку зрения, успокоится, хорошенько подумает, а потом уже решает, сбегать ему или нет. Скоро Антон и сам начинает клевать носом. Рука гладит глупенькую Сашину голову уже машинально. Мальчик опускает голову на кровать — бессонная ночь даёт о себе знать. Тем более, мирное сопение Собакина навевает сонливость. Телефонный звонок вырвал Антона из объятий сладкой дремоты. Он подскочил и быстро сообразил, где он. Хлопнул себя по задним карманам и понял, что дурак: попросил Сашу звонить в случае чего, а сам оставил телефон в одной комнате с ним же. Попутно быстро поднялся на затёкшие ноги, схватил телефон со стола, тихо чертыхаясь, и ответил. — Ало?! — он возмущённо прошептал в трубку, как будто человек на проводе осознанно разбудил его. — Ало, ты чего не отвечаешь? — послышался грозный голос Алины. — Я… Я суп готовил, не слышал. — он тихо ответил, подмечая, что Собакин лежал также смирно. Похоже, не проснулся. — …Суп? Эм… Ты там в порядке? — Да, в полном. Алина на том конце провода облегчённо вздохнула. Антон тем временем опустился обратно на коврик у кровати. — А где Саша? — Тут он, — он шепнул, разглядывая белую макушку. — Что-то тебя плохо слышно, щас возьму наушники… Подожди, всё точно в порядке? Почему ты шепчешь? Ты что, прячешься от него? Шатен усмехнулся: — Да нет! Всё нормально, я просто… секунду, — он в последний раз провёл рукой по мокрым волосам и, хотя Саша не подавал никаких признаков бодрствования, на всякий случай опустил телефон, наклонился над беловолосым и предупредил его вполголоса: — Я скоро вернусь. Поднялся, вышел в коридор. Прикрыл за собой дверь, оставив маленький проход для Гречки на случай, если той вздумается составить Саше компанию. Теперь можно было говорить громче: — Всё, я тут. — Чем вы там занимаетесь? Суп варите? — Ну, суп варю я, а Саша спит. Алина выдержала многозначительную паузу. — Я правильно понимаю: он припёрся к тебе после Милены накуренный и завалился спать, а ты варишь суп? — Да. Ну, сварил уже. — Хм. Пока Алина переваривала эту информацию, Антон мерял шагами коридор. Глаз случайно зацепился за канцелярский нож на комоде. Он отвернулся от него. — Скажи честно, он вёл себя подозрительно? — твёрдо спросила Чайкина. Антон замялся, вспоминая недавний инцидент, и заговорил тише: — Как бы сказать… Если честно, то да, он вёл себя очень странно, я так испугался… — Так, Антон, мне всё это не нравится. Я собираюсь и иду к тебе, нечего тебе сидеть с ним наедине. Нет, я уже готова. Выхожу, — она сказала не менее твёрдо и деловито добавила: — У меня есть перцовый баллончик, взять? — П-подожди, не надо! То есть можешь приходить, конечно, но перцовка зачем? Он не пытался ничего плохого сделать! Он просто напуган и… — Я просто возьму на всякий случай, Антон. — …Ну ладно? — До встречи. — До встречи. Парень остановился посреди коридора напротив кухни, опустил телефон, бездумно посверлил взглядом список контактов. «И почему мне никто не верит?». — Дорогой! — М? — Тошка вскинул голову. Из кухни высунулась довольная полупрозрачная физиономия Собакина. — Супчик просто объедение, — он мило улыбнулся и указал большим пальцем через плечо на Гречку, разгуливающую по столешнице: — Мы с Гречкой заценили! — Блин, Гречка, ты как туда забралась? Не пускай её к кастрюле! Отчитав кошку за несанкционированную прогулку по столешнице и накрыв кастрюлю крышкой, Тяночкин снова заглянул в свою комнату. Там ничего не поменялось: миска супа, заботливо укутанная в полотенце, остывала на столе, а Саша спал, тоже заботливо укутанный. Антон вздохнул, устало опёршись о приоткрытую дверь, и прошептал: — Ты же совсем не опасный, правда? Саша не ответил. Не зная, куда себя деть, Антон протиснулся в дверь, вошёл на цыпочках, постоял посреди комнаты. И снова сел на ковёр. — Что делаешь? — проворковал Саша за спиной. — Сторожишь? — Не знаю, — шатен честно ответил одними губами. — Могли быть поиграть, пока ждём Алину. — Прости, Саш, настроения совсем нет. — Тогда давай сторожить вместе, — он предложил и изящно опустился перед Тяночкиным. Закинул ногу на ногу, стал напевать что-то себе под нос. Спящий Саша хмыкнул и дёрнулся. Антон спохватился и положил ладонь на его голову. Сидящий Саша рядом насмешливо усмехнулся. — Не надоело тебе ещё это делать? Антон пожал плечами и прошептал: — Да нет. Мне так спокойнее даже. Как будто Гречку глажу. Собакин оценивающе глянул на сопящего себя. — Ну, этот скорее на собаку похож. — Ага, — кивнул Антон. Ожидание Алины проходило скомкано. Собакин что-то рассказывал, но Антон не стремился поддерживать беседу, дабы в лишний раз не тревожить спящего Собакина. Иногда парни поднимались, прохаживались по квартире, а потом снова возвращались к Саше. Тяночкина тянуло туда, словно магнитом. Как будто телесного Сашу действительно нужно сторожить. Во время очередной вылазки на кухню пространство квартиры заполнила трель дверного звонка. Антон кинулся открывать дверь. На пороге его ждала серьёзная Алина. — Привет, — в отличие от Саши с вампирскими наклонностями, специальное приглашение девушке не требовалось. Она сразу же вошла и хлопнула за собой дверью. — Где он? — Привет. Он… — О, Алина, привет! Чё как? — невидимый и неслышимый Алиной Саша перебил его. — Кхем. Он… — скрывая раздражение, Антон продолжил, как вдруг из комнаты послышался глухой удар, и мальчик снова затих. Судя по звуку, что-то большое упало на пол. Чайкина озадаченно выглянула из-за Тошиного плеча, и он тоже обернулся к источнику звука. Спустя мгновение тот, покачиваясь, высунулся из дверного проёма в одной толстовке и в трусах. На заспанном лице играла радостная улыбка: — Прифетик, Алин, давно не виделись! — он словил направление её взгляда, тоже посмотрел на свои голые ноги: — Ой, пардон, где мои манеры? — и исчез за дверью. Очень скоро Саша появился в новом облачении: с накинутым на плечи одеялом. Из-под него лишь немного виднелись тонкие ноги ниже колен, что Собакин посчитал уже достаточно приличным. Крепко сжимая края импровизированной мантии на груди, Саша гордо зашагал босыми стопами по коридору. Длинный подол волочился за ним, собирая всевозможную пыль и кошачью шерсть не хуже швабры. Он остановился у плеча Антона перед Алиной и поздоровался ещё раз: — Приветики. Как дела? Девушка не посчитала нужным отвечать. Казалось, она хотела сделать шаг назад, но сдержалась. Рука Алины напряжённо сжимала сумочку в виде розового мороженного, в которой, несмотря на её безобидный вид, прятался перцовый баллончик. Она смерила Собакина недоверчивым взглядом, осмотрев его с головы до пят. Саша не решился задавать ещё вопросы, и тоже молчал. Антон и подавно. Призрачный Саша зевнул. Обстановка быстро накалялась. Тяночкин решил взять ситуацию в свои подрагивающие руки. Что поможет сблизить друзей? Конечно же, чаепитие. — Я пойду сделаю чай. Алин, тебе какой? — Неважно, — она бросила, пока сверлила Собакина холодным взглядом. Тот отвечал непонимающей улыбочкой. — Понял, — пролепетал Тяночкин и поспешил на кухню. Он рассчитывал, что ребята не будут долго задерживаться в прихожей и рано или поздно последуют за ним. Напряжённую тишину разрезал звонкий хлопок. Тошка споткнулся о собственные ноги от неожиданности и обернулся, не дойдя до кухни. — Это за наркотики, — отчеканила Алина. Её глаза горели не просто яростью, а настоящим праведным гневом. Саша застыл с повёрнутой к стене головой. На его щеке с каждой секундой всё ярче вырисовывался красный след от ладони Чайкиной. — …Шправедливо, — хрипло ответил надломленным голосом. Покачивался из стороны в сторону. Производил крайне хрупкое впечатление. Рука Алины поднялась во второй раз. Собакин даже не пытался отступить или прикрыть только что ушибленную щеку. С трудом стоя на ногах, он смиренно ожидал своей участи. В отличие от Тяночкина, которого эта ситуация не устраивала. — Алин, ты?.. Ты что делаешь? — Антон сделал шаг к ним, но не успел. — А это, — недолго думая, девушка ударила ещё раз, — за Антона! Антону показалось, что в этот раз хлопок прогремел громче. Если под белыми лохматыми волосами у Саши всё-таки были мозги, то Алина устроила им действительно сильную встряску. Ни они, ни его ослабшее тело не выдержали. Сашины колени подогнулись, он стал заваливаться назад, сделал пару безнадёжных шагов и, отрывисто охнув, повалился на пол. — Алина, ты что творишь?! — Тоша вскрикнул и кинулся к Собакину. В последний момент подхватил его под руки, но тут же упал вместе с ним, приземлившись на колени. — Саша, ты живой?! Голова Собакина упала на Тошины колени, руки бессильно раскинулись, одеяло слетело с плеча и, как бы он не старался это предотвратить, открыло взору друзей его голые ноги. Не разлепляя глаз, он прохрипел: — Нгх… Где я? — Сашенька, ты дома! У меня дома, — Антон склонился над парнем и легонько похлопал его по щекам. Хлопки не возымели никакого действия, и вместо этого он заботливо потёр большим пальцем место удара. — Не молчи! Ты как? Скажи что-нибудь!!! Саша запрокинул голову, туманно посмотрел на до чёртиков напуганного Антона сквозь прилипшую к лицу чёлку и с придыханием пролепетал: — Ёжики… — Алина, ты его сломала! — парень взвыл, прижимая к себе голову друга. Они походили на Ивана Грозного со своим сыном с одноимённого полотна. Алина наблюдала за происходящим в замешательстве. Сашина покорность и фееричное падение здорово сбили её с толку, как и молниеносная реакция Тяночкина. Наконец, слегка отвернулась и заговорила: — Пусть не придуривается, не так уж сильно я ударила… — она взывала к доводам разума, но в дрогнувшем голосе слышалась неуверенность. Антон едва сдерживал слёзы: — У Саши жар, он не ел хрен знает сколько, только-только температура начала падать, а ты его дубасишь! — Ох. Ох… Я не знала, — Алина заметно забеспокоилась и даже слегка побледнела. Она наклонилась над развалившемся на полу Собакиным и принялась спрашивать. — Саш? Саш, ты меня слышишь? — Та вшо нормально, ребят, кхе-кхе. Я… Я ж придуриваюсь, — Собакин пробормотал, покашлял и улыбнулся, не без труда переворачиваясь на бок. Натянул одеяло на плечо. — Точно? —Тяночкин обеспокоенно уточнил, тщетно пытаясь заглянуть ему в глаза. — Кхем. Точно, — Саша шмыгнул носом, подложил руку под голову, подтянул ноги к себе и принялся устраиваться на Тошиных коленях поудобнее. — Эй… Эй, ты что, дальше спать собрался?! — Угу, — Собакин протянул, зевая. — Тут удобно... — Ты охренел в конец, вставай давай! — Тошка принялся безжалостно подниматься и, что было немного сложнее, тянуть за собой обмякшего Сашу. — Раз проснулся, иди поешь, суп стынет! Вначале Саша что-то протестующе мычал, но сил сопротивляться не осталось, и вскоре ему пришлось переставлять подкашивающиеся ноги, пока Антон затаскивал его на кухню. Призрачный Собакин при этом любезно уступил путь и неспеша последовал за ними. Вскоре Антон выскочил в коридор, засеменил в свою комнату, исчез за дверью. Тут же появился с миской супа и поспешил к Сашам. Замешательство Алины за это время только усилилось. Она сделала несколько шагов и неуверенно заглянула в кухню. — Вот ложка. Вот тарелка. — Шпашибо. — Подогреть суп? — Не, ефо тёплый. — Кушай. — Шпашибо, — Собакин бубнил себе под нос. Усаженный на один из стульев, он снова закрутился в одеяло, да так плотно, что походил на гусеницу в коконе. Опустил голову и с необъяснимым трепетом смотрел на предложенные ему миску и ложку. Антон тем временем суетился вокруг Саши, словно медсестра у тяжело больного. Второго Сашу Алина не видела, но он сидел рядом, подпёр голову рукой и с интересом наблюдал за происходящим. Промурлыкал: — Дорогой, а мне суп? В ответ Антошка только вздохнул, давая понять, что сейчас было неподходящее время. — Антон, — позвала Алина, — можно тебя на минуточку? Парень оставил Сашу и подбежал к девушке. Она повела его вглубь коридора, подальше от Саш. Наконец, она остановилась, решительно развернулась, наклонилась к Антону, посмотрела ему в глаза и по-заговорщицки зашептала: — Он собирался тебя грохнуть, а ты ему супчик приготовил? Антон уронил плечи и отчаянно зашептал, тоже по-заговорщицки: — Ну да, а что ещё делать?! Ему же нужно поесть. — Антон… — она прикусила губу и вгляделась в лицо парня то ли с жалостью, то ли с разочарованием. Тяночкин не стал этого терпеть и зашептал ещё горячее: — Алина, ты его видела? Он совершенно безобидный. Ну, посмотри на него! — взял Чайкину за руку и повёл обратно. Девушка многозначительно охнула, но беспрекословно последовала за ним. Они остановились у кухни и заглянули в дверной проём. — Вот, — Антон шепнул ей, — посмотри! Алина посмотрела. Саша изогнулся в позе, производящей крайне неудобное впечатление, кое-как высунул руку из своего кокона, взял ею ложку и неуверенно водил ею в супе. Склонив голову, он сверлил тарелку грустным взглядом. Осунувшееся усталое лицо и тонкий силуэт в одеяле придавали всей картине болезненный, печальный вид. Тяночкин не выдержал и прикрикнул на него: — Саша, ешь! Тот встрепенулся и принялся активнее ковыряться ложкой по содержимому тарелки, криво улыбнулся и ответил: — Хо… хорофо! На этом Алина решила, что увидела достаточно. На этот раз она сама взяла Антошку за руку и потянула обратно в коридор. — Но ты говорил, что Саша тебя напугал? — она зашептала, хмурясь. — Он вёл себя странно? — Да, в общем… Ну, Саша всегда странный, — шатен запнулся, стиснул пальцами своё предплечье и отвёл глаза в сторону. — Но… — Но? — Но сегодня… он сказал… — Антон глубоко вздохнул и затараторил: — В общем, он столько всего наговорил и собирался уйти. Я хотел остановить его. Схватил за руку и… — И? — Не знаю, — он продолжил упавшим голосом, — начался какой-то кошмар. Он вырвался, кричал, чтобы я его отпустил, чуть ли не плакал, хотя разве… — плечи передёрнуло. — Хотя разве я мог сделать ему больно, я же просто схватил его за руку? — Продолжай, — Алина кивнула. Казалось, она начала о чём-то догадываться. — Потом Саша закрылся в ванной, и не знаю, что он там делал, но вышел оттуда еле живой. Попросил таблетку от головы и пошёл спать. — Ого, — Чайкина сложил руки на груди и задумалась. — На тебя хоть не кидался? Агрессию не проявлял? — Нет. — Хотя бы это. Они немного постояли молча, и Антон размышлял, хочет ли Алина сказать что-то ещё. Она не спешила это делать, но с каждой секундой выглядела всё грустнее. — Знаешь, теперь мне его жалко. Тяночкин неторопливо кивнул. Ему-то Сашу давным-давно жалко. — То есть… — Чайкина вопросительно глянула на мальчика, — ты же понимаешь, откуда может быть такая реакция, да? Он отвернулся, беспокойно потеребил рукав рубашки и выдавил из себя: — Думаешь, кто-то сделал с ним что-то плохое? Алина пожала плечами. — Да, видимо. С кухни послышался хриплый, сдавленный крик: — Т… То-офа! Конечно же, Тяночкин сразу метнулся к Сашам. — Что такое? Из гусенички Саша стал постепенно превращаться в человека: он уже освободил обе руки из кокона. На коленях у него образовалась Гречка. Передними лапами она опёрлась о край стола и с упоением нюхала тарелку. Радостный Сашка поддерживал кошку за бока, помогая тянуться к супу. Он обернулся к Антону и радостно спросил: — А Гречке можно шупчик? Второй Саша наблюдал за балованием Гречки с большим удовольствием, прикрыв глазки и улыбаясь не менее радостно. — Саша! Нет, нельзя, пусть ест кошачью еду, — к огромному сожалению обоих Саш, Тяночкин конфисковал кошку у одного из них и отправил её гулять по полу кухни, подальше от стола. — Но она так хотела… Нервы Антона были натянуты до предела. — Что мне сделать, чтобы ты поел?! — …Прошти, — Саша пробормотал. Ухмылка сошла с его лица, он сел поближе к столу, взялся за ложку и наконец-то начал есть. Тяжело вздохнув, с чувством выполненного долга Тяночкин тяжело опустился на стул напротив. Чайкина осторожно вошла и присела на стул между ними, напротив призрачного Собакиного. Тот зачем-то подмигнул ей, но её взгляд был прикован только к телесному Саше. — Хочешь суп? — Антон поинтересовался. Алина покачала головой: — Спасибо, Тоха, но я ела недавно. — Окей. Сначала Собакин подносил ложку ко рту как бы механически, едва ли испытывая что-либо, кроме лёгкой тошноты. Однако с каждой новой ложкой его глаза загорались жизнью, а вместе с жизненными силами возвращался ранее потерянный аппетит. Вскоре Саша уже не просто ел, а пожирал эту несчастную тарелку супа, жадно и безжалостно, словно хищник свою жертву. Алина смотрела на него с опаской и слегка отстранилась, чтобы капли не заляпали её кофту. — Вкусный, наверное, — она решила, наблюдая за Собакиным, который к тому моменту отложил ложку и пил бульон прямо из миски. Она обернулась к Тяночкину: — Знаешь, а налей мне тоже. Антон улыбнулся, встал из-за стола, налил ещё одну порцию и гордо поставил её перед Алиной. Саша расправился с остатками бульона, с грохотом опустил тарелку на стол, вытер рот тыльной стороной ладони и выдохнул. Не сказать наверняка, в чём именно, но он преобразился. Удивительно, но одной таблетки парацетамола, короткого сна на удобной кровати и тарелки супа вполне хватило, чтобы из ходячего трупа превратить Собакина в мало-мальски приличного, живого человека. Он обернулся и глянул на Тошика живыми, голодными глазами: — Можно добавки? — Конечно, — тот выхватил тарелку из Сашиных рук. — Ну как, вкусно? Пока из-под лёгкой руки Тяночкина половник снова наполнял тарелку, Собакин помотал головой и бодро ответил: — Нет, ужасная гадошть! — Гадость?.. — Антон обернулся к ребятам и захлопал ресницами, едва не уронив тарелку в кастрюлю. В этот же момент Алина отправила ложку супа в рот и скривилась: — Ой… Тош, это невозможно есть. Ты соль не пробовал добавить? — А, соль! — если бы руки не были заняты половником и тарелкой, Антошка бы хлопнул себя по лбу. — Сейчас! Дополнительная тарелка была поставлена перед Сашей, и он принялся за неё ещё до того, как Антон вручил ребятам солонку. Когда Сашу всё-таки уговорили посолить суп, он попробовал его и пришёл в искренний восторг: — Офигеть, теперь ещё вкушно! Тофенька, ты гений кулинарии. — Хах… Спасибо. За компанию Антон взял тарелку для себя тоже, сел обратно и присоединился к трапезе. Действительно, стоило добавить соли, и вкус получался не то что сносным, но даже хорошим. С маминой стряпнёй не сравнится, но всё же! Какое-то время тишину прерывали лишь стук ложек о тарелки, тихое жевание да печальные вздохи призрачного Саши, которого супом обделили. Антону было чистосердечно жаль беднягу, но он правда не мог придумать, как объяснит свои действия друзьям, если поставит четвёртую тарелку супа у «пустого» стула. Поднеся очередную ложку ко рту, девушка помедлила и нахмурилась. Опустила её обратно в суп и нарушила молчание: — Прости, что ударила. Я не знала, что тебе так плохо. Саша отвлёкся от увлекательного поедания супа. Обаятельно улыбнулся и махнул рукой: — Ой, да не парься! — Но я бы сделала это снова, — Алина холодно продолжала. — Я считаю, тебе это жизненно необходимо. Получить от кого-то по башке и услышать, что ты идиот. — Хех! Да, это точно. Образовалась небольшая пауза, даже жевание почти прекратилось. Не меняя строгого тона, Алина спросила: — Где ты был? Саша робко поднял взгляд на девушку, а потом перевёл его на Тяночкина. — Тоша уже спрашивал. Он тебе не рашкаживал? — Эм… — спохватился Тяночкин. Даже если Саша повторится, он был бы крайне рад услышать о его похождениях ещё раз, тем более, в компании Алины. Так повышался шанс хоть что-нибудь понять. — Отвечай, — приказала Алина. — К маме еждил, потом… — Собакин начал, водя по супу ложкой и рассматривая кусочки овощей в нём с таким заинтересованным видом, словно видел их впервые. Он избегал её взгляда и прятал голову в плечи, словно Алина и была его мамой, которая отчитывала сына. — А можно не врать? — Алина нетерпеливо постучала ноготками по тарелке. Собакин моргнул и уставился на неё с искренним удивлением. — Я не вру. — Пока мы искали тебя, нам пришлось провести небольшое расследование, — выдержав паузу и переглянувшись с Антоном, она добавила чуть тише: — Так что мы знаем, что твоих родителей нет. Высунутая из-под полы одеяла тонкая рука Собакина бессильно опустилась, а за ней — плечи. Жизнь в его глазах угасла также быстро, как и разожглась, и он опять чем-то походил на труп. Словно что-то оборвалось или сломалось. — А-Алина, — Антон не выдержал этой метаморфозы, положил руки на стол, привстал со стула для убедительности и протестующе заговорил: — может давай потом об этом, когда Саше станет лучше? Он же ещё не пришёл в себя. Алина собиралась возразить, но поникший Собакин её опередил: — Ну, знаете… Родителей нет, а дом остался. Друзья замолчали, обдумывая услышанное. — Очень интересно, — подытожила Алина. — И ты там жил? — Нет. У дружей. — У каких ещё друзей? — У новых. Пожнакомился в больнице. На самом деле, Тяночкин восхищался способностью Алины вести допрос. Она говорила сурово, задавала меткие вопросы, не распылялась и по итогу получала краткие, но достаточно чёткие ответы. Антон так не умел. У Алины, в отличие от него, как минимум, не было отвлекающего фактора в виде скучающего призрачного Саши. Тот время от времени зевал и, когда Антон имел невнимательность обратить на него внимание, кокетливо хлопал ресницами. — И как ты попал в больницу? Решил бросить? Но этот вопрос надавил на ещё одно больное место, загнав Сашу в угол. И без того упавший духом, он замялся, не в силах ответить сразу. Отпустил ложку. — Ой, — вырвалось из уст Тяночкина. Чайкина обернулась к нему: — Что? Антон с жалостью пролепетал: — Пусть Саша не отвечает, если не хочет. — Почему?! — Посмотри, ты ему этими вопросами аппетит портишь. Вдруг Собакин неестественно весело рассмеялся: — Ха-ха, ребят, вы прямо добрый и злой полицейский, ха… Алина пыталась сохранять хладнокровие, но слова вылетали резко: — Антон, да хватит с него пылинки сдувать. Пусть отвечает на наши вопросы. Тебе что, только до супа есть дело? — Ты просто не знаешь, насколько сложно заставить его поесть! И вообще, я в этот суп вложил душу, понятно? — Лучше бы ты туда соль положил. — У-у, Алина, раунд! — протянул прозрачный Сашка. А Саша в одеяле снова захихикал: — Ахах, и ругаетесь, как женатая пара. Его замечание остудило пыл обоих. Антон с Алиной надулись и отвернулись друг от друга. Тем временем повеселевший Собакин, опять бултыхая ложку в бульоне, прикрыл глаза и мечтательно добавил: — Антон — мама, Алина — папа. Я — сыночек, разочарование семьи. А Гречка — младшая сестра… — А я тогда мамин любовник? — Антону подмигнул другой Саша. Тяночкин боролся с желанием закрыть лицо руками. Встретившись с томным взглядом телесного Саши, Антон посмотрел на него и на его тарелку так яростно, что тот понял его без слов и продолжил есть. Алина каким-то образом нашла в себе силы серьёзно продолжать допрос: — Ладно, Саш, шутки шутками, но у меня ещё один вопрос к тебе. Это меня интересует больше всего. — Слуфаю, — по-доброму пробормотал Саша и поднёс ко рту ложку. Метал столового прибора и колечек в губе тихонько звякнули друг о друга. Алина сложила руки на стол, сцепив их в замок: — Почему ты хочешь убить Антона? Не было предела Сашиному удивлению. К такому вопросу он точно не был готов. Настолько, что бульон, который в этот момент был у него во рту, феерично брызнул прямо на сидящего напротив Антона. — Ты прикалываефся?! Кхем, какое нахрен, кхе-кхе, убить Антона? Кхе, конечно не хочу! Кто вам такое сказал? Тяночкин вскочил и протёр лицо рукой, с ужасом осматривая свою рубашку: — Блять, Саша! Я весь в супе и в слюнях твоих! — Блин, шорри, я не хотел! Ворчащему Тяночкину пришлось с позором удалиться в ванную, чтобы хотя бы умыться. До него доносились голоса друзей с кухни: — Вообще-то, это Милена сказала. — Она пиждит! Я Антона пальцем не трону, вы как могли поверить вообфе? — А зачем ей врать? — Я откуда знаю? Мштит, наверное, или прикалывается, да хуй её жнает! Умывшись, Тяночкин принялся раздражённо оттирать пятна с рубашки. — Почему ты шепелявишь? — Во, — последовала тишина. Несложно было угадать, что в это время Саша демонстрировал девушке свой проколотый язык. — Что-о-о?! — она выкрикнула и позвала Антона: — Антон, ты видел его язык? Такой пирсинг прикольный! — Видел, видел… — парень пробормотал. Ему померещились отдалённые голоса. Ну, шум в голове не был чем-то необычным. Но потом Гречкины лапки засеменили к входной двери, а голоса стали отчётливее. Щёлкнул замок. Это уже не просто шум в голове: родители вернулись. Антон тихо выругался и стал лихорадочно вытираться, когда дверь открылась, и грянул мамин голос: — Хватит уже ворчать, никаких сил нет! — Ань, ты опять половину зарплаты спустила на свои цветочки… — Ну и что? Есть вторая половина. — Так ты её на удобрение спустила! — папа рявкнул, и на пол рухнул тяжёлый пакет, судя по всему, полный удобрений. — Ой, не начинай! Тяночкин выбежал встречать отца с матерью. К его удивлению, у мамы в руках был не один, а целых два вазона. Орхидеи в них были необычных цветов: в одном — персиковые с прожилками, в другом — с жёлтыми лепестками, которые пестрили розовыми пятнышками. Интересные, красивые, яркие и, что самое главное, не крашенные. Понятно, почему они привлекли мамино внимание. — Мам! — О, Антон. На, — она собиралась сунуть ему тяжёлые горшки. — Так, а что с тобой? Чего ты мокрый? — Мам, у нас… — прежде чем что-то объяснять, Тоша кинулся к орхидеям и хотел предупредить, что у них гости. Но Алина вышла из кухни и опередила его: — Здравствуйте! Стоило маме увидеть Алину, как её раздражение сразу исчезло: — Алиночка! Привет. Смотри, какие я орхидейки ухватила. — Очень красивые, — кивнула Алина. Антон напрасно попытался забрать вазоны, мама словно нарочно перестала его замечать и держала их крепче некуда. — А это же?.. — её взгляд зацепился за зелёную куртку, висящую на вешалке. — Добрый день! — из кухни выглянул улыбчивый обладатель куртки, всё ещё завёрнутый в одеяло. — Какие чудесные цветочки, тёть Ань, прошт… просто нет слов! Вам идёт. Увидев Сашу, мама охнула и отпустила вазоны. Младший Тяночкин подхватил их в последний момент и судорожно прижал к себе. За мгновение, в которое ему удалось поймать их, вся жизнь пробежала перед глазами. — Ой, Сашенька! — мама вскрикнула, округлив накрашенные глаза. — Ты вернулся! Я так рада тебя видеть! — Я т… тоже рад, — Собакин запнулся, когда на радостях тётя Аня подошла к нему и заключила в крепкие объятия. Она крепко сжала его тонкие плечи и похлопала юношу по спине, приговаривая: — Как же ты нас всех напугал! Мы очень волновались. Как хорошо, что ты в порядке. Слова «в порядке» не совсем подходили Сашиному состоянию. Тяночкин напрягся, но Собакин, вопреки его опасениям, не стал вырываться или просить его отпустить. Он оцепенел лишь на мгновение, а потом робко высвободил одну руку из-под покрывала и осторожно приобнял тётю Аню в ответ. Когда она отстранилась, беловолосый поспешил спрятать руку обратно под одеяло. На его губах играла счастливая улыбка, а глаза трогательно заблестели. — Где же ты был? Он шмыгнул носом и махнул рукой: — Ну, это долгая история! — А мы никуда не спешим! Антон, неси орхидеи в гостиную. — П-понял, — он потопал выполнять мамино поручение. — Ребята, голодные? — Антон нас уже покормил, — ответила Алина. — Так, дети, не стесняйтесь, — мама подхватила ещё один пакет, в котором кроме удобрений также оказались продукты, — идёмте на кухню. Теперь к Саше также подошёл папа Антошки. Обнимать он его не стал, зато сердечно пожал руку. После этого весь народ отправился на кухню. Стоило Антону показаться на её пороге, как мать прикрикнула: — Антон, ещё стул принеси! Недолго думая, он прихватил табуретку из своей комнаты, как предмет, наиболее подходящий под описание стула. — А это что? — мама поморщилась, разглядывая порядком остывший суп в кастрюле. — …С-суп, — пропыхтел Антошка, пробираясь по узкой кухне с табуреткой в руках. — Антон сам готовил, — вставил Собакин. — Да, и он вкусный, — добавила Чайкина. — Ого, — мама недоверчиво покосилась на сына. — Молодец. Тяночкин поставил табуретку между Алиной и прозрачным Сашей и уже собирался сесть на неё, но Саша в одеяле поспешил занять его место. — Чур я тут, — он усмехнулся. Стул во главе стола, на котором до этого восседал Собакин, уже оказался занят папой. Ещё один, рядом с ним, очевидно, предназначался маме. Ещё один стул за Алиной, табуретка — за телесным Сашей. И тогда Антошка понял, что чтобы сесть, ему придётся прогонять со стула призрачного Сашку. — Тоф, шадись ш нами, — Саша шепнул ему. — Угу, — Антон устало кивнул и неуверенно подошёл к занятому Сашей стулу. Поджал губы, выжидающе постучал по спинке, вздохнул. Сашенька наконец-то поднял на него глаза: — М? — Что-то не так? — поинтересовалась Алина, с беспокойством рассматривая Тяночкина. — Нет, всё хорошо. Просто… — он пристально посмотрел на полупрозрачного Сашу. Тот наконец-то понял намёк и встал. Улыбнулся, галантно указав на освободившееся место: — Прошу. Тошка кивнул и сел. Джентльмен рядом вежливо покашлял, привлекая внимание к себе. — А мне где сидеть? Тошка виновато опустил глаза и промолчал. Саша вздохнул: — Эх, опять под стол, — а затем уже из-под стола донеслось: — Не ценишь ты меня, Тошенька... — Так что, Антон, суп нальёшь нам? Или мне самой всё делать? — Д-да, сейчас, — шатен выбрался из-за стола, чуть не поскользнувшись на свисающем с Саши одеяле, и захлопотал. — Так, сейчас накроем стол, отпразднуем… — мама бормотала, копаясь в пакете с продуктами. — Сегодня какой-то праздник? — Тошка удивился. — Сегодня же день Святого Матфея, Тоша, как ты мог забыть, — подсказал Саша. — Вообще-то, Саша, мы собирались отпраздновать твоё возвращение! — мама достала из пакета упаковку пирожных и гордо поставила в центр стол. — Кому пирожное? — Ого… — удивился Собакин. — Можно мне? — Алина времени зря не теряла. — Конечно! Антон, давай сюда тарелки для пирожных. И поставь чайник! — …Угу, — бедный Антон метался по кухне, как белка в колесе, с трудом соображая, как одновременно налить пару мисок супа, достать и раздать стопку тарелок, заварить чай, и это всё — имея только две руки. — В общем, Саша приболел, поэтому я решил приготовить что-то, ну, лёгкое… Куриный суп, типа… — не успели родители попробовать или как-то прокомментировать готовку Антону, а он уже бессознательно оправдывался за неё, ставя перед ними тарелки. — Приболел, Сашенька? — мама обеспокоенно уточнила. — Простудился, — юноша улыбнулся и пожал плечами. — Не волнуйтесь, мне уже намного лучше. Батя рассмотрел содержимое тарелки и нахмурился: — А где мясо? — Эм… — Тошик замялся, — в куриных кубиках? Мама повернулась к отцу: — Это диетическое блюдо, потерпи уж один раз без мяса! — и попробовала. У Антона сердце ушло в пятки, но, чуть подумав, мама оценила суп скорее положительно: — …Неплохо. — А по соли нормально? — Да. Тошка облегчённо вздохнул и принялся раздавать всем тарелки для пирожных. — Ты добавлял сельдерей или корень петрушки? — мама поинтересовалась. — Кажется, нет. — Хорошо вначале отварить коренья в воде, которая пойдёт на бульон, а потом уже добавлять всё остальное. Можно так отваривать сельдерей, корень петрушки, например, или пастернака. Антон кивнул: — Понял, буду знать. Чайкина тоже кивнула и даже быстренько напечатала заметку в телефоне про корень пастернака, чтобы не забыть ценный совет. Отец, потерпев поражение, удручённо поедал суп. Саша под столом напевал какую-то песенку себе под нос. А Саша, что сидел за столом, жался в своё одеяло, старательно сдерживал кашель и, несмотря на усталый и болезненный вид, весь светился от счастья. Ещё недавно он сомневался, что его впустят в дом, а теперь Тяночкины устраивали целый праздник в его честь. Праздник — громкое слово. Скорее, семейные посиделки. Но от этого становилось ещё лучше. И то ли от болезни, то ли от «семейности» происходящего мокроватые глаза Саши продолжали предательски блестеть. — Саша, а как ты вообще попал к Юре? — Ну-у, — Саша протянул, вопросительно глядя на Антона. Тот подсказал: — Юрий Алексеевич. Так участкового зовут. — А-а-а, Юрий Алексеевич! Да, конечно, Юрий. Мы с ним уже лучшие друж… друзья! — при родителях Тяночкина Саша очень старался шевелить языком, даже если тот побаливал. — Да я, понимаете ли, очень люблю свежий воздух. — Свежий воздух? — переспросила Алина. — Да, свежий воздух. Спасибо, Тошенька, — Собакин запрокинул голову и улыбнулся парню, когда тот поставил перед ним чашку горячего чая. — Так вот, я вышел прогуляться. Ночью. Знаете, я думал, что комендантский час — это фикция, и что в действительности никого не хватают. Мама слушала его с упоением. — А что, хватают? — Ваще хватают! Аж синяк остался, — Саша указал на свою щеку, на которой действительно всё ещё можно было разглядеть размытый след от пятерни Алины. — Матерь божья! — Аня всплеснула руками, едва не разлив горячий чай. — Я пошутил, пошутил, извините! Это я сам ударился. — Сашуля, не бойся, говори честно. Тебя обижали в отделении? Если они там детей бьют, то нажалуемся. Мы сами на них заявление напишем! Я Юрия Алексеевича знаю лично, так что!.. Антон нервно сглотнул. У мамы разыгралось слишком воинственное настроение. — Нет, правда. Меня остановили, попросили документы показать, а документов не было. Вот и увезли в участок. Никто не бил. — И что, долго там тебя держали? — Да нет. Через пару часиков за мной мама заехала. Она просто поздно очень с работы приходит... Антон с Алиной переглянулись. Они надеялись, что хоть перед старшими Тяночкиными Саша не станет юлить и выдаст всё начистоту. Их надежды лопнули как воздушный шарик, когда чистоте Собакин, как обычно, предпочёл ложь. Мама задумчиво помешала чай. — Получается, тебя забрали в участок, потому что гулял поздно? Бери пирожное, не стесняйся. — Получается так, — проворковал Собакин, натягивая рукава кофты поближе к пальцам. — Спасибочки, — и потянулся за пирожным. Наконец-то разобравшись с тарелками и чаем, Антон уселся на своё место рядом с Сашей и Алиной. — Странно... А я думала, потому что они тебя искали, потому и задержали. — Искали? — улыбнулся Саша. — Ну да, Антошка же ходил в полицию, просил, чтобы тебя искали. У Тяночкина всё сжались внутри, а щёки наверняка загорелись красным. Он надеялся, что этот эпизод как-нибудь забудется. — Упси, — пирожное из слабой Сашиной руки приземлилось мимо тарелки. — Шорри. Мама вздохнула: — Серёжа, ты их понимаешь? Эти их молодёжные сленги. — Нет конечно, — буркнул Сергей. — Вот и я о чём! Они в этих телефонах… Пока родители отвлеклись, Саша незаметно наклонился к Антону. Ухо обдало горячее Сашино дыхание. Осиплый шёпот нёс в себе оттенок ужаса, который Сашенька усердно прятал за улыбкой: — Ты фто, жаяву на меня накатал? — Я… — Антону понадобилось время чтобы понять услышанное и усмирить колотящееся сердце от того, насколько Саша близко. Он быстро зашептал: — Нет, нет конечно, я же не хочу тебе жизнь ломать! — Х-хорофо... — Что вы там шепчитесь? — поинтересовалась Аня. Саша прокашлялся и продолжил будничным тоном: — Оу, да просто интересуюсь у Антошки, зачем было аж в полицию ходить! Ха-ха… — Как зачем? Мы все за тебя очень переживали! Особенно Антошка, бедный, он себе места не находил. — Мам… — парень вздохнул, роняя голову. — Не находил места? — задумчиво повторил Собакин, ковыряя своё пирожное ложкой. Той самой, которой он недавно кушал суп. Антон наблюдал за этим со смешанными чувствами. — Эм, Саш, может, тебе дать чистую ложку? Собакин усмехнулся и отрицательно помотал головой. Мама продолжала: — Антон ни ел, ни спал, только и думал, наверное, как тебя найти. Закрылся в комнате, почти не выходил. Если бы Тяночкин имел смелость поднять глаза, он бы мог лицезреть, как менялось Сашино лицо. В его лохматой голове происходило некое осознание, он всё чаще косился на Антона рядом, а за улыбкой и в глазах проскальзывала неподдельная тревога. — Я однажды подумала, что он ввязался в плохую компанию, представляешь? — В плохую компанию? — голос Собакина дал осечку и превратился в едва различимый хрип. — В какую? — Ну, кто там был? М-м… Матвей, кажется, да, Антон? Тяночкину уже хотелось сквозь землю провалиться от стыда. Ну почему, почему из всей так называемой компании мама вспомнила именно кота?! — …Рома, Артём. Ты их знаешь, — он глянул на Сашу исподлобья. — Рому точно. — А! Да, знаю, — Собакин облегчённо выдохнул. — Это не плохая компания. — Да, они хорошие, я их тоже знаю. Матвей вообще лучший, — добавила Алина. — Вот и хорошо, — мама тоже расслабилась и сделала глоток чая. — Знаешь, Сашенька, я очень рада, что ты вернулся. А то, когда я слышала, как Антошка плачет по ночам, у меня просто сердце разрывалось! Отец недовольно хмыкнул. — Мама, ну хватит!!! — вначале Тошика беспокоило только то, что мать его позорит, но затем пришло осознание: — Стой, ты что, слышала?.. — представление мальчика о звукоизоляции в квартире оказалось слишком далёким от истины. Его картина мира рухнула, и к тому моменту он точно был багрово-красным до кончиков ушей. — А ты что думал, что я ничего не слышу? Мама всё знает. — Ну-ну, Антон, все мамы такие, — Алина легонько похлопала Антона по плечу. Собакин хранил молчание. Едва ли можно было догадаться, что творилось в его лохматой голове в тот момент. Одно было ясно: много всего. — В общем, мы все по тебе соскучились. Да, Серёжа? Отец кивнул и утвердительно хмыкнул. — Я тоже очень сильно шкучал, — тихо проронил Собакин, крепче цепляясь за края одеяла. Прикусил колечки в губе. — Где же ты был? Что случилось? Он склонил голову, усмехнулся: — Долгая история!.. — Ну давай, рассказывай. — Хах… Алина слегка толкнула Антона в бок. Они снова переглянулись. Навострили уши. — Это по семейным обстоятельствам, — робко начал Собакин. После короткой паузы мама вздохнула и выдала следующее: — Ну, ладно, Сашенька, если тебе тяжело об этом говорить, то мы не будем заставлять. Алина и Антон мысленно выругались. Антон ещё и подумал: «Почему она с Сашей добрее, чем со мной…». — Нет, всё хорошо. Я объясню. Дело в том, что… Тяночкин и Чайкина встрепенулись снова. Собакин немного высвободился из своего кокона, чтобы было легче жестикулировал, и начал объяснять: — …в том, что мой папа умер. Повисла тяжёлая пауза. Насколько Алина с Антоном могли судить, хотя бы начало рассказа походило на правду. — Два года назад, — уточнил Саша. — Вначале мы как-то справлялись вдвоём с мамой, а потом появился этот… — он сделал вид, что даже произнести имя этого человека было тяжело. Скорее всего, заминка требовалась, чтобы придумать это самое имя: — Кирилл. Мамин ухажёр. Потом они поженились. И вроде бы Кирилл нормальный мужик. Так я думал вначале, но потом… — Саша взял драматичную паузу и поморщился. На следующие пол часа кухня превратилась в театр одного актёра. Актёр, а по совместительству автор пьесы и режиссёр-постановщик в Сашином лице, поведал невероятную историю о своём отчиме-моряке, карьера которого не задалась, а сбережения были потрачены на карточные игры и алкоголь. Вылилось это в то, что семейные отношения стали ухудшаться, а в определённый момент потерпели крах. И, конечно же, проблема заключалась не только в деньгах, но и в поведении этого самого Кирилла. Он оказался страшным человеком, который преследовал несчастную Сашину маму-покойницу и угрожал им, из-за чего беднягам и пришлось в роковой день сломя голову ехать в другой город и скрываться там. Заканчивалась пьеса уходом таинственного Кирилла в рейс, благодаря чему Собакины смогли вернуться к спокойной жизни ещё как минимум на полгода, а то и целый год. Алина с Антоном не поверили ни единому слову. Всё-таки ни одна деталь не сходилась с тем, что им было известно, не говоря о том, что ни слова не было сказано про наркотики. Они мысленно поражались Сашиной фантазии и отсутствию моральных принципов. Всё-таки не каждый осмелился бы выдумать и так просто рассказать целый роман про приключения своей покойной мамы, которая к концу истории, наверное, уже раз десять перевернулась в своём гробу. Иногда Собакин и сам путался в своей лжи, но если изначально воспринимать всё за чистую монету, то это было незаметно: он рассказывал слишком живо и убедительно, помогала харизма. Кроме того, любые несостыковки, как и его измождённый вид, можно было списать на стресс. Родители клюнули как миленькие. Особенно мама: она беспрестанно охала, ахала и ужасалась. — …А когда он вернётся, мама будет добиваться развода любой ценой, — закончил Собакин. — Какой кошмар, через что вам с мамой пришлось пройти... — пролепетала шокированная Аня, а потом толкнула мужа локтём: — Серёжа, скажи что-нибудь! — А что тут говорить? Это… — дальше батя охарактеризовал ситуацию парой бранных слов, да такими, что Антон едва ли понял их значения. — Серёжа, ну как ты при детях выражаешься, — прошипела мама, а потом обратилась к Саше: — Но почему же ты не звонил нам? Антону хотя бы? — Я в спешке телефон забыл, — признался Собакин. Одни из немногих слов, походящих на правду. — Ну и что, мог бы с маминого набрать! — Понимаете, она просила, чтобы я никому не говорил, где мы… — А-а, понятно. — Но, — Собакин вставил, — я почему-то совсем не подумал, что вы будете так волноваться, я… Мне правда жаль, что всё так вышло. — Ладно, Сашенька, главное, что сейчас с вами всё хорошо. Тебя тоже можно понять… Ну ты говори, если мы можем чем-нибудь помочь. И пусть мама заходит на чай! Вы уже давно с Антошенькой дружите, а я твоих родителей даже в лицо не знаю, надо исправлять! — мама улыбнулась. Сашенька трогательно улыбнулся в ответ и стал рассыпаться в благодарностях. Пообещал, что обязательно передаст маме приглашение. Происходящее было таким неправильным, что Антона начало мутить. — Антошка, дашь Саше мой телефон, чтобы он передал маме? — не получив ответа спустя долю секунды, Аня перешла на более высокий тон: — Так, Антон, я не поняла, ты чего такой кислый сидишь?! Саше от твоей кислой физиономии не легче. — Я?.. — младший Тяночкин оторвался от своих размышлений и похлопал ресницами. — Да, ты! Хоть посочувствовал бы, Саша же твой друг, как никак. Тяночкин почувствовал, как начинает вскипать и терять контроль. Ему и так крайне не нравилось наблюдать за устроенным Сашей цирком, так он ещё должен подыгрывать, врать, что передаст что-то Сашиной маме? Сочувствовать выдуманной на ходу истории?! Но до того, как Антон вспылил, на его плечо легла худая рука Собакина. Саша приобнял удивлённого Антошку и поспешно притянул его к себе. — Ну что вы, тёть Ань! Тошенька… он мне больше всех сочувствует. Меня никто так не поддерживает, как ваш сын. Я беш… — беловолосый хрипло выдохнул, одарил шатена грустным, виноватым и крайне нежным взглядом, ласково потрепал его по плечу, — бесконечно благодарен. Пыл Тяночкина улёгся, и он, смущённый, потупил глаза. Сердечко и дрогнувший Сашин голос подсказывали, что тот не соврал. Мама осталась довольна. Не только Антон, но и Алина не стремилась вмешиваться в разговор, и скоро тётя Аня вовлекла и её — не так, как Антошку, конечно, а вежливо, спросив, как дела у неё в школе и дома. Чайкина охотно поделилась последними новостями, даже рассказала, как успел напроказничать Максим, чем вызвала всеобщий смех. Антон уже не мог злился. Ни осталось ни сил, ни желания. Он даже стал мысленно оправдывать Сашу: подумал, что ничего другого ему не оставалось. Мало ли, чем могло обернуться, если бы он рассказал настоящую историю? Ничем хорошим. А так, родители не беспокоятся, винят во всём какого-то там Кирилла и знать не знают о наркотиках. Полилась спокойная, непринуждённая беседа. В какой-то момент Тяночкин и вовсе забыл, что находится в компании друзей, а не только в кругу семьи. Уж больно застолье походило на сугубо семейное. Одна большая семья, в которой не без странностей: патологический лжец и наркоман Собакин в одеяле, бестелесный Саша-призрак под столом, отличница Алина, зачем-то ввязавшаяся в это всё на свою голову, и крайне нервозный Антошка. Родители, которые тоже не без греха. И, наконец, самый адекватный родственник, наблюдающий за ними всеми из-за угла и вылизывающий лапку — сестричка Гречка.