Ферелденец в банке

      Если бы Нерию спросили, что кажется ей самым удивительным в её новой семье, она бы ни на секунду не замешкалась с ответом. Хотя вариантов она могла накидать достаточно. Количество туфель Паломы, в которое можно было бы обуть население небольшой страны. Любовницы Рафаэля, из которых он мог бы собрать себе армию, и между которыми лавировал так успешно, что они до сих пор не выдрали глаза ни ему, ни друг другу. Хозяйственность Кабана, которая никак не вязалась с его обликом жуткого мужика с руками убийцы. Неприязнь к ней Хосе, хотя уж он-то, с детства живя с уродующим лицо шрамом, должен был из всех присутствующих испытывать больше всего сочувствия к магам, как ко всеобщим изгоям.       Но ничто из этого не вызывало у Нерии столько вопросов, сколько негласная традиция разношёрстной компании ежедневно собираться за общим столом. У них не всегда получалось, в силу различных обстоятельств, но они старались не упускать возможности поесть стряпню Кабана всей семьёй хотя бы раз в день. За завтраком – расталкивая дрыхнущего после ночных похождений Рафаэля. За обедом – вытаскивая Хосе из его превращённой в мастерскую комнаты, где он собирал капканы на продажу. Или за ужином – отбирая у Нерии книгу, которая, по словам Паломы, никуда не денется, в отличие от друзей, имеющих свойство пропадать, если им не уделять внимание.       Сначала Нерию это очень угнетало и даже пугало. В Круге общая столовая была для неё кошмаром из Тени. Нет, ей не плевали в еду и не ставили подножки, пока она несёт свою миску с супом. Даже если бы хотели – храмовники, зорко следящие за поведением своих подопечных быстро бы это пресекли. Но пока в жизни Нерии не появился Йован – она ела одна. Её сторонились, её место всегда было в конце лавки, рядом с ней образовывалось пустое пространство, которое никто не стремился занять, чтобы спросить, как у неё дела, или обсудить, кто из мальчиков с курса духовных целителей самый красивый. Бывало, Нерия просто хватала кусок хлеба и тихо просачивалась к выходу мимо храмовников, чтобы её неизбежное одиночество хотя бы не контрастировало болезненно с чужим весельем и беседами.       Поэтому, поселившись в своём новом антиванском доме, она сначала пыталась есть в своей комнате, радуясь личному пространству, которое она имеет право свободно занимать, не прячась от храмовников. Гораздо приятней есть за своим столом, уткнувшись в книжку, чем прятаться по углам, быстро жуя хлеб и озираясь, чтобы храмовники не нашли её и не вернули в столовую.       Ей быстро объяснили, что тут так не принято, и огромный стол в огромной кухне существует для того, чтобы вся семья собиралась за ним для поедания кулинарных шедевров Кабана, обсуждения текущей повестки и пустой болтовни. Нерия, которая социализировалась по углам с куском хлеба, немножко с Йованом и ещё со старшей сестрой в эльфинаже, в светских беседах была плоха, поэтому сразу приготовилась к тому, что всё будет, как в столовой Круга.       Но Палома и Рафаэль с первого дня знакомства с ней вели себя так, будто во всём Тедасе нет никого интересней Нерии. Они постоянно вовлекали её в разговор и заваливали вопросами, половина из которых были некорректными, неуместными и очень личными, но Нерии, при всём её смущении и демонстративном негодовании, это нравилось. Потому что она больше не была изгоем в собственном доме, которым раньше был Круг, а теперь стало это антивское общежитие. Рафаэль с Паломой интересовались ею, даже излишне, Кабан кормил её на убой и, как казалось Нерии, постоянно подсовывал ей лучшие куски – если мясо, то без прожилок и жира, если пирог, то ту часть, где больше всего начинки, если яблоко, то самое румяное, и даже Хосе, хоть и сказал в их первую встречу, что ей тут не рады, никогда не делал вид, что Нерия – пустое место. Напротив, она была для него колючей занозой в жопе, о чём он не стеснялся в открытую заявлять, но и это было гораздо лучше, чем безразличие.       В последнюю неделю они собирались ежедневно, потому что близилось празднование Первого дня, и Кабан предавался любимому занятию с особой страстью. Нерия уже попробовала какой-то густой сливочный суп с креветками и кальмарами, начинённые фаршем огромные макароны, рыбу, целиком зажаренную в соляном панцире, куропаток в чесночном соусе, который она облизала с тарелки, а потом выпросила у Кабана отдельно, чтобы макать туда хлеб, и спаржу с сыром. А ещё целую гору печенья с миндалём и шоколадом и белое игристое вино, которым всю эту еду в предпраздничную неделю традиционно полагалось запивать.       Сегодня на ужин были кукурузные лепёшки с начинкой из рыбы в каком-то кислом маринаде, и Нерия запихивала в себя уже четвёртую, умом понимая, что она объелась, но душой не готовая расстаться с едой, пусть даже она уже лишняя. – Сурана, ты не треснешь? – спросил Рафаэль. Он сидел напротив Нерии, подперев рукой подбородок, и смотрел, как она, свернув лепёшку, заталкивает её в широко раскрытый рот. – Рафаэль, отстань от неё, – отозвалась сидящая возле Нерии Палома, болтая вином в бокале, – пусть ребёнок ест. – Да я просто волнуюсь, что она по швам разойдётся. – Тебе еды жалко? – Когда мне было жалко еды? – возмутился Рафаэль. – Пусть хоть меня съест, лишь бы заворота кишок не случилось. – Ешь, лапуля, не слушай его. – Очень вкусно, – с набитым ртом сообщила Нерия. – Да тебе всё вкусно, – ехидно ответил Рафаэль и обратился к Паломе, – знаешь, что ей Кабан вчера приготовил? Кабан, скажешь? Ладно, я скажу. Омлет с картошкой. Омлет. С картошкой. – Я люблю картошку, – буркнула Нерия. – Лучший повар Тедаса готовит для тебя изысканные антиванские блюда, а ты всё равно просишь картошку. – Мне не сложно, – глухо отозвался Кабан. – Что дальше, Сурана? Попросишь квашеную капусту тебе в гаспачо положить? – Может и попрошу. Чё ты домотался до меня? – огрызнулась Нерия. – Ты меня провоцируешь. – Чем я тебя провоцирую? Я просто ем. – Ты не просто ешь, – возразил Рафаэль, – у меня уже сил нет смотреть, как ты этими лепёшками…       Он сложил ладонь в трубочку, поднёс к приоткрытому рту и оттопырил щёку, надавив на неё языком изнутри. Нерия вспыхнула и отложила недоеденную лепёшку. Хосе заржал, проходящий мимо Рафаэля Кабан отвесил ему лёгкий подзатыльник огромной лапой. – Кобель паршивый, – обругала его нежным голоском Палома. – Не, главное, лепёшки своим порочным ртом удовлетворяет Сурана, а кобель – я.       Нерия пнула его в колено под столом. То, что они спят, не повод свои вульгарные фантазии за ужином озвучивать. А это были именно фантазии. Никого она ртом не удовлетворяла. Ни его, ни кого-то другого, ни, уж тем более, кукурузную лепёшку. Кобель. Паршивый.       Кабан вышел в сад, к печи, и вернулся, неся тарелку, на которой лежали слоёные трубочки с заварным кремом, так ароматно пахнущие сдобой, что Нерия сразу же обнаружила в своём желудке ещё немножко места. Она схватила пирожное, как только тарелка оказалась на столе, и, на беду свою, бросила взгляд на Рафаэля. Он смотрел на неё в упор и ухмылялся. Можно было бы укусить пирожное в середине, чтобы не будоражить его воображение, но Нерия уже разозлилась и утратила всякое желание вести себя благоразумно. Спровоцировала она его. Нашёл провокаторшу. Не отрывая взгляда от Рафаэля, она поднесла трубочку ко рту, провела по ней кончиком языка и сунула его внутрь, слизывая крем. Глаза Рафаэля расширились, сидящий рядом с ним Хосе поперхнулся лепёшкой. Нерия обвела языком края трубочки, надавила на неё в середине, крем брызнул ей в рот, Рафаэль сглотнул, подался вперёд, опираясь локтями на стол, и… пыл Нерии охладил щелбан от Кабана. – Прости, – пискнула она и, облизнув губы, начала быстро доедать пирожное. – Позорище, – прокомментировала Палома.       И впрямь позорище. Ведут себя, как дети. Точнее, как похотливые подростки. Но она и есть похотливый подросток. Почти. Она молодая девушка, влюблённая в записного бабника, красивого, наглого и бессовестного. А он это знает и дразнит её за общим столом. Нерия бросила на Рафаэля гневный взгляд, чувствуя, как его босая нога под столом касается её. Он в ответ на взгляд беззвучно произнёс пару слов, которые Нерия опознала как: “Хочу тебя”. – Как в Ферелдене празднуют Первый день? – спросила Палома. Нерия отдёрнула ногу и посмотрела на подругу. – Не знаю. – То есть? – В эльфинаже особо ничего не празднуют. Кроме свадеб. – А в Круге? – Нууу… – протянула Нерия, присматриваясь к следующему пирожному, – там чего-то наряжали в столовой. Но я не участвовала. – Почему? – Потому что я не люблю шумные сборища, – приврала Нерия, которая в Антиве выяснила, что шумные сборища ей в целом нравятся. – У неё друзей не было, – сдал её Рафаэль, заставив Нерию пожалеть, что она делилась с ним сокровенным в перерывах между сексом. – Почему? – повторила Палома. – Потому что я никудышный маг. – Не гони, Сурана, – опять вставил слово Рафаэль, – они тебе завидовали. – Чему завидовать? Я даже костёр развести не могу. – Костёр развести – много ума не надо. Я умею разводить костёр – а я даже в Круге не учился. Я даже не маг. Ты особенная. Таким, как ты, всегда завидуют. И поэтому не любят. – Как же тебя впечатлил тот фокус с членом, – саркастически заметила Палома. – Это ты не видела, какие ещё фокусы Сурана с членом вытворяет, – не смутился Рафаэль, а Нерия быстро замотала головой, глядя на Палому. Кабан наградил Рафаэля очередным подзатыльником. – Так его, – одобрила Палома, – вот бы ещё оскопить. – Ты же сама первая от горя взвоешь. – Я жалею, что спала с ним, – сообщила Палома Нерии, – и ты тоже пожалеешь. Так, что, выходит, ты не праздновала Первый день? – Ну, не совсем. У меня был один друг, я праздновала с ним. Пару раз. Три. Три раза. Мы крали еду с кухни, забирались на вершину башни и сидели там, пока остальные веселились в столовой. Вообще, говорят, что Первый день – семейный праздник. Но магам Круга семьи не положены. Так что вот так. – Чем вы там занимались? – спросил Рафаэль. – Картошку с квашеной капустой ели, – язвительно отозвалась Нерия, расслышав в его тоне ревнивые нотки, – мы же ферелденцы. – Тоска. – Ничем мы не занимались. Сидели до рассвета, смотрели на туман над озером и грызли печенье. На праздники в Круге имбирное печенье пекли. – Сурана, у тебя все приятные моменты в жизни с едой связаны? – Ой, ну прости, что я с детства недоедала! – вскипела Нерия. – В эльфинаже и Круге разносолами не балуют, я впервые досыта пожрала в Антиве. И чё теперь, я этого стыдиться должна? – Я этого не говорил. Ты стыдишься? – Нет. Я просто хочу спокойно поесть без твоих тупых комментариев. – Ешь, сколько хочешь, – успокоил её Кабан, – я завтра тебе печенье испеку. – Ага, щас, – возразил Хосе, – завтра праздник. Ты будешь веселиться, а не этот бездонный желудок ублажать. – А вы тут как празднуете? – спросила Нерия. – Бухаем, – кратко ввёл её в курс дела Хосе. – На Торговой площади будет большой праздник, – пустилась в развёрнутые пояснения Палома, – танцы, карнавал, фейерверки. – Так на Сатиналью то же самое было, – удивилась Нерия. – Здесь такое на каждый праздник, – ответил Рафаэль, – привыкай. – У антиванцев ничего святого нет, – вздохнула Нерия. – О, Кабан, давай завтра в храме напьёмся? – предложил Хосе. Кабан одобрительно хмыкнул, Нерия возмущённо фыркнула. – Я с вами, – присоединилась к кощунственному предложению Палома. – Я с тобой после прошлого раза никуда больше не пойду. – А что случилось в прошлый раз? – спросила Нерия. – Она меня кинула, – нажаловался Хосе, – я ей говорю: “Палома, хочешь отпраздновать со мной Первый день?”, а она мне: “Конечно! Конечно, мой милый Хосе!”. Нарядилась, накрасилась, надушилась… и только мы на улицу вышли – сняла какого-то мужика, с цепью на шее толще твоей руки, Сурана. И больше я её в ту ночь не видел. – Фу, Палома, – осудила подругу Нерия. – Вас, дармоедов, эта золотая цепь потом до Сатинальи кормила, – невозмутимо отозвалась Палома, – и, если вы осуждаете меня, то почему не осуждаете за то же самое Рафаэля? – Я осуждаю! – вместе выкрикнули Хосе и Нерия. И сам Рафаэль. – Я осуждаю не за мужика с цепью, – пояснила Нерия, – а за то, что ты Хосе в праздник кинула. Он же семья. – Во-во, – подтвердил Хосе, – так что доверять в этом доме можно только Кабану, он никогда не подведёт, в отличие от пары шлюшек. – А как же я? – спросила Нерия. – Ты маг. – Поэтому мне нельзя доверять? – Да. – Правильно тебя Палома кинула, – пробурчала Нерия, – херовый ты семьянин.       Она взяла ещё одно пирожное и уткнулась взглядом в стол, принюхиваясь к запаху ванили. Какие они всё-таки странные все. Живут вместе, все со всеми спят, собираются за столом, обсуждают за ужином секс, совершенно не стесняясь, говорят гадости, будто ненавидят друг друга, но всё равно остаются в этом доме. И она теперь вместе с ними. – Пойдёшь завтра с нами на площадь? – спросила Палома, которая слова Хосе явно всерьёз не восприняла. Может, и Нерии не надо? Может, ей надо быть проще, как они? – Не знаю, наверное, – Нерия пожала плечами и посмотрела на Рафаэля, – а ты пойдёшь? – Нет. У меня на завтра планы.       У него планы. Конечно, он же нарасхват. Его девчонки за полгода, наверное, начали спрашивать, как он проведёт Первый день, чтобы забить место рядом с ним на праздники. Она сама на это согласилась. Сама выбрала быть одной из его девчонок, потому что хотела его внимания даже такой ценой, так чего теперь жаловаться. Доев трубочку с кремом и ещё немного послушав болтовню Паломы о завтрашних планах, она поднялась со стула. Рафаэль, до этого сидевший расслабленно, напрягся, готовый тоже вскочить. – Я к себе пойду. До завтра. – Спокойной ночи, – нестройно пожелали домочадцы.       Нерия поднялась по лестнице, слыша, как Рафаэль следует за ней. Прошла по коридору до своей спальни, открыла дверь, развернулась, загородив собой дверной проём и оттолкнула Рафаэля, когда он попытался пролезть мимо неё. – Ну ты чего…       Она ударила по руке, протянувшейся к её лицу. Рафаэль отступил на шаг. – Сурана, ты обиделась, что ли? – Нет. На что мне обижаться? Вот если бы ты меня раком у обеденного стола нагнул и отымел на глазах у всех – вот тогда бы я обиделась. А на язык твой поганый я не обижаюсь, у меня же самоуважения нет, помнишь? – Да я же просто шутил. – Мне было не смешно. – Зато я оборжался, когда ты слоёной трубочке отсасывала.       Нерия звонко треснула его ладонью по щеке, отпрыгнула, захлопнула за собой дверь и громко дёрнула задвижку. – Ну прости! – донеслось из-за двери. – Сурана, да ладно тебе, открой! Ну хочешь, я на колени встану!       Будь у Нерии меньше терпения и церковного воспитания, она бы заорала ему: “Перед шлюхами своими на колени вставай, с которыми ты Первый день праздновать собрался”, но, кроме остатков хороших манер, её останавливало ещё и то, что именно этим он завтра и займётся. Будет стоять на коленях перед какой-нибудь… женщиной, которая не Нерия. Перед какой-нибудь простой и незамороченной женщиной, которая беззаботно хохочет над его непристойными шутками. Почему она тоже не может просто посмеяться?       Она рухнула на кровать лицом вниз, игнорируя настойчивый стук в дверь, и ударила кулаком подушку. Через несколько мгновений в коридоре всё стихло, Нерия перевернулась на спину, слыша удаляющиеся шаги. В руке вспыхнул синий огонёк, она услышала шаги Рафаэля на лестнице и хлопнувшую входную дверь. Даже до завтра ждать не пришлось, не получил то, что хотел, от неё – и пошёл к другой. Да и похер. Завтра праздник. Пойдёт на площадь, напьётся в храме, снимет мужика с толстенной цепью. Будет весёлой, пьяной, похотливой антиванкой. Как все. Если она не хочет снова сидеть с краю лавки – ей нужно не выделываться и быть, как все.