***
Тогда осенняя хандра, страх перед толпой новых лиц или стресс из-за учебы еще не успели меня в себе утопить, как цепкие руки моих самопровозглашенных друзей уже тащили меня подальше от берега. Я только-только избавился от надоедливого статуса «абитуриента» и стал гордо зваться студентом. Родители романтично рассказывали о студенческих годах, говорили, что у меня все впереди, и наказывали хоть и развлекаться от души, но не расслабляться слишком сильно. Я сидел на заднем сидении отцовской «Тайоты Короллы» и послушно кивал. И делал это, замечу, абсолютно точно не для того, чтобы меня оставили в покое: я был действительно с ними согласен. Да, мне было всего восемнадцать, и моя жизнь еле успела нежно порозоветь рассветом у самой линии горизонта. Я был взволнован, взбудоражен и даже немного напуган тем, что уже через пару часов буду оторван от теплых родительских рук, вероятно, навсегда. Мы ехали в аэропорт, из которого я улечу в Лос-Анджелес без обратного билета, но не чувствовал заранее наступающей тоски по родным местам. Прага всю жизнь казалась мне тесной, словно связывающей мне руки, поэтому теплота и солнечная улыбка «Города ангелов» грела меня даже тогда, когда лететь до него еще почти пятнадцать часов. Родители на прощание крепко и долго обнимали меня, говорили напутствия. Отец гордо хлопал меня по плечу, а мама, когда объявили мой рейс, горестно расплакалась. Тогда я безобразно растерялся и совсем не знал чем ее утешить, поэтому вновь прильнул к ней, ласково погладил ее худую спину и, вкладывая всю свою любовь и благодарность, поцеловал в висок. Они долго махали мне вслед, а я шел спиной вперед и махал им в ответ обеими руками, не находя в себе силы отвернуться. Смотрел и смотрел на их родные, такие любимые лица и старался запечатлеть их в памяти накрепко, чтобы легко смог нарисовать точные портреты. Уже в самолете меня сковал страх и необъяснимый стыд. Словно я нашкодничал и расстроил родителей. Словно не должен был улетать. Это чувство сопровождало меня почти весь полет, пока я не уснул, обессиленный волнением. Провалился в тревожный сон; часто просыпался от детских возгласов. Снился мне университет, солнечный Лос-Анджелес, будущие безликие одногруппники и театр, в котором посреди сцены зияла большая дыра, в которую я проваливался снова и снова, когда засыпал вновь, после неприятного пробуждения. Аэропорт в Лос-Анджелесе встретил меня улыбками и быстрой мурлыкающей речью хозяев квартиры, в которой я должен был жить все время своего обучения. Но скажу наперед — через полгода я перееду в общежитие, потому что влюблюсь в свое, тогда еще практически новое, место учебы. На улице было еще тепло, совсем безветренно и шумно. Отовсюду слышались голоса и шум автомобилей. Я, привыкший к спокойному и молчаливому темпу Праги, был этим очень впечатлен. К вечеру я отправил родителям десяток фотографий: аллея славы, пирс Санта-Моники, Родео-Драйв и даже далекий «Голливуд», четырнадцатиметровые буквы которого я запечатлел со смотровой площадки Гриффит-парка. Попал домой я уже практически ночью. Свалился без сил на кровать, не удосужившись даже раздеться, и думал только о том, как же я бесконечно счастлив. Ну, и еще немного жалел, что не лег спать пораньше, ведь завтра будет мой первый день в университете. Который, к слову, я почти проспал, потому что вскочил на чистом адреналине, схватил рюкзак, взъерошил волосы и, запинаясь, побежал ловить такси. А в аудитории, где было мое первое занятие, меня ждал хмурый и тяжелый взгляд преподавателя танцев, который уже начал вводный монолог. Я парализовано остановился в проходе и уставился на него в ответ, отчего его бровь недовольно и будто в вопросе потянулась вверх. — Простите за опоздание! — громко воскликнул я, и теперь на меня смотрела уже не одна пара глаз, а больше трех десятков: мои одногруппники, стоящие в два ровных ряда, и группа актеров, которые занимались с другим преподавателем на своей половине зала. — Входи уже, не задерживай нас, — в противовес всему своему гнетущему образу, спокойно сказал преподаватель. Я пулей влетел внутрь и примостился с краю, стараясь не рушить педантично выстроенные шеренги. — Повторяю еще раз: меня зовут Би Хань, на первом и втором курсах я буду вести у вас танец и ритмику. Настоятельно прошу не прогуливать мои занятия, потому что долги вы тут никак не исправите, — Би Хань обвел нас взглядом, по очереди рассматривая каждого. За его спиной показался преподаватель другой группы, который направлялся к кулисам сцены на нашей стороне. Он прошел в паре метров от Би Ханя и, усмехнувшись, пошутил: — Да, он ужасный душнила, даже шоколадки не берет, — и глотнул из бутылки, под довольное хихиканье своей группы. Я еле сдержал смешок и стыдливо посмотрел на своих одногруппников краем глаза. Парень, что стоял рядом со мной, тоже очевидно пытался не засмеяться, сжимая губы до побеления. Мастер Би Хань посмотрел на мужчину крайне говорящим взглядом, который даже меня заставил вжать голову в плечи, но тот никак не отреагировал. Он лишь ловко ухватил черную албанскую шляпу с широкими полями и большим пушистым пером и ушел обратно к своей группе. Мастер Би Хань сердито выдохнул, поднял нахмуренный взгляд на нас и продолжил: — Мне очень жаль, что иногда у нас будут совместные занятия, — он обернулся назад, окинул громко болтающих ребят студеным взглядом, и устало выдохнул: — с ними. — А что это за группа? — необдуманно выпалил я. На меня тут же обернулись все мои одногруппники. Они смотрели с крайней степенью удивления, словно я добровольно шагнул в пропасть и через пару секунд напрягся, вспомнив то, какие взгляды метал наш преподаватель. По спине пробежался холодок, когда его темные глаза впились в мое почти испуганное лицо, но к удивлению вопрос его не разозлил. Он устало потер переносицу пальцами и помотал головой. — Это четвертый курс факультета эстрады. После театралов, наверное, самые невыносимые, — и в подтверждение этому с другого конца зала раздался громкий гогот. — А их преподаватель? — послышалось уже с другого конца шеренги. Я облегченно выдохнул: если уж и будут отчитывать за лишнее любопытство, то хотя бы не меня одного. — А их преподаватель еще более невыносимый, чем они сами, — мастер Би Хань закатил глаза и обернулся. — Его зовут Ханзо Хасаши, и он у вас вести не будет. К счастью. Но если кто-то из старших студентов будет говорить вам всякие глупости про меня и... Него, то не верьте ни единому их слову. У них очень глупый юмор, — его глаза вновь поползли ко лбу, а губы растянулись в кривую недовольную линию. — Это следствие того, что мастер Хасаши их куратор. Я непонимающе переглянулся с парнем, который стоял рядом со мной и он неопределенно пожал плечами. Никто из нас, вероятно, не понял ничего от слова совсем, но спросить напрямую так и не решился. А мастер Би Хань, истолковав это как жест понимания, начал занятие. Откровенно говоря, танцами я никогда не занимался. Однако с чувством ритма все было хорошо — это я понял из слов мастера Би Ханя. После недолгой разминки под его счет и болтовню другой группы нам дали упражнения на ритм. Если честно, мы походили на группу детсадовцев, которые старались повторить ритм при помощи хлопков, ударов по коленям и топанья ногами. Я чувствовал себя глупо. Сначала справлялись все: темп был медленным, а ритм заданный мастером Би Ханем несложным, однако когда мы справились с поставленной задачей, он все усложнил: к ритму присоединилась координация. Хлопать и шагать не сбивая ритм, а потом добавлять повороты головы на определенный хлопок было не то чтобы сложно — это было невыполнимо. Мастер Хань, кажется, был недоволен. Правда, я не понимал чем: то ли его раздражали наши потуги повторить ритм в движении, то ли вторая группа с другим мастером, которые репетировали какую-то пьесу. Поначалу группа эстрады была тихой. Голос мастера Би Ханя было слышно отлично, однако чем дольше шла первая пара, тем громче шумела вторая группа, из-за чего ему приходилось почти кричать, чтобы сказать, что мы делаем не так. По тому как мастер Би Хань бросал нахмуренный взгляд на второго педагога стало понятно — будет шоу. Би Хань с силой зажмурился. Казалось, его терпение отсчитывало свои последние секунды, и флюиды его напряжения заставили меня сжаться, будто я в эпицентре взрыва атомной бомбы. Кулаки Би Ханя крепко сжались, и он, пару секунд подождав, не выдержал и быстрым шагом двинулся в сторону шумной процессии. Его яростный топот услышал Ханзо и повернулся к нему лицом, с немым вопросом уперевшись в него глазами. Все студенты, что находились в аудитории резко замолкли. В гробовой тишине было слышно, как мастер Би Хань раздраженно шипел: — Мастер Хасаши, вы можете репетировать потише? Я не могу вас переорать! — Он ткнул пальцем Ханзо в грудь для пущего эффекта, а после обвел ладонью нас, растерянно стоящих позади. — Меня студенты почти не слышат! — Правда? — мастер Ханзо ему в ответ лишь иронично удивился. — Ваша музыка, знаете ли, тоже не хило отвлекает. Мастер Би Хань возмутился. Его рот широко раскрылся, словно он вот-вот начнет кричать, но он так и не вымолвил ни слова. Вместо этого он вновь нахмурился, повернул голову в нашу сторону, долго не сводя глаз с самодовольной полуулыбки мастера Хасаши, а когда его взгляд зацепился за меня, стоящего к колонке ближе всех, он крикнул: — Сделайте музыку потише! — я сорвался с места, в миг растерявшись. Кинулся к поющей колонке и прокрутил колесико против часовой стрелки. Музыка тут же стала вдвое тише, и теперь уже мастер Би Хань самодовольно смотрел мастеру Хасаши в глаза. — Ваша очередь, — дернул бровью вверх, резко развернулся и гордо прошагал к нам. Этой сцене я действительно поразился. Они так неожиданно сцепились, будто такое было совершенной обыденностью. Но до конца пары они больше не разговаривали, даже парой слов не перекинулись, как будто обиделись друг на друга. Половина десятиминутной перемены ушла на то, чтобы переодеться в форму и утрамбовать спортивные штаны и футболку в сумку. И именно в этот момент на мое левое плечо со звонким шлепком приземлилась чья-то ладонь. Я обернулся. Моего одногруппника настигла та же участь. За нашими спинами стоял парень в темных очках, на вид не сильно старше нас самих, но выглядел он так уверенно и спокойно, словно жил в университете. — Приветик, танцоры! — звонко поздоровался он, еще раз хлопая нас по плечу. Я растерянно посмотрел одногруппнику в глаза, но тот не подал никакого жеста. Просто снова глянул на этого парня. — Ну чего какие стеснительные? Я же просто познакомиться подошел. Я Джонни, — Джонни скрестил руки буквой «Х» так, чтобы ладонь левой была с моей стороны, а правой наоборот. Я посмеялся с этого забавного способа пожать руки и сжал его ладонь своей. — Меня зовут Томаш,— ответил я, и мы с Джонни одновременно глянули на притихшего парня из моей группы, который так и застыл с поднятой рукой. — Я Сайзот, — тихо сказал он, пожав наконец протянутую ему ладонь. — Вот и отлично, Томаш и Сайзот, — Джонни натянул очки на макушку и я увидел, как хитро блестят его глаза. — Вы уже наслышаны об этих двух голубках, или вас нужно ввести в курс дела? Сайзот снова неуверенно посмотрел на меня, но я совсем ничего не мог ему ответить. Я точно так же, как и он не понял, о чем говорил Джонни. А Джонни, видимо распознав наши взгляды, вдруг нахмурился. — Серьезно? Вы ничего не заметили? — он развел руки в стороны по очереди смотря то на меня, то на Сайзота. — Их пререкания, взгляды? Нет? — я помотал головой, ведь не мог понять даже то, о ком он говорил. — Ну вы даете. Смотрите, — Джонни достал телефон и начал быстро искать в нем что-то. Я узнал белый интерфейс инстаграма. Через секунду экран был повернут к моему лицу не кверху ногами, и я стал взглядываться в разноцветный профиль. Там опубликована целая куча фотографий, на которых были изображены... мастер Би Хань и мастер Хасаши? Я нахмурился, не понимая как на это реагировать. Среди фото были посты с текстом, видео и даже старания местных художников, которые на полном серьезе рисовали то, как двое преподавателей мило прогуливались вдоль порта. Я посмотрел на Джонни. Он давил лыбу и гордо упер свободную руку в бок, расправив плечи. — Ну как вам? — Что это? — спросил Сайзот. Он так неожиданно подал голос, что я рефлекторно обернулся. Обернулся и удивленно заметил, как его щеки подобно хамелеону стали сливаться с красной полосой поперек стены. — Как что? Наш клуб поклонников биханзо! — еще более гордо заявил Джонни. — Би... чего? — Ну, биханзо! Би Хань и Ханзо, их имена! Неужели вы не видели то, как они друг друга глазами жрут? — Джонни произнес это почти разочарованно, словно следить за тем, с каким настроем мастер Би Хань смотрел на мастера Хасаши было чем-то обязательным в этом университете. — Еще не успели разглядеть, — я неловко почесал затылок, лишь бы не нарваться на недовольство старшекурсника. Но Джонни, видимо, не был из тех, кого называли задирами, потому что дружелюбно хлопнул меня по плечу, глянул на Сайзота посмеиваясь при этом так спокойно и располагающе, что я немедленно захотел на этих биханзо посмотреть. Лишь бы не расстраивать его. Поэтому я необдуманно выпалил: — Но думаю, что если увижу их в коридоре рядом, то точно замечу! — и неловко рассмеялся, с сильной растягивая уголки губ в разные стороны. Джонни удивленно глянул на меня и тут же засветился настоящей голливудской улыбкой. Он что, лицо этого университета? — Вот так-то! Вечером скину ссылку в общий чат, прочувствуете атмосферу этого места! — и рассмеялся, шагая спиной вперед в сторону выхода. Открывая дверь, Джонни еще раз обернулся, подмигнул и вышел. Оставшись одни, мы с Сайзотом стояли и смотрели на закрытую дверь еще секунд десять. Я пытался обработать тот поток информации, который только что получил. Сайзот молчал, не шевелился и, кажется, даже не моргал. А вечером, когда я выжатый, как губка, вернулся домой, действительно увидел, что меня добавили в чат университета, в котором было больше четырехсот человек. Это была явно даже не половина всех учащихся, но я все равно был поражен. В закрепленном сообщении была ссылка на тот самый аккаунт. Я долго откладывал момент, чтобы перейти по ней. Успел сходить в душ, прогуляться до магазина и сварить лапшу. И только когда на улице уже стемнело, а я давно закутался в одеяло, то открыл инстаграм и наконец зашел на тот самый аккаунт. Сделал яркость поменьше, словно делал нечто постыдное, и открыл самый первый пост. Это была смазанная фотография, сделанная из-за угла. На ней преподаватели о чем-то разговаривали, стоя к камере спиной. Мастер Би Хань явно был чем-то недоволен, ведь его руки были раскинуты в стороны, во время активной жестикуляции. На следующей были две разные фотографии, склеенные в одну в редакторе. Фото были сделаны во время занятий, потому что мастер Хасаши был окружен толпой студентов. Он читал что-то по листку, хмурил брови и взмахивал рукой — она была чуток смазана. Мастер Би Хань же стоял около зеркала, сложив руки на груди, молчал и точно также хмурился. Под постом была подпись с кучей смайликов в конце: «Мужья сегодня встали не с той ноги». Это меня действительно рассмешило. Я плотно сжал губы, посмеиваясь в надежде, что этого не было слышно из-под одеяла. Я был дома совсем один, но ощущение того, что я смотрю что-то запрещенное меня не покидало. Будто маленький я зашел на сайт для взрослых, пока мама готовила ужин. Третий пост оказался двумя картинками с текстом: «Люблю тебя, хоть ты и не понимаешь, что это значит, ты никогда никого не любил. Я всю неделю пытался до тебя достучаться. Что ж, как полюбишь — вспомни, что было сегодня. Вспомни, как я поцеловал тебя и ушел. Как шел по улице и ни разу не оглянулся. Я знал, ты смотришь в окно. Вспомни все это, вспомни: я люблю тебя. Остальное можешь забыть, но это, будь добр, помни. Я шел по улице и не оглянулся, и я люблю тебя. Люблю тебя. Люблю так, что с сегодняшнего дня возненавидел». На третьей фотографии снова был мастер Хасаши. Он стоял на сцене, с перекинутой через плечо белой тканью, тянул руку к потолку, а на лице его была такая улыбка, что у меня возникло ощущение, будто он еле сдерживал смех. Я рассмотрел весь профиль вдоль и поперек. С чего-то смеялся, с чего-то удивлялся, ведь те самые арты, которые я заметил утром, были действительно очень красивыми. Художники отработали на совесть. Помимо прочего один пост был посвящен целому психологическому анализу их взаимоотношений! Я читал с таким интересом, будто это не двое преподавателей, а герои романа. В целом я не мог сказать, что заметил какую-то сногсшибательную химию между ними. Это было похоже больше на результат чьей-то глупой шутки, но даже так, я готов поспорить, что этот аккаунт и эта история двух людей, которые шипят и гавкают друг на друга — пока что самое интересное, что я видел.***