Предатель

Предатель. Эта мысль заедает в системе, искрит, заставляя энергон циркулировать по магистралям быстрее. Заставляет его работать на износ, напрягая процессор. Лишь бы выследить, найти, уничтожить. Оставить от чужого корпуса лишь гору металлолома, который стыдно оставить даже на свалке. Он помнит, как чужие манипуляторы держали его, оставляя царапины на пластинах от любого неповиновения, помнит острый взгляд оптики, от которого подкашивались серво. Тарн словно цепной пёс, которого спустили с поводка. Он рвётся вперёд, стоит только получить разрешение, сказанное чужим вокодёром. Наслаждается тем, как под когтями разрываются чужие магистрали, как затухают искры тех, кто посмел отойти от идеалов их Фракции. Наслаждается своим величием, путь к которому ему показал Мегатрон. Тарн тянется к Нему, служит Ему, восхищается Им. Видит в том свой Идеал, которого достичь невозможно. Потому что как бы он ни старался, какие бы модификации не проводил со своим корпусом — достичь уровня Мегатрона невозможно. Искра внутри камеры горит, вспыхивает ярко, стоит только Господину обратить свой взор в его сторону. Он смотрит так, что хочется жить ради Него, подчиняться только Ему. Тарн надевает маску, делает её своим лицом лишь для того, чтобы Мегатрон был доволен, чтобы прикоснулся своим манипулятором, даря столь желанное одобрение. Тарн и не замечает вовсе, как вместе с энергоном по магистралям течёт яд, которым гладиатор отравил его, заразил, превратив в существо, не знающее пощады. Его искра горит лишь ради Него. Ради Десептиконов, которые идут за Мегатроном, за лучшим будущим, что он им обещал. Только вот будущего у них нет. Как и не осталось ничего от десептиконов, что разбросаны по галактике без своего Лидера. Предатель. Вокруг них — поле потухших искр. Цветы, что напоминают о тех потерях, что они понесли в этой войне. И все равно Тарн смотрит только на Него. На своего некогда властного Лидера, что сейчас напоминает лишь тень от себя прошлого. Лишь корпус остался все тот же, серый, с узорами, что в его процессоре отпечатаны на века. Сложно не помнить того, кто зажёг твою искру сильнее, заставил её гореть только ради одной Цели. Великой, кровавой, такой, что выжигает на некогда прекрасной планете пустырь. И все равно Тарн все еще следует ей, верит, что все еще можно исправить, можно вновь стать теми, кто возглавляет Кибертрон. Мегатрон смотрит так, что внутри все ржавеет. Замирает от того, что в его взгляде нет более той Искры, что горела раньше, что заставляла Тарна следовать за ним по пятам, словно верную псину. Что зажгла в нём самом такой огонь, что энергон в магистралях кажется сжигает его безумием изнутри. — Отбивайся! — Тарн не просит — молит. Потому что не может, потому что не хочет видеть, как искра Его Господина затухает от того, во что он сам превратил себя. Во что его превратили автоботы, от чьих речей десу хотелось прострелить себе шлем. Впивается когтями в корпус, оставляет царапины на чесплейте, видит на кончиках диджитов чужой энергон и все равно желает лишь одного — чтобы Мегатрон дал сдачи, показал себя прежнего. Того, кем Тарн продолжал восхищаться и кого желал видеть. Только вот в оптике бывшего лидера видна лишь усталость, от которой десептикона воротит. — Никогда больше, — отвечает бывший гладиатор, твердо, смотря на Тарна смиренно, словно ожидая того, когда тот вырвет из его корпуса камеру вместе с искрой, убьёт очередного предателя, который не достоит зваться десептиконом. Да и Мегатрон уже давно им перестал быть. Словно сбежал от этой войны, что затеял он сам. — Предатель, — шепчет Тарн, смотря на Мегатрона, но видя на его месте лишь остатки былого величия, былой мощи десептиконов, от которой не осталось совершенно ничего. От самого Лидера не осталось ничего: лишь корпус, где искра горела столь жалко. Он впивается когтями в шейные магистрали, прижимается ближе, жмется всем корпусом, словно в смертельном, извращенном объятии, — Тогда тебе лучше быть мёртвым. Все внутри вспыхивает, загорается, словно сверхновая. Их Лидер, их Хозяин... Его, Тарна, идеал, стал Предателем.