На улице стоит мороз. Не простой, а колющий, пронизывающий и настолько ярый, что черноволосой девочке в меховом пальтишке стоит поторопиться дойти до теплой квартиры. Холод был не единственной причиной. На улице было темно, горели лишь уличные фонари, что тускло освещали улочки, и этот желтый свет больше пугал, чем помогал людям на улице в поздний час. Амиля шла домой от подруги, к которой заглянула после музыкальной школы, по разрешению мамы и проведя у нее не больше двух часов, поспешила домой. Быстро шаркая подошвой сапожек, девочка чуть ли не бежала домой. Улица пугала ее в столь позднее время, хотя на часах не было и восьми. Темно было как ночью. Красивое небо, ярко выраженные звезды и такие же точенные морозом снежинки, что падали с неба уже который час. Зима в Казани была по настоящему сказочной. Сказки к сожалению не всегда заканчивались хорошо.
До дома она шла в навязчивых мыслях о рассказах подруги про то, как ее к стенке прижал какой-то
пацан и
вытряс с нее денег, или о рассказе одноклассника, которого избили впятером просто ради забавы. Пульс у девочки уже явно был больше нормы, ибо возвращаться домой одна, она не привыкла. Мама задерживается на работе, из-за излишней бумажной макулатуры, а отец был скорее всего у какого-нибудь толстого мужчины с важным чином, и разбирался с проблемами сельского хозяйства Казани. Так и получилось, что Амиле пришлось идти домой в полном одиночестве. Улицы были не спокойны в это нелегкое время, в прочем, казалось бы, как и всегда, но
группировки явно не давали спокойствия не Казани, не стране в прочем. Чуть не поскользнувшись на льду, девочка охнула и найдя в себе равновесие двинутся дальше, пошла уже более тихим и размеренным шагом.
— Не хватало мне ещё голову разбить. — Приговаривала она себе и свернула за угол очередного сталинского дома. Снег украшает дороги мерцающим покрывалом, которое напоминало о резко наступившей зиме, что была явно холоднее прошлых. Амиля старалась опустить мысли о том что может произойти в темноте и перестала вспоминать слова комсомольской дружины, учителей и друзей что постоянно глаголят о делении улицы какими-то
группировками. Мысли теперь заполнились той же тёплой кроватью, что утром не выпускала Амилю из своих объятий, о маме, которая наверняка уже идет с работы и будет готовить вкусный ужин и о душе, который согреет ноги после столь сурового мороза. Проходя мимо очередного панельного дома, Амиля наконец-то оказалась у своего подъезда. Благо у двери она встретила соседку, бабу Надю, которая всегда рада помочь и раньше нянчила Амилю как свою родную внучку.
— О, Амиля, помоги бабушке донести пакеты до двери, а то лифт опять стоит, а я то уже не молодая как ты. — проговорила бабушка как заметила знакомую белую пуховую шапку и шарфик.
— Конечно. — комсомолка быстро выхватила пакеты из рук Надежды Пушкиной и побежала на второй этаж по лестнице. Подъезд обдал нос привычным запахом, который было даже не описать конкретными словами, но все всегда понимали о чем речь. Ступеньки лестницы по родному шуршали под ногами и девочка была рада, что наконец-то дома. Донеся пакет из тонкой сеточки, в которой виднелись мандарины и другие продукты, которые напоминали о предстоящих праздниках, девочка попрощалась и побежала выше, на свой пятый и последний этаж. Бодро пройдя все пролеты, Амиля уже искала в глубоком кармане пальто ключи, как вдруг онa заметила парня, который лежал на ступеньках последнего пролета, прямо перед квартирами Сабировых и их соседей Юсуповых. Девочке становится не по себе и она даже не решается шелохнуться, боясь что развалившийся на ступеньках парень, одетый в спортивные, черные штаны, которые уже были в катышках, светлый, вязаный свитер с узорами и какую-то кожаную куртку, может ее заметить и чего хуже обокрасть или…Нет. Эти мысли девочка отрезала, так как ей вообще казалось странным, что какой-то незнакомый парень смог попасть к ним в подъезд. Выглядит он явно не подобающе и не был родственником каких-то соседей: это девочка знала наверняка. На свитере были кровавые пятна, на штанах дырки, то ли от падения на холодную нынче землю, то ли от сигаретных бычков, а на руках, которыми незнакомец держал изгиб ступеньки, виднелись разбитые костяшки. Только что после драки, отметила Амиля и начала перебирать планы побега и захвата в голове и вспоминать все советы, что им говорили учителя на случай того, что они встретят таких как он. Таких? Это каких? Амиля решила сделать шаг на первую ступень, но тут же, почти что, спрыгнула с нее как только парень окликнул ее, подняв голову с холодного, бетонного пола.
— Чего стоишь? Тебе места что ли мало пройти? Так я подвинусь. — едко и очень грубо сказал молодой человек с кудрями темно-русого цвета, голубыми глазами и разбитым носом. Амиля опешила и могла лишь разглядывать столь наглого, небрежного и даже слегка симпатичного парня. Он на самом деле делал тоже самое, чего девочка не заметила из за шторма мыслей в ее голове. Парень рыскал взглядом по ее утонченному наряду, по ее белой шапке, по нежной, казалось цвета молока, коже, по щекам, что окрасились в малиновый из за мороза или из за гнева, по ее маленькому носу, что она сморщила в попытках найти такой же наглый ответ, и по ее невозможно красивым, верным глазам, ресницы которых украшали снежинки. Парень был взбудоражен данной внешностью, но виду не подал.
— Я тут живу. — все что получилось сказать у Амили, что яро рассмешило парня и он заулыбался во все 32 от щеки до щеки. Последовал легкий звук смеха, что разнесся эхом по всему подъезду, а после покашливания. Видимо парню славно прилетело в драке и ему было явно не до смеха.
— А, я и не претендую, красавица. — сказал незнакомец протирая нос фалангами пальцев, пытаясь боль унять, и как бы поддержать самого себя, думая о том, что сейчас мог бы лежать в сугробе или на лавке какой. А так удалось в теплом подъезде отлежаться. Понимает он, что время идти, и так уже тут сорок минут лежит. Рукой своей длинной за перила хватается и подняться пытается, что удается ему явно с большим трудом, но он все таки встает на две свои и чуть пошатывается, опять на девочку смотрит.
— Ты зачем встал? — девочка опешила, испугалась или побоялась за молодого человека. Он для нее не выглядел здоровым, на руках кровь была, будто бы ладони о наждачку тер, а нос был явно не целым и очень напрягал его обладателя. А парень двинулся вниз по лестнице, сокращая расстояние между собой и Амилей.
— Я могу снова лечь, если ты хочешь. — опять же колко, в силу своего состояния, отвечает парень. —Тебя как зовут хоть, красавица? — снова спрашивает он, меняя тему, видит что девочку пугает. Она глазки, как две бусинки, выпучивает и бровки черные к носу сводит, не знает что сказать.
— Амиля. — кратко отвечает, боится не ответить, ведь последствий не знает, а чужое имя говорить не станет, не так воспитывали ее. Амиля уже явно знала что
группировщик перед ней стоит, и точно знала, что не к добру это. Он имя теперь ее знает. — А тебя? — вырывается у девочки почти что случайно и она тут же рот запахивает, губы в тонкую соломку поджимает и с ноги на ногу перетаптывается, надеется что он ее вовсе не услышал.
— Амиля. —будто бы смакует на языке имя ее и говорит в ответ ей. — Турбо, меня так звать. — опять улыбаясь почти что выплевывает он ей в лицо. А девочка глазки щурит, чем его опять смешит, не понимает. — Красивое имя, у такой то красавицы. Амиля, а ты чья будешь? — задает вопрос стойко, на перила операясь. На пару ступенек выше ее стоит и во всей красе рост свой демонстрирует, а она головку на него поднимать не спешит, смотрит из под бровей, на которые шапка иногда сползает и она ее опять на верх гонит и бровями дергает. Смотрит девочка с опаской, но бежать не спешит, храбрая, подумал Турбо.
— Что значит чья? Своя и буду. — девочка естество вопроса не понимает, но догадывается. Вспоминает Ленку из девятого А, которая рассказывала что она теперь
Универсамовская. — Мамина, папина, ничья. — опять отвечает четко и по буквам, но уже не так уверенно. А парень что выше нее на три головы сейчас, опять смеется. — Турбо, это что за имя такое? Тебя же не так зовут. Ты же состоишь в группировке? — себя опять за язык прикусывает и проклянает за вопросы свои из любопытства. Смотрит ему в глаза прямо, не отрываясь. Глаза глубокие и спокойные на первый взгляд, как небо серое, и такие яркие как шторм в океане. Амиля никогда еще не встречала столь манящий взгляд.
— Ты права. В УКК. — отрезает он, лишь бы своей настоящей личности не раскрывать, откуда он знает, чья это девочка. Вдруг
ментовская дочка. Дает ей лишь информацию о группировке. Турбо спускается на еще одну ступень и ему самому еще не понятно, почему девочка не поднялась к себе в квартиру, а он не вышел на улицу. Он стоял, как и она, словно вкопанный. И так завороженно смотрел, она казалось ему фарфоровой статуэткой, что раньше стояла у его бабки в квартире в старом шкафе-витрине. Волосы черные, что торчали прядками из под шапки, заинтересовали. —Покажи волосы, Амиля. —опять смакуя имя выдал Турбо свое желание. Оно ему и самому в правду показалось дерзким, но девочка не задала лишнего вопроса и от греха подальше сняла шапку и вытащила два хвостика из под пальто. Турбо уж было думал руку протянуть, но себя же одернул сразу, не так его учили обращаться с девочками, тем более с такими. С такими нежными, правильными и чистыми. Да. Чистая, это слово подходила для описания Амили Сабировой. Волосы как шелк черный и дорогой выглядели. Длинные и блестящие, хотелось потрогать, наверное они невероятно мягкие и толстые, как у лошади, подумал парень.
— Насмотрелся? Теперь я могу идти? — под взглядом, столь глубоким и интересующимся, почти что поглощающим, девочка прогнулась. Шапку обратно натянула, а ключ в руку взяла, вдруг что. — А ты в больницу иди, у тебя нос сломан кажется.— опять неожиданно для себя сказала Амиля. Какое ей дело было до здоровья этого человека, она и сама не знала, но так хотела поступить в медицинский, что всегда чувствовала ответственность за больных, нуждающихся в помощи. Девочка на ступень выше поднялась, глаз не сводя с
группировщика. Теперь всего одна ступень разделяла двух людей, что стояли в подъезде дома и говорили ни о чем, что казалось им в данный момент всем.
— А тебя никто и не держал. Иди. — опять усмехаясь сказал незнакомец и спустился на последнюю ступеньку. Аккуратно и почти без шумно, дабы не спугнуть. Она ему казалась белым и маленьким зайкой, а он был волком, что так искусно с ней играл. — Красивые у тебя волосы, как шелк, такие черные и будто бархатные. И сердце доброе. Глупости, нос не сломан. Я же знаю, как это, когда сломан. Но, он сам заживет.— сказал парень на последок и прошел слево мимо Амили вниз по лестнице.
— Спасибо. —едва слышно поблагодарила она его, сама не зная за что и двинулась по лестнице вверх.
В подъезде послышался крик ее матери, которая видимо прогоняла Турбо, которого она встретила у входной двери. Амиля быстро повернула ключ в замочной скважине, ведь объяснять маме, почему она стояла минут тридцать в подъезде, вовсе не хотелось. Так же шустро скинула с себя пальто, что повесила на крючки в прихожей и стянула сапоги, поставив их на коврик, дабы не мочить паркет, прошла в свою комнату и положила свои сумки туда. Амиля включила свет и присела на кровать, что бы успокоить разум и понять свое странное тяготение к этому
Турбо. В этот момент в прихожей послышался голос мамы и Амиля тут же ринулась ее встречать.
****
Выдыхая дешевей сигаретный дым в звездное небо и шипя, от едкого мороза, который так щекотал легкие после каждой затяжки, Турбо ухмыльнулся, когда увидел свет в одном из окон пятого этажа.
— Ее комната, значит. —прикинул для себя Валера и затянулся еще раз, перед тем как бросить окурок на снег и притоптать. Курить желания не было, ведь легкие знатно болели от очередной потасовки с Хади-Такташ, которые опять задирали его Скорлупу, за которых Валере пришлось вступится. Но курить надо было, что бы остудить разум и забыться хотя бы на секунду, от мыслей о той черноволосой девочке. Амиля. Амиля. Проносились у него в голове постоянно, пока он шел до подвала, который стал импровизированной качалкой и на крайний случай, ночлегом. Снег хрустел под ногами, а мысли хрустели о девочки, что так легко и по детски, но все же бойко и уверенно по взрослому, открылась и не побоялась Валеру. Он конечно же понимал кто девочка такая. Красный галстук, дорогая одежда, заморские сапоги: все это выдавало ее статус. Она была не для него. Она правильная, чистая, девственная комсомолка, которую отец наверняка хочет выдать замуж поудобнее. От этой мысли у Валеры сперло, и так уже вялое, дыхание и он поморщился от собственных эмоций. Принимать правду было неприятно, но необходимо. Ему не по пути с ней. Точнее, ей не по пути с ним. Валера еще долго не заканчивал думать об этой странной и такой манящей незнакомке, которая не отпускала его сознание не на секунду. Дойдя до заветной, металической двери, он снова подкурил сигарету об спичку и дернул дверь. Амиля будет под его защитой, то есть в дали от него, решил для себя
Универсамовский.
****
— Амиля, я принесла продукты, сейчас будем готовить вместе, что бы успеть до папиного прихода. Иля! — вскрикнула женщина как только девочка ринулась ей в объятия, сама того не понимая. Тепло матери всегда успокаивало и дарило непоколебимое чувство любви и спокойствия. То что сейчас, после такой странной встречи, нужно было девочке. — Представляешь, встретила у нас на пороге
«Супера» и прогнала сразу же. Ишь, повадились в дома чужие ходить. Ты не видела, что он тут делал? — мать окликнула парня использовав термин который относился к парням, которые были в группировках в возрасте 15-18 лет, но Амиле он показался даже старше.
— Ужас. Нет, не видела. — Амиля взяла в руки авоськи с продуктами и прошла на кухню. Разложив все на каменную, светлую столешницу, она начала мыть овощи, пытаясь занять себе мыслями о готовке, об уроках, о предстоящей ей контрольной по биологии, которую она как и всегда напишет на пять, обо всем на свете, кроме как о Турбо.
О Валерии Туркине, который не выходил у девушки из головы. Несмотря на то, что она сама презирала таких как он, в силу влияния матери и отца, а так же всего окружающего ее, как дружина, она заинтересовалась им. В голове стало стыдно за то что она позволила себе разговаривать с
группировщиком, стыдно за то, что она дала собой командовать, стыдно за то что щеки покрылись тогда румянцем, после корявого комплимента парня в ее сторону. Стыдно было за себя. Амиля прекрасно знала, что такого мальчика в ее семье жаловать не будут. И она не понимала, почему думает о том как бы его приняли в ее семье. Она невольно думала об их повторной встрече, которую так желала. Глупости.
Чистя картошку, она задумалась о чистой и светлой любви, о голубых глазах и о кудряшках, о высоком парне, с смешным именем, о том как колко и легко он с ней говорил и о том как Амиле это понравилось. Мама начала запекать курицу в духовке и Амиле стоило поторопиться с картошкой, вместо мыслей о нем. На кухне пахло приятной домашней едой, что заполняла комнаты разными специями, которые были привезены из Деревни, а желудок заполнялся кислым соком, что напоминал о чувстве голода. Амиля дочистила картошку, сполоснула руки и накрыла на стол как пологается и как ее учила мама. Получив одобрение, она пошла к себе в комнату и сразу же выглянула в окно, будто надеялась увидеть, что там до сих пор будет он. Но она лишь увидела заснеженную лавочку, такие же дороги, и все те же снежинки, которые успокаивали Амилю своим танцем на ветру. Девочка села за стол и проверила что ей задали. Сразу же начала считать задания по математике, лишь бы отвлечься от громких напоминаний разума о том, что Турбо был ранен и скорее всего пошатываясь от боли идет по снегу. Дошел ли он домой? Думает ли он о ней? Все эти мысли поглощали Амилю без ее ведома и она даже не заметила, как домой вернулся отец с громким звуком закрывание двери и зов мамы, который означал, что ужин готов.
