***
— Пацаны, так дальше не пойдет. — кричал Зима, пока скорлупа ему деньги натрясенные отдавала. — Надо бизнес с палатками развивать. — говорил он не стесняясь всем, в этот раз просвещение младших в это дело - было важным. В группировках шум начался уже давно, но сейчас перешел все границы. Пацанов убивали на каждом шагу, старшие предавали своих и уходили в другие ОПГ, кто-то спивался напрочь, а кого-то сажали не по совести. Кащей такими вещами не кичился, он все видел и замечал, но драматичность не разводил, всех держал по струнке и сам проблемы тихо решал, дипломатично - как он сказать любит. Палатки, которые пацаны недавно отжали и под свое крышевание взяли, очень лакомым кусочком для других казались. Конечно и Хади-Такташ и другие имели подобные мутки, но Универсаму в этот раз удалось переплюнуть, ведь место и бизнес были хороши, вещи ворованные на рынке разлетались быстро, а платить за место никому не надо было, все сложилось и шло как по маслу. Вчера Сутулый на посте был, стоял со скорлупой и следил за продажей, а еще более за покупателями, важно было и то, что бы другие группировки точной схемы не знали, именно поэтому Супер стоял там весь день и выглядывал Разьездовских и других. Место было людным, торги и деньги, большое количество таких же криминалов как и пацаны, но главное это смотрящие, люди которые за порядком рынка следят, которым если что пояснять за лажу надо, которые если что, то вставят не балуй. Валеру это напрягало, знал он точно, что кто то на их дело повадится решит, он загруженным стал после сборов, и как бы сильно ему не хотелось ходить и улыбаться во весь рот из-за счастья со своей девочкой, ему этого не позволяла тяжелая ситуация в группировке и ответственность за других. В голове голые картинки крутились, а он их усердно отгонял, лицо посерьезнее делал и брови хмурил, дабы никто его улыбки не заметил. Шапку на голове поправляет, ногами по льду перебирает, на улице пасмурно и холодно, мало того, что ужасная погода, так еще и проблем по горло. Он слюну сплевывает, мысли отгоняет и вперед выходит, вальяжно рядом с Зимой становится. — Значит так, все будем смены менять на рынке. Кто после школы, кто до. Кто вечером, кто утром. Запишем все и порешали. — выкинул первую попавшуюся ему мысль, которая казалась благоразумной и так ее и восприняли остальные. Все свистеть начали, а Зима по плечу похлопал. —Акрынрак, блять. Утро на дворе. — напомнил о времени суток Турбо и новую сигарету подкурил спичкой себе и Зиме. — Расход. Младшие Супера с нами в качалку, с вас начнем. — похлопал тот по плечу других парней в фуфайках. Из коробки выпрыгнули быстро, один за другим, кто к лицею пошел, кто в сторону дома, а кто-то в сторону подвала. Пока Валера с Зимой детали обтирали у входа, к ним Маратик подбежал. — Турбо, дело есть. Информация. — говорил запыхавшись, будто после сборов бегал куда-то и только сейчас вернулся, сформулировать решил. — Толкуй. — жестом руки подпихнул его Туркин, пока парень с черными глазами и в ярко-голубой куртке воздух глотал. Щеки его были румяные, руки разбитые в карманах штанов держал, глаза его бегали, понятно было, что он нервничает знатно. — Хадишенские, — начал он и этим названием злобным, которое казалось словом-табу в Универсаме, все внимание на себя перевел, Зима чуть-ли сигаретой не подовился, пока ждал продолжения рассказа. — сегодня будут на рынке, мы с Андреем вчера в школе слышали. Хотят напад намутить. Стычка будет? — вопрос риторический, ведь все уже в самом начале разговора поняли ответ. — Будет, как иначе. — подтвердил Зима, тяжело дым сигаретный выдыхая, по шапке рукой проводит, как бы всю сложность ситуации показывая. — Источник информация верный? Где подслушали, блять? — Турбо наводящий вопрос задает, на лучшее до последнего надеется, в легких тяжело, в голове не легче, мысли словно камень, а не зажившие синяки давят на тело. — Вроде-да. Кот говорил, который низкий такой, без зуба переднего. — описывал Марат одного из одноклассников, который состоял в другой ОПГ, все его знали по погонялу Кот, из-за того, что он однажды принес на сборы Хадишенских котенка. — Хуёт. — каверкнул кличку Зима и Марата по плечу хлопнул, дал понять, что тот идти может. Сам же разговор с Турбо продолжил. — Что делать будем? На них идти - не вариант. — окурок о металическую дверь подвала тушит и вперед толкает, знакомый запах и тепло парней встречает. — С Кащеем базарить тоже не вариант. Он опять под водку вопрос решит, а нам потом скорлупу отбивать. — сам понимал, что Хади-Такташ не шутки шутят, они ребята серьезные, так еще и постарше Универсамовских будут, дела у них прибыльные и такую схему они другим не позволят проворачивать. Спасал лишь тот факт, что рынок место мирное, нейтральное так сказать, там разборки в запрете стояли, но это предвещало лишь большую беду - стычку на стороне. Туркин куртку снимает вместе с шапкой, на диван в каморке с грохотом падает, ноги по сторонам расставляет и голову откидывает - думать надоело. Бездействовать тоже. Толкового решения у этой ситуации не было, или баш на баш, или они Универсамовских на кол. Валера и сам понимал, что из передряги они еле живые вылезут, но вспыльчивость ему характерная верх брала, картинки как он бьет кого-то в голове всплывали, кровь в жилах закипала, а здравый смысл и рассудок его покидали. Он глаза приоткрыл, свет моргающей лампы ему в лицо светил, Зима неприятно себе под нос варианты говорил, Сутулый носом шмыгал, тревожность в теле появлялась, руки чесались, а голова была ватной. — Стычка, так стычка. Всех сегодня ночью собираем и идем. Захвати инструменты. — вынес Валера вердикт, имея ввиду ножи и палки. С дивана поднялся и пошел к тренажерам, взгляды удивленные себе в след не заметил, решил на потом все вопросы и возмущения оставить, сейчас голову разгрузить хочет, а дальше с Кащеем говорить будет - обязан. Глаза его пьяные и одурманенные видить вовсе не хотелось, но так полагалось, Валере, как и другим в принципе на его мнение с высокой колокольни плевать было, ведь Кащей редко их сторону разделял, возможно в силу возраста, в возможно в силу другого склада ума. День обещал быть тяжелым, с чего Туркин в восторге вовсе не был.***
— Два рубля ровно. — говорила продавщица одного из ларьков, в котором Сабирова всегда продукты покупала. В такую даль шла от дома Валеры, дабы с тетей Гульнарой побеседовать спустя долгое время. Женщина с седыми волосами, но идеально уложенной прической выглядела опрятно и бодро, несмотря на трудную работу. В магазине она работала уже больше 20 лет, после того, как ее муж его открыл. Девочку, Амилю знала с детства, ведь та всегда с родителями сюда то за хлебом, то за мороженым забегала. — Спасибо вам, тетя Гуля. — пакеты с прилавка забирает и руки резко опускает, тяжесть их вниз тянет. — Подскажите, родителей моих давно видели? — как бы плохо и неправильно к ней не относились ее близкие, кусочек сердца ее и душа за них волновалась и горела, несмотря на ее безразличие в последним дни, все равно думала о них. Родителей по своей воле лишилась слишком быстро и не запланировано, слишком неожиданно самое главное в жизни стало неважным. Было ли ее решение правильным, она так и не знала, но точно осознавала, до дрожи в голосе и до влаги на глазах, что родителей любит любыми. Вот только, возвращаться не намерена вовсе, до восемнадцатилетия подождет и вернется, контакт, так сказать, наладит. Так далеко в будущее закладывать не хотелось, но приходилось к сожалению каждый день. — Да, да, видела, — голос у женщины был звонкий и приятный, с легкой хрипотцой в силу старости, — заходила вчера Динара, поникшая была, не как обычно. Случилось у вас что? Почему спрашиваешь? — вопрос вопросом покрывала, любопытство одной из главных черт характера была. — Нет, все хорошо, просто, — понимает, что отговорку придумать нужно и лучше, как можно скорее; носом шмыгает и шапку поправляет одной рукой, — забыла, покупала ли мама молоко или нет. На всякий случай, еще раз купила. — посмеялась правдоподобно, в глаза женщине заглянула и от стеклянной витрины отошла. — Молоко - всегда в хозяйстве нужно. Ну, иди, иди. До дома аккуратно. — женщина на другую клиентку переключается и неуверенный тон Амили не замечает. А той лишь на руку оно, выходит из магазина и по небольшой лестнице вниз спускается, гололед о себе знать дает и она поскальзывается на последней ступеньке, в голове же вся жизнь перед глазами пробегает, а ухватится не за что. Глаза зажмуривает, ждет боли, но ее на своем пути не встречает, глаза разувает, носом к небу устремлена, ворон летающих видит, а потом руку тяжелую и крепкую под своей поясницей чувствует, которая ее на весу удерживает. Амиля отпрыгивает сразу и оборачивается, перед ней стоит молодой мужчина. В серости и слякоти дневной, кожа его кажется оливкого цвета, усы русые с бровями темными гармонируют, а форма военная, которую Амиля не сразу замечает сидит идеально, куски ткани тяжелые и теплые ровно по мужской фигуре сидят, на спине большая сумка, которая Сабировой напоминает о тяжести солдатской службы, во рту сигарета, лицо украшает смешная ухмылка, которая в угрюмые лица советских людей в такое тяжелое время - не вписывается вовсе. — Извините, поскользнулась. Спасибо. — будто оттаивает девочка и первые попавшиеся, членораздельные слова выдает. Шарф размотанный поправляет и со ступеньки последней на землю сходит, сумку с земли поднимает и на разбившуюся банку сметаны с досадой смотрит, ресницами хлопает. — Такая девушка образованная, а извиняется за что? Непонятно. — голос его низкий и звучит звонко, по медленно тянущемся словам и синякам под глазами серыми, понимает, что мужчина уставший. — Вова, — руку протягивает в знак знакомства, — не стоит на вы, я всего лишь отслужил, а не постарел. — юмор Вовы показался острым и необычно смешным для того времени, люди обычно по струнке ходили и шутки себе лишние не позволяли, особенно взрослые. Его же характер казался очень легким и через чур непринужденным, за что Амиля себя в голове ругала; поспешных выводов делать нельзя. — Амиля, — руку в ответ тянет, ведь тот уже минуту точно ладонь в воздухе держит, — вы, — кашляет кратко, себя опять поправляет, — ты где служил? — говорить на «ты» с незнакомым мужчиной казалось странным, а вопрос ее неоднозначный еще куда более странным. Рукопожатие было крепким и теплым, внушало доверие и заботу, что казалось крайне невзначай, создавалось впечатление, что они друг друга давным-давно знают. — Какое приятное любопытство, с Афгана вернулся, думаю зайду в свой любимый ларек за булочкой маковой, а тут такая леди. — выражения его звучали аккуратно и опрятно, не в коме случае не пошло, без второго подтекста. Девочка в ответ лишь посмеялась легко, с ноги на ногу переминаясь, в животе крутило от голода, а день близился к полудню, стоили бы вернутся, дабы Валеру застать сразу же. Сабирова шаг в сторону делает, больно думая что разговор окончен, но мужчина с ней бок о бок шагать медленно начинает. — Помогу с пакетами, а то скользко. У меня то обувь - вон какая! — пакеты из рук слабых перехватывает лихом и демонстративно по льду ногами топает и подошвой армейских ботинок стучит. — Не стоило, вы наверное устали после дороги. — Амиля мнется, помощь от первого встречного принимать не привыкла и крайне неловко и неудобно себя чувствовала. В квартиру его приглашать не вздумает, хотя так, ей казалось, было бы правильно, хоть бы чаем защитника союза и родины напоила. По пути много нового узнала об армейской жизни, по разговору Суворова, фамилию которого она в процессе узнала, было видно, что он по обычной повседневной жизни чрезвычайно соскучился. Предложения он строил как стихи, легко и остроумно, начитанность его сразу чувствовалась и Иля в словах его расплылась и готова была еще долго его истории трагичные, наверняка не самые, но все же слушать. К дому панельному и серому подошли быстро и Вова брови нахмурил, на девочку юную и хорошо одетую недоверчиво посмотрел; ему казалось, что она его специально не к тому дому привела, побоялась или в его личностных качествах засомневалась, Суворова это обидело. — Ты здесь живешь? — взгляд его был темным, все таким же добрым, но теперь с примесью точности и бестактности, жилка мудрости пропала и на место встал юношеский максимализм. — Здесь. Спасибо, я пойду. Приятно было познакомится. — сумки из рук его было думала забрать, но он кулаки сжал, крепко авоську в своих пальцах зацепил. — С родителями живешь? — вопросом на такие приятные слова отвечал нехотя, но любопытство армейское в нем верх брало. — Мне кажется, это вне ваших интересов. — отрезала она кратко и вежливо, показывая, что разговор пуще продолжать не собирается; брови так же к переносице свела и щеки румяные опустила. — И вправду перегнул, — затылок голый чешет, то ли от холода, то ли от досады, — у меня тут друг живет и я так-то всех соседей до службы знал, поэтому засомневался. — обида его губы в тонкую линию свела и он себя виноватым почувствовал. Амиля отвечать не собиралась, значения его примечанию о друге не предала вовсе - мало-ли, и дверь металическую ключем отварила, мужчину взглядом последний раз провожая. В квартире было как всегда душно, из-за греющихся батарей и пусто, из-за отсутствия Валеры. На душе тяжело, в голове пусто, себя больше не узнать. Так-ли работают изменения в характере?***
— Маратик, — раздался звонкий голос Адидаса и привел в шок не только его младшего брата, но и всех остальных, которым образ Вовы спустя столь долгое отсутствие казался галлюцинацией. В объятия каждого из пацанов попал, все ему рассказать что-то спешили, скучали по Вове как по отцу, если не больше. Каждого старого - узнал, каждого нового - принял, всех спросил о новом и накипевшем. Совместная игра в футбол на замерзшей земле сплотила, радость ребяческую принесла всем, а Вове дала ощущение свободы и безответственности. Такую легкую сторону жизни,которую на войне давно не ощущал. Психика его была однозначно нарушена, а голове хотелось освободиться от лишних мыслей, душа требовала семьи и друзей рядом. Наконец-то он это получил. Как только команда его игру выиграла с большим отрывом, то Вова мяч ледяной и мокрый в руки взял, на пацанов посмотрел и взгляд его стал серьезным. — Ну, что, — начал он и все напряглись, — рассказывайте, как тут у вас? — осилил сказать он и вся скорлупа взбудоражилась, каждый хотел свои пять копеек вставить, лишь один Андрей, новенький - Пальто, молча смотрел за бурным монологом Маратика. Картинку описали со своей точки зрения, но и этого Адидасу хватило, не знал он, что так сильно улица изменилась, да и не в лучшую сторону. Голова опять закипала от тягучих мыслей и новых проблем, но эти ему казались куда более приятными, чем те что он приобретал на службе. Куда лучше чем смерть и боль. Деления асфальта Вове теперь казались играми, а не серьезными действиями и законами как раньше. Говорить об этом прямо не мог, эти люди - его семья и его все, за них он горой. В нужное направление обязан их направить, дабы каждого от участи ужасной защитить. Теперь он был уверен в своей миссии и позицие в этой группировке. Но, был ли с ней согласен Кащей? В обратном Вова убедился, после «теплого» приема со стороны давнего друга и напарника. Тот изменился не только внешне, но и по большей части внутренне. Его характер, ранее веселый и безукоризненный, теперь стал черствым и пошлым, душа его почернела, а в голове крутились лишь деньги и алкоголь. Такого Кащея, Адидас вовсе не знал и знать не хотел, но теперь ему приходилось сталкиваться именно с таким Автором Универсама. Сам он потерял свою голову на пути к мечте, жизнь его потрепала и он сам не заметил как стал бесчувственным человеком с которым не возможно адекватно говорить. Адекватность - дело субъективное, так всегда отвечал Кащей. Но, теперь Вова был уверен, адекватностью тут и не пахнет. След здравого смысла покинул его, так же как и прежний стержень, который держал всех пацанов в руках. Сейчас же все наперекосяк, все распоясались и Вове видеть данное зрелище было крайне не приятно. Поединок, который Кащей устроил с переполоху, дабы показать Адидасу свое место, был успешно провален. Это, мужчину с усами никак не задело, а наоборот только показало, что он как человек выше мужчины с кривыми зубами и сигаретой во рту.***
— Хорошо, будем решать, но без Кащея, — толковал Вова уже в каморке, сидя на диване, под несколько рюмок водки и закрутку, — сами понимаете, все видите, он уже другой совсем. — говорил откровенно и присутствие Марата с Андреем, его вовсе не смущало. Волосы свои рукой поправил и новую сигарету подкурил, Супера: Валера, Зима и Сутулый ему точно ситуацию в красках расписали. — Әйе, ул сукыр кәҗә тәкәсе. — выплюнул Валера, в голосе читалась злость и отчаяние, ведь он для себя понимал, что так дальше не пойдет. Присутствие Вовы дало огромную надежду на просветление в дальнейшем. — Ты, это, давай без Татарского мне тут. — засмеялся ехидно Адидас и вскинул брови к переносице, — Знаешь же, что не понимаю ни черта. — новую порцию табака в легкие затягивает, голова кружится, а тело легкость берет, на душе спокойно. Впервые. — Он сказал, что Кащей - самый лучший мужчина на свете. — решил иронично пошутить Марат, за что удар легкий в бок получил от Валеры. — Дошутишься мне, я ведь частично понял. — прочеканил Вова и ребячеству младшего брата удивился, глаза его родные блестели, а улыбка была приятным зрелищем. Пацаны смехом залились, все проблемы наскучившие игнорируя на секунду и чувству близости к Вове отдались. Он всегда внушал доверия и силу, теперь, все были уверены - все будет по другому. — Что делать то, ты же видишь он вообще с рельс сошел. На стычку идем? — задал вопрос Зима, долгое молчание прерывая. — Ну, а как же? Они подумают, мы ссым, если не пойдем. Я этому Хадишенскому лично фанеру пробью. — вспыльчивость Марата выбралась наружу и он в воздухе удар продемонстрировал даже, после сразу же подзатыльник и грозный взгляд от старшего брата получил. — Идем, раз забились. — все же согласился Вова, в менее яркой форме нежели Марат. — Охуенно. — сделал вывод Турбо и опустился на спинку дивана, побить кого то хотелось неимоверно, но он понимал, что эти побои односторонними - явно не будут. После долгих разговорах об армии и службе, Вову наконец то отпустили домой и он с Маратом благополучно вернулся в свою родную квартиру. Мачеха с отцом встретили душевно, несмотря на разногласия и непонимания его личности, он впервые был полностью рад оказаться с ними за одним столом и поговорить о неважных вещах. За ужином узнал разные детали проказника Марат, узнал и о отцовских делах на работе, узнал и о пропаже дочери Сабировых, которые однажды Вове помогли со сменой школы, узнал о новой влюблености младшего брата, но уже не за общим столом, а в темноте ночи в комнате. Узнал там же и то, что дочка Руслана Сабирова вовсе не пропала, как они всем говорят, а сбежала и теперь живет с Валерой. Так, в родной комнате он сложил пазл в голове, от чего на душе стало легче, лицо девочки сразу в уме всплыло и он про себя Валеру похвалил, за то что он такую девочку красивую отхватил, еще и из семьи хорошей.***
В кровате было холодно, пуховое одеяло не грело, а мысли об отсутствии Валеры съедали Сабирову. Лишь маленький пацаненок, который представился ей «Лампой» сообщил, о том, что Туркин сегодня вернутся не сможет. На глазах выступили слезы, а кастрюля наваренного супа и теплых котлет казались ей пустыми трудами. В голове зазвенело, толком даже ничего спросить или сказать не успела, как мальчик по лестнице вниз побежал. Мысли крутили тело неприятными и жгучими жгутами, слезы заставляли глаза краснеть, а саму девочку не спать. Эта ночь казалась ей самой худшей в ее жизни. Черные волосы были спутаны, лицо горело от соленой жидкости, а голова гудела. Впервые за долгое время захотелось прижаться к материнской груди, почувствовать тепло и любовь, которая забрала бы все проблемы и переживания. Но увы, сейчас она лежала одна и была вынуждена бороться со своими чувствами одна, как настоящий взрослый человек. Если суть взросления была в страданиях, то Амиле навсегда хотелось бы, остаться ребенком. Не знала, вернется ли Валера, теперь не знала, было ли все правдиво вчера ночью, теперь не знала ничего и даже меньше. Заснуть не удалось, зато съест свое самолюбие и нервы очень даже.***
Ближе к двум часам, когда на улице не было не души, а в комнате не было слышно ни одного звука, помимо тиканья настенных часов, то Вова растолкал Марата из сна и велел быстро одеться. Обе группировки знали исход событий, обе знали куда и во сколько приходить, обе знали, что без этого никак. Вова знал, что много потерь будет, знал, что завтра утром голова болеть будет не из за мыслей, а из за тяжелых увечий. Но, по другому - просто не мог.***
— Давай, быстрее. — велел Зима Валере, который сонный одевал куртку в подвальной каморке, так как задремал буквально на час. Дома он сегодня так и не появился, что его очень волновало, ведь Амиля целый день одна, но сегодня он уйти не мог. Не было сил объяснять ей дела группировки, не было сил смотреть в ее желанные глаза, не было сил уходить от нее из теплой постели, что бы раздать кому то в фанеру. Не было сил жить обычной жизнью. Не то, что бы не было, скорее Туркин просто не умел так жить. И теперь тянул на дно за собой Амилю, но из-за своего эгоизма и любви к ней игнорировал это осознание всеми силами и у него чаще всего получалось. Получалось, когда он на лестничной площадке разглядывал ее волосы, получалось, когда забирал ее из школы, получалось, когда целовал ее девственные и неприступные губы, получалось, когда следил за ней, получилось, когда он забрал ее к себе. Теперь знал, что она навсегда его. Но, хотела ли она того - не знал. И знать не хотел, о таком итоге событий думать вовсе не хотелось. Сигарету на улице скурил вмиг, легкие кололо из-за ночного мороза, а табак на голодный желудок воротил рвотным рефлексом, но никотин помогал проснуться. — Они уже тут. — сообщил Андрей, который стоял на шухере и заглядывал за угол, взгляд его был как всегда спокойным, но в зрачках читался страх перед предстоящими событиями. — Погнали. — скомандовал Адидас и выкинул не докуренную сигарету в снег, ноги плелись сами по себе и ему казалось, что он даже соскучился по уличным стычкам. В процессе он откинет эту мысль, но точно не сейчас. Хадишенские большой компанией появились из-за угла, старшего с ними не было, он в таких примитивных драках заинтересован не был, но в их итоге очень даже. По телу прошла легкая дрожь, выключая здравый смысл в голове Туркина и он первый побежал вперед, заставляя всех напрячься. Ночь обещает быть долгой, а ее последствия тяжелыми.