После смерти есть только жизнь

      Пламя в камине непоседливо металось в причудливом танце, заставляя поленья потрескивать в такт своим хаотичным перемещениям. В полузанавешенное окно снаружи яростно бился колючий снег, безуспешно пытаясь разрушить уют просторной комнаты, погружённой в полумрак.       За круглым деревянным столиком сидел черноволосый молодой мужчина с приютившимся на коленях старинным фолиантом в порядком потрёпанной обложке. Что-то сосредоточенно выискивая в рукописных строках он задумчиво потирал большим пальцем нижнюю губу, совершенно не обращая внимания на привычную тихую возню в углу комнаты.       — Что такое? — не отрываясь от чтения спросил мужчина в пространство. Откуда-то снизу донеслось возбуждённое попискивание и даже как будто нетерпеливое притопывание. — И почему меня должно это волновать? Как будто в первый раз… Не отвлекай.       Писк стал громче, и на столешницу по свисавшей рядом шторе быстро забралась крупная мышь. Её глаза в неровных отблесках пламени камина и тусклого света торшера рядом на миг как будто сверкнули глубоким фиолетовым цветом, но сразу же снова превратились в бездонно-чёрные бусинки.       — Ну чего ты от меня хочешь? — мужчина раздражённо поднял голову, захлопывая книгу резким движением. — Спасу я его, что дальше? Задушевные разговоры о моей жизни в глубоком лесу? Ты же знаешь, что я не общаюсь с людьми без крайней необходимости, даже если это означает чью-то смерть.       Мышь смешно задёргала усами и подбежала к краю стола, забавно вставая на задние лапки и свешивая длинный облезлый хвост. Заискивающе заглядывая в лицо мужчины, она снова принялась издавать жалобные тоненькие звуки, чуть покачиваясь вперёд-назад.       — Ой всё! Пошли, — двумя пальцами схватив грызуна за шкирку, мужчина привычным движением посадил его себе на плечо и с шумным выдохом поднялся из любимого кресла. Видят Надзиратели, не хотел он вылезать сегодня из своего убежища.

***

      Руки и лицо жгло словно кипятком, но в то же время их невозможно было почувствовать, будто они были лишними элементами тела. Смёрзшиеся ресницы не позволяли разлепить глаза — да и что бы он увидел? Кромешную тьму снежной январской ночи, глядящую на него сковывающей смертью?       Хонджун попытался перевернуться на живот, чтобы попробовать просто ползти — неважно, куда, лишь бы постараться продлить жизнь. Уже не раз он проваливался в забытье, и каждое последующее становилось всё длиннее. Не так он представлял свою кончину — точнее, никак он её не представлял, не в его привычках было думать о подобном.       Снег давно забился в рукава, облепив манжеты изнутри и снаружи неряшливой белой коркой свалявшихся льдинок. Капюшон свалился, и голову продувало колючим ветром сквозь тонкую ткань совершенно не зимней шапки. Да и куртка была не самой подходящей для вылазки в лес, пусть и на машине, которая так предательски заглохла по пути к месту ночёвки в глубине необжитых территорий. Хонджун проклинал себя за идиотскую мысль выйти из джипа в сумерках и попытаться найти помощь — без фонарика, компаса и тёплой одежды, припоминая лишь рассказ о домике смотрителя заповедной зоны, находящемся где-то тут. В этом лесу.       Снова проваливаясь в стылую темноту, Хонджун подумал, что больше он не откроет глаз. Уверенные шаги и чей-то негромкий голос он принял за галлюцинации от переохлаждения и не придал им никакого значения, уже безо всякого сопротивления смыкая веки, как он думал, навечно.