После смерти есть только жизнь

      Хонджун не помнил, как спускался по лестнице и садился в машину. Тело действовало на автомате, совершая привычные действия без активного участия мозга. В голове царил белый шум, и ни одна мысль не могла прорвать эту пелену. Услышанное настолько шокировало, что даже при всех уже имеющихся знаниях о скрытых силах этого мира совершенно не желало вставать с ними в один ряд. Бог? Что это значит вообще?       Хонджун пришёл в себя на трассе, когда мимо машины пронёсся байк на жуткой скорости, пугая своим неожиданно резким появлением. Несмотря на то, что дорога была пустынна, стоило уделить ей больше внимания. Хонджун огляделся по сторонам, затем повернул к себе навигатор, чтобы понять, куда же он вообще едет. Как ни странно, направление показывалось верное — Ёсан сообщил ему, что следует двигаться в сторону Гранд Каньона, но куда именно, он скажет позже.       Хонджун стиснул руль до боли в пальцах и громко выдохнул. Здорово было не думать, потому что как только сознание активировалось, стало накатывать и раздражение, грозившее перерасти в ярость. Почему Сонхва скрыл от него такую «малость»? Понятно, что расскажи он это сразу же, Хонджун бы не поверил, но позже вполне можно было это сделать! Ведь он ясно дал понять, что не откажется от Сонхва из-за его прошлого, по рассказам о котором он составил вполне ясную картину того, каким человеком (существом?) был его возлюбленный. Прошлое на то и прошлое — его уже нет. Тот Сонхва, которого видел Хонджун на протяжении года, был совершенно другим. В нём не наблюдалось склонности к самоубийству и каким-то жестоким развлечениям с людьми, он уважительно относился к окружающим и трепетно заботился о самом Хонджуне. Почему же правда так тщательно скрывалась? Не в силах больше сдерживаться, Хонджун спросил:       — Может, сейчас настало подходящее время рассказать о своём прошлом правду? — его мысленный голос гораздо чётче передавал те сотни граней режущего холода, что не мог отразить звук.       — Уверен, что готов узнать? — Сонхва дождался подтверждения и хмыкнул. — Ну что ж.… Есть идея получше. Я покажу кое-что. А ты — прочувствуешь, — по спине пробежали колючие мурашки от злорадно-угрожающего тона, и Хонджун едва успел притормозить на обочине и включить аварийку, как словно провалился в тёмный омут, оглушённый незнакомыми образами и чужими чувствами.

--------

      Он был прикован к скале, буквально распят на голом тёмном камне, впивающемся жёсткими шероховатыми линиями сколов в прикрытую тонкой тканью плоть. Весь Пантеон и сотни прислуживающих ему божественных сущностей удерживали провинившегося, не давая даже нормально дышать.       Хонджун словно был наблюдателем и главным героем одновременно: он видел всё происходящее с двух сторон — глазами обездвиженного и будто сверху. Происходящее больше походило на сцену из какого-то исторического фильма, чем на реальность, внимание рассеивалось от обилия деталей, не давая сосредоточиться ни на чём конкретном.       — Ты пренебрёг нашими традициями, ты посчитал себя выше наших законов, ты презрел древние обычаи, так расплатись же за это! — оглушающий голос пробрал до самых дальних уголков сознания, не оставляя больше сомнений — его уничтожат.       Тело затряслось, пронзаемое тысячами огненных вихрей, высасывающих его силу. Чёрным обсидианом она просачивалась сквозь кожу, оставляя кровоточащие язвы, и собиралась на шее, обвивая жёсткой дугой, призванной навеки заточить его божественную мощь. Он метался и срывал горло в хриплом крике, не в силах вытерпеть боль, выкручивающую судорогами каждую мышцу. Даже его сущность не могла справиться с подобной пыткой, и вскоре сознание погрузилось в благословенную тьму, У подножия пирамиды толпились испуганные люди. Матери прижимали к себе дрожащих детей и сами тряслись не меньше, успокаиваемые мужьями. Что-то, пусть и незримое, происходило там, на вершине — огненные всполохи метались среди чернеющих туч, то и дело разражающихся оглушительными раскатами грома. Земля мелко колебалась, все животные и птицы попрятались по своим логовам.       И только из трещин в рассохшейся почве лезли пауки. Их были полчища, они карабкались друг по дружке, стремясь попасть к пирамиде. Из леса, подступавшего к окраине города, ринулись летучие мыши, судорожно взмахивая кожистыми крыльями в попытке добраться до вершины. Но их маленькие тельца словно натыкались на преграду и замертво падали на скукожившихся, будто сожжённых пламенем пауков, устилавших хрустким ковром подножие пирамиды.       Резко наступившая пронзительная тишина заставила до смерти напуганных людей озираться по сторонам. Несмело перешёптываясь, они пытались понять — закончилось? Или же это временное затишье, знаменующее нечто ещё более жуткое?       Часть сознания Хонджуна словно выбросило из чужого тела, и теперь он был только сторонним наблюдателем.       Мучительный нечеловеческий вопль пронзил сухой раскалённый воздух, заставляя людей падать на колени, зажимая кровоточащие уши руками. Каждый их них прочувствовал ледяную тоску отчаяния, волной пронёсшуюся по племени и растаявшую в охваченном пожаром заката горизонте.       Лишь юная девушка, стоящая в стороне от толпы, смогла совладать с собой, и благодаря своей силе духа увидела тёмную фиолетовую молнию, ударившую с вершины пирамиды вглубь леса. Ни секунды не раздумывая, девочка сорвалась на бег и скрылась меж деревьев, подгоняемая в спину сумерками и зловещим шелестом иссушенных зноем листьев. Она прекрасно ориентировалась в лесу в любое время суток, изучив дикие заросли на многие дни вокруг. Поэтому найти место, куда ударил небесный огонь, не составило труда. А вот поверить собственным глазам всё же удалось не сразу.       В идеально ровном выжженном на земле круге лежал человек. Его тончайшее одеяние было истерзано пламенем, а остатки ткани насквозь пропитались кровью, всё ещё сочившейся из множества ран. Он был неподвижен, даже дыхание не трогало тело своим мерным ходом.       Сбросив оцепенение, девушка окинула внимательным взглядом близлежащие растения. Не увидев нужного, она вспомнила, что точно заметила не один куст чуть позади. Стремительно развернувшись, она перекинула свою длинную косу на спину и снова исчезла за мощными стволами, возвращаясь через десяток минут с пучком мясистых листьев. Упав на колени рядом с по-прежнему неподвижной фигурой, она начала заталкивать в рот растение и пережёвывать настолько быстро и тщательно, насколько получалось. Морщась от горечи и вязкости сока, она сплёвывала получившуюся кашицу в ладонь, сразу же растирая её по телу мужчины, ничуть не смущаясь. Когда вся его кожа была покрыта тонким слоем зелёной субстанции, девушка перевела дух, вытирая о своё платье испачканные ладони. Нужно было найти воду и принести её сюда к тому времени, как проснётся этот человек. Задача не из простых — засуха забрала все ближайшие реки, но девчушка была не промах и знала, где искать. Над руслом сейчас иссохшего потока, питавшего город, возвышалась скала, изъеденная пещерами, уходящими своей цепью далеко ниже подножия. Именно там подземные воды выходили наружу маленьким, всегда свежим и ледяным родником. Именно туда и направилась девушка, радуясь, что бутыль для воды всегда была при ней.       Ночь уже поглотила день полностью, когда она вернулась на поляну, где был оставлен упавший с неба человек. Девушка не сомневалась в его божественном происхождении, но нисколько не боялась. Не ей, оставшейся несколько сезонов назад без единой родной души рядом и самостоятельно справлявшейся с навалившимися невзгодами, было бояться едва живого, пусть и всесильного. Едва ли она навлечёт на себя его гнев своей помощью, но если и да — значит, так написано в её судьбе.       Человек по-прежнему рвано и слабо дышал и лежал так же на спине, как его оставили. Девушка села на колени у его головы, аккуратно убирая с потрескавшихся кровоточащих губ сожжённые пряди некогда роскошных чёрных локонов. Некоторые волосинки прилипли, и, чтобы не причинять ещё больше боли, отрывая их от плоти, девушка решила оставить всё как есть. Осторожно положив голову мужчины себе на колени, она выдернула зубами плотную пробку, прикладывая горлышко бутылки к его чуть приоткрытым губам. Вода тонкой струйкой, больше напоминающей цепочку из капель, упала в рот, но никакой реакции не последовало. Девушка вздохнула и убрала бутылку, чтобы человек ненароком не захлебнулся. В кромешной тьме не было видно ничего — новолуние ознаменовало этот день, — так что проверить раны под засохшей коркой массы из целебного растения не было возможности, оставалось дожидаться утра.       Новый день начался рано с привычного щебета птиц в зарослях могучих деревьев, оплетённых лианами с терпко пахнущими цветами. Девушка вскинула голову, освобождаясь от оков тревожной дрёмы — всю ночь она провела рядом с небесным человеком, что так и не очнулся. Осторожно потянувшись, она переложила голову мужчины со своих затёкших бёдер на землю и выпрямила ноги, которых почти не чувствовала. Дождавшись, пока уймётся противное покалывание, она встала и немного походила туда-сюда, чтобы размяться.       Сознание Хонджуна снова разделилось надвое: вот он с трудом открывает глаза, болезненно щурясь от ещё не слишком яркого утреннего солнца, а вот он же наблюдает со стороны, как веки мужчины, без сомнений бывшего Сонхва, слабо подрагивают и медленно размыкаются. Решив, что так будет слишком тяжело воспринимать происходящее, он изо всех сил постарался сосредоточиться на картинке со стороны. Это получилось не полностью, но всё же «кадр» от первого лица будто бы отошёл на задний план.       — Нет уж, мы так не договаривались, — прошелестел Сонхва, и Хонджуна резко кинуло вперёд, уже без возможности отстраниться, запечатав в чужом теле без шанса управлять им, подчиняясь давно совершённым действиям. Хонджун чувствовал, как неимоверно пекло глаза, они слезились от каждого движения.       На шею давило тысячей камней, дышать получалось поверхностно, отчего лёгкие сводило из-за нехватки воздуха. Тело жгло, будто покусанное ядовитыми насекомыми, и совершенно не слушалось. А его божественные силы…их больше не было. Даже малейшей крупицы не удалось почувствовать, и он с тихим стоном закрыл глаза. Практически сразу он ощутил рядом колыхание воздуха, и кто-то подошёл, опускаясь на землю прямо возле его головы. Хонджун уже знал, что это молодая девушка, но Сонхва не имел об этом никакого представления.       — Господин, вы проснулись? — высокий обеспокоенный голос резанул по ушам. Он снова коротко простонал и открыл глаза, сразу же натыкаясь взглядом на миловидное круглое личико с огромными блестящими глазами. Девушке, что сейчас с тревогой наблюдала за ним, на вид было не более шестнадцати лет. — Ох, какое облегчение! Я уж думала, не откроете больше глаз, не знала, как помочь… — вдруг она перестала тараторить и испуганно прикрыла рот рукой. — Простите мою несдержанность, господин, очень за вас переживала.       — Ты кто? — попытался произнести Сонхва, но губы не слушались, а горло было не в силах издать ничего, кроме хрипящего бульканья.       — Сейчас, сейчас, господин. Вот, попейте, — девушка подняла лежащую невдалеке бутыль и откупорила её, после приподнимая голову Сонхва одной рукой, а второй осторожно вливая воду в приоткрытый рот тонюсенькой струйкой.       Он с усилием глотал воду, чувствуя едва заметное облегчение в пересохшей глотке. Утолив жажду, он закрыл рот, и девушка быстро убрала бутыль, но небольшая струйка всё же прочертила светлую полосу на покрытой засохшей кровью щеке.       — Так кто ты? — повторил свой вопрос Сонхва пусть и слабым, но уже различимым голосом.       — Я Кэмэрин, господин, — девушка почтительно склонила голову, сложив руки на коленях. — Из города, что у подножия пирамиды.       — Уходи отсюда, — Сонхва попытался пошевелить руками и ногами, что едва ли удалось сделать.       — Как же я вас оставлю, вам помощь нужна! — воскликнула девушка и вскинула голову, без страха глядя на Сонхва.       — Уходи, говорю! Они убьют тебя, если увидят рядом со мной, — Сонхва попытался повысить голос и говорить своим самым устрашающим тоном, но вышло скорее устало и просяще.       — Ни за что! — упрямо поджав губы, Кэмэрин резко перекинула чуть растрепавшуюся косу на спину, что до этого покоилась на груди. — Если бы искали вас, то уже бы нашли, мы не так далеко от города. Но никого не было тут ни ночью, ни после восхода светила. Наверно, они думают, что вы мертвы.       — Упрямая девчонка! Ты даже не знаешь, кто я такой, — горько усмехнулся Сонхва. — Откуда столько сострадания?       — Вы небесный человек, господин, — уверенно произнесла Кэмэрин. — И сострадания достоин каждый, оказавшийся в беде. А сейчас мне надо проверить ваши раны, не двигайтесь.       Она вылила в ладошку воды из бутыли и осторожно поводила влажной рукой по ближнему плечу Сонхва, смывая засохшую целебную массу. Заметив, что ранки больше не кровоточат и не выглядят очень опухшими, она улыбнулась и проверила участок кожи на бедре чуть выше колена. Сонхва озадаченно наблюдал за девушкой, не понимая, почему она совершенно не боится к нему прикасаться не только потому, что он небесный человек, как называли богов в этом племени, но и просто потому, что он мужчина. Подобная вольность могла ей дорого обойтись среди её народа.       — Почему ты не боишься меня? — спросил Сонхва, когда Кэмэрин вылила остатки воды на его щиколотки и принялась их аккуратно обтирать.       — Мне уже нечего бояться, господин. Мою семью унесла лихорадка несколько сезонов назад, а за себя не страшно, — девушка поднялась на ноги и, что-то прикинув в уме, кивнула сама себе. — Надо перетащить вас в тень господин, потерпите немного. На солнце вам плохо будет.       — С ума сошла, в тебе сил не хватит меня сдвинуть, — Сонхва попытался приподняться на дрожащих руках, и это ему кое-как удалось. Кэмэрин тут же оказалась рядом, придерживая его за спину на удивление твёрдой рукой.       — Я крепкая, господин, — солнечно улыбнулась девушка и подставила своё плечо. Сонхва, поморщившись, закинул на него руку и со стыдом для себя признал, что ему придётся согласиться на эту помощь — больше её неоткуда было ждать. Он прислушивался к ощущениям в теле и осознавал, что изменения произошли не только в его жизненном потоке, который походил теперь на энергию смертных, но и в физическом облике: тело стало будто легче, совершенно точно он стал ниже ростом, сил осталось как у ребёнка, а органы чувств работали едва ли на десятую часть от привычной ему нечеловеческой мощи. Сонхва не понимал, почему вообще остался жив — его должны были убить с помощью какого-то артефакта, но только лишили сил.       Вынырнув из своих размышлений, он попытался подняться на ноги с помощью Кэмэрин. Удалось это далеко не сразу, после нескольких падений на колени. Кэмэрин каждый раз вскрикивала и причитала, чем даже немного насмешила Сонхва. Наконец-то ему удалось подняться на дрожащие ноги, и он медленно, останавливаясь после каждого шага, двинулся к ближайшему дереву. Кэмэрин подбадривала и хвалила, крепко поддерживая за спину одной рукой, второй придерживая Сонхва за кисть перекинутой через её плечи руки. Спустя, казалось, бесконечное время, они добрались до густой тени, и Сонхва буквально рухнул на землю, больно ударяясь коленями о мощный выступающий корень. Не обращая на ушиб внимания, он привалился к прохладному шероховатому стволу, хрипло дыша.       — Господин, — Кэмэрин тяжело дышала, смахивая пот со лба, — мне нужно отлучиться в город — одежду вам найду и соберу припасов. Вам туда нельзя, я укрою вас в пещерах, как наберётесь немного сил.       — Ты не обязана со мной возиться, — Сонхва пристально посмотрел на отважную девушку, что не побоялась броситься на помощь незнакомцу.       — Я уже сказала — не брошу! — она притопнула ногой и нахмурилась. — Сколько ещё раз нужно это повторить?       — Не зря твоё имя означает «защитница», — Сонхва ласково улыбнулся и прикрыл глаза, прислоняясь затылком к коре. — Я никуда не двинусь отсюда, но пообещай, что если меня здесь не увидишь по возвращении, искать не станешь, — он открыл глаза и строго посмотрел на девушку.       — Ладно-ладно, нечего меня своими глазищами пугать, — проворчала та. — Сейчас за водой сбегаю, а потом в город. Как раз к вечеру там буду, по темноте легче будет пробраться в дом, да он и на отшибе и мало кому интересен.       Кэмэрин резко развернулась и бегом скрылась в чаще, оставляя Сонхва одного. Он снова закрыл глаза, чутко прислушиваясь к обычным звукам, наполнявшим тропический лес, пытаясь уловить что-то чуждое этому месту. Конечно же он не сможет дать отпор, но встретить стоя теперь уже врагов, кем стали для него все божества Пантеона, он обязан.       Сонхва не заметил, как провалился в тревожный сон. Очнулся он в кромешной тьме от чуть более громкого шелеста листьев, чем создавал лёгкий ветерок.       — Это я, господин, — знакомый голос был чуть запыхавшимся, но вполне бодрым. Улавливая движения расплывчатого силуэта, Сонхва следил, как Кэмэрин, нагруженная парой мешков из звериных шкур, приближается к нему. Сбросив ношу, девушка облегчённо выдохнула и несколько раз встряхнула руками. — Сейчас покормлю вас, а завтра попробуем пойти к пещерам.       Сонхва кивнул, молчаливо, но с благодарностью принимая заботу Кэмэрин.       Хонджуна снова выкинуло из тела Сонхва, и он как в ускоренном просмотре наблюдал за сменяющимися днями и ночами, когда Сонхва и Кэмэрин медленно продвигались к пещере, а после и обустраивались там. Девушка натаскала мясистых крупных листьев для лежанок, что застелила ткаными из шерсти альпак покрывалами, предусмотрительно взятыми из дома. Также в её мешках обнаружилась нехитрая утварь, вяленое мясо и маисовая мука, из которой Кэмэрин ловко пекла пусть и пресные, но зато сытные лепёшки. Каждый день девушка ходила то на охоту, то на поиск фруктов, чем не переставала удивлять по-прежнему обессиленного Сонхва. Он мог лишь передвигаться по пещере, держась за стену, с каждым днём чувствуя себя всё более никчёмным. Кэмэрин только отмахивалась от любых предложений помощи, прекрасно понимая, что из этого ничего толкового не выйдет, но её это совершенно не беспокоило и не вызывало недовольства.       Хонджун не понял, какой период времени перед ним промелькнул, но в один момент он снова очутился в теле Сонхва, сразу ощутив, как тот напряжён. По его мыслям он понял, что бог беспокоится о Кэмэрин, которой не было уже больше двух дней — пусть она и ходила в лес за припасами в сторону, противоположную городу, слишком далеко никогда не забредала, всегда возвращаясь до захода солнца. Сонхва поднялся, и Хонджун понял, что тот немного окреп. По-прежнему придерживаясь за стену, но уже довольно быстрым шагом Сонхва пошёл к выходу из пещеры. Он крайне редко выглядывал из их убежища, опасаясь, что кто-то может его увидеть, но сейчас тревога не позволяла просто сидеть и ждать.       Очутившись под горячими лучами солнца, Сонхва прищурился, привыкая к яркому свету. Пещера находилась на возвышении, к ней вела крутая, но довольно удобная тропка, начинающаяся прямо над обрывистым берегом реки, за которой далеко-далеко просматривалась низина, откуда должна была вернуться девушка. Не заметив абсолютно никакого движения, Сонхва заволновался ещё сильнее — хоть птицы должны были чирикать в ветвях высоких деревьев, но их пения не было слышно, как и стрёкота насекомых.       — Не эту ли девчонку ты высматриваешь? — жестокий насмешливый голос оглушил, заставив Сонхва крупно вздрогнуть. Он резко обернулся на звук, почувствовав приступ головокружения, а после и тошноты, как только увидел Кэмэрин, безвольно висевшую на плече Верховного бога. За его спиной Сонхва успел заметить ещё нескольких высших божеств — все как один смотрели на него сверкающими в предвкушении глазами с жестокими ухмылками на губах.       — Отпусти её, — глухо проговорил Сонхва, со сжимающимся сердцем наблюдая, как по руке девушки медленно стекает кровь. Кэмэрин стала невероятно дорога ему за этот небольшой срок, покорив своей преданностью, жизнерадостностью и упорством. После двух полных лун Сонхва позволил себе поверить, что его никто не станет искать — и жестоко ошибся.       — Как скажешь, — садистская улыбка появилась на губах массивного мужчины, на две головы возвышавшегося над Сонхва. Верховный бог убрал руку, придерживающую девушку за талию, и движением плеча сбросил тело на землю. От удара Кэмэрин простонала, но в себя не пришла. Сонхва, спотыкаясь, бросился к ней, прикрывая собой и по очереди с ненавистью глядя на каждого пришедшего, ожидая нападения и своей неминуемой гибели.       — Человеколюб, — презрительно выплюнул Верховный. — Никогда бы не подумал, что такой великий — один из сильнейших! — начнёт сочувствовать мелким букашкам вроде неё.       — Её жизнь драгоценнее всех ваших, вместе взятых, — прорычал Сонхва, нависая над тяжело дышащей девушкой. Украдкой осмотрев её, он не заметил видимых повреждений, кроме длинной царапины на руке, откуда и сочилась кровь.       — Ты ещё большее ничтожество, чем я думал, — Верховный гадливо скривился. — Но в этом есть и хорошая сторона — мы будем наслаждаться твоими мучениями, когда ты собственными глазами увидишь расправу над этой убогой жизнью.       — Только троньте… — Сонхва неосознанно попытался призвать свою силу, но ощутил лишь сжимавшийся удавкой обруч на шее, затягивающийся с каждой секундой всё сильнее.       Верховный расхохотался, и ему эхом вторили божества. Они встали полукругом, горящими от возбуждения глазами наблюдая за беспомощностью Сонхва.       — Она же вам не нужна! — в отчаянии воскликнул он. — Забирайте мою жизнь, как и собирались, но отпустите девушку, — закончил Сонхва совсем тихо, прекрасно понимая, что к его словам останутся глухи. Он слишком хорошо знал каждого из пришедших — самые беспощадные, жестокие и кровожадные боги собрались у скалы, бывшей Сонхва домом последнее время.       — Ты будешь смотреть, а мы — упиваться твоим отчаянием, собирая каждую крупицу ненависти и смакуя её. Смерть этой девчонки будет напоминанием на всю твою жалкую жизнь — напоминанием, что никто не сможет быть рядом с тобой, разделяя вечное твоё существование.       Хонджун похолодел, понимая, что сейчас последует, и не ошибся. Он не мог закрыть или отвести глаза, он был вынужден смотреть, как дорогого Сонхва человека истязают. Его уши горели от отчаянных криков, он чувствовал, как щёки заливают горячие слёзы. Он пытался вырваться из пут, которыми оказался прикован к скале, но лишь ранил свою кожу. Он кричал, срывая голос, и пытался снова и снова дозваться до своей прежней мощи, но ошейник сжимал горло всё сильнее.       Последнее, что Хонджун увидел перед тем, как погрузиться во тьму, — нежная улыбка на окровавленных губах и затухающий взор ясных, словно солнце, глаз.