Окаянные дни

      Крупные белые хлопья тянуло к земле. Вечно шумная Тверская, хорошо освещенная газовыми фонарями, была заполнена повозками. Москва встречала зимние праздники с размахом. Игорь сунул извозчику положенную плату, добавив гривенник сверху, и выбрался из саней. Задержался на мгновение, окинув взглядом сияющую электрическим светом резиденцию генерал-губернатора, а затем, поежившись то ли от мороза, то ли от легкого волнения, шагнул к парадному входу.       Внутри было тепло и людно. Лакеи принимали у прибывавшей публики верхнюю одежду и провожали к лестнице, ведущей в бальную залу. Идея устроить предрождественский прием принадлежала Александре Васильевне, супруге нынешнего генерал-губернатора Сергея Константиновича. Сам Гершельман, государственник и военный до мозга костей, светскую жизнь не очень любил, но ввиду занимаемого положения был вынужден в ней участвовать. Чтобы разбавить круг порядком приевшихся друг другу сиятельных лиц, Александра Васильевна в этот раз пригласила актеров Большого театра. Даже тех, кто играл основные роли во втором составе.       Отдав лакею подбитое мехом пальто и шапку, Игорь направился наверх, попутно кивая знакомым лицам. «Только бы не столкнуться сразу с Разовским!» — мелькнуло в голове. Но надеждам на легкое начало вечера не суждено было сбыться. Едва он поднялся по лестнице, как путь ему преградила тучная фигура театрального бухгалтера. — Добрый вечер, Павел Лаврентьевич! — Игорь натянул дежурную улыбку. — Игорь Владимирович, голубчик! Как я рад Вас видеть! — Разовский утер платком вспотевшую лысину и цепко ухватил собеседника за локоть. — Что за вечер сегодня! Какая публика собралась! Слышали новость? Плевако умер! Вот Леонид Витальевич-то расстроится, когда до него там в Европах новость дойдет.       Балалаев нахмурился. Все прекрасно знали, что Собинов до того, как сделал головокружительную карьеру в опере, был помощником Плевако. Разовский, удовлетворенный произведенным эффектом, продолжил уже более расслабленно: — А между тем у меня есть для Вас еще одна важная информация. Балалаев подавил тяжелый вздох, предчувствуя рекламу очередной артели. Однако Павел Лаврентьевич удивил: потянул рукав визитки вниз, заставляя Игоря наклониться ближе, и заговорщически прошептал: — Вы знаете, что к нам приехал новый артист из Петербурга? Будет теперь служить в нашем театре. — Ну так это хорошо, разве нет? — Хорошо?! — полузадушено воскликнул Разовский. — Это как посмотреть! Говорят, он и правда талантлив, да вот только выгнали его из столицы. И не просто так, а с грандиозным скандалом! — Что же он натворил? — полюбопытствовал Игорь. — Его сам великий князь Константин Константинович сюда отправил! Говорят, — Разовский стрельнул глазами туда-сюда, — этот субъект имел смелость оказать неподобающие знаки внимания княжне Татьяне Константиновне!       Игорь изобразил сдержанное удивление, а про себя подумал, что подобный скандал забудется уже через месяц. Эка невидаль для столицы! А вот в Москве могут посудачить и чуть подольше. — Кстати, знаете, что у меня есть? — Разовский движением фокусника извлек из внутреннего кармана старомодного сюртука сложенную вчетверо бумагу. — Глядите! Именной пай товарищества «Эмиль Циндель». Могу достать для вас такой же в конторе. А вычитать буду понемногу из жалования.       Игорь вздохнул. Ну вот, теперь все встало на свои места. Какие уж там сплетни, когда есть деловое предложение. — Простите, Павел Лаврентьевич, но вынужден отказаться. Задолжал знакомому.       Лицо Разовского отразило явное разочарование. Он аккуратно сложил пай и убрал обратно в карман. Воспользовавшись тем, что цепкие пальцы отпустили его рукав, Игорь выпрямился и отступил на шаг. — Простите великодушно, но я должен найти Владислава Андреевича. Вы его не видели, случайно?       Потерявший интерес к беседе Разовский махнул рукой. — Конечно, конечно! Он где-то там, в дальнем углу.       Кирюхин и правда обнаружился в дальнем правом углу в небольшой группе высокопоставленных лиц и офицеров. Его сухопарая гибкая фигура в простой черной визитке смотрелась странно среди дорогих фраков и мундиров, увешанных эполетами и орденами. Игорь замедлил шаг, подходя к кружку, а затем и вовсе остановился в нерешительности в паре метров, увидев в центре самого Гершельмана. Вклиниваться без представления было неприлично, поэтому он медленно двинулся по кругу, делая вид, что выискивает кого-то среди остальных гостей. Знатные особы, между тем, были увлечены беседой. — Нет, господа, мы потеряли достойнейшего человека! — настаивал высокий статный джентльмен с бородкой и закрученными вверх усами. — Такая потеря для нашей юриспруденции. — Федор Никифорович был, безусловно, талант. Но эта его неразборчивость в выборе подзащитных… — Каждый имеет право на честный суд! — наставил джентльмен. — Сразу видно, Алексей Алексеевич, что на Вас влияет ваш старший брат, — усмехнулся в густые усы похожий на упитанного кота собеседник. -Просто вы, Аркадий Францевич, по другую сторону баррикад… -Полно Вам, господа. Лучше оглядитесь вокруг! Я впервые вижу такое количество безусых людей! — в очередной раз наигранно проворчал Гершельман, пытаясь разрядить обстановку.       Участники беседы заозирались, и Владислав наконец-то заметил Игоря. Он поманил его наклоном головы. -Господа, разрешите представить! Восходящая звезда нашего Большого театра! Игорь Владимирович Балалаев.       Игорь остановился слева от Кирюхина и вежливо поклонился, чувствуя, как потеют ладони. На него был обращен десяток любопытных взглядов. Первым прервал паузу статный джентльмен. — Добрый вечер! Маклаков, Алексей Алексеевич. Офтальмолог. — Не просто офтальмолог, а, между прочим, профессор Московского университета! — вклинился споривший с Маклаковым до этого господин. — Кошко, Аркадий Францевич. Начальник сыскной полиции.       После крепкого рукопожатия Аркадий Францевич представил остальных мужчин: самого Гершельмана, его сына Георгия, одетого в новехонький мундир лейб-гвардии конной артиллерии, а также Николая Васильевича Цветкова, священника лет сорока пяти, с живым цепким взглядом, странно выбивавшегося из кружка из-за своей высокой фиолетовой камилавки. Все перечисленные ограничились легкими кивками головы. Когда знакомство состоялось, к теме смерти Плевако было решено не возвращаться. Вместо этого Кирюхин принялся спрашивать у Кошко про последние громкие дела.       В какой-то момент перетекший к внешней политике разговор рассыпался на несколько очагов. Поговорив еще пару минут с Алексеем Алексеевичем о накалившейся обстановке в Восточной Европе, Игорь с Владом вежливо раскланялись и, решив не мешать остальным, двинулись в середину зала в поисках знакомых лиц. У входа возникло небольшое оживление. Глянув поверх голов, Балалаев обнаружил причину волнения публики — незнакомого молодого человека, которого уже окружили дамы.       Одет он был изысканно. Новенькая визитка, брюки в полоску, начищенные английские туфли. Но все это было бы не важно, если бы не манера держаться. Игорю невольно вспомнился летний день, когда Влад впервые затащил его на ипподром. «Какая стать! Вот это порода!» — восклицал тогда Кирюхин, восторженно глядя на ахалтекинского жеребца, занявшего первое место в забеге. И Игорь, ничего не смысливший в лошадях, был с ним абсолютно согласен. Потому что даже обывателю было видно, что нервно всхрапывающий и перебирающий тонкими ногами конь — особенный. Вот и столичный гость был особенным. — Гляди, какой ладный да складный. Даже если талантом не блещет, то все равно будет пользоваться успехом у наших дам, — прошептал на ухо Влад, тоже заметивший гостя.       Игорь все глазел на новоприбывшего, пока Кирюхин не тронул его за локоть, указывая в другом направлении. Там, в окружении дам, показался знакомый силуэт. Одетая в бальное платье опалового оттенка, с прямой юбкой и широким поясом, Валерия Александровна Ланская смотрелась воздушно на фоне темных грузных силуэтов. — Господа! Ну куда же вы запропастились? Я так рада, что Вы здесь! — она поприветствовала подошедших друзей легким книксеном, а потом, забывая о всех строгих правилах великосветского этикета, протянула Игорю и Владу руки, по локоть скрытые изящными белыми перчатками. На шее покоилась украшенная жемчугом и эмалями подвеска, в уже вышедшем из моды стиле ар-нуво, но идеально подходившая к наряду. Игорь подозревал, что это был подарок от скончавшейся пару лет назад матушки.       Выяснилось, что дамы как раз разговаривали о новом госте. От них Игорь узнал, что зовут столичного изгнанника Александр Леонидович Маракулин. Половина кружка повторяла слухи вслед за Разовским, еще половина их опровергала. Наконец, дамы немного успокоились, и беседа перешла к синематографу, но Игорь нет-нет, да поглядывал в сторону будущего коллеги.       Атмосфера в зале становилась все более шумной. Запах высокой ели, стоявшей в дальнем углу, полностью перебили пары алкоголя. Один кружок сменялся другим. С разных сторон все чаще звучали реплики о Маракулине, от «Ах, он само очарование!» до «Какой неприятный тип!». Игорь был заинтригован.       Спустя полчаса они с Владом наконец снова пересеклись с пропавшей ненадолго из вида Ланской. — Я только что говорила с Александром Леонидовичем! Представьте себе! Он ездил в Париж с Дягилевым! Играл Рангони в «Годунове». А теперь вдруг оказался тут! Такой удар. — Ну что же Вы, Валерия Александровна! У нас же все-таки Большой театр, — укоризненно нахмурился Кирюхин. — Ох, простите, Владислав Андреевич! — Лера виновато улыбнулась. — Не принимайте на свой счет. — Погодите, это он сам Вам пожаловался? — вклинился Игорь. — Не совсем. Но он так грустно рассказывал о том, что ему пришлось покинуть столицу.       Игорь бросил короткий взгляд в сторону гостя, который о чем-то беседовал с очередной «жертвой». Сомнений не оставалось, Маракулин просто развлекался. Что это? Насмешка над местным обществом? Игорь решил немного понаблюдать за гостем. Если тот действительно валял дурака, то его следовало вывести на чистую воду.       Играл Маракулин на публику великолепно. «Наверное, и на сцене так же хорош», — подумал Игорь, глядя, как Александр надевает очередную маску с приближением нового собеседника. Печаль, радость, надменность, радушие. Живое, подвижное лицо притягивало.       Когда очередной «любопытствующий провинциал» отправился восвояси, Маракулин принялся скучающе обводить залу взглядом. Игорь так увлекся, что осознал, что неприлично разглядывает гостя, только когда тот уже в упор смотрел на него. «Какие грустные глаза» — мелькнуло в голове еще до того, как он разорвал зрительный контакт.       Саша был морально готов к тому, что все будут глазеть на него, как на заморскую диковинку. Тем не менее, внутри с самого утра зудело. Хотелось выкинуть какой-нибудь фортель назло всему миру. Казалось, его раздражало все в этом зале. И тут он наткнулся на очередную «жертву», открыто глазевшую на него. Поймав за локоть лакея, проносившего мимо шампанское и стянув с подноса бокал, он прошептал что-то тому на ухо. Курносый парнишка залился краской и залепетал было, но Маракулин глянул на него одним из своих фирменных строгих взглядов. Покорно кивнув, лакей направился в сторону Игоря. — П-простите великодушно, но… Александр Леонидович просит Вас составить ему компанию, — лакей на всякий случай втянул голову в плечи. — Спасибо, я сейчас подойду, — растерянно проговорил Игорь. Влад с Лерой переглянулись.       Подойдя к гостю, скучающе разглядывающему лепнину на потолке, Игорь представился и протянул ладонь. Маракулин приветливо улыбнулся и ответил на рукопожатие. — Александр Леонидович. Очень приятно. Наслышан. — Наслышаны? — Вас удивляет? Я интересуюсь всем, что происходит в театре, — Саша безбожно врал. Про Игоря ему рассказала не далее, чем полчаса назад одна из его собеседниц, но он уже вошел в роль и не мог остановиться. Состроив скучающее выражение лица, проронил как бы между делом: — Ну а Вы? Вам уже успели про меня наговорить?       «Ага, наверное ждет заверений, что говорят о нем только хорошее» — подумал Игорь. Твердо решив не ходить на поводу и не изображать великосветскую беседу, выдал: — Предпочитаю составлять собственное мнение.       Маракулин недоверчиво смерил его взглядом. — Похвально. И какой же вывод вы сделаете, если я скажу, что находиться здесь — сущая пытка? — Слишком мало, чтобы судить. — Вы не поверите, сел бы в первый поезд и в Петербург, — продолжал гнуть свою линию Саша. Лицо его приняло нечитаемое выражение. Он словно ждал ответного хода собеседника. Еще секунда, и Арлекин наденет новую маску.       Игорь помедлил с ответом, глядя в глаза оппонента. Кто же там на самом деле прячется? Захотелось расколоть орешек. И в ту же секунду мелькнуло озарение: все предыдущие собеседники наверняка пытались узнать из первых рук, почему Сашу отправили в Москву. Картина моментально изменилась. Так вот почему Маракулин чудит. Лучшая оборона — это нападение? А может нужно просто сложить оружие? — К сожалению, не довелось еще побывать в столице, — миролюбиво перевел тему Игорь. — Не сомневаюсь, что там кипит театральная жизнь, но и у нас тут все не так плохо. Станиславский, например. Что про него думаете?       В глазах Саши зажглось любопытство. Лицо, наконец, расслабилось. Он благожелательно улыбнулся. — Хочу сходить на его спектакль! Как и Вы, предпочитаю сам составлять мнение.       Они поговорили еще четверть часа о том, что происходило в московских театрах, какие постановки имели громкий успех, а какие провалились, о режиссерах, после чего Игорь вежливо откланялся и направился к друзьям. Провожая его взглядом, Саша подумал, что вечер наконец перестал быть унылым. Не давало покоя лишь странное чувство дежавю.       Эти манеры, наклон головы, спокойный тон. На долю секунды пахнуло сиренью и запахом краски. Но призрачный образ моментально растаял. Нет, ему показалось. Услышав, как его кто-то зовет, Саша натянул вежливую улыбку и развернулся. ***       Дни после Рождества прошли для Игоря в визитах и приемах гостей. Третьего числа, пока не ударили еще крещенские морозы, Влад потащил его на ярмарку на Сухаревке. Пробираясь сквозь толпу зевак, окруживших колядующих, Балалаев услышал, как кто-то окликнул его по имени-отчеству. — Игорь Владимирович! Сколько лет, сколько зим! — Михаил Андреевич! Ты как тут?! Какими судьбами!       Игорь бросился обнимать знакомого, а потом поспешно представил его Кирюхину: — А это Михаил Андреевич Кузнецов, мой товарищ из Омска. Между прочим, купец первой гильдии! — Игорь отвесил шутливый поклон. — Ой, да брось, Петрушка! Чай, вдвоем у твоего тятьки во дворе тогда розгами получали за молоко-то пролитое. А ты вон теперь где! Солист Большого театра! Куда уж нам, жалким скотопромышленникам. Кстати, — Михаил заозирался, — Ольга тут, со мной. — Неужто? — Игорь тоже принялся оглядываться. — За леденцами пошла племянникам. Решил вот ее свозить в Москву, чтоб дома-то не сидела как затворница. А то с тех пор, как ты уехал… А, вот и она идет! — Кузнецов сдернул соболью шапку и махнул выискивающей его в толпе девушке.       Увидев Игоря, та застыла ненадолго на месте. Балалаев почувствовал укол совести. Все-таки нехорошо они тогда расстались. Но Игорь ведь ничего не обещал, это родня их хотела сосватать. Ольга подошла и вежливо улыбнулась. «Еще краше стала» — промелькнуло в голове.       Младшая сестра Кузнецова была совершенно не похожа на купеческую дочь. И дело было даже не в новой модной шубке-ротонде с высоким воротником, украшенном дорогой камеей. Статью и манерами — вот в чем она была вылитая дворянка. «Спасибо папеньке за дорогой пансион» — подначивал ее иногда Михаил. — Рада Вас видеть, Игорь Владимирович! — Ольга потупилась, изогнула соболиную бровь, а затем стрельнула в него взглядом темных глаз. — Добрый день, Ольга Андреевна! — выпалил Игорь и замолчал, не зная, что говорить дальше.       На помощь пришел Влад, ткнувший его локтем в бок. Балалаев спешно представил его своей давней знакомой, а потом они вчетвером пошли гулять по ярмарке, смотреть колядки и катания на снежных горках. Расставались уже ближе к ужину, обещаясь навещать друг друга, пока Кузнецовы гостили в Москве. ***       После крещения пришло время первой репетиции. Театр после праздников, казалось, задышал новой, свежей жизнью. Пахло краской от новых декораций. В коридорах царило оживление.       Зайдя через служебный вход, Игорь услышал пение а капелла. Влекомый любопытством, он, вместо гримерок, свернул к кулисам и, приоткрыв портьеру, замер. На сцене был Маракулин. Он пел партию Белькоре из «Любовного напитка» Доницетти. Сильный, красивый баритон с бархатистыми нотками заполнил весь объем. Театр отзывчиво резонировал. Игорь застыл, заслушавшись. Он всегда умел ценить мастерство других.       Голос перестал звучать, а Балалаев все еще пребывал в каком-то другом, волшебном мире. Когда очнулся, Александра на сцене уже не было. Видимо, ушел в другую кулису. Идя к гримеркам, Игорь столкнулся с возмущенным Разовским. — Сергей Петрович, что случилось? — Упала звезда, да на нашу голову! Этот Маракулин — Разовский фыркнул, подбирая слова поприличней. — Гонору-то, гонору! Награждает же Господь таких талантом. — Он что-то сказал Вам? — Игорь нахмурился. — Я к нему с комплиментами, когда он за кулисы вошел, а он посмотрел на меня, задрав нос, и говорит: «Не утруждайтесь. Я это и так знаю». Каков, а? С ним ухо востро! Он тут по головам пойдет!       Внутри Игоря всколыхнулись противоречивые чувства: да, Маракулин проявил себя не с лучшей стороны на приеме, но с Игорем он был вежлив. Да и пение его было безупречным. Зачем идти по головам, когда тебя с таким талантом и так наверх вознесут? Решив еще раз поговорить с Александром, чтобы проверить, не ошибочным ли было первое впечатление, и составить более точный портрет нового коллеги, Игорь направился к гримерным. Постучал тихо, услышал ворчливое «кого там еще нелегкая принесла», а потом громкое «войдите»!       Гримерка была залита жгучим электрическим светом. — Добрый день!       Игорь хотел было излить восторг по поводу увиденной репетиции, но запнулся, вспомнив, как Александр отреагировал на Разовского. Возникла неловкая пауза. Маракулин помогать ему не стал. Тогда Игорь решил, что лучше всего сказать прямо. — Если честно, то я боялся к вам заходить. — Вот как? — уголок губ Александра дрогнул, выдавая иронию. — Но Вы зашли. Позвольте полюбопытствовать, почему? — Столкнулся с Разовским.       Ироничное выражение пропало с лица Саши. Теперь он просто молча разглядывал Балалаева. — Вы, кажется, говорили, что предпочитаете составлять собственное мнение, — наконец-то проговорил он, с легким раздражением в голосе. — Поэтому и пришел. — Ну и как? — Я буду рад петь с Вами на одной сцене, — спокойно ответил Игорь, не отводя взгляда.       Александр, кажется, стушевался. Напряженно сжимавшие столешницу пальцы расслабились. Он потупился. — Спасибо. — Но почему Вы не ответили подобным образом на комплимент Павла Лаврентьевича?       Маракулин тут же вскинулся. Глаза его обиженно сверкнули. — Простите, мне не стоило… — Игорь пожалел, что решил идти до конца. — Ценю вашу деликатную откровенность, — перебил его Александр. — Но Разовского я «отбрил», потому что после вашего ухода он на приеме поливал меня грязью за глаза.       Почему-то от этого объяснения на душе у Игоря стало легче. Он подспудно желал, чтоб Александр оказался не таким, как о нем говорили. Каким «таким», он для себя еще не сформулировал. Слишком пестрым был образ. Маракулин уловил облегчение на его лице и сам вновь расслабился. — Павел Лаврентьевич человек настроения, но он, конечно, повел себя недостойно, — вздохнул Игорь, глядя куда-то в сторону. — А Вы всегда о всех так хорошо думаете?       Теперь настала очередь Балалаева вскидывать голову. На лице Александра теперь играла лукавая улыбка. — Доброе слово доходит до сердца, — Игорь обезоруживающе улыбнулся в ответ.       Услышав эту фразу, Саша вздрогнул. Узнавание. Мимолетное чувство дежавю сорвалось лавиной воспоминаний, накрыло с головой, выбив воздух из легких. Игорь нахмурился, увидев, как собеседник переменился в лице. — С Вами все в порядке?       Но Саша уже взял себя в руки. — Да. Всего лишь духота. Пойду на улицу, подышу, — Александр поспешно оставил Игоря в одиночестве.       Морозный воздух не принес облегчения. Фантомный, удушающий запах сирени, так долго преследовавший его когда-то и с таким трудом изгнанный, снова окутал с головой. Неужели так бывает? И почему он такой невезучий?! Саша прикусил большой палец сжатой в кулак руки и зажмурился.