Выжить в зомби-мире

Когда Ген наконец приходит в норму, ему и Сенку приходится объяснить остальным, что произошло в тот самый день, когда юноша готов был наброситься и полакомиться чьи-нибудь мозгом. Факт того, что менталист утаил от всех укус зомби, многих если и не разозлил, то заставил усомниться, в том, а можно ли доверять Асагири? Ситуацию усугубляло то, что он уже почти превратился в одного из мозгоедов, ведь какова вероятность, что это не произойдет снова? Даже Ишигами в этом вопросе для людей не авторитет, ибо единственный все знал. Ген понимает чужое поведение и все же чувствует себя здесь...чужим. А все из-за косых взглядов, которые бросают на него, стоит ему хоть немного оголить свою дырявую щеку. Конечно, отверстие вместо здоровой кожи, сквозь которое виднеются зубы, может напугать любого, даже если сейчас все выглядит не так страшно (ведь в первый день, когда он разодрал собственную ослабленную из-за вируса кожу вместе с мышцами, смотреть на него было невыносимо). И все же ему хотелось, чтобы другие делали вид, что с его лицом все нормально. «Но это невозможно». Невозможно в данный момент и избавить его от этой дыры. Да, у них есть в команде студент-медик, но в момент, когда наступил апокалипсис, он только-только закончил первый семестр первого курса, а потому доверять практическую часть в этом вопросе ему никто не хочет, как и он сам. Единственное что остается – лишь ждать, когда им каким-то чудом встретится опытный врач либо весь этот кошмар закончится как можно скорее (что, будем честны, наименее вероятный исход событий). Да и то не факт, что найди они специалиста, получится зашить эту рану, неизвестно, как зараженный вирусом организм будет себя вести после хирургического вмешательства. Поэтому Асагири, выходя из комнаты, прикрывает щеку челкой (благо за эти два месяца она стала длиннее и упростила ему задачу), а Сенку работает над созданием протеза. А гену тошно от одной мысли, что теперь приходится прятать свой недостаток, лишь бы не пугать людей так сильно. Но, конечно, это все равно не избавляет его от едких комментариев и смешков от некоторых. И каждый раз, предлагая свою помощь, чтобы показать, что он все такой же Ген, а не какой-то монстр, сталкивается с отказом. В такие моменты он давит из себя улыбку и на автомате произносит: «Да, да, я все понимаю, никаких проблем», хотя ощущает болючее отчаяние, которое валится на его плечи тяжким грузом. Не то чтобы быть изгоем для него в новинку, но если раньше он, грубо говоря, сам выбирал такой путь, то сейчас, когда он обрел друзей и научился без выгоды для себя общаться с людьми, подобное обижает. Конечно, есть те, кто все еще добр с ним и искренне переживает. Дед Касеки по-прежнему тащит его помогать чистить ружье, с Юдзурихой он делит стирку и готовку, Хром размахивая руками и с детским восторгом в глазах рассказывает ему, чему научился у их ученого. И другие ребята, которых он впустил в свою жизнь благодаря Ишигами, все еще остаются на его стороне и не ворошат прошлое. В их взгляде даже не читается отвращение, когда они смотрят на него, что радует Гена. Он благодарен друзьям, но не может избавиться от всепоглощающей пустоты. – Черт возьми Сенку, я урод. Гребаный монстр. Меня боятся и шарахаются, как от прокаженного. Почему вы еще со мной? Почему ты еще со мной? – вопрошает Асагири в одну из ночей, роняя горячие слезы на колени Сенку, пока тот перебирает пряди его волос, да гладит трясущиеся плечи. – Тихо, тихо. Ты не монстр. Вирус ослаб и сейчас ты – это ты, – ученому тяжело, и даже не подобрать нужные слова, а видеть любимого вот таким. Таким отчаявшимся, таким разбитым, пожирающим самого себя под гнетом других. – Какова вероятность, что он не пробудится вновь? Что если уже завтра я опять озверею и захочу наброситься на кого-нибудь? Учитывая то, что мой организм не принимает ничего кроме мяса, это ведь может случиться. А тратить все запасы на меня – это ужасно. Меня и так ненавидят, а так начнут думать, что из-за меня помрут с голоду. Сенку только открывает рот, чтобы возразить чужим словам, как Ген говорит то, что Ишигами не хотелось слышать вообще. – Я уйду, Сенку, уйду. Мне нет здесь места. Меня не принимают, меня избегают, так на кой черт я вообще здесь нужен? – Иди сюда, – ученый осторожно приподнимает его на ноги и тянет на себя за руки и заставляет лечь на него сверху. Затем следует легкий поцелуй в лоб, а пальцы смахивают слезы с бледного лица, – я не могу понять, как тебе тяжело, но я не отпущу тебя. Возможно, я звучу как эгоист, но я не позволю тебе уйти, блуждать одному и стать закуской для зомби. Я сомневаюсь, что каким-то чудесным образом они увидят в тебе своего. Я люблю тебя, и ты нужен мне, пожалуйста, помни это, – последние слова Ишигами шепчет, а голос предательски дрожит, – мне плевать на твою рану, плевать на твой вирус, потому что для меня ты все еще самый дорогой человек. Менталист утыкается носом в шею Сенку и тяжело вздыхает, пытаясь успокоиться, пока любящие руки вырисовывают рандомные узоры на его спине. – Спасибо, – еле слышно говорит Ген слегка хриплым голосом и закрывает глаза. Ишигами следует его примеру, и вскоре они засыпают в объятьях друг друга. Никто из них и понятия не имел, что пока Ген бился в истерике, за дверью комнаты Сенку (которая уже стала их общей), стоит Суйка. Вновь проснувшись от ночного кошмара, девочка побежала к ученому, чтобы он поделился с ней чудо-таблеткой, той самой, от которой менталиста вырубило на несколько дней. Но услышав надрывный голос Асагири, она не стала вмешиваться в столько откровенный разговор. «Почему Ген думает, что его считают уродом? Он по-прежнему хороший человек, хоть и напугал всех. Почему все не могут довериться ему, как Сенку? Дураки». ... – Пошли погуляем! – первое, что слышат Сенку и Ген следующим утром. Оба вздрагивают от звонкого и бодрого голоса девчушки, которая так бестактно проникла в комнату, – я нашла полянку с красивущими цветами. Их можно собрать и сделать гербарий! – Малышка Суйка! Ну не в такую же рань, – Асагири сонно смотрит на часы – только 8 утра, а девчушка уже полна энергии. – Мм, что ж вы оба такие громкие, – а вот и ученый-ворчун соизволил открыть глаза, но с явным недовольством. – Прости, прости, Сенку. Суйка, но почему именно я? Кохаку занята? – та лишь мотает головой и продолжает сверлить Гена выжидающим взглядом. Юноша все еще в раздумьях, он не выспался, сил встать с кровати у него нет, но идея звучит заманчиво. В этом разрушенном сером городе он давно не видел чего-то красивого, – Хорошо, хорошо, дай мне немного времени и подожди в коридоре. Девочка буквально светится от счастья и выбегает из комнаты, заставив Асагири расплыться в легкой улыбке. Он немного завидует ее жизнерадостности и энергичности. Собрав все необходимое и не забыв взять с собой пистолет, юноша целует вновь уснувшего Сенку в лоб (тот что-то ворчит и накрывается одеялом, из-за чего Ген тихо смеется в кулак, а затем выходит из комнаты). – Идем, идем, идем, скорее! – Суйка тут же хватает менталиста за руку и тащит за собой. В столько ранее утром в доме уже довольно шумно. Ребятня играет в догонялки, мешая взрослым наводить порядок (да и бездельничать тоже). Гену становится некомфортно. Вновь он ловит на себе косые взгляды людей, которые изучают его и словно ждут, нападет он или нет. Присутствие девочки рядом не спасает его от липкого и неприятного ощущения где-то под ребрами, а его пальцы начинают слегка дрожать. – Не обращай внимания, они просто идиоты и ничего не понимают. – Негоже маленьким девочкам так выражаться, дорогая Суйка~. – Тсс, а то Кохаку услышит. Ген посмеивается и кивает, словно обещая, что не скажет блондинке ни слова. Они наконец покидают дома и менталист может спокойно вздохнуть. Они идут в неизвестном для него направлении, преодолевают ручей и продолжают путь сквозь высокую траву. Асагири переживает, как бы на них не напал один из мозгоедов или, еще хуже, людей. Если от первых можно спрятаться, обхитрить и убежать, то со вторыми порой бывает сложнее: вдруг захотят забрать оружие, похитить, ворваться на их базу и угрозами забрать припасы? Дорога оказалась не такой уж длинной, и вскоре приятный сладковатый запах бьет в нос. У юноши почти что перехватывает и без того слабое дыхание от разнообразия цветов. Пожалуй, эта полянка единственное яркое пятно в их сером и грязном зомби-мире. – Ты была права, здесь и правда чудесно. – Рада, что тебе понравилось! Соберем немного? Украсим букетами наше убежище, чтобы другие тоже порадовались. – Если хочешь, я научу тебя плести венки. Девочка прыгает от радости и начинает бегать по полянке, раскинув руки в стороны, но затем успокаивается и осторожно срывает несколько стебельков. Менталист присоединяется к ней, что-то тихо напевая себе под нос. Сейчас он чувствует себя по-настоящему спокойным и даже в некоторым роде счастливым. Словном не было того дня, когда он обезумел, словно его никто не кусал, словно они все вернулись к обычной жизни, которая у них была полгода назад. В какой-то момент Суйка нарушает молчание. – Только не уходи. – Хм? О чем ты, дорогая Суйка? Я бы не вернулся на базу без тебя. – Нет, я не об этом. Не уходи от нас всех. Я...я подслушала твой разговор с Сенку, прости! И мне стало очень грустно от твоих слов. Я не хочу, чтобы ты покидал нас, потому что без тебя будет совсем не так весело. Ген, мягко говоря, в шоке и удивленно хлопает ресницами, не в силах проронить хоть слово. В горле словно застрял ком. Девчушка же достает из кармана маленькую заколочку в виде арбуза и протягивает юноше. – Вот, возьми. Когда почувствуешь в себе уверенность, можешь заколоть волосы, чтобы не прятать щеку. – Спасибо, дорогая Суйка. Асагири еле сдерживает слезы, чувствуя, как тот груз, который он нес на себе все это время, начинает постепенно исчезать. – Я никуда от вас не уйду. Особенно от тебя, – он мягко треплет ее по волосам, заставив улыбнуться чуть ли не до самых ушей, – хей, как ты умудрилась потерять зуб? – А, это? Неудачно упала, споткнувшись о камень, хех. Но не беда, Сенку обещал сделать новый! Неожиданно рядом с ними раздается шорох. Ген тут же хватается за оружие, направляя дуло пистолета к источнику шума. Он молчит, прислушиваясь. Неизвестно, кто мог прятаться в траве, не исключено, что какое-нибудь животное, хотя уже очень давно они не видели даже собак. – Суйка, если что готовься бежать. – Стой, не стреляй, пожалуйста. – Ой, это же наши! Идите сюда! Ген научит нас плести венки! – из травы выходят несколько ребят, которые живут в их убежище, и подходят ближе к Асагири. Юноша напрягается, переживая, как бы дети не испугались, но в их глазах нет ни тени страха, только детское любопытство. «А это больно?», «А ты теперь всегда будешь с этой дырой?», «А каков это быть зомби?». Вопросы ребятни (будем честны, бестактные, но что с них взять), не прекращаются, но юноша не против и отвечает каждому с улыбкой, хотя честно уже подустал, уж больно шумной оказалась компания. – А хочешь, мы тебя украсим? – спрашивает Суйка, надевая яркий венок на свою голову. – Это как? – А ты закрой глаза и узнаешь! Ген подчиняется и не подсматривает, гадая, что же задумали дети. Он чувствует прикосновение к своей продырявленной щеке, а затем странный, слегка горьковатый привкус во рту, и все понимает. Спустя чуть больше пяти минут он слышит радостное «все!», открывает глаза и видит свое отражение в маленьком зеркальце. Теперь вместо дыры на его лице пестрят бутоны. – Теперь у тебя есть своя полянка! – щебечет довольная Суйка. Менталист заплакать готов, видя радостные улыбки детей, гордящихся своей работой, их искрящиеся глаза и полное отсутствие напряжения от нахождения рядом с ним. Уголок губ поднимается вверх, и Асагири по мере возможности каждого гладит по голове. – Спасибо вам, такой красоты ни у кого кроме меня в нашем лагере не будет. Как только солнце уходит за горизонт, Асагири ведет всех обратно. В конце концов, ночи еще опаснее, а он один здесь взрослый. На пороге базы их встречают обеспокоенные родители, которые с облегчением и упреками забирают своих чад, но с неким укором смотрят на Гена. Напряжение, которое исчезло во время прогулки, вновь возвращается. Юноша вымучено улыбается и виновато улыбается, желая поскорее убраться отсюда. Суйка мгновенно замечает перемену в его настроении и ее терпение лопается. – Вы взрослые, но ведете себя хуже маленьких детей! – крик привлекает внимание людей и многие собираются вокруг источника шума. Асагири ощущает дискомфорт, но понимает, что девочку сейчас не остановить, – хватит так относиться к Гену и смотреть на него, как на врага. Он никому не сделал больно, зато ваше поведение ранит его. Он наш товарищ, друг, а не монстр. Если кто-то посмеет обидеть его, то получит от меня пинка! Все это видит Кохаку, которая не может сдержать улыбки и чувства гордости за девочку. Она не вмешивается, дабы не прервать ее пламенную речь. Малышня, которую еще не успели увести родители, вздернув носы, встает вперед, словно стена перед юношей. – Да, не смейте обижать Гена или будете иметь дело с нами! Сконфуженные взрослые теряют дар речи. Воцаряется тишина. Асагири одновременно благодарен и хочет провалиться сквозь землю. Подумать только, его защищают дети. – Прости, – слышится откуда-то из толпы, и менталист стоит как вкопанный, не веря своим ушам, а потом и глазам. Некоторые начали пусть и робко, но подходить к нему, пожимать руку и обнимать, извиняясь за свое поведение. – Просто мы...были напуганы после того дня. Но вместо того, чтобы дать тебе шанс на прощение, мы поддались своим страхам. Мы и правда трусы. – Все в порядке, правда, – Ген чувствует себя немного странно от всего происходящего, все еще думая, что это какой-то сон. Будто вот-вот он откроет глаза и все будет, как прежде. Но этого не происходит. – Спасибо вам, ребята, – шепчет он, обращаясь к Суйке и другим детям. – Что ж, я рада, что теперь все вернулось в норму. Но давайте не будем смущать Гена так сильно, хорошо? Пойдемте все спать, а завтра закатим пир! – Кохаку все же решает вмешаться, видя, насколько уставшим выглядит Асагири. Они обмениваются улыбками, после чего юноша уходит в комнату, но не в свою, а к Сенку. – А ты все также в поте лица работаешь~. – Ага, с вами поработаешь, – бормочет Ишигами, копаясь в каких-то своих механизмах. – Все слышал? Малышка Суйка решила устроить сеанс групповой психотерапии. От теплой и счастливой улыбки, которую ученый уже давно не видел на чужих губах, его сердце делает кульбит. Подойдя к Гену, он кладет ладонь на его шею и смотрит с усмешкой. – Что такое, Сенку? – менталист смотрит на него слегка томным взглядом, ощущая приятное покалывание в животе, когда кончики пальцев касаются краешка его губ. – Подумал, что с тобой ваза в доме никогда не будет нужна. Асагири уже и позабыл, что детишки повтыкали в его щеку цветы и красный от возмущения закрывает лицо, беззлобно бормоча «Сенку, ты засранец!». Тот лишь смеется. – Ну все, иди сюда, – он разводит руки возлюбленного в стороны и целует, с особой нежностью лаская его лицо, – это всего лишь шутка. – Я знаю, глупенький, а теперь замолчи и поцелуй меня еще раз. Ишигами закатывает глаза, но подчиняется. Это был странный и довольно сумбурный день для Асагири, но он надеется, что следующий будет лучше.