Мартовский ветер

      — Есть вопросы?       Ты смотришь на тонкую стопку бумаг, которые только что вывалили перед тобой на стол. Неровные записи от руки и зачеркивания теснятся над стройными напечатанными строками. Под ними сереет мятая бумага. На перепечатку документов у участка опять нет денег. Чернила расплываются по буквам, из которых складывается слово «Мартинез». Мартинез. Ты не был там уже год, и почти полгода не видел Кима, а то, что написано в этих документах, значит, что вы наконец-то встретитесь.       Из-за сильной загруженности вы после нескольких совместных дел никак не пересекались все это время, поэтому ты немного волнуешься. Люди часто холодеют к другим по прошествии нескольких месяцев. Особенно после такого, что было с тобой. Как бы тебе ни хотелось снова поработать с Кимом, внутри ты взвываешь: ну почему именно Мартинез? Ты не хочешь вновь испытывать тот жуткий стыд и жалость уже на трезвую голову.       — Офицер Дюбуа?       За последние месяцы ты не брал ни одного перерыва. Ты, конечно, держался и не ходил по барам, но такими темпами до срыва недалеко. Из-за постоянного переутомления твоя голова стала ватной, и ты едва соображаешь. Все же, мысль о встрече с Кимом стала самой ясной за последнее время и разбудила в тебе остатки жизни, которые ты упорно стараешься не замечать.       — Офицер?       Резкий вопрос заглушает твой внутренний монолог. Нужно ответить голосу снаружи.       — Да. Да, я согласен. — Ты не глядя ставишь подпись на документах и забираешь свой экземпляр. Впереди больше половины рабочего дня, и ты делаешь все, чтобы не думать о завтрашней встрече.       Только к двенадцати вечера ты возвращаешься домой и, небрежно скинув ботинки в прихожей, падаешь в кровать, пока усталость сильнее переживаний.       Утром тебя охватывает тревога. Она воздушно трепещет внутри, вторя сладкому чувству предвкушения. Ты понимаешь, что действительно хочешь увидеться. Хоть и боишься. Тебе, наверное, даже снилось что-то про него, но в памяти осталась только черная пустота. Последние отголоски сна ты прогнал ледяным душем и пожалел об этом в первую же секунду. Ты делал так в молодости и почему-то подумал, что спустя два десятка лет тело простит тебя за такие выходки.       В участке нужно было встретиться затемно, чтобы прибыть в Мартинез к 5 утра и успеть к началу рабочего дня в порту. Подходя к парковке, ты видишь голубую Кинему. В слепящем свете фар — темную фигуру Кима. Он опирается о корпус мотокареты, записывая что-то в блокнот. Лейтенант не сразу замечает твое приближение, и ты слышишь, как он мурлычет под нос какую-то мелодию.       — Доброе утро! — наклонившись, машешь напарнику. Ким слегка вздрагивает и поворачивается к тебе.       — Доброе утро. Поехали?       «Как всегда, Ким, — думаешь ты, — без лишних слов». Он открывает дверь, и ты пролезаешь на заднее сиденье Купри. Как же ты слаб сейчас. С минуту ты пытаешься придумать тему для разговора, но мягкая обивка и перекатывающийся звук мотора расслабляют, и ты засыпаешь, стоит только Киму выехать с парковки.       Ты замерз, пока спал. Сквозь сон чувствовал подрагивающую челюсть, сжимал колени, пытаясь укрыться от сквозняка из-под двери Купри. Из-за этого и не спал толком, но и проснуться не мог от накопившейся усталости.       — Детектив?       Кажется, тебе снится вчерашнее утро. Что-то в нем было особенное. Ты снова и снова слышишь это слово и не понимаешь, почему тебе его говорят так часто. Точно, это твое звание. Похоже, ты ничего не делаешь, кроме работы, раз слышишь только такое обращение к себе. И как бы ты ни любил детективить, тебе иногда хочется другого. Почему не называть тебя просто, ну, скажем…       — Гарри?       На замерзшей коленке ты ощущаешь невесомое прикосновение. Оно исчезает, как только ты хмуришься и открываешь глаза. На улице еще темно, так что спросонья ты не сразу понимаешь, где ты. От сна в сидячем положении спина стала каменной, а шея затекла, и тебе с трудом удается приподняться и разглядеть лицо Кима, который просунулся в кабину мотокареты.       — Доброе утро! — кажется, у тебя не получилось прозвучать весело и бодро, потому что лицо Кима приобрело какой-то печально-жалостливый оттенок. Впрочем, он быстро вернулся к своему спокойному выражению.       — Доброе.       — Прости, что уснул. Плохо спалось ночью.       — Ничего страшного. Зато, я надеюсь, у Вас теперь есть силы заниматься расследованием.       Молча киваешь. Кажется, после дела с Лели вы с Кимом в работе перешли на «ты», но он как будто забыл и снова стал далеким, как год назад. Тебе не хочется сломать зародившуюся между вами дружбу, но встречу уже начал с того, что облажался, заснув чуть ли не при исполнении. Знакомое чувство стыда поднимает в тебе тревожность. Впрочем, ты рад, что на этот раз хотя бы помнишь вчерашний день.       Ким припарковался на том же месте, что и прошлой весной, у заросшей колючим кустарником скамьи. Ты вылезаешь следом за лейтенантом и шлепаешь ботинком в лужу. В нос ударяет запах мазута и гнилой листвы. Стук ваших каблуков о грязную плитку гулко отражается от почерневших стен зданий, нарушая торжественную утреннюю тишину.       «Танцы в тряпье» перед тобой необычно молчаливы. Вывеска не горит, и окна печально смотрят пустыми глазницами.       — Что здесь произошло? — слишком уж непривычно для тебя было не идти в здание, некогда полное жизни круглые сутки.       — В рапорте сказано, что многие здания заброшены. У города проблема с поставками, через него перестали проходить многие из прежних торговых путей.       — Почему?       — Об этом можно лишь догадываться. Впрочем, если учесть прошлогоднюю напряженную обстановку… — Ты уже не слушаешь его рассуждения, будучи не в силах понять ни единого слова.       Все еще сонный, медленно идешь туда, куда шел Ким, и чуть не врезаешься в него. Он смотрит на закрытые портовые ворота. Вы стоите какое-то время, будто ждете чего-то. Ким цокает языком и смотрит на часы.       — Раньше в пять утра они уже принимались за работу. Странно, что здесь такая тишь.       Ты обводишь взглядом широкую дорогу перед портом. Судя по состоянию города, он стал еще беднее и запустелее. Значит, через него и правда перестали так активно перевозить грузы, несмотря на его географическое расположение, и работникам просто нет смысла вставать рано. Наверное, это связано с очередными запутанными политическими перипетиями, в которые ты не хочешь вникать на этот раз, потому что это вряд ли поможет вам открыть ворота и попасть в порт.       Поэтому вы с Кимом выбираете самый скучный, очевидный, пассивный, но зато наименее мозгодробительный вариант — ожидание. Вот только ждать спокойно ты не умеешь. Спустя десять минут тебе уже хочется размяться, и ты зовешь Кима осмотреть окресности.       — Я думал, с прошлого года эти места нам обоим хорошо знакомы. Надеюсь, это не амнезия, Гарри, — отказывается Ким без раздумий.       «Ну и пусть», — думаешь ты и решаешь гулять один. Не желая упускать из виду лейтенанта, ты не отходишь далеко от ворот, но при этом все время двигаешься, так что то и дело тебе приходится возвращаться на прежнее место.       Вскоре Ким не может сдержать разочарованный вздох, уже полчаса наблюдая за тем, как ты, подобно заключенному на прогулке, наматываешь круги перед «Фриттте».       — Что ж, хорошо, — он проверяет часы, — думаю, у нас есть еще минут сорок. Судя по тому, что ни единого звука со стороны порта за все это время не было, они даже не просыпались.       Ты радостно, чуть ли не вприпрыжку, подходишь к Киму.       — Куда отправимся, детектив?       Была у тебя с самого приезда одна мысль. Ты очень хочешь подмигнуть Киму, но боишься, что так он точно не согласится. Нужно быть скрытнее.       — Я покажу, пойдем.       Ким без промедления следует за тобой — кажется, он тоже устал стоять на одном месте. Возможно, ребята в участке были правы: ты плохо на него влияешь.       Завернув за угол, ты останавливаешься. Он вопросительно смотрит на тебя.       — Я отказываюсь незаконно проникать на частную территорию, Гарри.       — Ну Ким, — тянешь «и» в его имени, — неужели тебе неинтересно?       — Посмотреть на пыль и мусор? Скоро мы будем в порту, там много такого. Насмотришься. — когда он говорит с тобой без прежней официальности, тебе становится       необычно приятно. И это несмотря на то, что Ким просто недовольно ворчит на тебя.       — Идем, Ким. — протягиваешь ты и берешь его за руку. Он не вырывает ладонь из твоей, но и не двигается с места.       Ты слегка тянешься в сторону «Танцев в тряпье», и Ким в конце-концов спотыкается и трусит за тобой.       Вы без труда заходите в кафетерий — дверь незаперта и едва не слетает с петель, когда открывается. Судя по вмятине внизу, она натерпелась от чьего-то ботинка. По запыленному полу в стороны расходятся и мешаются друг с другом путаные следы. Они ведут во все стороны и никуда.       Окна разбиты. С улицы намело горки снега, по краям на них наползает черная пыль. Они приятно хрустят под ногами, когда вы подходите к лестнице.       — И куда теперь?       Ты пожимаешь плечами. Ноги тебя сами несут — тебе ли знать, куда? Ким вздыхает и идет следом. Стоит подняться повыше, в лицо ударяет сквозняк. Он со свистом врывается в разбитые окна и шуршит разбросанным мусором, приветствуя вас. «Вы не первые здесь!», — ехидно шелестит он в ушах.       Здесь пахнет, почти как на улице, только едва уловимо щекочут нос промышленное топливо и свежая краска. На стенах небрежные граффити и тэги, подползающие к самому потолку. Один рисунок у лестничного пролета резко обрывается прямо над ступенями. От него вниз тянется хвост алого мазута.       Ты идешь до конца загибающегося коридора. В голове мелькают воспоминания, и ты слегка забываешься, очнувшись, только когда рука встречает холодный металл ручки.       — Наш балкон? — слышишь ты мягкий голос за спиной. Замечаешь, как в голосе лейтенанта промелькнула улыбка. Наш. Наш. Да, это ваш балкон.       Окна едва ли пропускают свет: их замазали грязью и краской. Ты выходишь наружу, надеясь, что пол под тобой не обвалится. По полу тянется темный след: на балкон кто-то вытащил цветочный горшок, в котором вместо стеблей торчат окурки.       Лицо покалывает изморось. Невозможно далеко брезжит рассвет. На Мартинез опускается туманное облако, и в его влажной прохладе утопает земля. Ты смотришь во двор, а там все бело: вместо купри синеет бледное пятнышко. На мгновение ты видишь мир со стороны: вокруг нет ничего, кроме молочной дымки и вас двоих на балконе. Ким в стороне привычно тянется к карману куртки, но замирает и не достает сигарету.       Утром ты заснул в машине, и за весь день поговорить так и не удалось, так что ты начинаешь издалека:       — Я думал, ты больше не занимаешься делами… детей.       — Не занимаюсь.       — Тогда почему… — ты не знаешь, как закончить вопрос, и надеешься, что Ким поймет тебя.       — Официально я давно не в отделе по работе с несовершеннолетними, но все в участке, кто мог бы поехать сюда, уже заняты более важными задачами. Поэтому сначала этот случай хотели пустить на самотёк — кому есть дело до беспризорника в пропащем городе? — он окидывает взглядом туманную улицу. — Если честно, я сам вызвался. Таким детям свойственно упорство, и он бы вряд ли вышел сам, так что… — он не договаривает, втягивая прохладный воздух через зубы.       — Да… — ты решаешь разбить молчание. Ким явно не хочет вслух говорить о возможных последствиях.       — Так что нам не стоит здесь надолго задерживаться, лучше как можно скорее попасть в порт.       Ничего не ответив, опускаешь взгляд. Молчание кажется тебе неловким, но слова не приходят в голову, как ты ни пытаешься. Совсем рядом - Ким, скрытый туманной дымкой. Он смотрит куда-то вдаль, немного уставший. Ничего не видно и ничего не слышно. Есть нечто умиротворяющее в немом воздухе Мартинеза.       Ты морщишься от резкого звука откуда-то снизу. Сквозь туман у голубого пятна еле проглядывают две темные фигуры.       — Эй! Что вы там делаете? — со сложно скрываемым беспокойством Ким кричит и поворачивает к двери. Ты в спешке сбегаешь за ним, пока он слетает по лестнице, перепрыгивая в конце три ступени.       На улице у Купри вы никого не находите. Туман ничуть не рассеялся, и убежавшим удается скрыться почти сразу. Ким несколько раз обходит Кинему в поисках повреждений, взволнованно вздыхая. Он останавливается у двери и качает головой. Ты подходишь к нему и видишь, что на холеной купри разинула пасть царапина, прочерченная гвоздем по эмали.       — Хотя бы они не попытались снять диски? — ты тут же жалеешь, что сказал это. Иногда мужчине нужно позволить скорбеть в тишине и одиночестве. Вы стоите молча несколько минут, созерцая пострадавшую дверь.       Ваш траур прерывает скрежет портовых ворот. Их заржавелый стон предвещает начало унылого и тяжелого рабочего дня.       — Нам стоит идти. — в голосе Кима ты слышишь нарочитую стойкость. Он хочет побыстрее начать допрашивать жителей и работников порта. Ты его понимаешь. «Окунуться с головой в расследование» — давно твой лучший способ эскапизма. Никогда не подводил.