Омут до зари

В ванной комнате холодно и сыро. В тусклом рыжем свете меланхолично поблёскивает салатовая плитка. Марат неуютно ежится. Отражение в зеркале смотрит тяжело, исподлобья, с едва уловимой тенью печали. Скулу саднит от наливающегося синяка, а рассеченная бровь горячечно ноет над глазом. Обрабатывать раны в чужой квартире становится привычкой, такой же, как и сбегать из дома, скрываясь от встревоженного материнского взгляда и гневных тирад отца. Васильевы жили небогато, зато были гостеприимны и всегда готовы помочь. Марат не стал отказываться и в этот раз. Смочив бинт перекисью, он прошелся пару раз по ране чувствуя обжигающее покалывание. Взгляд упал на перемазанные в грязи пальцы с разбитыми костяшками и распоротый рукав ветровки. В памяти жгутом вспыхнул бьющий в голову закипающей кровью пульс, гнев и азарт, охвативший все юношеское существо. Давно он так хорошо не выпускал пар. В назидание лишь ныли ребра, да болели руки, закручивая в груди червоточину опустошения. Приложили в ответ нехило, но все это не имело значения, если честь универсамовских была выстояна. О последствиях он подумает позже. Единственное, к чему сейчас тянулась его пацанская душа – смыть всю разбитость и забыться беспокойным сном. Марат скинул с себя всю одежду, оставив только треники и майку. На пару секунд задержался у зеркала в нерешительности, затем с досадой провел рукой по голове и потянулся к металлической дверной ручке. Не успел он сомкнуть пальцы, как дверь со скрипом поддалась назад, сталкивая его в проеме с Андреем. Их взгляды на миг пересеклись. Быстрым движением Васильев подался вперед, вталкивая их обратно в обшарпанную комнатушку. — Совсем дебил? — запальчивый голос гулко отлетает от стен. — Здесь и без тебя тесно, чего навалился всей тушей? Между темными бровями Марата залегает сердитая неровность. Андрей сконфуженно тупит взгляд. Горящий порыв был быстро потушен суровым отголоском, возвращая обратно на землю. — Да я тут это… белье принес, пару своих футболок, штаны и чистое полотенце, — Андрей протягивает ему аккуратно сложенную кипу. Бровь Марата скептически выгибается. Карие глаза смотрят в упор, словно выискивая подвох. Он тянется забрать вещи. Андрей отдает не сразу. — Я могу помочь, — вырывается у него на одном дыхании, то ли вопрос, то ли утверждение. Поднимает леденистые словно гладь зимнего озера глаза. — Помочь с чем? — снисходительно отзывается Марат, смиряя его с ног до головы колючим взглядом. Усиливает хватку, напрягаясь всем телом, словно сейчас зарядит смачную оплеуху. Повисает неловкая пауза. Глухую тишину перебивает стук капель, мерно ударяющихся о стенки раковины. Силуэты застыли на полированной глади зеркала. Родное лицо Марата под бледной тенью теплого света кажется еще более красивым. — С душем, — Андрей обрывает молчание и старается не замечать, как кончики ушей начинают гореть. — Нужно кран повернуть пару раз направо, потом налево и снова направо, он у нас барахлит временами. Суворов непроизвольно облизывает краешек губ. Неосознанный привычный ему жест. Андрей выдерживает прямой взгляд, не смея отводить собственный, упрямый, ни на секунду. — Ага, — многозначительно тянет Марат, нарочитая суровость сменяется насмешливыми огоньками в темном омуте глаз, — что-нибудь еще? Андрей едва заметно вздрагивает от вопроса, сердце отдается трепетом в груди, но виду не подает. Взгляд вероломно скользит от карих глаз, ниже, мажет по кончику носа и замирает на линии рта. Губы Марата слегка обветренные, пухлые, неизменно манящие. — Кое-что есть, — слегка осевшим голосом произносит Андрей. Он медлит, ожидая разрешения словно побитый щенок, осторожно касается чужого предплечья второй рукой. Марат закатывает глаза, насмешливо фыркает, скалясь своими светлыми зубами. Затем вальяжно, как только он умеет, склоняет голову вбок и грубо дергает Андрея на себя за футболку. Андрей не теряется и мгновенно находит его губы своими. Касаться Марата было приятно. Не счесть часов, в которые Васильев фантазировал всякое. Как ему хотелось бы. Вещи падают на пол, но уже все равно, за ними вслед летят его футболка и маратовская майка. Андрей аккуратно, почти что трепетно, оглаживает горячее тело перед собой, стараясь не потревожить свежие ушибы и гематомы. Так, как нельзя позволить себе больше нигде. Он обхватывает губы Марата своими. Двигается плавно, смакуя, посасывая с еле слышным причмокиванием. Чувствует, как теплые руки сводятся у него на спине. Меняет угол, вжимаясь еще ближе. Его рука скользит по спине Марата и останавливается на затылке. Кончики пальцев зарываются в короткие волосы. Андрей прикусывает его нижнюю губу, ненадолго припадает, затем вновь возвращается к поцелую. Когда Марат настолько близко, в этой маленькой комнате, сердце загоняется гулкими ударами о ребра и воздуха начинает отчаянно не хватать. Возбуждение и смутное предчувствие горячим жгутом сжимают все внутри. Они оба были по-своему неопытны: неумело настойчиво касаясь, словно задавая лежащий за чертой вопрос, вместе тонули в густой бездне неопределённости. Наугад, миллиметр за миллиметром, но каждый раз находя верно, дыханием на двоих. Марат отстраняется первым. По его острым скулам разливается едва заметное смущение. Он ведет взглядом по лицу напротив цепляясь за темнеющий синяк на правой щеке. Его работа. Старался бить вполсилы. В последнее время они не часто дерутся, но последний удар был выписан за дело. — Все еще болит? — тихо спрашивает он. Андрей медлит и отрицательно качает головой. Под пеленой дурмана никакой боли в теле он и близко не чувствует. — Вот и хорошо. Зрачки у Андрея широкие-широкие, беспросветные как сама бездна. Он с трудом моргает, пытаясь прийти в себя. В груди океаном разливается тепло. Суворов слабо ухмыляется, рассматривая его. — Значит, типо захотел потереть мне спинку? — насмешливо тянет Марат, слегка запрокидывая голову. В бархатной глубине глаз озорными искрами подрагивают отблески тусклой лампы. — Нельзя? — голос Андрея падает до шёпота. Он сморит со всей серьезностью вперемешку с едва уловимой тоской, подушечками пальцев мягко сжимает его плечо. Марат замирает. Бросает растерянный взгляд в сторону. Всем телом отстраняется, делая полушаг назад. Ладонь невольно тянется успокаивающе огладить себя по голове. Он переминается с ноги на ногу, затем бесповоротно тушуется под внимательным мягким светом голубых глаз и опускает густые ресницы. Колеблется. — Ладно, — через какое-то время негромко произносит Марат, вырываясь из раздумий. — Слушай, только давай без вот этой всей херни, — добавляет, красноречиво махая кистью руки, и неприязненно морщится. Без раздумий Андрей принимает намек и сдержано кивает, не проронив и слова. В голове оглушительно пусто. Происходящее, слово дивный сон, словно сбегающая под утро ожившая тень жаркого марева его неспокойных грез. Впервые ему довелось застать Суворова столь доверчиво открытым, непривычно уступчивым. Он не хочет всё испортить. Андрей помогает с краном для душа и отворачивается. Не для Марата — для себя и своего хладнокровия. Его сгорбленная широкоплечая фигура упирается руками в бока раковины. Сзади раздается шорох падающей на пол одежды, фантазия неумолимо подкидывает не самые скромные образы. Пальцы напряженно врезаются в фарфоровые края. Марат не торопится. Методично смывает с себя всю запекшуюся кровь и бесформенными пятнами засохшую то тут, то там землю. Шум воды постепенно убаюкивает и напряжение, повисшее в воздухе, уже не кажется невыносимым. Андрей безмолвно рассматривает тускло поблескивающий поржавевшим кольцом водосток, настойчиво отказываясь сталкиваться со отражением напротив. Ему не нужно знать, какое подобие там встретит. Он вспоминает, что Марат его никогда не стеснялся. Намеренно брошенный колкий комментарий мигом расставлял всё на места. Гордость Андрея подобного не терпит, невзирая на ураган бушующих чувств внутри. Он ведом лишь собственной настойчивостью. Валяться в ногах, умолять — не в его духе. Их первая встреча в автобусе четко обозначает незримый отправной рубеж. Она и причина, по которой Марат начинает мало-помалу оттаивать. Сглаживать углы, переставать противиться неизбежному, внутренним чутьём страшась, что Васильев исчезнет из его жизни насовсем. Что происходит между ними? Слова не находились. Скрежет поворачивающегося крана вырывает из потока раздумий и гул стихает. По спине пробегает неровный лихорадочный отголосок покалываний. Он не торопится. Ждет пока Марат позовет. — Ну, давай, — раздается веселый голос за спиной. — Помогай, пионер. Сырая мочалка пролетает через плечо Васильева, шмякаясь об стену напротив. Он подбирает ее, бросает быстрый взгляд на отражение. Первое что видит, ─ смазанное пятно мокрой спины в подрагивающем янтарном свете. Андрей быстро переключает внимание на полочку ниже, достает из лотка мыло. Начинает активно растирать скользкий кусок по шершавой поверхности, не забывая смачивать струей воды из-под крана. Когда начинает появляться первая густая пена, он закрывает вентиль и разворачивается. Марат сидит спиной к нему на бортике ванны, слегка наклонившись вперед и упираясь ладонями в расставленные колени. На светлой коже выпирают острые звенья позвонков, фиолетовыми кровоподтеками разлились свежие озерца последних полученных ударов. Его бурые от влаги короткие волосы липнут к коже. Капли воды загадочно поблескивают в полусвете, дугой соскальзывая по гладкой коже вниз в такт мерно вздымающейся грудной клетки. От представшего вида у Андрея на секунду перехватывает дыхание, безжалостной хваткой сжимая горло. Он подходит ближе, оставляя между ними немного пространства. — Земляничное? — неверяще уточняет Марат. Потом косится в его сторону, морща нос. — Класс, буду теперь благоухать как бальзаковская тетка. Андрей устало вздыхает. Ожидаемо напрямки и в лоб. Грубо и честно, как Суворов и любил. Быть привередливым в семье Васильевых принято не было. Все получали ровно столько сколько позволяла мамина зарплата. В отличии от него у Марата наверняка почти всегда был выбор. Мысль тревожной тенью пробегает по лицу. — Есть шампунь «Лесной», но пользоваться им как-то… — Похер, — перебивает Марат. — Давай уже чем есть. Немного помедлив, Андрей кладет теплую ладонь чуть ниже острой лопатки, кожа под ней покрывается едва заметными мурашками. Тем же путем следует шершавая поверхность мочалки и начинает аккуратно намыливать спину. — Бальзаковского возраста? — до Андрея только сейчас доходит, насколько сравнения Марата до безобразия забавны. — Думал, ты прогуливаешь литературу. — Может и прогуливаю, — расплывчато тянет он, затем добавляет. — Я так-то не только за дела пацанские могу пояснить. В памяти ярким пятном вспыхивают совместные домашние занятия. Суворов рьяно отказывается садиться за книги даже при всей убедительности сыплющихся на него аргументов. Название одного из последних произведений школьной программы гласит: «Гобсек». Они здорово поцапались в тот вечер. Все же, стало быть, прочел. — Ты молодец, — вырывается у Андрея слишком ласково. Марат делает вид, что не заметил. Ему должно быть отвратительно, когда Васильев ведет себя так мягко. Когда касается так бережно. Но ему не было. Пойдет оно так дальше, проблем не оберутся они оба. Андрей должен был прекрасно это понимать, но почему-то с каждым разом только больше погрязал в своей болезненной привязанности. Мысли мрачными тучами клубятся в голове. Он поспешно отмахивается от них. Позже. — Если тебе комсомолец имя — имя крепи словами своими! — Суворов продолжает поддевать Андрея, не обращая внимания на напряженное молчание сзади. — Так вроде говорится? — Делами, — поправляет его Андрей, затем повторяет более задумчиво. — Делами. — Делами так делами, мне эти красные лозунги заучивать нахрен не сдалось, — довольно ухмыляется он в ответ. Какое-то время они перекидываются дурацкими фразами и замолкают. Андрей продолжает неспешно полукружьями водить шершавой поверхностью по худощавой спине. Он не торопится, старается не сильно давить на поврежденные участки. Иногда кончики пальцев задевают чувствительную кожу, от чего Марат едва заметно вздрагивает под ним. Андрей старается абстрагироваться от происходящего. Получается плохо. Вот он огибает поясницу, скользит по симметричным углублениям на задней стороне крестца. Дрожь пробегает по телу. — Руки, — предостерегающе шипит Суворов без тени прежнего веселья. Андрей не настаивает и тихо переходит на плечи. Начинает массировать трапециевидные мышцы, постепенно переходя к затылку, чувствуя под пальцами стройный ряд острых позвонков. Марат плавно запрокидывает голову и безмолвно изучает Андрея своими смоляными глазами. Васильев замирает и смотрит вниз. Во взгляде читается вопрос. Андрей останавливается в нерешительности, затем скользит рукой вверх и крепко обхватывает пальцами его подбородок. Несколько мгновений он просто наблюдает как губы Марата раскрывает сбивчивый вздох и обрушивается на них поцелуем. Под таким углом все ощущается иначе, более волнительно. Осязание подсказывает, что Марат, словно вторя его мыслям, отзывается легкой улыбкой. Андрей проводит языком по сомкнутым зубам, слегка надавливая подушечками пальцев на челюсть. Суворов неуверенно поддается и впускает его, углубляя поцелуй. Все внутри замирает в сладкой истоме, когда их языки соприкасаются. Андрей терзает рот под собой, чуть ли не вылизывая изнутри, проезжается по небу и задней стенке передних зубов. Слишком усердствует, не прерываясь, и вскоре получает болезненный укус. Он нехотя отстраняется, шумно вдыхая воздух. Сердце гулко бьется в груди. Губы Марата влажные, покрасневшие, припухшие от приложенных стараний. В уголке рта скопилась вязкая слюна и Андрей одним движением большого пальца скользит по ней, размазывая по лицу. Марат наигранно страдальчески морщится, уходя от движения. Потом опускает голову, давая понять, что на этом всё. Суворов непривычно затихает, упирается взглядом в зеленоватую стену. Из уголка квадрата плитки ползет трещина. Он изучает её, пытаясь отвлечься, но это не особо помогает. Андрей за его спиной напряженно молчит, затем тянется к мойке за куском мыла. Тяжелый воздух между ними, казалось, искрил и потрескивал многозначительной паузой. Васильев возвращается довольно быстро. Марат позволяет ему нависнуть над собой и массирующими движениями проделать путь со спины на грудь. Шершавая поверхность проходится по ключицам, ползет вниз к середине грудины, огибает грудную мышцу, невзначай задевая орел соска, затем вторую. Здесь, чувствуя бешенный стук сердца под ладонями, Андрей останавливается. Его пальцы нежно оглаживают кожу, словно в попытке ласково дотронуться до трепещущей души сквозь решетку ребер. Марат уязвлённо сжимается, будто близость Андрея обжигает его. Его бока раненым зверем тяжело и неровно вздымаются, силясь сбежать от непрошенного прикосновения. Прикосновение не останавливается, оно ползет по солнечному сплетению, разливается истомой по измученном телу. Оглаживает, напряженный крепкий живот, попадая в ложбинку пупка. Из груди Суворова вырывается судорожный вздох. Андрей продолжает тянуться вниз за движением собственной руки и прижимается к телу напротив гораздо ближе, чем следовало. — У тебя стояк, — Марат констатирует факт. Его голос хрипит от продолжительного молчания и напряжения, током расползающегося по нервам. Андрей мрачно молчит, продолжая массирующими движениями растирать пену. Его рука торопливо мажет по выпирающим тазовым костям. Нужно было завершать эту пытку. Марат неожиданно шумно вздыхает и запрокидывает голову ему на плечо, прижимаясь всем телом. Васильев, чувствуя собственной грудью его острые лопатки, во все глаза уставляется на открывшийся вид. Пена сползает на пальцы, размашистым движением скользкой ладони он размазывает ее по всей длине. Всхлип вырывается из горла Марата. В отчаянном порыве он цепляется за его запястье. Андрей продолжает двигать рукой, чувствуя рваное горячее дыхание на своей щеке. Большой палец проезжается по головке. Ответный протяжный стон горячей волной окатывает Андрея. Все валится из рук. Лавиной обрушивается на последние остатки выдержки. Васильев резко выпрямляется, подхватывая Марта под руки, затем забирается в ванну и медленно наваливается на него. Суворов успевает сгруппироваться и упирается предплечьями в стену, не давая себя полностью зажать. — Совсем рехнулся?! — Марат ощущает, как сильные пальцы вновь стискивают его член и захлебывается невысказанными словами. Чёрные ресницы трепещут. Андрей не в силах больше терпеть тесноту домашних штанов размашистым движением приспускает их. Второй ладонью надавливает на плечо Марата и прижимается вплотную. Тот дергается от неожиданности, но Андрей удерживает его. Пара смазанных движений бедрами, следом он почти проезжается между суворовских крепких ягодиц. — Сука, что ты делаешь?! — рычит Марат, усиливая сопротивление и борясь с дрожью во всем теле. — Можно я… — шепчет Андрей и замирает, затем вновь проходится всей длиной вверх-вниз по заднице, — вот так? — Какого хрена, ты серьезно? — Марат сдавленно хрипит, чувствуя бьющийся в горле бешеный пульс. — Ну ты, блять, и извращенец… Андрей успокаивающе оглаживает плечо напротив и просяще целует. Марат раздражено дергается, но продолжает хранить молчание. Не встречая сопротивления, член устраивается меж ягодиц как влитой и прижимается головкой к выпирающему копчику. Андрей начинает плавно двигаться. Скольжение по желанной плоти волнами разносит жар удовольствия по телу, а сердце сжимает от невыразимо нежной тоски. Он опускает взгляд и пах отдается болезненным импульсом. Приходится зажмуриться и отвернуться. Распирающее возбуждение от увиденного не позволило бы продержаться дольше. Марат мягко выдыхает, когда Андрей целует его в шею, мажет носом меж лопаток, проводит губами по его ушибам, одновременно продолжая двигать ладонью. Он тает под ним и больше не делает попыток вырваться. Словно добившись своей цели, вторая рука Андрея падает с плеча и тянется к голой ягодице и нагло сминает ее. — Блять, — со стоном выдыхает Марат, прижимаясь щекой к холодной поверхности кафеля. Все тело бьет мелкой дрожью и ему все с большим трудом удается удерживать давящий на себя вес. Думать о ебанутости происходящего не было никаких сил. — Чтоб тебя… — Моя девочка… — ласково мычит Андрей, обдавая жарким дыханием кожу. От накатывающего волнами возбуждения его мозг совсем не соображает и выдает дикий набор слов, таящихся где-то в глубинах подсознания. — Давно по зубам не получал, мудила? — выплёвывает Марат из-за плеча. Он злобно сверкает глазами, дергается и лягает Андрея в ногу. Ему не нравится услышанное. — Прости, мне просто очень хорошо, — бормочет заплетающимся языком Андрей и дышит над ухом, затем с нежностью зовет, — Марат… — Просто завали… — голос Суворова обрывается на середине томным вздохом. Он кожей чувствует горячий поцелуй в плечо, затем еще один – в загривок. Вторая рука Андрея продолжает рывками ублажать его внизу. Где-то не периферии сознания вертится затертое до дыр «пацаны не извиняются». Какая нелепость. Он хнычет остаток фразы сквозь зубы, — хайло. Андрей в порыве обиды шлепает его по заднице. Не дожидаясь реакции, он обхватывает Марата под руки и вминает в холодную поверхность кафеля, переламывая последнее сопротивление. Марат было дёргается, но Андрей вновь наваливается всем весом и прижимается вплотную. Дикий контраст обжигает кожу, заставляя все тело покрыться мурашками. Все нервы натягиваются струной, отзываясь на жар, исходящий сзади. Марат позорно прогибается в пояснице навстречу, пытаясь освободить немного пространства для собственной кисти. Не дотянувшись совсем немного, он издаёт влажный всхлип. Отмирая, Андрей просовывает руки ему под живот, перехватывает тянущуюся ладонь и заменяет своей, затем крепко обнимает, утыкаясь лбом в плечо. Получив желаемое, Марат облегченно вздыхает от ощущения вернувшейся ласки. Твёрдый член продолжает скользить между намыленных ягодиц, попадая в каждую непрошенную ложбинку. С каждым покачиванием он все беспощаднее вгоняется в горячую впадину снова и снова. От каждого толчка Марат вжимается вперёд. Приближение оргазма сдерживать уже невозможно. Андрей слышит сдавленный протяжный стон Суворова и чувствует, как его тело сотрясает неконтролируемая дрожь. Марат кончил первый. В черепе взрываются искры и внутренности скручивает в тугой жгучий узел. Это открытие поражает Андрея и накрывает горячей волной лихорадочной похоти так внезапно, что он не успевает отпрянуть и изливается прямо на его поясницу. На те самые блядские впадинки. Он низко стонет, продолжая вжиматься и до боли стискивая объятия. Немного погодя, Марат делает попытку выбраться из-под давящей хватки. Его ноги дрожат и внезапно подкашиваются, не сделав даже первого шага. Андрей успевает подхватить его под бок и развернуть к себе, заключая в объятия. Марат повисает на нем и устало кладет голову на крепкое плечо. В полной тишине они стоят, прижавшись друг к другу, понемногу приходя в себя. — Охуенно помылся, — бурчит Марат, выделяя последнее слово с явным недовольством, отчего Васильев не может сдержать смешка. Андрей аккуратно отстранятся и заглядывает ему в глаза. Зрачки Марата широкие, а щеки горят краской, успевшей расползтись на шею. Полу-расфокусированным взглядом скользит по лицу напротив запоминая и изучая каждый миллиметр. Губы сами растягиваются в мягкой улыбке. — Чего уставился? Сейчас дыру во мне прожжешь. — Марат хмурит брови и смущенно косится в сторону. Андрей чувствует его дыхание на своих губах. Ближайшее будущее брезжит неотрывном потоком дел: отмыться, обработать раны, постарается найти максимально закрытую одежду, чтобы скрыть засосы и кровоподтеки, прибраться. Но сейчас жизненно необходимо постоять так еще немного. Обнимая и чувствуя постепенно успокаивающийся бешенный ритм сердца. Так близко. Еще чуть-чуть. Андрей мягко прижимается к губам Марата, затем снова и снова. Он проходится неторопливыми поцелуями от уголка губ к маленькой родинке на щеке, чувствуя, как волоски на загривке становятся дыбом. Суворов раздраженно ворчит, отпихивает его рот ладонью, но из объятий не вырывается. Сил совсем не осталось, он вновь позволяет себе эту слабость.

***

На следующее утро Марат сидит на кухне в его растянутой футболке и буднично уминает банку сгущенки. Снова неприступный и отстранённый. В комнате витает едва уловимый земляничный аромат. Жгучим стыдом проносятся обрывки воспоминаний вчерашнего. Их взгляды встречаются. — Только солнце взошло, а ты уже весь изгваздался сладким, — чувствуя себя вынужденным начать диалог, обороняет Васильев и заходит на кухню. — Какие-то проблемы, Андрейка? — будничным тоном бросает Суворов и непринуждённо ставит банку на стол. Хочется ответить остроумной колкостью, но Васильев лишь хмуро отводит взгляд. Пройдет немало времени, прежде чем воспоминания остынут и холодное отстранение на людях станет вновь привычным. Словно между ними ничего нет. Марат был первой юношеской любовью Андрея. Непримиримой и сильной. Отрицать которую было невозможно. Случайного взгляда, легкого касания достаточно, но грубая взаимность, совершенно неожиданная, столь болезненная, лишает всякого покоя. Если бы только они встретились при других обстоятельствах. Андрею ничего не остается как жить сегодняшним днем. От зари до зари, окунаясь в жгущий сердце омут с головой. — Хочешь мне что-то предъявить? — продолжает Суворов, демонстративно вылизывая кончики пальцев, испачканные сгущенкой. — Ты не стесняйся. У Андрея путаются мысли. Он отмахивается и тянется к кухонному шкафу за кружкой. Краем глаза он замечает, как Марат хитро улыбается в своей до боли знакомой манере. Так, словно всем своим видом говоря — возвращение домой придётся еще ненадолго отложить.