Я смотрю на вас всех и вижу любовь, которая спит, Пока моя гитара нежно плачет. Я смотрю на пол и вижу, что его нужно подмести, А моя гитара по-прежнему нежно плачет.
Я не знаю, почему никто не сказал вам, Как раскрыть свою любовь. Я не знаю, каким образом кто-то контролирует вас, Они купили и продали вас.
Я смотрю на мир и замечаю, что он вращается, Пока моя гитара нежно плачет. Мы обязательно должны учиться на каждой ошибке, А моя гитара по-прежнему нежно плачет.
Берт больше не прятался за списком холестериновых блюд. Прикрываясь только ладонью, словно козырьком бейсболки от солнца, он пялился на Селену. И хотя сам не ел, глубоко сглатывал тогда, когда девушка в свойственной ей манере вновь принималась за обед или отпивала из бутылки. Она не стремилась привлечь внимание, вновь изящна в своей естественности и от того умопомрачительна в его глазах. Селена наслаждалась пищей, а Берт — видом Селены, разглядывая, как она это делает. Дразнящая игра. До щекотки, что гуляла от происходящего у него под кожей, хотелось участвовать в этом процессе — класть Селене в рот то, от чего она блаженно закатывает глаза. Он встряхнул кисть руки, сбрасывая напряжение. Помогло не особо. Селена была ослепительной вспышкой тока, что, не целясь, по странной непредсказуемой кривой траектории безошибочно попала в Берта. Прошила насквозь. Как теперь ему унять нарастающую дрожь, что возникла не из-за страха и не в коленях, а выше — от желания быть ближе. Невозмутимый Берт контролировал себя. Со стороны — неплохо справлялся. Но сам сожалел, что приходится это делать, и отчетливо понимал, что выдержка трещит по швам. Рассматривать Селену было единственной наглостью, которую он мог себе позволить. Желать дотронуться, но не прикасаться; жаждать заговорить, но молчать. Довольствоваться тем, что перед сном выписывать по стеклу пальцем контур её лица, очерчивая безмолвный ореол Луны за окном... Как-то всё неправильно. Должно быть иначе. Берт обязан исправить положение дел и тел. Но никто, кроме Селены, ему не подмога. Всего лишь один её взгляд невзначай в сторону, и он попадётся с поличным. Страшно? Нет. Славно! Давно пора, чтобы Селена заметила своего соглядатая. Пусть смутится. Она такая красивая, когда щёки краснеют. Или пусть пошлёт в него проклятье, Берт переживёт, но зато у них будут эмоции на двоих. Наконец-то. Неподдельные и нескрываемые. Общие. Берт объединил себя и Селену в одно слово и ему захотелось с облегчением рассмеяться от этого открытия. Да! Он будет гипнотизировать Селену взглядом, тогда появится повод заговорить, а потом увести отсюда, чтобы другие на неё не таращились. Вон, один своё табло крутит, оборачивается и глазами обшаривает. Решил чек оплатить? Заботливый нашёлся. Пусть последит лучше как битой замахиваются. Иначе придётся мужчине помочь — голову развернуть, чтоб счёт на поле проверил, а не сколько Селена выпила и съела. Может, Берту поступить совсем отчаянно — первому подойти к Селене и представиться? Но кем? Сколько ещё надо сыграть ролей, чтобы оказаться рядом и остаться при этом собой? До восхода солнца эту восхитительную, манящую девушку он прижимал к себе. А теперь вроде рукой подать, да не дотянешься. Берту известно её имя и по какой причине она оказалась в Нью-Йорке. Её одиночество в Большом городе, и нелепая ситуация, благодаря которой он буквально оказался под боком. С какими сомнениями она принимает решения, но выбор потом не меняет. Насколько смела и как может вести за собой, если дело доходит до помощи другим. Её забавный отрывистый хохот, стоит только рассмешить, и губы недовольной дугой, когда задумчива. Холодные руки в тот момент, когда нервничает, и запах — её запах, чего-то сладкого, что надо обязательно попробовать на вкус, и только тогда разгадаешь. Берт всё это уже знал. Хорошо запомнил все штрихи и хотел больше подробностей. Желал продолжения — её всю, от пальцев на ногах до нерассказанных сновидений. И объясните тогда кто-нибудь, ради всего святого, — почему его и Селену разделяют сейчас не просто два стола, а целая бездна, которую принято вкладывать в понятие «незнакомые люди»? Роб больше не мог думать об эвакуации из огня. Кажется, вокруг него и он сам полыхал, дымил без надежды на помощь, хотя в данный момент не курил и спичками ни баловался. Источник возгорания был поблизости — злостная поджигательница находилась в шаговой доступности. А что произойдёт в перспективе, сделай Роб замечание Селене о вызывающем поведении? Морализаторство для начала разговора. Вот это заход! Не особо оригинальный, но проверенный, а ничего более подходящего Роб придумать не мог. Не то чтобы она вела себя слишком развязно, он повидал многое, и в Селене абсолютно нет вульгарности. Но всё же, Роберт — коп. То есть блюститель порядка, а от Селены внутри полный бедлам. С другой стороны, разве человек ограничивается званием? Жетон свой для знакомства предъявлять, это будет совсем тривиально. Даже пошловато. А что Селена ответила бы, рискни он действительно заговорить? Съязвит, она может. Хотя слово за слово, колючка за колючку — вот разговор и завяжется... А если она испепелит взглядом и промолчит? Вдвойне обидно. Нет, лучше Роб останется на месте. Её пламенная раскрепощенность и без диалога добралась до него, достала Селена своим языком. Накануне, когда Селена чуть не стянула с него махровый халат, Роберт переживал за своё реноме. Но как выяснилось, обстановка может складываться и хуже: его простая хлопковая рубашка казалась теперь невыносимо жаркой, хуже меховой шубы в июле. Добровольно хотелось расстегнуться. И срочно открыть окна в помещении, чтобы остудить пыл. Либо Робу надо поспешить на улицу, и вместе со свежим воздухом обязательно сигарету. Уйти отсюда подальше. И курить, не думая ни о чём. В том числе — о задании. Потому что эта грёбанная работа, которая сжирает у него почти всю жизнь, сейчас беспощадно отбирает тот короткий отрезок времени, когда он чувствует что-то необычное — не чувство долга или чувство ответственности. А другое шевелится — похожее на смесь страха и безоговорочного желания довериться ситуации. На Роба внезапно накатила апатия, размазывающая не хуже рукоприкладства. Будь что будет. Утомительно жить в мире бесконечных формул, по которыми он вычислял чужое поведение и выстраивал собственные поступки. Ему требовалось отдышаться. Необходимость он осознал сегодня под утро. Когда проснувшись, тихо лежал в кровати и воскрешал в памяти, как Селена упала на него. Пока представлял, что она и он в той же гостинице оказались снова вместе, но только познакомились до этого, как Роберт и Селена. Уже от начала фантазии по телу Роба разошлась волна желанного расслабления. И сейчас он догнал окончание этой мысли: Роб нуждался в человеческой повседневности и в Селене. Всё оказалось очень просто, как арифметика начальной школы, как один плюс один. Он вытер свой чистый рот салфеткой и грубо скомкал. Бумага не сопротивлялась руке, и эта мягкость в пальцах, что напомнила ощущение от ткани её рубашки, добила его. Роб откинулся на стуле, засунул руки в карманы и, запрокинув голову, выдохнул, стараясь не замычать. — Что она тут забыла? Почему-у-у? — Это судьба. — Берт, будто стараясь протрезветь, замотал головой. — Надо уйти до окончания матча. Мужчины в баре грустили. Отвратительное поведение питчеров обеих команд обещало перерасти в добавленное время — помимо основных девяти иннингов будут дополнительные. Игра затягивалась. Бокалы пустели. Не находя радости, болельщики то тут, то там цеплялись друг к другу и переругивались. Большие надежды на подающего возлагали и Роб с Бертом. Необходим удачный бросок, тогда мяч благополучно попадёт в «дом», и фанатское ликование скроет их тактическое отступление. Пока надежды не оправдывались. Мучительные минуты. Но вот мяч совершил финт. Питчер подпрыгнул, как горилла, а вместе с ним десять тысяч зрителей на бейсбольном поле плюс полсотни посетителей бара. По полу заскребли ножки единовременно отодвигаемых стульев. Роб встрепенулся быстрей, чем петух на рассвете — выуживая из кармана бумажник, он грозился войти в историю, как самый щедрый на чаевые гость. Берт со скоростью озверевшего мангуста вцепился в сумку со сменным женским тряпьём, как в добычу, за которой охотился полдня, — готовый выдать спринтерский забег. — Во-первых, не смей ко мне прикасаться! — уверенный голос Селены, который они оба узнают из тысячи, замедлил их шустрые сборы. — Во-вторых, ты, пьяная рожа, проспись, прежде чем говорить такое! Роб и Берт растеряно обернулись. Настырный мужлан, что сидел за спиной Селены и до этого беспардонно рассматривал её и приятельницу, сделал то, о чём каждый из парней в тайне мечтал — заговорил с ней. И даже взял Селену за локоть. Пролог диалога прошёл мимо, зато продолжение стало моментально досаждать. Селена вывернула руку из клещей мужской лапы. К столу вернулась Мэри, с непониманием наблюдая за зарождающийся склокой. Нахал скривился, запыхтел и отвернулся к компании своих друзей, адресовав девушкам похабный комментарий о сексуальном контакте с распущенными женщинами. Это было мерзко. Берт поднялся с места. И следом Роб. Не желая оставлять последнее слово за грубияном, Селена атаковала: — Решил самоутвердиться за счёт девушек, которые не смогли бы дать отпор такому пьяному жирдяю, как ты. Думаешь, друзья зауважают тебя после этого? — Селена, не подливай масла в огонь, — прошептал Берт. Роб сжал его плечо, догадываясь, куда всё катится. — Заткнись! — огрызнулся хам. Селена развернулась к его собутыльникам: — Эй, парни, вы его уважаете? Считаете его настоящим мужчиной? Молчат. Видимо, уважением здесь и не пахнет. Мужчина перестал зубоскалить, теперь он злился, но запас слов для самовыражения оставался прежним. Узко ограниченным, примитивно зацикленным на совокуплении. Селена поднялась из-за стола и, расправив плечи, посмотрела мужчине прямо в глаза. Инстинктивно ей захотелось встать руки в боки, но вспомнив о том, что ела и как испачкалась, она пригрозила: — Советую держать тебе язык за зубами. Я сейчас вернусь. Выслушивая слюнявый рот, из которого брызгали скабрёзности, Мэри начала собирать вещи. Дорога Селены в дамскую комнату сопровождалась гнилыми шутками. Как только дверь за ней притворилась, в перепалку на фоне мужского ржания вступил ещё один голос. Бархатный баритон: — Хватит. Оставь девушек в покое. — Берт заговорил громко, но спокойно, даже вальяжно. — Не усердствуй в воспитании. И физиономию свою... завтра концерт. А то будет странно. — Напутствовал его Роб и сам тут же переключил внимание на зал. Оценил, нет ли других желающих принять участие в дебатах и надо ли придержать активность тех, кто вдруг решит занять сторону оппонента. По возвращении Селена застала подругу в смешанных чувствах удивления и восхищения. Мужлан за соседним столом помалкивал и имел плачевный вид человека, слетевшего с велосипеда на асфальт. Пересказ Мэри о случившемся за пятнадцать минут отсутствия Селены сводился к тому, что откуда не возьмись появился некий брюнет, который выкрутил хамоватому мужику руку и ознакомил морду с рельефом дощатой столешницы. Брюнет, к слову, очень симпатичный и улыбчивый. Интеллигентного вида. Если на улице столкнуться и не подумаешь, что вот так может вправлять мозги всякому хамлу. Заступник пригрозил, чтоб ублюдок не смел подходить и заговаривать с девушками. Кто-то из компании хотел было вмешаться, но этому воспрепятствовал второй мужчина. Тоже очень приятной внешности, с пронзительным взглядом серых глаз. Второй вообще почти не разговаривал, только всех постоянно призывал к тишине. Потом они оставили денег, чтоб оплатить всё, что заказали Селена и Мэри. И очень быстро ушли, не оборачиваясь на озлобленного униженного хама, смотрящего вслед.***
Полуголые девушки кружили по гримёрке. Стреляя глазами через зеркало в себя и в других, Бетти наводила марафет и клеила эльфийские уши на свои родные. Сверкающее пурпурное платье в пол было на ней, участница готовилась блистать. Роксана несколько зажато выжидала неподалёку — в отличие от подруги она была уже полностью укомплектована. Застёгнутое под горло дымчатое платье, строгость, но вместе с тем некая скрытая уязвимость, отличали эту конкурсантку от других. — Как ты ухаживаешь за ними? — Одна из девушек запустила пальцы в гладкие тщательно расчёсанные волосы Бетти. — Это какое питание? — Ем то, что хочется. Бургеры с беконом, вишнёвые пироги, похлебка из… — Шутишь?! Я про маску для волос. Или у тебя особый кондиционер? — У неё шампунь от седины, — ответила Роксана вместо подруги. К девушкам пробралась Селена. Она сдвинула плечом Бетти из отражения, поправила выбившийся локон в собственной укладке, пригладила лацканы красного брючного костюма, одновременно пожала за руки Бетти и Роксану: — Девчонки! Удачи вам обеим. Пойду пока, из зала на вас полюбуюсь. Отбросьте комплексы. Вы просто шикарные красотки! — тепло улыбнулась и поспешила исполнить намеченное. Ловко жонглируя тарелками сначала руками, а потом вращая ими на тонких бамбуковых палочках, выступила одна из конкурсанток. Следующая девушка продемонстрировала фокусы со шляпой. Вытаскивала из неё ленты и голубей, после чего освободила сцену. Закулисье пестрело стразами и нервами. На сцене демонстрировались таланты. Конферансье объявил Роксану. — Что стоишь? Забыл, как тебя зовут? — тихо сказал Роберту Берт. — Как я выгляжу? — поправляя кудрявый блондинистый парик, Роб с вопросом посмотрел на Берта с бутафорскими ушами. — Лучше сейчас меня об этом не спрашивай. — Берт сдержал смешок. — И вообще, не думай хотя бы десять минут, как кто выглядит. Отключи своего сыщика, перестань сканировать себя и окружающих. Пришёл сюда дело делать? Делай! — Всё, пошёл позориться, — процедил Роб. Берт развернул его лицом к сцене, хлопнул по плечу и подтолкнул вперёд, добавляя ускорения: — Смелей.