Благоприятные узоры и новые пути

      1.Не говорите, если это не изменяет тишину к лучшему. Пролог.       15 декабря. Восточно-Китайское море в районе Ханчжоу.       Хулицзин, задрав морду, остановилась в паре метров от кромки воды. Умные глаза рыжей собаки смотрели вперед, отыскивая своего человека. Восточно-Китайское море медленно накатывалось на песок, огибая опрокинутую набок пустую лодку. Стремительный и легкий Фан Добин соскочил с лошади и быстро прошёл вперед, обгоняя своего старшего спутника, сунул под нос собаке мешочек из-под конфет.        — Ищи, Хулицзин. — Та послушно бросилась к лодке, низко опустив голову, обежала кругом, сунулась на несколько метров в одну сторону, потом в другую, и вернулась с негромким тявканьем. Фан Добин, успевший за это время осмотреть лодку, присел и погладил её по голове.       — Ничего, мы его всё равно найдём.       — Я возвращаюсь, — коротко бросил подошедший с двумя лошадьми в поводу Ди Фэйшэн. Высокий, в бордовом с черным и серебром ханьфу с широкими рукавами, он был похож на мрачную скалу, спустившуюся к морю. Фан Добин поднял взгляд и встал, забирая повод. Два мастера боевых искусств Цзянху, обычно такие разные, как и их техники несущегося ветра и ночного дождя, были до странности похожи в этот момент: упрямо сжатые губы, бледные лица, разочарованный отстраненный взгляд.       — В днище дыра и правый борт треснул. Похоже, что эта лодка налетела на камни, а потом её выкинуло на берег, — Фан Добин говорил, как будто отвечал на вопрос, хотя никто ни о чем не спрашивал. — Я ещё поищу в округе.       Ди Фэйшэн кивнул. Они искали уже больше трех месяцев. У каждого были свои методы, и каждый надеялся, что в этот раз получится, но в итоге они сошлись здесь на пустынном берегу бессердечно спокойного моря. Говорить было не о чем. Тот, кто связывал их, ушёл, не прощаясь, и потом прислал глупое письмо. Да кому оно нужно было, это письмо? Конечно это в его духе — принять решение никого не обременять и сбежать умирать в каком-нибудь богом забытом углу или прямо на этой вот лодке. Но, похоже, море не желало его забирать, и Янхоу снова выбросил на берег. Хотя найденный Фан Добином у бродяги мешочек с конфетами не был в воде. А то, что он снят с мертвеца… Его уже заочно хоронили, и второй раз на эту уловку никто не купится, пока собственными глазами не увидит тело. Так что обсуждать было тоже нечего. Они понимали без слов, что не прекратят поиски, и что у главы Ди были ещё свои обязанности, а здесь Фан Добин справится и без него. К тому же вместе им было тягостно, ведь оба не догадались, не досмотрели и позволили этому невероятному человеку улизнуть. Вскоре один уже скакал на северо-запад в направлении дороги к Тайшань, а другой в сопровождении собаки — по побережью в сторону реки. Там могли быть какие-то следы или поселения, где можно ещё поспрашивать местных.              За два дня до этого.       Он проснулся от прикосновения влажной ткани к лицу. Проснулся или это был обморок? Мысли ворочались медленно. Глаза тоже не желали слушаться. Человек перед ним был как размытое пятно.       — Где я? — голос больше походил на шелест. Дыхание перехватило, и он тут же зашёлся в кашле.       — Молчи, — ответный тихий шепот, так что не разберешь, кто говорит, мужчина или женщина. Или это слух его тоже подводит?       Влажное полотенце переместилось с лица на шею и грудь, потом ему протерли кисти рук. И всё это в полной тишине. Взгляд не желал обретать фокус. Он попытался подняться, но его настойчиво удержали уверенные руки. Привычка всё анализировать работала автоматически. Оставалось только принюхаться. Люди и помещения пахнут по-разному. Чувствовался запах трав и больше ничего, что могло бы подсказать, где он и с кем. Последнее, что он помнил, это как плыл в лодке, постепенно впадая в забытьё. К тому моменту он уже совсем потерял вкус, а за ним и аппетит, почти не видел берег и не знал, где плывет, куда и зачем. Но сейчас он точно чувствовал под собой подстилку, а не голые доски, а также тяжесть мягкого одеяла, прикрывающего его до пояса. А ещё он вполне ясно помнил, кто он, и как оказался один в лодке.       Закончив умывать, человек приподнял его голову и приставил к губам чашку.       — Пей.       — Кто ты?       — Пей, — ровный тихий шёпот, без каких-то эмоций. Палец надавил на подбородок, побуждая приоткрыть рот. Спасибо, что не зажали нос. Сопротивляться не было смысла. Какая разница, лекарство это или яд? Он выпил, поморщился. Горько. Горько?! Он чувствует вкус? Кто же это и что он с ним сделал?       — Спи.       «Может быть, это Сяобао? Злится, поэтому не хочет разговаривать? Кто ещё мог его найти, умывать и поить лекарством?»       — Фан Сяобао?       — Спи, — его накрыли одеялом до подбородка, а потом мягко провели рукой по лбу и глазам. Ладонь показалась небольшой, слегка шершавой, но мягкой, больше похожей на женскую. Но он не был уверен, что эти ощущения тоже не подводят его, как глаза или слух, а потом не успел лучше прислушаться к себе и додумать эту мысль, потому что сон утянул его в свои объятья. Настоящий сон, а не обморок.       1.1. Лошадь потерял, не к счастью ли это…       15 декабря. Время Дракона. Где-то в лесу у реки в районе Ханчжоу.       На этот раз его разбудило конское ржание и удаляющийся стук копыт. Глаза открылись легко, и он ясно увидел крышу из тростника и саманные стены. Сесть удалось тоже удивительно уверенно, хотя мышцы ощущались вялыми, но его не болтало из стороны в сторону, как последние пару месяцев. Где же он? Маленькая фанза из одной комнаты с кухонькой у входа. Просто сколоченные стол и два стула, на одном из которых лежала одежда, на полке немного посуды и пара банок с травами, лохань с водой на полу, очаг с вмазанным котлом. Он прислушался к себе. Никакой боли, дышалось легко, голова ясная. Тело ощущалось здоровым. Только вот… пустым. Внутренней энергии не было. Совсем. Он даже не мог проверить состояние своих поврежденных ядом Бича меридиан. Через решетчатую дверь виднелась речка и деревья. Никаких звуков присутствия других людей, только шум воды и шелест листвы. «Я в темном лесу, и никто не узнает об этом», — усмехнулся он с мягкой улыбкой давно принявшего все превратности своей судьбы человека, и пружинисто встал с кровати. Внимательный цепкий взгляд скользнул по сторонам и остановился на столе, где стояли кружка и миска. Он подошёл и задумчиво повертел в руках кусок деревяшки, на которой углем было накорябано, иначе не скажешь, — «喝» (пить). На второй деревяшке, лежащей рядом с миской с рисовой кашей так же лаконично — «吃» (есть). На стуле около лохани с водой лежала чистая одежда, и на ней ещё одна дощечка «穿» (носить). Указание мыться отсутствовало. Видимо, автор этой каллиграфии предполагал, что надевать чистую одежду, не помывшись, никто не будет. Он потрогал воду. Теплая, почти горячая. Крутя пальцами дощечку, вернулся к столу и тут же осознал, что просто зверски голоден. Бросив дощечку на стол, понюхал и залпом выпил отвар. Снова горько. А вот рисовая каша оказалась сладкой, хорошо разваренной, как раз для такого измученного желудка, как у него. Продолжая усердно жевать, он толкнул входную дверь и вышел.       Солнце только встало, легко касаясь лучами верхушек деревьев. Утро было прохладным. Изо рта при дыхании вырывался лёгкий пар. Он огляделся. Домик стоял, прижавшись задней стеной к длинному холму, достаточно высокому, чтобы за ним не было ничего видно. Речка метрах в ста впереди выглядела похожей на ту, по которой он плыл на лодке в сторону моря. Никакого моря не было ни видно, ни слышно, как и ничего другого, кроме узкого пролеска среди достаточно густо стоящих и шелестевших от ветра деревьев. Следы копыт говорили, что ему не послышалось в момент пробуждения, как уехал всадник. Больше ничего стоящего внимания. Каша была доедена, а одиннадцатый лунный месяц года не располагал к прогулкам в видавшем виды ханьфу, и он поспешил вернуться в дом, чтобы выполнить последнее указание его хозяина, пока вода в лохани не остыла. На самом деле вымыться хотелось так же нестерпимо, как и до этого поесть. Он снова улыбнулся сам себе. Давно забытые желания. Это было приятно. Об остальном, от чего тоскливо сжималось сердце, он подумает потом.              Час спустя. Та же фанза.       Вылезать из лохани не хотелось, потому что в доме было прохладно, а ещё это означало, что нужно решать, что делать дальше, а именно об этом-то и не хотелось думать, по крайне мере, ещё хотя бы некоторое время. Однако снова хотелось есть. Только кроме миски каши ему ничего не оставили. Лес же в это время года пуст, ни ягод, ни плодов. Без внутренней силы и подходящего оружия охота обречена на провал. Разве что удастся поймать рыбы. Денег тоже нет, и просто пойти поискать ближайший рынок или трактир не получится. Вернется ли хозяин дома, и чего от него ждать, непонятно. Особенно если этот хозяин смог лишить его внутренней силы. В том, что это был не Фан Добин, он уже не сомневался. Даже очень обиженный и злой Сяобао повел бы себя иначе, да и не было у него таких навыков. У кого они вообще могли быть? Вода совсем остыла, и он нехотя выбрался из лохани, утерся приготовленной в качестве полотенца тряпицей и начал одеваться. Под зимним, светлым и красиво расшитом ханьфу, по виду предназначенном для учёного, оказался сюрприз — ещё одна дощечка аж с четырьмя иероглифами: «自己决定» (сам решай), а рядом с ней маска и кошель с деньгами. Становилось всё непонятней, тревожней, но и любопытней. Он задумался, по старой привычке потирая большой и указательный пальцы друг о друга. «Подобного чёрного ястреба мы ещё никогда не видали…». Но тут новый звук снаружи прервал его размышления. К дому приближался всадник. Инстинктивно надев маску и сунув кошель за пазуху, он шагнул направо от двери в угол, к очагу. Через минуту раздался стук. «Не хозяин…». Он промолчал, ожидая, вломится ли гость без приглашения или уйдет.       — Есть кто-нибудь?       — «Сяобао?»       — Я вхожу, — дверь потянули.       Первой влетела Хулицзин и тут же с радостным лаем бросилась к своему человеку. Он присел, обнимая, дал лизнуть в лицо. Язык собаки обслюнявил маску. Она отпрянула и залаяла в сторону вошедшего, потом снова вернулась, тыкаясь мокрым носом в руки. Всё в ней: и заливистое тявканье, и ходящий ходуном хвост, и влажные радостные глаза, кричало «Нашла!». Фан Добин замер, вглядываясь в поднимающего с корточек и снимающего маску мужчину. Его глаза стали такими же влажными, как у Хулицзин. Сжав кулаки, он порывисто шагнул и молча стиснул в объятьях. Они стояли так некоторое время. Один с судорожно сжатыми кулаками, а другой успокаивающе похлопывая его ладонью по спине.       — Фан Сяобао, отпусти уже…       — Даже не мечтай, — но вопреки словам качнулся назад, разжимая объятия, а заодно и кулаки, чтобы тут же схватить за плечи и вглядеться в исхудавшее лицо. — Ли Ляньхуа, ты знаешь, насколько ты отвратительный мерзавец? Мы сбились с ног, разыскивая твой труп, а ты залез в эту дыру, и живее всех живых!       — Мне стоило умереть до твоего прихода? — названный Ли Ляньхуа, иронично улыбаясь, укоризненно покачал головой, но глаза выдавали, что он тоже рад другу. — Давай поищем чай, и поговорим.       — Поищем чай? Ты не уверен, что у тебя в доме есть чай?       — Это не мой дом. Я здесь всего один день, ну или пару дней. Точно не знаю, — он неопределённо махнул рукой, пожал плечами, потом вытянул с полки какую-то банку с травами, открыл крышку, понюхал. — Сойдет.       — Не знаешь?! — Сяобао следовал за ним, не отрывая пристального изучающего взгляда, оценивая каждое движение.       — Я дважды просыпался, но не уверен оба раза сегодня или первый был вчера, а может позавчера… Не знаю, сколько я был без сознания.       Сяобао молчал, обдумывая его слова. Ляньхуа же не торопился продолжать, заваривая найденный чай.       — Я хочу услышать всё по порядку, — Фан Добин пододвинул оба стула к столу и забрав чайник, стал наливать чай. Ли Ляньхуа покладисто кивнул, усаживаясь и принимая чашку:       — Хорошо. Когда я в первый раз открыл здесь глаза…       — Нет! Я хочу знать всё, что ты делал, начиная с того момента, как ты… — он запнулся, потому что язык не поворачивался сказать «сломал Шаоши», — …прыгнул в реку.       Ли Ляньхуа усмехнулся и вздохнул. Это будет труднее, чем он надеялся.       — Хорошо. Собственно, кроме того, что я купил лодку, написал вам письмо, и поплыл в сторону моря, ничего особенного не происходило. Я часто останавливался, покупал какую-то еду…       — Почему ты сбежал?       — Мне действительно нужно это объяснять? — поджатые губы и легкая улыбка были горьки, лицо стало замкнутым. И Сяобао сразу пожалел, что спросил. Он никогда, на самом деле, не умел давить на своего лучшего друга и наставника, а, когда делал это, то больше сам страдал. Но мальчишеское упрямство взяло верх:       — А ты действительно думал, что так всем лучше будет?       — Нет. Но я позволил себе напоследок побыть эгоистом.       Повисшее молчание было тоскливым и вязким. Они не смотрели друг на друга. Фан Добин сник, уставившись в свою чашку, разом растеряв все слова и вопросы. Наконец, Ли Ляньхуа поднял на него взгляд и мягко улыбнулся:       — Сяобао, Ли Сянъи умер намного раньше, чем я сломал Шаоши. Я просто поставил окончательную точку в этом вопросе. А Ли Ляньхуа… — он замолчал, подбирая слова, чтобы не обидеть и не причинить боль дорогому человеку, сидевшему сейчас перед ним с глазами побитой собаки. — Ли Ляньхуа не пожелал остаться в памяти своих друзей никого не узнающим, потерявшим рассудок существом, поэтому ушёл до того, как это с ним произошло.       Сяобао хотелось накричать на него, какой он дурак, и что разве это имеет значение для друзей, что они должны были оставаться рядом, каким бы не сделала его болезнь, и продолжали бы искать возможность вылечить. Но не сказал. Потому что слишком многим всегда жертвовал Ли Ляньхуа ради других и имел право в этот раз побыть эгоистом. Он сказал о другом, что теперь было важнее:       — Но сейчас ты в здравом уме и прекрасно всё видишь и осознаешь.       — Да, но только недавно было совсем иначе. Я постепенно терял зрение и слух, вообще не понимал, где я нахожусь и что делаю, скорее всего перестал есть, просто не помню точно. В конце концов, думаю, я свалился в обморок в лодке. А очнулся уже здесь. И без понятия о том, где моя лодка, и как я оказался в этом доме. Кстати, как ты меня нашёл?       — Как раз благодаря лодке. Точнее сначала благодаря твоей любви к конфетам, — воспоминания об этой слабости Ли Ляньхуа заставило их обоих улыбнуться, слегка растопив ком в горле. — Я наткнулся на бродягу с твоим мешочком с конфетами. Он сказал, что снял его с мертвеца. Но я не поверил.        Оба снова усмехнулись, но не с грустью, как можно было бы подумать, а с теплой ностальгией по тем временам, когда Ли Ляньхуа навешивал тонну лапши на уши Фан Добина, скрывая свою изначальную личность — главы ордена Сыгу Ли Сянъи, считавшегося погибшим в Восточно-Китайском море больше 10 лет назад.       — Мы узнали, что лодку видели на побережье моря, неподалеку от впадающей в него реки в районе Ханчжоу, ближе к Цзянинь.       — Мы?       — Ди Фэйшэн тоже тебя искал всё это время, да и не только он. Но мы нашли только разбитую перевернутую лодку.       — Разбитую?       — Да, её явно помотало по камням. Я поспрашивал в ближайших поселениях. Местные сказали, что три дня назад тут был сильный ураган. В деревушке неподалеку говорили то же самое, но упомянули ещё, что за лесом есть отдельно стоящая хижина какого-то старика, который недавно умер. Я решил проверить и её.       — Не помню, чтобы выходил в море. И не помню урагана.       «Значит хозяин дома умер…», — Ли Ляньхуа покрутил в руке уже пустую чашку, размышляя о том, что сейчас эти пробелы своей памяти ему не восстановить, а возможно не восстановить никогда. Но понять, что произошло с ним в этом доме, необходимо. Нет, наверное он может жить и без внутренней энергии. В конце концов он почти не пользовался ею уже много лет. Но каких еще сюрпризов ему ждать? Надолго ли его сердце будет таким же здоровым как сейчас? Заметив знакомую задумчивость во взгляде друга, Фан Добин молча подлил ему чай, давая возможность продолжить, когда будет готов. Внезапно Ли Ляньхуа перевернул руку на столе ладонью вверх:       — Послушай, что скажешь?       Фан Добин приложил пальцы к его запястью:       — Пульс ровный и сильный. Но внутренней энергии нет совсем. А если так? — Он применил известную им обоим технику Янчжоумань и направил чистую энергию в точку шэнь-мэнь, ведущую к сердечному меридиану. — Внутренняя сила сразу рассеивается… Как такое возможно? Печатей на меридианах я не чувствую. Да и самих меридианов тоже. Даже не понять, выведен ли из них яд Бича.       — Я тоже не понимаю. Этот яд воздействовал сначала на меридианы, потом уже на органы и кости, а теперь у меня такое впечатление, что мои меридианы уснули и не воспринимают ни внутреннюю энергию, ни яд, вообще ничего, и не понять, в каком они состоянии. Перед тем, как я здесь оказался, меридианы сердца и желудка были практически разрушены, яд Бича уже проник во все кости и органы, так что, думаю, мне оставались уже не дни, а часы. А сейчас и сердце, и желудок работают как новые. Кроме обычного истощения из-за долгого недоедания, никаких проблем. Но состояние меридианов я не могу ощутить. Никогда о подобном не слышал.       — Что ты помнишь из того, что здесь с тобой произошло?       — Очень мало. Я очнулся, мне влили в рот какой-то горький отвар, и я уснул. Когда проснулся, выпил ещё один отвар, судя по запаху и вкусу укрепляющий и стимулирующий восстановление желудка. Но не уверен, что и первый был таким же. Тогда я ощущал всё очень смутно, даже не могу точно сказать, был ли человек, поивший меня, мужчиной или женщиной. Он говорил очень тихо и так же скупо, как и написал потом. Ляньхуа достал с полки дощечки с вычерченными углем кривыми иероглифами. Они рассмотрели их обе, но ничего нового, по сравнению с тем, что он уже отметил раньше, не нашли.       — Сильный нажим, небрежность и лаконичность… больше похоже на мужчину, — Сяобао проследил пальцем один из иероглифов, пробуя повторить манеру написания.       — Да, если только женщина не торопилась или не хотела специально создать впечатление, что писал мужчина. С учетом того, что этот человек смог сделать, когда я уже был почти мертв, он обладает уникальными навыками, умен и внимателен к любым мелочам. Оставленная мне одежда была аккуратно сложена, ханьфу не из дешевых, и подходит учёному, а не воину, который из меня теперь слабее некуда. Этот человек очень точно рассчитал время моего пробуждения: отвар и каша были теплыми, а вода в лохани горячей. И когда я проснулся, то успел только услышать, как он уехал, но не увидеть.       — Может быть к тебе явился сам Бянь Цзяо? — Сяобао впервые улыбнулся весело и солнечно, как он это умел.       — Скорее уж Вэй Гу, раз ещё и кошель с деньгами оставил.       Они уже могли шутить, и витавшее напряжение почти отпустило.       — Ты хочешь подождать здесь, не вернется ли твой чудо-лекарь?       — Нет, я уже уверен, что не вернется. Он оставил мне денег по меньшей мере на месяц. И этот дом, судя по твоим словам, не его.       — Тогда что теперь? Вернемся домой? Пусть тебя осмотрят Гуань Хэмэн и монах Уляо, — слова уже вылетели, когда Сяобао понял, что поторопился. Лицо Ли Ляньхуа снова словно замерзло и покрылось инеем. Мог ли он, как ни в чём не бывало, вернуться теперь в мир Цзянху? Уходил умирать тайком, но в итоге оказалось, что слишком громко, чтобы можно было вернуться незаметно. К тому же его состояние сейчас было непонятным даже ему самому, а ведь придется как-то объясняться.       — Сяобао…       — Не говори ничего, это я поглупел от радости, что ты живой. Ну, давай хотя бы твоему закадычному врагу весточку отправим? Лао Ди будет очень не в духе, если сам нас найдет. А он и в хорошем-то настроении не подарок.       Ли Ляньхуа усмехнулся, но не только тому, как Фан Добин отзывался о Ди Фэйшэне, но и этому его уверенному «нас». И стало как-то спокойно. Захотелось снова побыть эгоистом, но теперь с точностью до наоборот. Ли Сянъи был, в сущности, одиночкой, несмотря на то, что возглавлял самый большой и прославленный орден. Ли Ляньхуа долгое время тоже, но настойчивость юного сыщика Фан Добина и упертость главы отступнического союза Цзиньюань Ди Фэйшэна показали ему, как это хорошо и приятно, когда есть друг, на которого можно без оглядки положиться, и с кем с особым удовольствием можно просто посидеть молча или за неспешным разговором, разделить обед, выпить вина или чая. Лишь теперь он осознал, как сильно дорожил этой дружбой, которую оберегал даже от самого себя. И раз уже ему снова выпал шанс ещё пожить, то почему бы не позволить, наконец, Гуань Бао быть рядом столько и тогда, когда хочется? Возможно, он слишком много думал раньше…       — Хороший завтрак не заменит хорошего обеда. Я голоден, — внезапно перешёл к бренным вещам Ли Ляньхуа. — Ближайший трактир далеко отсюда?       — В деревеньке рядом пельменная.       — Отлично! Пешком дойдем?       — Да уж, ты точно раньше здесь не был. До деревни не больше пары ли, только пересечь этот лесок, — Фан Добин махнул рукой на юг. — Ты уверен, что не замерзнешь? — беспокойство было не на пустом месте. Раньше холод провоцировал у Ли Ляньхуа тяжелые приступы болезни от яда Бичи.       — Всё нормально. Пойдем, хочу прогуляться, — хлопнув себя по коленям, он поднялся и, подозвав лежащую у ещё теплого очага Хулицзин, первым вышел на улицу.              1.2. Половинный мост.       В тот же день. Час Змеи. Деревенька Фуцзы.       Деревня дворов на 100 ничем не отличалась от ей подобных приморских поселений Поднебесной. Большинство жителей занимались рыбной ловлей и немного охотой и земледелием. Неудивительно, что пельмени подавали в основном рыбные. Ли Ляньхуа выбрал самые простые вонтоны с рыбой на пару, побоявшись съесть в свой первый за несколько дней обед жареные димсам или что-то подобное, хотя очень хотелось. Но всё же не удержался и взял ещё сладкие баоцзы с пастой из красной фасоли. Фан Добин попросил принести ему всё, что есть — понемногу.       Поев, они подозвали хозяина. Тот расторопно подбежал с дежурной улыбкой и встал, слегка согнувшись в поклоне. Гости были явно не низкого сословия. Круглое лицо, по-крестьянски простоватое, выражало желание услужить, а маленькие далеко посаженные глаза смотрели при этом живо, с интересом. Развлечений в деревне было мало, а заезжие гости — одно из таких. Так что он не прочь был пообщаться, тем более, что другие посетители уже разошлись. Караванщики и путешественники, отдохнув и перекусив, продолжили свой путь, а местные вернутся на ужин ближе к закату, когда все работы будут завершены по естественным причинам — из-за отсутствия освещения. Фан Добин уже имел беседу именно с этим человеком утром, когда искал Ли Ляньхуа, поэтому и теперь взял на себя задачу получить ещё какую-то информацию.       — Уважаемый, приходили ли в вашу деревню посторонние в последние дни?       — Могу я присесть? С утра ноги совсем уходил, — вместо того, чтобы сразу ответить на вопрос Фан Добина спросил трактирщик. Лица у юного героя и его старшего учёного товарища после еды выглядели благостными, так что он решил не стесняться. Получив приглашающий жест рукой, довольно шустро, несмотря на грузную фигуру, присел к гостям за стол, всем своим видом давая понять, что готов к продолжительному пересказу любых сплетен.       — Молодой герой ищет кого-то конкретного? Утром же спрашивали уже про утопших и про проплывавших на лодке. А теперь вот откуда-то учёного друга привели, — вопрос не был задан, но подразумевался, потому что оба гостя не только не назвали своих имён и целей, но один из них даже был в маске.       Фан Добин бросил взгляд на Ли Ляньхуа, который всегда был лучшим в том, чтобы сказать многое, но при этом не сказать ничего. Ведь они совершенно не знали, кого ищут. И, тем более, не собирались представляться. Но оказалось, что ответ и не требуется. Просто хозяину пельменной нужно было с чего-то начать.       — К нам в деревню обычно приезжают только за свежей рыбой из ближайшего города Цзянинь, хотя чаще мы сами возим её на рынок. Ну и караванщики, и другие путники останавливаются отдохнуть на час-другой и поесть, обычно с утра. Но недавно приехал один молодой герой, вашего примерно возраста, — он кивнул на Фан Добина. — Даже помоложе. Бороды, думаю, не бривал ещё.       Оба опытных сыщика сделали ещё более заинтересованные лица. Слушали молча, не задавая уточняющих вопросах. Так всегда узнаешь больше.       — Но он не совсем проезжий гость, — трактирщик улыбнулся и поерзал с довольным видом, готовясь рассказать историю. — Это добрый знакомый старого Чжана, со стороны дома которого вы пришли.       Не было ничего удивительного в том, что уже вся деревня, должно быть, знала, что они здесь, и с какой стороны пришли, но вот то, что недавно тут был добрый знакомый старика — хозяина маленькой фанцы, уже было очень любопытно, так что Фан Добин и Ли Ляньхуа намеренно не стали это скрывать, подстегивая рассказчика.       Довольный произведенным эффектом хозяин пельменной продолжил с ещё большим энтузиазмом.       — Знаете, как называется мост через реку около нашей деревни? — дождавшись отрицательных кивков, радостно сообщил: — Половинный мост! Странно, правда? Мост-то ведь целый! А дело вот как было. Старый Чжан долгое время работал паромщиком, но паром у него был не большой, потому что река в этом месте мелкая и большой тяжело груженый паром застрянет. У нас здесь проходит тракт, ведущий из Ханчжоу в Цзянинь, потом через нашу реку в Яньчжоу, и дальше в Лоян к большому Шёлковому пути. Сейчас время мирное, долгих лет нашему императору, торговля хорошо пошла. Иногда караваны собираются человек в 50 и больше, ну и застревали тут раньше надолго у паромной переправы. Нам-то, конечно, с одной стороны, это хорошо. Продать что-то можно и купить. Но с другой, народ всякий попадался. Постоянные ссоры, стычки, так что местным тоже иногда попадало. Один раз пожар устроили, чуть полдеревни не сожгли. В общем, убытка больше, чем пользы. Решил тогда старик Чжан мост построить, тем более, что у самого здоровья уже не хватало паром тянуть, и желающих принять его лямку не находилось. На всем экономил, деньги копил. Но много ли накопишь на оплате за паром и продаже рыбы? Когда понял, что всей жизни ему не хватит, пошёл просить людей скинуться. Да у нас тоже деревня не богатая, мало могли дать. Денег хватило только на половину моста. Тогда он в город пошёл, там просить помочь. Но в городе народ прижимистый. Не захотели люди помочь. В это время очередной большой караван встал на берегу, чтобы переправиться. И тогда же прискакал тот самый молодой воин. Года три назад это было. Увидел он, что половина моста только построена, поспрашивал, что да как, а потом зашёл на конец моста и объявил, что он знатный вельможа, и готов взять в жену девицу, которая сама или кто-то из её семьи сможет попасть в него серебряной монетой, пока он один полный шичэнь стоит на мосту. А герой этот лицом и телом был очень хорош, одежда на нём была дорогая, и конь у него такой, на каком только принцам ездить. Многие монеты в него стали кидать, да ни один не попал. Хотя герой, казалось, почти на месте стоял, но всегда увернуться успевал. Через два часа собрал он все монеты и старому Чжану отдал. Как раз денег хватило, чтобы мост достроить. Только название Половинный так за ним и осталось. Через год с небольшим герой тот снова приехал, полюбовался мостом, со старым Чжаном чай попил и обещал, что если ещё мимо проезжать будет, обязательно заглянет. Вот как раз дня три назад и прибыл. Снова один. Только старик ещё в девятый месяц умер, и по его завещанию тело его мы сожгли и прах над рекой развеяли. А дощечка поминальная недалеко от моста стоит. Юный герой поклониться ему сходил. Опечален очень был и пошёл вдоль реки в сторону моря прогуляться. В это время ураган начался, так что он вернулся, купил риса и чая, и сказал, что в доме старика заночует, непогоду переждёт. Сегодня с утра на восходе уехал. А больше и не было никого.       История звучала сказочно, но ещё более сказочным казалось, что этот юный, не знавший ещё бритвы герой мог обладать такими навыками, которые позволили бы ему отобрать у Яньло-вана уже едва живого Ли Ляньхуа, да ещё и, вылечив все внутренние органы, сотворить с его меридианами что-то совершенно непонятное, лишив их восприимчивости.       — А не скажите ли, уважаемый, как зовут этого юного героя?       Вопрос Фан Добина был закономерный, но ответ не внес ясности, а добавил загадок:       — Хм, так не знает никто. Не говорил он своего имени. Хотя может старику Чжану и говорил, но тот молчал как рыба. Может это принц был какой чужестранный, тайно путешествующий? У нашего-то императора только дочка.       Ли Ляньхуа бросил взгляд на Фан Добина. Упоминание бывшей невесты принцессы Чжаолин его, похоже, никак не тронуло. Скептически вздернутая бровь относилась скорее к словам о чужестранном принце. Действительно, с чего бы принцу, тем более чужестранному, одному тут ездить? Но вопрос задал о другом:       — А что ураган, сильный был?       — Жуть какой сильный! Река вся бурлила, волны на море выше гор поднимались, — трактирщик даже руки вскинул, показывая как высоко.       — Так утопшие были?       — Говорил же уже юному воину, что из наших никто не потонул. Дураков нет в такой ураган на реку или в море соваться. А чью лодку на берег выкинуло, не знаю. Если и был в ней кто, то наверняка Хайшен забрал. Лодка так разбита, что не починить, поэтому никто и не позарился. На дрова потом растащат.       — Спасибо, любезный. Пельмени были отличные. Обязательно вернемся на ужин. Теперь же после такого замечательного рассказа очень захотелось на мост ваш знаменитый посмотреть.       — Сходите-сходите! Он в паре ли на север вдоль реки.       Положив на стол деньги с избытком, Фан Добин и Ли Ляньхуа отправились к мосту в противоположную от дома старого Чжана сторону. Дальнейший путь им обоим тоже был очевиден без слов — от моста в сторону моря, вдоль реки, маршрутом юного не знавшего бритвы загадочного героя.              Час Петуха. Фанза старого Чжана.       Фан Добин разжег очаг и поставил чайник. Их сегодняшняя многочасовая прогулка была ещё слишком тяжелой для истощенного после болезни Ли Ляньхуа. А с учетом необычного состояния его меридианов помочь ему привычными средствами мастеров боевых искусств было невозможно. Поэтому он отдыхал на нарах, укутанный двумя одеялами, ожидая, когда будет готов горячий чай. Их не было целый день, очаг погас, и в доме стало так же холодно, как на улице. В деревне после ужина в той же пельменной Фан Добин раздобыл ещё пару одеял и теплые с мехом накидки для себя и Ли Ляньхуа. Они уже решили, что переночуют тут, а утром после завтрака отправятся в Яньчжоу, куда сегодня уехал ставший легендарным в этих местах юный не назвавший своего имени герой.       Приготовив чай и разлив по чашкам, Фан Добин помог другу выбраться из одеял, и они сели за столом, накинув подбитые мехом плащи.       — Итак, мы убедились, что лодка на берегу моя. Но там ли меня подобрали и принесли сюда или где еще — не известно. Выпасть из лодки в ураган я мог где угодно. Но это точно было после Половинного моста. Следов после урагана не найдешь. Ещё эти конфеты… Дай, кстати, их сюда. Они вообще-то мои.       Фан Добин достал мешочек и, вынув пару штук, положил на стол. Ли Ляньхуа протянул руку забрать мешок, но его друг шустро спрятал его снова в рукаве своего ханьфу.       — Эй?!       — Не отдам! Буду выдавать понемногу. А то у тебя сейчас такой аппетит, что слопаешь и не заметишь. Где мы в этой дыре ещё возьмем?       Это было правдой. Как только Ли Ляньхуа убедился, что с его желудком всё в порядке, то стал есть, как не в себя. Видимо организм стремился восстановиться как можно быстрее.       — Так что ты хотел сказать про конфеты?       — С учётом того, в каком я был состоянии, бродяга вполне мог принять меня за мертвеца. Но вот тот, кто нашёл меня потом, несмотря на ураган, не только понял, что я не мертвый утопленник, но и смог донести до этого дома и вылечить каким-то своими неизвестными средствами, потому что лекарств-то тут тоже нет, и судя по всему никогда и не было, — Ли Ляньхуа покачал головой, не скрывая своё недоумение. — В явления божеств я не верю, как и в юных чудо-героев.       — Серьезно? А я? Разве я не юный чудо-герой? — Фан Добин приосанился, демонстрируя себя во всей красе.       — А… Как я мог забыть про новую легенду Цзянху? Прости-прости, — притворные извинения сопровождались таким же шутливым жестом руками.       Они рассмеялись. Расследование зашло в тупик, так что можно было поговорить немного о чем-то отвлеченном, а потом, допив чай, лечь спать. Домик постепенно прогрелся, угли в очаге ещё долго будут тлеть, поэтому даже на полу, под которым был проложен к нарам дымоход, Фан Добин не рисковал замерзнуть. В крайне случае, можно было притянуть в качестве грелки Хулицзин.                      1.3. Зло, которое боится, что о нём узнают, наверняка большое.       16 декабря. Час Зайца. Пельменная в деревне Фуцзы.              В первые рассветные часы таверна была полна народа. Здесь завтракали и местные из тех, кто любил начать трудовой день с пельменей, и торговцы, ночевавшие неподалеку со своим караваном. Им нужно было плотно поесть, чтобы потом пройти без длительных остановок как можно дальше за световой день. Ли Ляньхуа и Фан Добин с трудом нашли свободный столик и сделали заказ. Хозяин заведения в этот раз был мрачен и неразговорчив, и почему-то постоянно кидал задумчивые взгляды на Хулицзин, которая тоже получила свою порцию еды перед предстоящей дорогой. Закончив с завтраком, Ли Ляньхуа все-таки решил выяснить причину такого необычного поведения трактирщика.       — Любезный, с моей собакой что-то не так?       — А? Что? Нет-нет, — трактирщик вынырнул из своих явно не радостных мыслей и замахал руками. — Но присматривайте за ней, как бы чего не случилось.       — С Хулицзин? — такое предостережение вызывало неподдельное недоумение. — Почему с ней может что-то случиться?       Трактирщик вздохнул, пожевал губу, несколько раз вытер руки о фартук и только после этого заговорил:       — Позавчера у одного из наших деревенских пропала собака. Подумали, что в давешний ураган по дурости сгинула или зверь какой загрыз. А сегодня ночью все собаки пропали.       — Все? Сколько же их было?       — Пять, и моя тоже. Если бы одна там или две, можно было решить, что на зверя какого нарвались. Но когда все в одну ночь… Дети постарше всё утро бегали искали и звали, но всё без толку.       Фан Добин и Ли Ляньхуа посмотрели на Хулицзин, которая тут же радостно тявкнула и завиляла хвостом.       — От вашей собаки осталась какая-то подстилка или что-нибудь ещё с её запахом?       — Так у неё конура своя, там и подстилка из соломы и миска её.       — Хулицзин, давай попробуем поискать твоих сородичей, — Ли Ляньхуа поднялся из-за стола. — Показывайте.       Хулицзин, обнюхав конуру, бойко взяла след и повела к северо-западному краю деревни. У ворот самого дальнего двора она остановилась, покрутилась и залаяла, давая понять, что им туда.       Трактирщик, сопровождавший Ли Ляньхуа с его собакой, удивленно вытаращился на ворота:       — Это дом Бей Шинго. Его пёс пропал первым.       Фан Добин постучал. Не прошло и минуты, как ворота распахнулись и к ним вышел невысокий щуплый мужчина с обветренным лицом. Его волосы были заплетены в косы, как у степняков.       — Мы ищем пропавших собак. Можно ли к вам войти, уважаемый, и осмотреться? — Ли Ляньхуа был, как обычно, мягок и вежлив, и выглядел не опасно.       — А что смотреть-то? Мой Чонг тоже пропал, — в интонациях Бей Шинго кроме небольшого раздражения и недоумения из-за явления названных гостей явственно сквозило расстройство.       — И всё же позвольте зайти. Может быть Хулицзин поможет найти вашего Чонга.       Несколько секунд хозяин дома раздумывал, но всё же отворил ворота и позволил всем войти. Хулицзин снова опустила морду к земле и потрусила мимо дома к заднему двору. Тем временем воодушевленный возможным раскрытием тайны исчезновения собак хозяин таверны слегка оживился и почти прижавшись к Фан Добину шепотом рассказывал ему в ухо:       — Этот Бей Шинго пришёл в деревню со своим псом лет 5 назад, по его словам, от границы с дайветцами, потому что там стало не спокойно. Поселился у нас. Только на дайветцев он не больно похож. Хотя парень нормальный, не злой, работящий. Дом поставил вон какой добротный и двор просторный. Мы всё думали, зачем ему такой большой дом, если к девушкам не сватается, да вообще интереса не проявляет к женитьбе. Хотя в возраст давно вошёл. А через некоторое время к нему регулярно, примерно, раз в месяц стали приходить родственники вместе с караванами, иногда по двое-трое. Вот и сейчас один у него гостит.       — А почему вы о нем нам не рассказали?       — Так я только вчера вечером узнал, что он с караваном сразу после урагана пришёл. Они в Цзяньнине ураган переждали и потом пошли дальше. У Половинного моста встали на ночлег уже в темноте. Дом-то на краю, никто и не увидел, как он к Шинго входил. Только вчера вечером, когда к реке пошёл, его заметили.        Тем временем Хулицзин вывела всю компанию на задний двор к хозяйственным постройкам и остановилась около стены сарая. Зашли в сарай. Там были обычные инструменты рыболовов и земледельцев. Хулицзин пробежалась, деловито все обнюхала, и ни к чему не проявив интереса, снова выбежала во двор к стене сарая. Там она села, показывая, что поиск заканчивается здесь. Ли Ляньхуа с Фан Добином осмотрелись. На первый взгляд, всё было обычным. Земля выглядела слегка притоптанной, сверху соломенная труха. Но настораживало отсутствие хотя бы какой-то травы.       — У вас здесь есть что-то под землей? — прямо спросил у хозяина двора Ли Ляньхуа.       — Ничего, — ответ был немного торопливым, поняв видимо это, Бей Шинго уточнил. — Здесь погреб, но я им не пользуюсь зимой, так что он пустой.       — Можно посмотреть?       Бей Шинго кивнул, принес лопату и точными движениями откинул тонкий слой земли с соломой, обнажая деревянную дверцу-крышку с ручкой-кольцом. Потянул за кольцо. Показались лестница и темный проем внизу. Видно было, что там не глубоко, не выше человеческого роста.       Фан Добин дунул в сохраняющую огонь трубку и, освещая лаз, спустился вниз.       — Здесь два сундука! — крикнул он почти сразу же.       — Я храню там рыболовные снасти. Можете открыть, — ответил хозяин дома.       Фан Добин открыл обе крышки. Действительно сети. Попытался приподнять. Тяжелые. Хулицзин вдруг сбежала вниз. Покрутилась по земле под его ногами, сунулась понюхать в оба сундука, и выскочила обратно, ничего не найдя похожего на интересующий хозяина запах другой собаки. Погреб был размером примерно 6 на 6 чи. Достаточно высокий Фан Добин стоял там слегка пригибаясь, чтобы не подпирать головой земляной потолок. Он отметил про себя зазубрины на деревянной лестнице, как будто задевали чем-то острым и тяжелым. После чего вылез.        Больше им тут было нечего делать, так как след обрывался, но Фан Добину и Ли Ляньхуа хотелось посмотреть на родственника хозяина.       — Можем ли мы с Хулицзин осмотреть дом? Хорошо бы дать ей понюхать что-то из вещей Чонга.       — В дом Чонга я не пускал, но посмотрите, если хотите. Там как раз где-то лежит старый поводок.       Он вывел их обратно с заднего двора к дому, открыл дверь и пригласил войти. Передняя комната была обставлена стандартно для крестьянских домов. Почти никакой мебели, только низкий столик и подушки для сиденья. В отгороженной кухне стоял стол повыше, табурет, шкафчик и навесные полки с посудой и каким-то запасами еды и трав. На табурете сидел молодой мужчина, причесанный в том же стиле, что и Бей Шинго.       — Это мой младший брат со стороны матери — Цзянь Хэлибо.       — У тебя гости Бей-ге? — спросил представленный родственник, вставая. Его лицо было мягким и расслабленным, но глаза смотрели настороженно.       — Нет-нет, — ответил за Бей Шинго, отрицательно замахав руками Ли Ляньхуа. — Мы ищем собак, но их тут определенно нет, — он задумчиво посмотрел на спокойно севшую у порога Хулицзин. — И мы уже уходим.       — Вот, вы хотели какую-то вещь Чонга, — Бей Шинго протянул истертый поводок с веревкой. — Я обычно его не привязывал. Только если ходили далеко. Он спокойный.       Бей Шинго говорил о своем псе все ещё так, как будто тот был жив.       — Я думаю, может он погнал зверя и провалился куда. Вчера весь день искал до сумерек. Но разве найдешь, когда не знаешь, в какой стороне. А потом и другие пропали… Если ваша собака поможет, отблагодарю, не сомневайтесь.       — Не стоит, — снова замахал руками Ли Ляньхуа. — Нам ничего не нужно. Будем рады, если собаки найдутся. Я бы тоже очень горевал, потеряй Хулицзин.       Фан Добин не удержался и послал другу скептически-укоризненный взгляд: «Хулицзин ты тоже недавно бросил!» Ли Ляньхуа ответил таким же укоризненным взглядом: «Не будь таким мелочным».       Понюхав поводок Чонга, Хулицзин бросилась из дома снова к тому же самому месту у сарая. На этот раз она стала раскапывать что-то рядом с дверцей-крышкой. Там оказалась недоглоданная мясная кость. Собачий схрон. Бей Шинго тоскливо вздохнул:       — Мы с Чонгом до того, как пришли сюда, много голодали, и у него появилась привычка закапывать еду в разных местах. Так и не перестал, хотя здесь я его хорошо кормил.       — Я могу пока оставить поводок у себя?       — Оставляйте, — Бей Шинго даже не посмотрел на задавшего вопрос Ли Ляньхуа, не имея сил оторвать взгляда от найденной кости.       — Не будем больше вас беспокоить, поищем в округе, — Ли Ляньхуа в сопровождении Хулицзин, Фан Добина и трактирщика покинул двор и вышли за ворота.       — Мне нужно вернуться в пельменную, — в словах и лице трактирщика сквозило разочарование, и он явно не желал больше тратить своё время на бесполезные поиски.       Ли Ляньхуа задумчиво кивнул.       — А мы прогуляемся к реке, — его большой и указательный палец уже пришли в привычное движение, подстегивая витавшие в голове догадки, пока ещё не сложившиеся в цельную картину.       Когда трактирщик ушел в глубь деревни, а они стали неторопливо спускаться к реке, пришло время привычному им двоим обмену информацией и умозаключениями.       — Эти Бей Шинго и Цзянь Хэлибо не похожи ни на родственников, ни на дайветцев. Скорее на чженей из северных степей. Трактирщик, кстати, тоже это заметил.       Ли Ляньхуа кивнул, молча слушая.       — В погребе хранились не только сети, — зашёл совсем с другой стороны Фан Добин.       — Да, я тоже заметил отметины на ступенях.       — Но зачем хранить инструменты, да и сети в погребе?       — Совершенно ни к чему, — пальцы Ли Ляньхуа продолжали свою работу. — И также ни к чему строить такой большой двор и дом для одного человека, даже если в гости регулярно приезжают родственники.       — Вот именно! Откуда у него вообще столько родственников? — Фан Добин фыркнул, — И как он тогда мог голодать раньше? Неужели никто не помог, а теперь толпами в гости шастают?       Не доходя пары десятков чжаней до реки, Ли Ляньхуа снова протянул поводок Чонга к носу Хулицзин, показывая, что нужно искать. Собака повела головой из стороны в сторону, втягивая окружающие запахи, а потом медленно двинулась вдоль реки на север. Пробежав с пол-ли, она остановилась, подняв умную морду, оценила местность взглядом заправского сыщика, после чего уверенно подбежала к небольшому холму. В этом месте была природная небольшая площадка, со стороны деревни закрытая холмом, а слева и справа кустарником. Сторона, ведущая к берегу, была пологой, земля переходила в мелкую гальку с песком, уходившим в воду. Дно было видно только на треть чжаня, дальше становилось темно, а, значит, глубоко. На той стороне берег был совершенно другой — скалистый, неподступный.       Когда Фан Добин и Ли Ляньхуа подошли ближе, собака уже уверенно рыла лапами землю. Но найти ей ничего не удалось. Она как будто с досадой тявкнула и села, глядя на хозяев. Они же уже внимательно рассматривали площадку, подмечая рыхлость земли. Потом сначала Ли Ляньхуа, а потом и Фан Добин зачем-то стали топать, как будто выравнивая поверхность.       — Здесь! — наконец воскликнул Фан Добин. Он стал ворошить ногой землю глубже. Потом подозвал: — Хулицзин!       Сообразительная собака присоединилась к раскопкам, и через некоторое время они обнаружили дощатый настил, который затем оказался дверцей с плоским замком. Подобрав камень, Фан Добин в несколько ударов сбил замок вместе с петлями, и открыл крышку землянки. Она оказалась практически близнецом погреба, который был в доме Бей Шинго. Но вот содержимое очень сильно отличалось. Это был настоящий арсенал: мечи, сабли, арбалеты и другое оружие, даже порох имелся, хотя и в небольших количествах. Всё это лежало в сундуках, и просто рядом навалом.       — Зачем им здесь столько оружия? — Фан Добин недоуменно продолжал перебирать содержимое одного из сундуков.       Кому им — было не трудно догадаться, потому что повреждения на ступеньках были тоже точно такие же, как в погребе Бей Шинго.       — Боюсь, что если мы спросим, то они не расскажут, — оторвавшись от созерцания арсенала, Ли Ляньхуа развернулся к выходу. — Пойдем ещё к реке посмотрим. Надо все-таки найти собак.       Он прихватил одну из самых длинных крючкообразных перекрестных алебард — гоуцзы и вылез наверх.       Подойдя к воде, Ли Ляньхуа вытянул алебарду как можно дальше и стал шарить по дну, двигаясь вдоль берега сначала в одну, потом в другую сторону. Фан Добин молча наблюдал, уже догадавшись, что он ищет. Наконец, один из крюков что-то зацепил, но предмет сорвался.       — Подожди, я принесу ещё одну и помогу, — Фан Добин быстро сходил к подземному арсеналу и, вернувшись с такой же алебардой, присоединился к вытягиванию из воды пока ещё неизвестной находки. Вдвоем они справились, хотя и с трудом, потому что вытягивать пришлось огромный мешок, наполненный, в том числе и камнями. Остальное же содержимое мешка было для них уже очевидным — пять мертвых собак.       — Чонга будем искать?       Ли Ляньхуа отрицательно покачал головой. Его хозяин не получит возможность его похоронить, а самой собаке уже всё равно. Привычка бедняги Чонга делать схроны стала губительной не только для него, но и для всех его сородичей в этой деревне. Хулицзин тихо поскуливала в стороне. Фан Добин присел рядом на корточки и обнял её, успокаивающе поглаживая.       — Что будем делать? Задержим их и пошлём сообщение Ян Юньчуню? Пусть императорское управление по надзору разбирается.       Ли Ляньхуа помолчал некоторое время, оглядывая окрестности.       — Тебе не кажется, что в этом что-то более масштабное, чем одна землянка с оружием? Если мы их задержим, то дадим время придумать любую версию, и тогда не узнаем всей правды.       — И что ты предлагаешь?       — Есть у меня одна идея, но нам придётся остаться ещё на одну ночь и вызвать Яогуайя.              Продолжение следует…