🍑🍑🍑
чёрные глаза чонгука мягко улыбаются, а розоватые полные губы слегка изгибаются в волнующем полукружии, заставляя подростка нервно дёргать под столом ногой. тэхён импульсивно хрустит потными пальцами, морщась от мимолётной боли, и видит укоризненный взгляд матери, которая всё ещё не может отучить своего сына от этой привычки. кажется, та что-то говорит, но альфа не слышит. он весь сосредоточен на рыжих длинных кудрях, едва касающихся широких плеч, и тёплом рваном румянце, покрывшим щёки слабо улыбающегося чонгука, не отводящего от него свои невозможные глубокие омуты. бездонные, непрозрачные, опасные. что в них прячется? о чём думает омега, когда глядит на тэхёна, опустив пушистые ресницы и поджав чувственный рот? сходятся ли в чём-то их мысли, или у альфы просто слишком богатая и грязная фантазия, проецирующая сокровенные желания на того, кто считает его всего лишь сыном своей близкой подруги? он ведь явно совершенно однозначно толкует нежные взгляды из-под вьющейся чёлки, усиливающийся медовый аромат с заволакивающей молочной ноткой, случайные прикосновения татуированных ладоней к вечно растрёпанным, непослушным вихрам и куртку, наброшенную на костлявые плечи холодным промозглым вечером. чонгук искренне интересуется его мнением, внимательно слушая альфу с высоты своего роста и жизненного опыта, искренне смеётся над его шутками и смотрит с пониманием и участием, не считая его глупым, надоедливым ребёнком, а много ли нужно влюблённому пятнадцатилетнему подростку, чтобы довериться и открыться? тэхён чувствует, как жаркий влажный румянец начинает стремительно расползаться по всему лицу и быстро переводит взгляд в собственную тарелку, к которой так и не смог притронуться из-за севшего напротив омеги, чья яркая рубашка, с короткими рукавами, небрежно распахнута на груди. в манящей ложбинке на тонкой золотой цепочке покоится крошечная перламутровая жемчужина в золотом ободке с двумя маленькими бриллиантами по бокам, а смуглая, словно жжёный сахар, кожа вся усыпана еле заметными крупными веснушками. чонгук неосознанно трогает пальцами впадину, уходящую вниз, проходится по россыпи медных пятнышек и спрашивает, по-прежнему мягко улыбаясь кончикам полных губ: — как там твои успехи в баскетболе, дорогой? а у альфы все мышцы на руках каменеют, мгновенно напрягая и натягивая жилы изнутри от ласковой интонации в таком обычно звонком и переливистом голосе. он уже и не помнит, что отвечает замершему в ожидании ответа чонгуку, с трудом ворочая вялым, непослушным языком, но вот внезапно затрепетавшие чужие ноздри и глубокая морщина между рыжими бровями заставляют тэхёна буквально подавиться резко затопившим стыдом. круглые омежьи глаза на секунду стекленеют, а тугие зрачки расширяются, затапливая и без того непроницаемую радужку непроглядной чернотой. за вырвавшиеся из-под контроля феромоны становится до жути неловко, и альфа едва находит в себе силы, чтобы извиниться за это перед чонгуком, когда тот уже собирается идти домой. — всё в порядке, дорогой. пубертат, возраст, гормоны… — татуированная ладонь тянется к взъерошенной макушке тэхёна и заботливо убирает непокорный упругий локон за горячее пунцовое ухо. — я понимаю. альфа жмурится, с невероятным усилием сдерживая животное урчание от чужого недолгого и совсем невинного касания, и робко кивает, не смея поднять на чонгука свой взгляд. от тёплой омежьей руки пахнет цветочным лосьоном, с персиковой отдушкой и жимолостью, а от тэхёна нервозностью, скованностью и мучительным, всепоглощающим стыдом. он и не сомневается, что омега понимает. понимает все его завороженные взгляды исподтишка, стеснительные улыбки, взволнованные мурашки, поднимающие тёмные волоски на руках, бессознательные выбросы феромонов, потеющие ладони и дрожащий ломающийся голос. — хён… — сдавленно зовёт альфа, чётко ощущая то, как дрогают кончики пальцев чонгука возле его пылающего уха. — всё в порядке, — уже с нажимом повторяет омега, медленно убирая руку, и у тэхёна нет никакой решимости возразить этому непреклонному, вкрадчивому тону. он больше не смотрит на чонгука, но гулко и как-то надрывно сглатывает, чувствуя, как рассасывается горький ком, застрявший в горле, когда за желанным омегой хлопает входная дверь.🍑🍑🍑
— ты точно уверен, что не хочешь пойти? кимы собираются пожарить рёбрышки на костре. чонгук гасит свет в ванной и неторопливо проходит в спальню, продолжая натирать руки любимым лосьоном. он вопросительно смотрит на раздражённого мужа, стоящего у окна, и медленно размазывает душистое средство по коже. — майкл? — нет. омега отстранённо пожимает плечами, не реагируя на чужой язвительный ответ, и подхватывает со спинки стула свой мягкий кашемировый свитер, оставляя его висеть на сгибе локтя. — как скажешь. чонгук проходится лёгкими похлопывающими движениями по собственным щекам, чтобы размазать остатки лосьона, и удовлетворённо выдыхает, наслаждаясь ненавязчивым цветочным ароматом. он видит боковым зрением, что альфа неотрывно наблюдает за каждым его действием, и поворачивает голову, вздёргивая густую бровь и молчаливо спрашивая в чём дело. — ты действительно собрался идти к ним без меня? омега недоумённо моргает. — а что здесь такого? если ты не забыл, майкл, то нас обоих пригласили на барбекю. — о, я не забыл. чонгук убирает пальцы от лица и с вызовом смотрит на мужа. он уже догадывается, о чём сейчас пойдёт речь, и негодование вновь приподнимает свою голову, ощеривая зубы в предупреждающем оскале. — я, чёрт возьми, видеть больше не могу щенячий взгляд их мальчишки, — альфа едва ли не шипит, кривясь от злости, когда вспоминает, с каким болезненным трепетом смотрит на его омегу тэхён. каждый грёбаный раз. — странно, что ты этого не замечаешь. в чужом голосе отчётливо слышится ревность, с которой, очевидно, пытаются справиться. омега тяжело вздыхает, двигая желваками, и откидывает назад нависшие на лоб рыжие кудри, открыто встречая враждебность, исходящую от мужа. — я знаю, что нравлюсь тэхёну, майкл, — невозмутимо отвечает чонгук, и на губах его появляется лёгкая улыбка. — он совсем не умеет скрывать свои чувства и почти не контролирует рядом со мной феромоны, стоит нам остаться наедине. неужели ты серьёзно думаешь, что я не вижу, как горят его глаза, и не чувствую, как усиливается запах? — омега тихо хмыкает. — любовь просто приходит и никого не спрашивает. разве тэхён в этом виноват? тем более он ведь ничего такого не делает, так почему ты весь взъелся на него? боишься, что я уйду от тебя к шестнадцатилетнему парню? — это здесь при чём? — сердито рыкает муж. чонгук дёргает плечом и медленно просовывает ладони в рукава свитера. он не спешит отвечать на очередной выпад и, судя по загорчившему аромату, начинает откровенно злиться. в таком же паршивом настроении омега стучится в дверь к кимам, но почти мгновенно успокаивается, когда видит перед собой встревоженное лицо тэхёна и его растрёпанные чёрные пряди, к которым рука сама тянется в необъяснимом желании прикоснуться. — хён… — привет, дорогой. где-то в доме шумит водопроводный кран, гремит посуда и слышится женский голос, подпевающий дэвиду боуи, а альфа всё стоит на крыльце, пристально всматриваясь в большие блестящие глаза, будто отыскать в них что-то пытается, и вдыхает полюбившийся давно запах мёда, что сейчас так явно пропитан вяжущей горечью. ноздри привычно трепещут, инстинктивно наполняя лёгкие омежьими феромонами, и чонгук вновь теряется от этого слишком наглого и открытого действия, ощущая странное тепло на щеках и приятную щекотку в напрягшемся животе. тэхён делает шаг и плотно прикрывает за собой дверь, чтобы приглушить пение матери и остаться с омегой наедине, а тот неосознанно задерживает дыхание, внимательно проходясь взглядом по поджавшимся пухлым губам и упрямой складке между тёмными бровями. — ты пришёл один, хён. — как видишь. — могу я узнать, почему? чонгук мягко качает головой, и длинный рыжий локон падает ему на щёку. — я не хочу об этом говорить, дорогой. тэхён понятливо замолкает и пропускает омегу внутрь, не удерживая себя от соблазна опустить глаза к волнующим формам чужих покатых бёдер. глядя на них, он сразу же вспоминает свой последний, проведённый в одиночестве, болезненный гон и порочные сны, в которых альфа заставлял эти самые бёдра послушно расходиться в стороны под напором ритмичных движений собственного паха. тэхён впивается ногтями в мякоть ладоней, стараясь унять участившиеся сердцебиение, и пытается не думать о том, как будет соблазнительно вздрагивать под ним от возбуждения тело омеги, а приподнятый в нетерпении таз — скользить вперёд-назад и вздыматься навстречу его вонзающимся ударам. — чёрт… чёрт. альфа нервно хрустит пальцами, чувствуя постепенно нарастающую эрекцию, и заталкивает глубоко опасные мысли. он вовсе не озабоченный и помешанный на сексе подросток, но не представлять любимого человека в моменты физиологической уязвимости в свой самый сложный период не может. чонгука, вопреки здравому смыслу, разнице в возрасте, статусу и семейному положению, хочется. не только в интимном плане и не только для утоления плотских потребностей и собственнических инстинктов, с которыми тэхён безуспешно, но очень старательно борется день за днём. ты не должен о нём думать, ты не должен представлять то, как тесно сомкнётся омега вокруг члена и как туго будет внутри его задницы, когда они оба достигнут пика… хён ведь близкий друг его матери. замужний зрелый омега с самыми притягательными глазами, заливистым смехом и завораживающей улыбкой. он не должен мечтать о том, чтобы зарыться лицом в густую копну блестящих рыжих волос, рассыпавшихся по веснушчатым плечам, не должен любоваться тем, как тенями лежат на щеках полукружья медных ресниц и как двигаются нежные, расслабившиеся во время разговора губы. но я никого так сильно не полюблю, — с безнадёжным смирением осознаёт тэхён, когда стоит рядом с отцом, смотрит в сторону отдыхающих на веранде омег, что между собой увлечены оживлённой беседой, и вдыхает запахи прохладного июньского вечера, жарящегося на гриле мяса и созревающих на деревьях яблок. — я действительно никого так сильно не полюблю. чонгук запрокидывает голову, начиная над чем-то громко хохотать, а у альфы по губам расползается улыбка, которую он всеми силами тут же старается скрыть. тэхён пытается не пялиться настолько откровенно, время от времени переворачивая щипцами шкворчащее на огне мясо и отводя взгляд, но его личное наваждение с чёрными глазами, веснушками и огненной копной волос не собирается ему помогать, упорно притягивая к себе внимание и заставляя любоваться изгибом крепкой оголённой шеи. невозможно игнорировать этот звонкий голос, полный искреннего возмущения, энергично вздымающиеся в воздух руки, покрытые татуировками, и подвижные розовые губы, к которым безумно хочется прикоснуться. чонгук с таким негодованием рассказывает про то, что в их местности больше не продаются персики с пушистой кожицей и как теперь вместо них выращивают только гладкие плоские гибридные сорта, что у альфы невольно появляется желание обнять своего хёна за плечи и утешить. но он этого не делает, борясь с искушением. зато проводить до дома всё-таки решается, не собираясь отпускать омегу одного в темноту ночи. — слушай, хён, а где самый большой цветник в нашем штате? разве не в брентвуде? чонгук недоумённо приподнимает брови. — ну да. я несколько лет назад покупал там фруктовые деревья для своего сада. тэхён задумчиво мычит, останавливаясь прямо перед крыльцом чужого дома. — тогда я съезжу туда на этих выходных. посмотрю твои пушистые персики и куплю саженцы, если они там будут. омега растерянно моргает, не зная, что ответить, в то время как ком в горле начинает интенсивно разрастаться, мешая дыханию. щёки снова характерно покалывает, запах от волнения усиливается, а губы беспомощно раскрываются, чтобы через секунду вновь плотно сомкнуться. что мне сказать? что я должен на это сказать? — дорогой… — всё в порядке, хён, мне несложно. только поспи завтра, пожалуйста, подольше. ты выглядишь уставшим. чонгук крупно вздрагивает и прижимает руки к груди, где суматошно колотится испуганное сердце. обычные слова на прощание, подкреплённые взмахом ладони и смущённой улыбкой, но тэхён произносит их так просто, уверенно и по-домашнему, что жар накрывает омегу удушливой, обжигающей волной. мягкий упрёк прячет в себе глубокую нежность, внимание и заботу, что обычно проявляют по отношению к своему супругу, которыми они, чёрт возьми, не являются. чонгук мешкает, заторможенно наблюдая за тем, как разворачивается альфа, чтобы двинуться к себе домой, а затем торопливо спускается со ступенек и хватает его за руку, благодарно сжимая и неловко оглаживая большим пальцем горячую ладонь. — спасибо, дорогой. правда. но тебе не стоит этого делать, — омега запинается, непривычно робея, а тэхён смотрит на него в упор и, кажется, не дышит. — потому что у тебя есть муж? — чонгук не отвечает, расцепляя пальцы, и отшатывается назад, качая головой. — потому что твои действия очень похожи на ухаживания, — говорит он наконец, когда молчание затягивается. — и да, потому что у меня есть муж. альфа натянуто улыбается. — я тебя понял, хён. я тебя понял.🍑🍑🍑
— почему ты решил оставить свою фамилию? — негромко спрашивает тэхён, сверкая глазами. — потому что аллен подходит мне намного меньше, чем чон. омега не оборачивается, продолжая стоять на веранде и упираться в перила руками, но тонкие волоски у него на шее встают дыбом в каком-то первобытном предостережении, когда он чувствует чужое медленное приближение. альфа подкрадывается, словно хищник, а пахнет… блять, как же вкусно этот дерзкий, самонадеянный мальчишка пахнет. крепко, настойчиво, зубодробяще. чистая кожа, мускус и… пачули? чонгук не уверен, но принюхиваться в открытую не собирается. ему достаточно уже того, что чужой феромон слишком явно тревожит внутреннюю сущность, оказывая мощное воздействие на уязвимый организм, готовившийся к предстоящей течке. тэхёну семнадцать, и его гормоны постепенно приходят в норму, вот только рядом с омегой он будто намеренно отпускает себя, позволяя вольности в виде долгих взглядов и пахучих желёз, активно вырабатывающих феромон. — не могу не согласиться. чонгук судорожно вдыхает раскрытым ртом, позорно млея от тепла, внезапно коснувшегося его спины, и нервно смачивает пересохшие губы слюной, неосознанно напрягая ягодицы для того, чтобы не выпустить даже чёртову каплю предательской смазки из увлажнившегося ануса. ему должно быть стыдно за свою физиологическую слабость, бурную реакцию и взбесившиеся инстинкты и совестно за метущиеся в голове мысли сомнительного характера. в подобные моменты он просто обязан думать о майкле и об их безуспешных многократных попытках зачать ребёнка, но вместо этого… — ты подошёл слишком близко, дорогой. омега всё ещё не двигается с места, как и тэхён, который продолжает практически вжиматься своей грудью в его тело и шумно втягивать ноздрями накалившийся вокруг них воздух, напирая своей доминантной натурой. — не так близко, как мне бы хотелось. лёгкая хрипотца, вдруг появившаяся в чужом заметно просевшем голосе, вынуждает чонгука резко поёжится и гулко сглотнуть. — не надо. — я ничего не делаю. в доме всё ещё играет музыка и слышится звон бокалов и стук столовых приборов. у тэхёна день рождения, алкоголь, плескающийся в крови, безрассудная смелость, рвущаяся из-под контроля, и неуёмное желание попросить у омеги поцелуй. поцелуй, который наверняка подорвёт его отношения с любимым хёном. — но ты хочешь. альфа сжимает пальцы в кулаки, пристально разглядывая яростно пульсирующую под чужим проколотым ухом жилку, а затем спускается глазами вниз, к упругим мышцам спины, проступающим сквозь свободную рубашку. — да. хочу. чонгук не знает, что заставляет его развернуться. возможно, всё дело в непреклонной решимости, с которой ему отвечают, или в собственном аромате, туманящем голову. а может, всему виной тепло со стороны спины, что не собирается пропадать, лишь усиливаясь с каждой секундой, из-за чего всё тело стремительно покрывает прохладная испарина, вызывающая лихорадочную дрожь, а в животе извивается и закручивается суетливая тяжесть. знакомая и очень опасная. тэхён делает шаг назад, но только для того, чтобы жадно осмотреть омегу перед собой, чей сладкий медовый запах беспощадно ударяет в нос, пробираясь внутрь и вынуждая сердце трепыхаться ещё быстрее и беспомощнее. чонгук смотрит в ответ, и взгляд его невольно скользит по загорелой шее, скрытому футболкой подкачанному торсу, длинным ногам и вызывающей выпуклости между ними. блять. омега стискивает челюсть и подбирается весь, размыкая губы, чтобы сказать: — мы задержались. но вот глаза, эти распахнутые, блестящие от влаги, слегка подкрашенные чёрной тушью глаза, буквально кричат тэхёну в лицо: «не вздумай, слышишь? только попробуй». альфа выгибает бровь, но расстояние не сокращает. ему абсолютно плевать задержались они или нет, его волнует только то, что мёдом сейчас пропитан весь воздух вокруг. пропитан даже он сам, его одежда и его волосы. омега буквально исходит феромонами от волнения и близости и, господи, как же тэхёну хочется избавить его от вещей, опуститься на колени и пройтись поцелуями по всему вожделенному телу, чтобы слизать языком чужое наслаждение и заменить его другим. представление омежьего вкуса и естественной смазки на языке резко встряхивает альфу и вынуждает застывшего напротив чонгука напрячься. он отступает назад, упираясь поясницей в перила, когда тэхён вдруг двигается в его направлении, и хмурит лоб, вскидывая ладонь. — подумай дважды, прежде чем сделать это. желваки мгновенно заходятся под кожей чужих щёк, а круглые глаза омеги на секунду затапливает алым, словно в предупреждении. он не совершает ни единого движения, чтобы высвободиться из не таких уж и неожиданных объятий, но и не подаётся навстречу, продолжая держать ладонь на быстро вздымающейся груди. — я устал думать, хён, — жаркий надрывный выдох оседает капельками испарины между их губами вместе с терпким ароматом медовой сладости, мускуса и лёгкого возбуждения, для которого никогда не будет достаточного оправдания. — поэтому лучше ударь меня или оттолкни, пока я в самом деле тебя не поцеловал. чонгук громко сглатывает, чувствуя своими бёдрами совершенно определённую бесстыдную твёрдость, но не отстраняется, стоит только пухлым губам неуклюже врезаться в его собственные. омеге безумно хочется приоткрыть рот, чтобы столкнуться с чужим напором и скользким мокрым языком, ему безумно хочется прижаться пахом в ответ, инстинктивно толкнувшись в выпирающую эрекцию, и податливо прогнуться, позволяя крупным ладоням тэхёна по-хозяйски обхватить его ягодицы. он всё это безумно хочет, и лишь пульсирующая на задворках назойливая мысль о неправильности происходящего не даёт полностью расслабиться и отдаться искреннему, взаимному порыву и чужой отчаянной смелости. чонгук не отталкивает альфу, но и не отвечает. однако когда тот, окончательно осмелев, укладывает тяжёлую руку ему на талию, то поцелуй сразу обрывается. тонкая нить слюны оседает на приоткрывшихся омежьих губах, а взволнованный вдох тревожит такой же распахнувшийся напротив рот. заплывший взгляд тэхёна цепляется за веснушки в углублении выразительных обнажившихся ключиц и за рванный яркий румянец на любимом лице. — хён… осоловевшие чёрные глаза смотрят прямо на альфу. кажется, чонгук даже не моргает, впитывая в себя чужое загнанное дыхание, увлажняющее и согревающее его губы. зато моргает тэхён. так часто, что становится почти больно. обоим. омега не отпихнул, не влепил пощёчину, не скривился в отвращении, но вот пробивающаяся строгость во взгляде и вязкое молчание красноречивее любых слов. сердце бьётся где-то в животе, своей пульсацией посылая по взбудораженному телу волны возбуждения, а в лобке и яйцах неприятно тянет от неудовлетворения, потому что совершенно несопротивляющийся чонгук по-прежнему пахнет вкусно, сочно и призывно. — нам пора. импульсивное желание вновь наклониться и поцеловать манящие губы тэхён задавливает моментально, лишь коротко облизывая собственные и громко выдыхая. реакция омеги не заставляет себя ждать. его зрачки расширяются, дыхание замедляется, а взгляд становится более рассеянным и мутным. чонгук выглядит так, будто долго, неторопливо и с удовольствием занимался сексом. пунцовые щёки, лихорадочный блеск в глазах, приторная медовая сладость, взмокшие рыжие виски и крохотные капельки пота над сведёнными бровями и верхней капризно вздёрнутой губой. от примитивной нужды по спине пробегает колючая дрожь и клокочет в горле. инстинкты, присущие всем альфам и омегам, истошно вопят о том, что тэхёну нужно немедленно отшатнуться и уйти от запретного физического контакта, чтобы вернуть утраченные самообладание и ясность ума. но как же это, блять, сложно. с чонгуком он с каждым годом всё больше поддаётся своей внутренней сущности и отключает голову, следуя за эмоциями, что слишком опасны и неуправляемы, особенно в период гона, которого у альфы на данный момент нет. он не прячет от омеги свой стояк и не пытается прикрыться, понимая, что в этом нет совершенно никакого смысла. чонгук уже всё видел и даже успел почувствовать. его объёмный твёрдый бугор, выпирающий сквозь натянувшуюся ширинку джинс, до сих пор вжимается в омежьи бёдра, так соблазнительно качнувшиеся по инерции вперёд. видимо, чонгук сам пугается собственного непроизвольного порыва, потому что уже в следующую секунду стремительно выскальзывает из полуобъятий альфы и отворачивается обратно к перилам, нервно вцепляясь в них татуированными пальцами. — я пойду первым, — омега горбится, не отвечая, и тэхён не выдерживает, быстро преодолевая расстояние между ними и сжимая ладони на чужих дрогнувших предплечьях. он приникает носом к рыжему затылку и с глухим, сдавленным мычанием зарывается в него лицом, спешно оставляя поцелуй на трогательно выпирающем позвонке. — только не избегай меня… это всё, что я прошу. чонгук мелко дёргается от таких непривычно просящих ноток в басистом голосе и сильнее опускает голову, стараясь уйти от ласковых касаний. он всё ещё чувствует на своих губах влажный жар дыхания альфы и его наглый рот, что в данный момент пытается отыскать меж волнистых спутанных прядей выделяющуюся косточку на обнажившейся шее. — не буду, — надсадный хрип вырывается из горла омеги, а сам он весь напрягается, замирая в ожидании чужой реакции. тэхён по-прежнему крепко удерживает его ладонями, по-прежнему стоит слишком близко, неприлично соприкасаясь пахом с омежьими ягодицами, но вот тревожная горечь, проявившаяся в запахе, начинает постепенно ослабевать, как и сильная хватка, пускающая предательскую дрожь по рукам чонгука. альфа кивает и в последний раз вжимается губами в чужой затылок перед тем, как отступить. он не знает, заметил ли кто из присутствующих за столом его взвинченное состояние, эрекцию и плавящийся от возбуждения взгляд, но хотелось бы верить, что долгое отсутствие на собственном же празднике никому не показалось подозрительным. тэхён так же старается не смотреть в сторону вернувшегося спустя двадцать минут и заметно притихнувшего омеги, который вяло ковыряется в тарелке и кажется бледнее обычного. уходит тот тоже раньше остальных гостей и на прощание растягивает губы в измученной улыбке. я всё испортил. позорно трясущаяся рука кое-как закрывает за чонгуком дверь. я всё испортил. думает тэхён, когда омега перестаёт приходить к ним в гости и звать к себе на чай. он больше не гуляет по улице, всегда перемещаясь на своей машине даже на маленькие расстояния, и никогда не остаётся один, ловко уклоняясь от подобных ситуаций. лишь раз у альфы получается загородить ему путь и с немым вопросом, с немой отчаянной мольбой поймать в ловушку любимые чёрные глаза. ты же обещал меня не избегать. чонгук резко дёргается, будто хочет податься навстречу, а его затравленный взгляд наполняется страшной мукой и чем-то болезненным, уязвимым и вязким. на мгновение тэхёну кажется, что полные розовые губы складываются в неуверенную улыбку и привычно-тихое «дорогой», но вот мгновение проносится мимо и от омеги вновь веет вежливым отстранением, а в глазах сквозит сплошное ничего. альфе впервые хочется заплакать.🍑🍑🍑
у чонгука бешено пульсирует в висках, а дикий стук сердца расходится не только в покрасневших ушах, но и ощущается в пересохшей от волнения глотке. его дрожащие руки лежат на руле, и он уже почти не слушает, что рассказывает ему соён, с которой он каждую среду и пятницу ходит на фитнес. женщина с убийственным спокойствием говорит про тэхёна, который внезапно решил пойти в армию и скоро поедет на распределение, а затем невозмутимо добавляет, что тот всерьёз подумывает о службе по контракту в какой-нибудь горячей точке. омега медленно тормозит у невысокого здания и глушит мотор, заторможенно вытаскивая ключ. его ладони всё ещё крупно трясутся, его веки широко распахнуты, а взгляд глубоко потрясённый и чертовски напуганный. он поворачивает к подруге голову и в непонимании вскидывает брови, стараясь не закатить настоящую истерику. — какой, блять, контракт, соён?.. — тихий шёпот едва касается обветренных полных губ. — какой, блять, контракт? — снова повторяет чонгук, неверяще моргая, словно долбанная сова. — тэхёну восемнадцать. — да, тэхёну восемнадцать. и он уже всё решил. омега делает судорожный вдох и подрагивающими пальцами зарывается в собственный загривок. глупый, самонадеянный мальчишка. что же ты творишь? …а затем протяжно стонет и со всей дури бьёт кулаком по центру руля. сработавший клаксон громко оглушает, заставляя сидящую рядом женщину предательски дёрнуться и напрячься. она незаметно для друга смахивает с щеки одинокую слезу и едва слышно тянет носом воздух, надеясь не зареветь перед омегой прямо в машине. соён слишком устала делать вид, что ей всё нипочём, а ещё слишком устала умолять сына остаться и никуда не уходить. тот успел поругаться не только с ней, но и с отцом, который также напрочь отказывается отпускать единственного ребёнка чёрт пойми куда. — почему ты больше к нам не приходишь? потому что твой безрассудный сын в меня влюблён. потому что я его… — не знаю, соён. так получилось. после разговора в машине проходит несколько тяжёлых дней. чонгук всеми силами старается успокоиться, отвлечься на бытовые проблемы и уделить внимание мужу, с которым после неудачных попыток забеременеть появилось очевидное напряжение. он ругает себя последними словами за то, что не может выкинуть из головы тягостные мысли о тэхёне и не в состоянии перестать переживать, злясь на альфу и его сумасшедшую выходку. омега весь изводится и заметно теряет вес. расшатанные нервы, моральное истощение и почти постоянный стресс приводят к тому, что у него впервые за всё время активной половой жизни сбивается цикл и течка наступает с задержкой в несколько месяцев. тревога за собственное здоровье сказывается на и без того отсутствующем настроении, а недовольство и упрёки майкла по поводу его неспособности зачать делают чонгука ещё более отчуждённым, подавленным и уставшим. он хоть когда-нибудь будет счастлив? омега запрокидывает голову и часто-часто моргает, чтобы не дать скопившейся в уголках глаз влаге скатиться по щекам. как же ему хочется плакать.🍑🍑🍑
аэропорт оказывается слишком шумным и слишком многолюдным, отчего чонгук первые несколько секунд не может сдвинуться с места. зачем он приехал? зачем поругался с мужем из-за отказа рассказать, куда направляется в такой спешке, и зачем теперь растерянно оглядывается по сторонам в попытках обнаружить знакомую черноволосую макушку? тэхёна должны провожать его близкие, и омега, после всего совершённого, точно здесь не к месту. он до сих пор помнит свой холодный, пустой голос и то, как безжалостно проигнорировал отчаянно-умоляющие глаза альфы, который просто не хотел терять с ним общение и иметь возможность хотя бы переброситься парой слов без боязни увидеть в его глазах презрение. вот только чонгук решил всё за них двоих. он прекрасно понимает, что явно проигрывает борьбу со своими чувствами к альфе, и решает трусливо сбежать, пока не поздно, жалея о собственном спонтанном и неразумном намерении в последний раз увидеть знакомую улыбку и почувствовать будоражащий аромат мускуса и тёплой мужской кожи. омега дёргает ноздрями, будто из всего скопления снующих вокруг людей сможет поймать крепкий дразнящий аромат тэхёна, и резко встряхивает головой, трясущейся ладонью прикрывая пылающее от эмоций лицо. надо уходить. у него не выйдет объяснить своё нахождение в аэропорту, если он вдруг наткнётся на соён и её мужа. что он им скажет? у меня с вашим сыном всё сложно, но я хочу его поддержать? чонгук едва не принимается истерично смеяться с трудом приходя в себя и делает шаг в сторону выхода, потрясённо застывая в тот самый миг, когда сталкивается глазами с альфой, стоящим у терминала с чёрной спортивной сумкой. у тэхёна открыты руки. загорелые, сильные, перевитые формирующимися мускулами, при виде которых у омеги позорно сводит живот. у тэхёна короткая стрижка и красивый широкий лоб, с густыми тёмными бровями и глубокой морщиной между ними. у тэхёна немигающий взгляд и угрюмое выражение лица, доказывающее, что он явно не рад его видеть. перед чонгуком уже не мальчик, любящий пение сверчков на рассвете, сладко-солёный попкорн и походы на рыбалку с отцом. перед омегой мужчина, который собрался лететь бог знает куда и рисковать своей жизнью, чтобы… …что? у чонгука предательски мутнеет в глазах и начинает дрожать нижняя губа. влажное течёт по его щекам и капает с подбородка, а воздуха в лёгких в какой-то момент становится пугающе мало, из-за чего омега едва не задыхается, давясь подступившим к горлу плачем. он не выдерживает и срывается с места, на ходу порывисто смахивая ладонью горячие беспомощные слёзы, и быстро перебирает негнущимися ногами, надеясь, что тэхён за ним не последует. да и зачем тому вообще это делать? не нужно было сюда ехать. омега раздражённо расталкивает со своего пути спешащих людей и пронзительно вскрикивает, когда сильная рука хватает его за запястье. чонгука грубо и нетерпеливо разворачивают, заставляя буквально впечататься грудью в чужую, и обхватывают мокрое румяное лицо обеими ладонями, большими и бесконечно заботливыми. омега задыхается, видя перед собой так близко заметно повзрослевшего и определённо очень сильно возмужавшего за прошедший год тэхёна. недовольного, хмурого и такого необычного с этой армейской стрижкой без привычных забавных кудряшек, в которые было так удобно погружать пальцы. — и опять ты бежишь от меня. чонгук хлопает слипшимися ресницами и судорожно тянет ртом воздух, не в состоянии связать и двух слов. он замечает, как нехорошо вздуваются вены на чужой смуглой шее и как жадно вздрагивают ноздри альфы, вбирая усилившийся от волнения омежий аромат. — твои родители… — они ждут у паспортного контроля, — тэхён крепко стискивает челюсть, двигая желваками, и едва размыкает губы, чтобы ответить. он весь напряжён, но касается мягких зарёванных щёк очень бережно и нежно, слегка наклоняясь, прежде чем требовательно спросить: — зачем ты приехал? зачем ты приехал, а потом убегаешь? зачем всё это, хён? омега цепляется татуированными пальцами за крупные запястья и пытается вырваться из ставшей вдруг слишком удушающей хватки. — пусти… — почему ты продолжаешь меня мучить? — говорит альфа уже громче и злее, когда видит, что задрожавший и побледневший чонгук не спешит повиноваться и отвечать. он против воли распаляется и неосознанно давит внутренней сущностью, ведь совсем не ожидал увидеть перед самым своим отлётом любимого омегу, чьё непредсказуемое поведение делает только хуже и вынуждает наивно надеяться на взаимность. — скажи мне, наконец! чонгук остервенело дёргается и упирает ладони в живот альфы. всё его нутро трепещет от близости, от тихого грудного рыка и сердитых раскосых глаз, а пах напрягается из-за неконтролируемых феромонов, что также заставляют конвульсивно поджимать ягодицы. чёртовы скачущие гормоны! чёртов ким тэхён, возомнивший о себе бог весть что! чонгук пихается сильнее и обнажает вылезшие клыки, при виде которых альфу словно бьют наотмашь и жёстко встряхивают. своенравные рыжие пряди лезут на чужое вновь покрасневшее лицо и прикрывают обезумевший, загнанный взгляд. омега снова рвётся из объятий, и тэхён больше не сдерживается. он врезается в полные губы, рьяно пихая язык во влажную глубину, и торопливо целует, громко хлюпая выделяющейся слюной и чувствуя утробное клокотание своим ртом. чонгук отвечает не менее жадно и агрессивно, ударами языка показывая, что не собирается подчиняться, а затем тесно прижимается бёдрами к заметному характерному бугорку, вырывая из заведённого альфы предупреждающее низкое рычание. слёзы на щеках высыхают, заменяясь на постыдные багровые пятна, грудь ломит, а кровь начинает болезненно пульсировать в тугих сосках, которыми омега невольно трётся о тэхёна, чтобы избавиться от ноющих ощущений. альфа плющит в ладонях чужое лицо и не может перестать вгрызаться в желанные и невозможно вкусные губы, раз за разом проходясь языком и зубами по мягкой влажной плоти. он просто не в состоянии мыслить адекватно и поверить, что чонгук сейчас в его руках. он просто не в состоянии остановиться, когда спустя столько времени вновь чувствует сладкий мёд на языке и ответную бурную реакцию, выбивающую из горла довольное мычание. от осознания того, как поздно всё это происходит, тэхёну резко перестаёт хватать воздуха. он прерывает поцелуй и выдыхает на распахнутый омежий рот, жадно всматриваясь осоловелым взглядом во вспотевшее соблазнительное лицо. вокруг чонгука явственно пахнет чем-то едким, концентрированным, но до умопомрачения приятным. конечно, потом он поймёт, что такой аромат источает лишь блядская природная смазка, выделяемая отзывчивым, разгорячённым и готовым впустить в себя омегой, но вот сейчас… альфа пытается совладать с собой и своим стояком, который упирается прямо в чужое возбуждение, а затем отклоняется назад, чтобы создать необходимую дистанцию, способную приглушить хотя бы на время возникшую между ними безумную тягу. его ошалелые глаза дико блестят, откровенно пожирая чувственные, покорно приоткрытые губы напротив, а грудь учащённо впадает и поднимается, в безуспешных попытках насытить лёгкие призывной медовой сладостью, исходящей от податливого тела. чонгук также тяжело и хрипло дышит, замирая в блаженном оцепенении от силы поцелуя, взаимного притяжения и липкости, мешающей мыслить здраво. влага, насквозь пропитавшая боксеры, томление в топорщащихся сосках и твёрдый выпирающий член тоже совсем не прибавляют трезвости. омега прекрасно понимает, что влечение не должно быть таким разрушающим и чрезмерным. влечение к парню, которого он помнит угловатым десятилетним мальчишкой с сияющим взглядом, стёсанными после катания на роликах коленями и смешной причёской под горшок. чонгук понимает, и поэтому представлять тэхёна, склонившимся над ним, обнажённым и двигающимся между его ног, становится не просто неправильным, а практически преступным действием. он ведь замужем, чёрт возьми. он ведь… чонгук испуганно отшатывается, и альфа беспомощно опускает руки, которые покалывает от теплоты омежьей кожи и нежности пылающих щёк. омега опять чувствует острую необходимость сбежать, и тэхён видит эту инстинктивную потребность, продолжая стоять на месте. ему безумно хочется притянуть своего хёна обратно, чтобы успокоить крепкими объятиями, обещающими поддержку. но чонгук вновь закрывается, обрастая шипами, и больше не позволяет к себе прикоснуться и заглянуть в терзаемую сомнениями и страхом душу. — я любл… — не смей! — жёстко перебивает омега звенящим от негодования голосом, не давая договорить. тэхён покорно замолкает и с тихим безропотным смирением принимает сильный толчок в собственную грудь. — не смей так поступать со мной, слышишь?! не смей лететь туда из-за меня и рисковать своей жизнью! альфа ловит вновь яростно взметнувшийся кулак и прижимает туда, где неистово грохочет молодое сердце. — но я не бегу от тебя, хён. чонгук дёргается, будто его ударяют по лицу, и уязвимо сжимается, мгновенно теряя весь запал. я не бегу от тебя. — я просто чувствую, что мне это нужно, понимаешь? — тэхён бросает быстрый взгляд в сторону информационного табло и медленно отпускает стиснутый в ладони омежий кулак. — началась регистрация. омега глухо хмыкает. — нужно значит… — болезненная усмешка касается его зацелованных и немного опухших губ, углубляя морщины, которые заключают в складки подвижный насыщенно-розовый рот. он качает головой и отходит ещё дальше, совершенно не обращая внимания на людей вокруг. — хорошо. чонгук начинает ощущать холодное покалывание кончиками татуированных пальцев, противный горький комок в горле и слабую тошноту, как будто он находится на грани обморока. омега судорожно пытается отложить в памяти чужие черты лица, думая о том, что тэхёну всё-таки очень идёт военная форма, и разворачивается к выходу, срываясь с места так быстро, словно за ним идёт погоня. омежье естество тут же восстаёт против чонгука, требуя вернуться обратно к альфе и признаться ему в ответных чувствах, а другая, более капризная и подверженная частым перепадам настроения и гормональным всплескам, злится и недоумевает из-за того, что его совсем не пытаются остановить. — не будь идиотом, чон чонгук, и возвращайся к своему мужу, — сердито шипит омега сам на себя, на ходу вытирая со щёк скатывающиеся без остановки злые слёзы. вот только вопреки всем доводам разума и здравомыслию он всё равно чувствует себя уязвлённым, отвергнутым и униженным, в глубине души надеясь, что тэхён его послушается и никуда не поедет. ну какая к чёрту армия? какой контракт? чонгук вываливается на улицу, дыша так, будто пробежал километровку. гнев толчками расходится по венам и заставляет кровь в жилах буквально кипеть. омеге хочется кричать, а в голову как назло упорно и настойчиво лезет тэхён. чонгук пытается отогнать его образ на протяжении всей поездки домой, а когда не получается, то с тихим рычанием заталкивает ничего не понимающего майкла в их спальню и не выпускает из неё до тех пор, пока вся сперма вместе с чужим узлом не окажется в его заднице. пресыщенное удовольствием и несколькими оргазмами тело ощущается тяжёлым и неповоротливым. омега устало разлёживается на животе, чувствуя, как шершавая ладонь раздвигает его ягодицы, и утомлённо прикрывает веки, позволяя пальцам мужа проникнуть в растраханное, расслабленное отверстие, заполненное тёплым семенем. между ног чонгука громко хлюпает, когда он невольно напрягает мышцы ануса в ответ на вторжение в растянутую дырку, но больше ничего не делает, понимая, что альфа просто помогает ему избавиться от вытекающих выделений. омега уже давно не стесняется собственной наготы, но зато стесняется непрошеных мыслей о тэхёне, которого представлял во время сегодняшнего секса вместо майкла. ощущая на себе прикосновения своего альфы, чонгук вдруг думает, что любовь порой оставляет сердце так же легко, как и в момент, когда только-только в нём поселяется. омега вздыхает и уворачивается от поцелуев устроившегося со спины мужа, потому что теперь они кажутся ему слюнявыми и некомфортными, а затем с тоской вспоминает о пухлых губах тэхёна и его уверенном и скользком языке, что ласкал именно так, как ему было необходимо. словно знал, что надо делать на интуитивном, животном уровне. — надеюсь, что в этот раз ты забеременеешь. чонгук сдвигает вместе ноги и крепко зажмуривается, предпочитая промолчать, и проваливается в сон с мыслью о том, что любовь тэхёна к нему всегда была спокойной, нежной и выжидающей. любовь тэхёна всегда была настоящей.