🍑🍑🍑
семь лет спустя гнетущий, жаркий и выматывающий август действует на чонгука удручающе. в его огороде несколько недель назад появились мерзкие слизняки, и он совсем не знает, как от них избавиться, в саду висят отяжелевшие сочные персики, из которых надо скорее что-нибудь приготовить, а клумбы с любимыми плетистыми розами заросли сорняками и также нуждаются в надлежащем и тщательном уходе. ты тоже в нём нуждаешься, — сокрушается про себя уставший омега, стоя посередине собственного двора и тихо плача от бессилия. в его испачканных землёй ладонях крепко зажаты секатор и небольшие грабли, а под ногами кучками раскиданы вырванные с корнем одуванчики и разросшаяся почти по всему газону галинсога. пытаясь справиться с резко накатившим чувством собственной неполноценности из-за отсутствия какой-либо посторонней помощи, чонгук гневливо выдыхает и утирает влажные щёки, оставляя на зардевшейся коже грязные разводы. в подобные минуты, когда слишком остро ощущается болезненное одиночество, он тоскует по чужому вниманию так сильно, что порой кажется, будто тоска в конечном счёте раздавит его совсем. омега ужасно хочет быть стойким, самодостаточным и волевым, но в моменты слабости он по-прежнему отчаянно нуждается в поддержке. вот если бы у меня был альфа. был… чонгук весь встряхивается, запрещая себе думать о тэхёне, что за всё время так ни разу с ним даже не связался. конечно, он не рассчитывал на постоянную переписку и милый обмен сообщениями, как если бы они приходились друг другу очень близкими людьми, но чёрт возьми. неужели омега не заслужил хотя бы одной сраной весточки с ёмким: «я жив. можешь спать спокойно»? с соён он больше не общается, да и вообще с другими соседями тоже. чонгук до сих пор помнит, как ему перемывали кости после громкого развода и как ещё долго потом обсуждали его бесплодие, о котором стало известно всем благодаря ублюдку майклу. омега горестно выдыхает, чувствуя тошнотворный ком в горле, и с беспомощностью думает о своей несложившейся семейной жизни, о климаксе, который наступил слишком рано из-за постоянного стресса, каждодневной ругани с бывшим мужем и эмоциональной нестабильности, обо всех совершённых ошибках и о растраченных впустую годах, приведших лишь к сожалениям и сплошным разочарованиям. разве чонгук так много просил? разве он виноват в своём желании быть любимым и счастливым? омега вздыхает с надрывом, на мгновение зажмуривая веки, и истерично швыряет прямо на землю садовые инструменты. он почти несётся в сторону дома, размазывая по лицу горячие слёзы, и плачет лишь сильнее, понимая, что совсем не в состоянии их остановить. мысль позвонить матери приходит к нему спонтанно, и чонгук хватается за телефон как за последнюю соломинку, что удерживает его от самобичевания и громких рыданий. пока он ждёт ответа, то проходит мимо висящего в полный рост зеркала, отстранённо думая, что было бы хорошо похудеть килограммов на девять, хотя после тридцати те набираются куда легче, чем сбрасываются. — алло? — привет, мама. — о, ну надо же! две недели не звонил и наконец вспомнил о своей матери! нам с отцом тебя ждать? скоро день благодарения. — я знаю. — ну так и что? — я обязательно приеду, но только ближе к вечеру, потому что утром у меня сеанс с моим психологом, а через день мне надо будет вернуться обратно из-за плановой диспансеризации, которую я откладывал из-за занятости больше года. чонгук замолкает, прикрывая веки, и ожидает взрыва недовольства, который, конечно же, не заставляет себя ждать. — ты до сих пор ходишь к психологу? омега утомлённо вздыхает. — да. женщина фыркает. — лучше бы ты вовремя ходил по другим врачам, чонгук, и, может быть, тогда у вас с майклом что-нибудь да получилось, а сейчас это просто пустая трата денег, которые тебе, видимо, некуда девать. омега прикладывает подрагивающую ладонь ко лбу, чувствуя, что у него начинают дрожать губы от подкатывающей к горлу истерики. слёзы по-прежнему капают с подбородка. — …но кто я вообще такая, чтобы указывать своему сорокалетнему сыну, что надо делать и как надо жить? чонгук не отвечает и почти не вслушивается. ему вдруг хочется спросить: «ты любишь меня хотя бы немного, мама?», но он всё так же молчит и молчит, а когда собирается заговорить, то язык предсказуемо отказывается работать, потому что: — …между прочим жена твоего брата беременна третьим ребёнком, чонгук. вторая неделя. ты меня слушаешь? учащённое дыхание омеги обрывается болезненной судорогой. он открывает рот, но не произносит ни звука, а когда наконец пытается что-то сказать, то вместо слов из его рта вырывается лишь жалкий, подавленный всхлип. — алло? чонгук? — почему?.. — что? почему всякий раз, когда я звоню тебе, ты словно намеренно делаешь мне больно? — почему ты сказала «между прочим»? — мокрые омежьи щёки горят от гнева и обиды, а татуированные пальцы до скрипа сдавливают в ладони телефон. — на что-то намекаешь, мама? — не понимаю о чём ты… — не делай из меня идиота! — вскрикивает чонгук, впервые повышая на мать голос и заставляя ту замолчать. — ты никогда ничего не говоришь просто так! ты всегда и во всём меня упрекаешь, даже в бесплодии и грёбаном климаксе! когда я разводился, ты встала на сторону майкла, потому что мне стоило чаще подставлять ему задницу и не вести себя как сука! — омега всё больше распаляется, начиная вспоминать всё то, что когда-то давно наговорила ему женщина. — господи, да ты ведь буквально сказала мне, что единственное, что не позволяет тебе завести ещё одного ребёнка, это отсутствие желания заниматься с отцом сексом! — чонгук!.. — возмущённо выдыхает мать, но омега не даёт ей закончить, считая, что имеет полное право высказать всё, что он о ней думает, всё, что накапливалось годами, и всё, что не могло найти выхода, разъедая и грызя чонгука изнутри. — ну уж нет, мама, между нами так много невысказанного, и ты будешь это выслушивать, как я все эти годы выслушивал тебя! во мне живут столько ужасных эмоций. столько ужасных эмоций! и многие из них появились по твоей вине! поэтому нет. знаешь, нет. я не приеду к вам на день благодарения. я извинюсь перед отцом и встречусь с ним отдельно, но с тобой… — чонгук набирает воздух в лёгкие, горящими глазами уставляясь прямо перед собой. — с тобой нет. с тобой рядом я в принципе не появлюсь в ближайшее время, потому что мне явно надо прийти в себя от осознания, что ты просто не способна на тёплые чувства к кому бы то ни было в нашей семье. омега не колеблясь сбрасывает вызов. его мелко колотит, а сердце в груди невозможно болит, едва не проламывая рёбра от оглушительного биения. неужели он действительно это сказал? чонгук запрокидывает голову и принимается натужно смеяться. волосы липнут к мокрому лицу, забиваются в рот и лезут в заплаканные, покрасневшие глаза. он не знает, сколько стоит так, всхлипывая и смеясь попеременно, но стук во входную дверь слышит лишь чудом. омега вытирает влагу из-под носа, щуря припухшие веки, и очень жалеет, что всё-таки пошёл на поводу у своего любопытства и решил посмотреть, кого же там к нему внезапно принесло. увидеть на пороге бывшую подругу чонгуку было безумно странно, особенно вспоминая, как он огрызался с ней после собственного развода, как был груб и резок, уклоняясь от помощи, будто ему предлагали заняться интимом за деньги, а не разговор по душам. — ох… эм… я невовремя, да? соён выглядит просто чудесно в лёгкой кремовой блузе с высоким воротником и воздушной юбке цвета шампань. омега смотрит на неё, видя в выразительных карих глазах до боли знакомые черты, и чувствует, что слёзы совсем не прекращают скатываться по его раздражённым из-за въедливой соли пунцовым щекам. — ты пиздец как невовремя, соён. женщина шокировано приоткрывает рот, видимо не ожидая от чонгука грубости прямо с самого порога, но беспокойство за чужое состояние и радость, с которой ей вдруг захотелось поделиться с бывшим другом, перевешивает обиду. — оке-ей… ладно. я уже поняла, что ты явно не в восторге меня видеть, но тэхён… омега дёргается, отпрянывая назад, и взгляд у него как у затравленного зверя, попавшего в капкан. — мне неинтересно. соён потрясённо хлопает ресницами одновременно с тем, как хлопает перед её лицом входная дверь. чонгук стремительно несётся вверх по лестнице в сторону ванной комнаты и ударяет себя по зарёванной пылающей щеке ровно в тот момент, как заветное и запретное имя против воли всплывает в голове. не думай. не вспоминай. пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста. мне неинтересно, мне неинтересно, мне неинтересно. я не хочу знать, что там тэхён, я не хочу о нём ничего слышать. чонгук получал так много писем и звонков по работе и от родственников и ни одного сообщения от альфы за все семь лет. он столько времени убеждал себя, что у него нет никакого права чувствовать себя брошенным и быть разочарованным, но тут появляется соён, которая когда-то наговорила ему неприятные вещи про ставший вспыльчивым и несносным характер, и омега вновь готов рыдать как в тот день, когда впервые услышал от врача о своём бесплодии. щека пульсирует от жгучего хлопка, и чонгуку приходится ударить себя и по второй, чтобы хоть немного встряхнуться и окончательно не впасть в истерику. ему должно быть всё равно на тэхёна, чьи смелые поцелуи по-прежнему горят на губах раскалённым клеймом. ему должно быть всё равно на парня, который был настолько упрям, что ослушался и поехал за чёртовым персиковым деревом, чьи плоды омега теперь каждый год охотно собирает. от невозможности перестать вспоминать их последнюю встречу в аэропорту, чонгук торопливо умывается, избавляясь от подсохших на коже слёз, и идёт на огород, яростно работая граблями до тех пор, пока напрочь не сбивает дыхание и травмирует ссадинами ладони. усталость и измождение немного притупляют эмоции, но, к сожалению, не избавляют от предательских мыслей. — я сам отвечаю за своё счастье, и делать меня счастливым не входит в обязанности других. и альфы мне для этого совсем не нужны, — омега сердито швыряет грабли в кучу вырванных с корнем сорняков и бессильно оседает прямо на траву, подгибая под себя ноги. — не нужны… опухшие глаза вновь заволакивает влагой. горло дерёт от продолжительного плача, колени сбиты, а душевная боль пробивает насквозь уязвимое, истерзанное сердце. чонгук снова корчится в рыданиях и захлёбывается слезами, которые совершенно не прекращают увлажнять его лицо. ему ведь действительно не нужны никакие альфы. ему нужен только один.***
тэхён медленно проводит ладонью по коротко подстриженным волосам и наклоняется к зеркалу, отсутствующим взглядом рассматривая блёклый шрам на своей шее и грубый рубец на гладко выбритой левой щеке. сощуренные карие глаза надёжно прячут в себе необузданные эмоции, но всё ещё азартно и по-мальчишечьи возбуждённо блестят при одной лишь мысли о том, кто так ему и не достался. рыжие волосы, солнечные веснушки, розовые губы со вздёрнутыми уголками, соблазнительная родинка в ямке над округлостью аккуратного подбородка и строгий взгляд, посылающий импульсы по всему телу. взрослый и такой недосягаемый омега, с глазами цвета беззвёздной ночи, стал для него наваждением и несбыточной мечтой, любовь к которому он пронёс в своём сердце через долгие годы. тэхён ощущал себя жалким, когда намеренно выбирал парней похожих на любимого хёна, и трепетно лелеял в памяти их прощальный поцелуй в аэропорту. мягкий отзывчивый рот, горячий мокрый язык, несдержанная горячность и сладкий мёд, стекающий в глотку вместе со слюной. альфе кажется, что омежий вкус намертво въелся в его слизистую, впитался в поры и пробрался под кожу, потому что расстояние так и не помогло заглушить тягу и настойчивое желание находиться с чонгуком рядом, не помогла и обида, ведь на его письма, которые он планомерно отправлял омеге каждый месяц в течении четырёх лет, так за всё время никто и не ответил. — тебе с ним всё равно ничего не светило, придурок. на что ты вообще надеялся? тэхён проводит ладонью по щеке, кривя губы, и выходит из ванной комнаты, выключая в ней свет. он неторопливо спускается в гостиную, где уже вовсю суетится радостная соён, и расслабленно улыбается сидящему за столом отцу, что наблюдает за своей женой с лёгкой ухмылкой. — для кого ты столько наготовила, мам? к нам кто-то придёт? женщина раскладывает столовые приборы вместе с тарелками и вытирает руки о фартук. — я хотела пригласить к нам чонгука, в честь твоего возвращения, но он не стал меня слушать и захлопнул дверь перед моим лицом. — серьёзно? ты всё-таки решилась к нему пойти? тэхён буквально каменеет, когда слышит имя омеги. ноги отказываются идти, а в ушах грохочет пульс, забивая собой всё пространство и разгоняя по вздувшимся венам кровь. он с трудом понимает, о чём говорят его родители дальше, с трудом смачивает горло слюной, заторможенно моргая, и с трудом хватается пальцами за перила, чтобы устоять на месте, потому что… — …он точно плакал перед моим приходом, но я так и не смогла спросить в чём дело. к нему ж разве сейчас подступишься? после своего развода совсем ненормальным стал. альфа потерянно выдыхает. плакал? развод?.. с каждым последующим словом матери тэхён чувствует, как теряет контроль над собой и как улетучивается его намерение быть благоразумным и попытаться начать жизнь без мыслей об одном рыжеволосом омеге. — ты больше не общаешься с хёном? — да. мы с ним поругались где-то года три назад. — четыре, — вновь заговаривает отец, невозмутимо накладывая в свою тарелку сочащийся жиром стейк. — как раз тогда он узнал, что не может иметь детей, и наорал на тебя, когда ты попыталась с ним поговорить. лицо тэхёна искажается от сдерживаемых чувств. желваки мгновенно напрягаются под кожей щёк, а глаза темнеют и широко распахиваются, заполняясь откровенным непониманием и натуральным шоком. какого хрена?.. будучи на службе и вдали от дома, он намеренно старался не касаться таких тем во время звонков своим родителям, чтобы у тех не было возможности ненароком упомянуть омегу. слишком уж много эмоций затрагивал в нём чонгук, и, к глубокому сожалению, не все они были положительными и приятными. в подобные моменты, лёжа на жёсткой койке в окружении других альф, тэхён бездумно касался собственных губ пальцами и ругал себя за то, что гадал, чем же в данную минуту занимается любимый и недосягаемый хён. после вступления в армию в его жизни происходило бесчисленное множество событий, поразмышлять о которых было бы более важно и полезно, чем например о татуированных крепких руках с узловатыми пальцами и о родинке, расположившейся прямо на запаховой железе. будь чонгук злым, надменным, смотрящим на всех свысока и не умеющим признавать чужое мнение, то стало бы в разы проще, потому что бескорыстно любить рыжеволосого омегу оказывается очень просто, особенно, когда в чёрных влажных омутах видишь ответный интерес и необычайную нежность, а не снисходительное пренебрежение и равнодушие. любовь должна подпитываться, но также она может выжидать. альфа гулко сглатывает и бесшумно выдыхает, насильно прогоняя из головы непрошенную настойчивую потребность рвануть к чонгуку домой прямо сейчас. он не боится, что его оттолкнут. он боится не сдержаться. тэхён не хочет наброситься на омегу, словно оголодавшее животное, ведь он-то любить совсем не переставал. альфа хочет для начала хотя бы поговорить, услышать родной высокий голос, обнять, если позволят, и зарыться носом в рыжие локоны. чонгук малодушно сбежал от него однажды, оставив в заполненном людьми аэропорту жадно глотать неповторимую смесь их запахов и подступающие к горлу слёзы, но теперь увильнуть у омеги не получится, ведь для этого совершенно не будет оснований. чонгук не желает о нём слышать? ну, значит ему придётся потерпеть, потому что больше тэхён не намерен довольствоваться одними воспоминаниями, от которых по-прежнему вскипает кровь и напрягаются все мышцы в теле. он хочет знать наверняка, что находится в омежьей голове и почему чонгук поступил так, как поступил. почему, даже не подозревая об этом, всё ещё продолжает мучить их обоих.***
чонгук снимает с себя дождевик, вешая его на крючок, и ставит в коридоре небольшой ящик с собранными персиками, принимаясь аккуратно стаскивать испачканную в грязи обувь. лёгкий летний дождь только начинает постепенно прекращаться, заставляя капли на кончиках листьев мелко дрожать, а воздух в доме у омеги пахнет цветочным чаем, мёдом и сырой землёй из-за открытого настежь широкого окна. прохладная, влажная свежесть ощутимо бодрит, особенно после такого сильного эмоционального опустошения, которое чонгук всё так же слабыми отголосками испытывает после собственного недавнего срыва. ему значительно легче в сравнении с тем, что происходило с омегой в промежутках между истериками и битьём оставшейся после развода посуды, купленной во время совместного проживания с майклом. но и полного освобождения чонгук не чувствует. он так долго работает с психологом, так долго старается нагружать себя делами, чтобы отключить голову, и по итогу периодически получает сильнейшие срывы, с которыми потом приходится разбираться на сеансах. омега утомлённо потягивается, разминая затёкшие мышцы спины, и наклоняется, подхватывая ящик обеими руками. из персиков он решает, наконец, приготовить что-нибудь необычное, останавливая свой выбор на сладких корзинках, присыпанных сахарной пудрой и корицей. чонгук даже думает потом отнести парочку соён и попросить у неё прощения, но потом отметает эту мысль, давая себе установку извиниться перед бывшей подругой как-нибудь в другой раз. напевая, омега тщательно вытирает кухонный стол, складывает на полотенце вымытую посуду и выкладывает с противня подрумяненную со всех боков выпечку. оставшись довольным после одной съеденной корзинки, он гасит свет на кухне и поднимается в спальню, чтобы как следует вымыть руки и смочить их любимым и незаменимым лосьоном. чонгук уже собирается выдавить ещё немного душистого средства себе на ладони, когда вдруг слышит громкий стук в дверь. он не знает, кто может к нему прийти и зачем, но отсидеться получается не вариант, стоит только резкому стуку возобновиться. — да иду я! — кричит омега, бросая быстрый взгляд на часы. уже без пяти десять, а в полдень ему надо быть в офисе, чтобы встретиться с клиентом и доложить о ходе работы на его участке. чонгук спешит к двери, обдумывая на ходу, не придётся ли всё-таки комбинировать уже имеющиеся на территории заказчика кустарники с новыми, только посаженными, или лучше сразу вырвать старые растения под корень, тем самым дав почве перед посадкой немного отдохнуть. омега перепрыгивает две последние ступени, убирая растрепавшиеся волосы за уши, и открывает входную дверь, уже через секунду чувствуя, как глухо бухается в груди учащённо затрепетавшее сердце, посылая по потрясённо застывшему телу короткие, но чертовски разрушительные импульсы. чонгук словно врастает в пол, ощущая дикий мандраж в одеревеневших конечностях и что кровь, бегущая по венам, вот-вот выбьется наружу, брызнет из ушей и зальёт собой всю прихожую. омега буквально немеет и ничего не может с этим поделать. тэхён. прямо перед ним. смуглый, поджарый, взрослый. непохожий на себя семилетней давности и волнующе привлекательный. с короткой стрижкой, пухлыми красноватыми губами, изогнувшимися в небрежную, потрошащую улыбку, и с глазами, смотрящими открыто и слишком откровенно. слишком… интимно. двойная складка века, густые ресницы и проникновенный, внимательный взгляд. чонгуку становится жарко, а в одежде тесно. он судорожно сглатывает при виде продолговатого зарубцевавшегося шрама на загорелой шее и с ужасом думает о том, что хочет прикоснуться к этой отметине, провести кончиками пальцев и накрыть своим ртом. омега видит в сосредоточенном лице напротив твёрдое намерение с ним поговорить, но слова застревают у него в горле, а глупая обида обжигает глаза влагой, стоит лишь вспомнить о молчании со стороны тэхёна. все эти годы. чонгук резко поджимает задрожавшие губы, приподнимает подбородок и, стремительно сократив расстояние, отвешивает альфе настолько злую и тяжёлую пощёчину, что тот, совсем не ожидавший подобного, чуть было не отшатывается назад. тэхён дёргает головой, стискивая челюсть, и хрипло усмехается, отчего маленький шрам на его щеке становится похожим на глубокую ямочку. омега сжимает заколовшую от удара ладонь в кулак и отпрянывает обратно, в спасительную темноту собственного дома, хватаясь за край двери и отчаянно пытаясь её захлопнуть. — не так быстро, хён. низкий басистый голос едва не заставляет чонгука жалобно проскулить. альфа решительно отталкивает чужие руки и проходит следом, оглушительно громко закрывая за собой дверь. щека неприятно горит, пульсируя ноющей болью, а в низу живота после чужой выходки скапливается раздражающая энергия, которая в скором времени потребует незамедлительного выхода. — не подходи! — истерично вскрикивает омега, в предостережении вскидывая ладони. — стой где стоишь. трусливое, бесполезное требование. тэхён снова хмыкает. — думаешь, это поможет мне не учуять твои усилившиеся феромоны, хён? — выразительные карие глаза сужаются в угрожающем прищуре. — или это поможет тебе не учуять мои? во взмокших висках чонгука бешено стучит кровь. он выглядит так, будто набросится, если альфа захочет подойти ближе, а ещё почти оскаливает вылезшие клыки, чьё появление нервирует так же сильно, как и ожесточившееся, словно по щелчку, лицо тэхёна. тот впрочем и сам не спешит приблизиться, лишь смотрит исподлобья своим жгучим, придавливающим взглядом и жадно проходится по блестящей от испарины открытой шее и одинокой нитке жемчуга, что тонет в вырезе просторной белой рубашки с короткими рукавами. она завязана узлом на животе, тем самым обнажая красивый рельеф плавных, но чётко выделяющихся мускулов, а поношенные и почти выцветшие свободные джинсы в свою очередь бесстыдно оголяют часть паха, испещренного полосами соблазнительных взбухших вен, и резинку белых боксеров. за семь лет чонгук совсем не изменился внешне, только беспощадное время добавило редкие морщинки в уголках розоватых губ и удивительно больших чёрных глаз. — нас много лет разделяло расстояние, ты так не считаешь? — продолжает говорить тэхён. омега отчаянно моргает, чтобы не разреветься, и яростно мотает головой. нет, нет, нет. — я не заставлял тебя уезжать. альфа кивает и мягким гортанным звуком выражает своё согласие. — да. это был мой выбор, — вспотевшую кожу чонгука начинает колоть, а дыхание перехватывает, когда он вжимается влажной спиной в прохладную стену, медленно сходя с ума от крепчающего прямо в воздухе тяжёлого мускуса. — а твоим выбором, видимо, стало молчание. тэхён слышит непроизвольный вздох, вырвавшийся из полных губ, к которым так и тянет прикоснуться, видит, как предательски дёргается кадык под тонкой кожей, и замечает то, как тревога расширяет и без того круглые глаза, заполняя взгляд вязким непониманием и смятением. — что ты имеешь в виду? — хрип полосует горло, а внутренняя сущность уже хочет взбрыкнуть на альфу и ощерить в оскале клыки. — а ты не догадываешься? теперь наступает очередь тэхёна раздражённо выдохнуть и почти агрессивно прошипеть. он подходит к омеге вплотную и упирается ладонями в стену так, чтобы заключить мгновенно подобравшееся тело в ловушку. чонгук в панике распахивает губы, чтобы выразить протест и огородить себя от мучительной близости, но успевает лишь испуганно прижать татуированные ладони к твёрдой груди, чувствуя под ними дикое биение и сводящий с ума жар. его нижние ресницы прилипают к мягким складочкам век, щёки обжигает лихорадочным румянцем, а ноздри судорожно раздуваются, не в силах перестать вбирать чужие феромоны и наслаждаться ими. омега с тэхёном почти одного роста, но кажется, будто тот возвышается над ним неприступной стеной, давя каждой клеточкой своего тела. — не играй со мной. — даже не собирался. чонгук сгребает чужую футболку в кулак и вдавливает его в грудь альфы. внутри всё дрожит и трепещет, оставляя самообладание покоиться там, куда омега теперь совершенно не в состоянии добраться. тихая злость рвётся наружу, затапливая глаза красными крапинками, в ушах стоит глухой шум, как перед обмороком, а мышцы бёдер инстинктивно сокращаются, точно чонгук собирается удержать в себе естественную влагу, которой совершенно не может быть из-за полного отсутствия течек, сексуального влечения и менопаузы. это простая физиология омеги, что больше не нуждается во внимании альфы в самом примитивном плотском смысле, но чонгук, явственно ощущающий сокрушительное давление на свою сущность, не знает, куда ему деться и как увеличить между его телом и напирающим тэхёном расстояние. тот и раньше действовал на омегу подобно электрическому разряду, но сейчас… — тогда говори и проваливай. сейчас альфа чувствуется опасным, жёстким и берущим своё мужчиной. что бы там ни случилось с ним за прошедшие годы, но это сделало его непримиримым и настойчивым. куда более настойчивым, чем тэхён был в шестнадцать, а то и в восемнадцать лет. альфа недовольно хмыкает на чужую грубость и враждебную язвительность, явно скрывающее под собой ранимую уязвимость, и с усилием оставляет ладони по бокам от омежьей головы. он всё ещё помнит, как сжимал ими мягкие горячие щёки во время их последнего поцелуя, а сейчас нервно собирает пальцы в кулаки, сопротивляясь сильному желанию опустить руки и дотронуться до чонгука. до его рыжих волос и ярких упругих завитков, которые сейчас свободно обивают пыщущее негодованием и чёрт знает чем лицо. это альфа должен злиться, возмущаться и быть раздражённым. это он должен смотреть с плохо скрываемой яростью и скалить зубы. — я уйду, — с отчётливой угрозой в голосе говорит тэхён и омега мысленно даёт себе пощёчину, чтобы жалко не выкрикнуть: «нет! не уходи. только не снова. только не снова». — но сначала я хочу услышать, почему ты не ответил ни на одно моё грёбаное письмо, которые я писал тебе в течении нескольких лет. чонгук бледнеет, мелко вздрагивая, и едва не оседает на пол от услышанного, чувствуя отвратительную слабость в ногах и настоящее физическое бессилие. — письмо?.. какое?.. о чём ты?.. тэхён не позволяет договорить, резко ударяя ладонью по стене и вжимаясь пахом в чужой. омега, напуганный хлёстким звуком и внезапным соприкосновением бёдер, пусть и через несколько слоёв ткани, начинает загнанно дышать, сильнее стискивая в потных от волнения пальцах футболку альфы. — хотя знаешь, лучше не отвечай. думаю, что ты их даже не читал, — прерывистое дыхание тревожит омежьи губы, а терпкий мускус беспощадно забивается в чувствительный к посторонним запахам нос. — блять, а я ведь только сейчас понял, каким влюблённым идиотом выглядел в твоих глазах. как ты вообще меня терпел? тэхён отклоняется назад, разрывая телесный контакт, и ему нет абсолютно никакого дела до собственной неуместной, выпирающей эрекции, когда омега напротив него пахнет невыносимой горечью и смотрит таким затравленным и одновременно с тем изумлённым взглядом. — или, может, тебе нравилось, что я за тобой бегаю, как маленький щенок? альфа болезненно усмехается, а чонгук беспомощно хватает ртом воздух, ощущая себя захваченным в капкан диким зверем, потому что чужие слова упрямо отказываются восприниматься взвинченным сознанием. омеге хочется вспылить, закричать и ответно броситься колкими словами, вот только на деле получается лишь выдавить пришибленный всхлип и отвесить тэхёну ещё одну громкую, звонкую пощёчину. — я никогда не думал о тебе так и никогда не смеялся над твоими чувствами! — повлажневшие глаза чонгука яростно блестят. он с силой тычет указательным пальцем в твёрдую грудь альфы, но тот даже не рыпается, продолжая стоять на месте и впитывать в себе чужие больше неподдающиеся контролю эмоции. такие яркие, такие сжигающие и безумно жалящие. теперь уже по правой стороне лица медленно расходятся маленькими иголочками неприятные импульсы, но тэхён терпит и даже благоговеет. омега всегда с такой опаской и робостью делился с ним своими чувствами, а теперь со всей возможной яростью и страстью выплёскивает на него накопленное годами. — столько времени… столько времени, господи ты боже мой, я мирился с твоим отсутствием в своей жизни, столько времени прокручивал в голове наши поцелуи, а потом пытался тебя забыть и зажить спокойно, но для чего? чтобы после увидеть тебя на пороге моего дома и выслушивать в свой адрес обвинения?! я не получал никаких писем, понятно?! — чонгук прерывается и с надрывом выдыхает. — ни одного ёбаного письма, тэхён. ни одного! поэтому не смей упрекать меня в том, о чём я вообще не имею представления! и не смей говорить, что мне было всё равно, потому что это не так! мне никогда не было на тебя плевать! под конец чонгук уже кричит, а альфа нервно двигает челюстями и осторожно толкает язык в пострадавшую от удара щёку, игнорируя металлический привкус во рту и опуская угрюмый взгляд на дрожащие омежьи губы. он не в силах перестать смотреть на раскрасневшееся от гнева, злости и неприкрытой обиды любимое лицо, не в силах перестать думать об отрывистых словах чонгука и его заплывших от влаги, пронизывающих глазах. это определённо правда. это не может быть ничем другим. омега тяжело дышит, фонтанируя вокруг себя просто сумасшедшим объёмом феромонов, и будь тэхён моложе, то вряд ли бы выдержал такое мощное и практически необузданное давление, но всё, на что он способен сейчас, это сжимать кулаки и делать размеренные вдохи, чтобы унять растущее с каждой секундой возбуждение. на верхней, приподнятой в оскале губе чонгука выступает крошечная капля пота, а на смуглой веснушчатой шее от напряжения вздуваются жилы. тяжесть под рёбрами и обида не собираются так быстро проходить, сдавливая грудь вместе с суматошно колотящимся в нём сердцем. но вместе с этим не собирается проходить и тянущая боль в лобке, заставляя омегу крепко стиснуть зубы и с вызовом посмотреть на тэхёна. — хорошо. ты прав, — отвечает тот глуховатым голосом. чонгук резко выпрямляется, готовясь в любой момент снова вспылить, вот только в следующее мгновение альфа растягивает пухлые губы в такой непривычной ядовитой усмешке, что омегу прошибает холодный пот. — но я действительно отправлял тебе каждый месяц в течении четырёх лет письма, хён, и все они приходили к своему получателю. я проверял. теперь вопрос только в том, в чьи руки они в итоге попадали. — четыре года? — хрипит чонгук, на что альфа небрежно кивает. — ты ведь развёлся три года назад… — нет! — задушенно вскрикивает омега, прекрасно понимая, к чему ведёт тэхён. — он не мог! майкл не мог так со мной поступить. не мог быть настолько бесчеловечным. — почему же? твой бывший муж ненавидел меня, а я ненавидел его, — альфа вновь наступает на сжавшегося чонгука и опять припирает несопротивляющееся тело к стене. — он знал, что я люблю тебя, видел как я на тебя смотрю, и более того, — тэхён приближает своё лицо к чужому. — мне нравилось действовать ублюдку на нервы, потому что он понимал, чем могут обернуться в дальнейшем наши доверительные отношения, ведь я бы от тебя не отступился, — альфа замолкает, но лишь для того, чтобы мягко надавить бёдрами в омежьи. — ты бы уже был моим, хён. к этому времени и если бы я не ушёл служить. спина чонгука окончательно становится мокрой от пота, а ткань рубашки противно липнет к коже, вынуждая съёжиться. от слов тэхёна сквозит непоколебимой уверенностью, а в его раскосых глазах пульсирует чисто мужская решимость. злость вперемешку с возбуждением по-прежнему витает где-то в воздухе плотным шлейфом, но уже не так агрессивно, потому что к её горечи добавляется знакомая медовая сладость и густой аромат мускуса, осевшего на коже предательской испариной. омеге нравится то, что он слышит. тэхёну нравится держать его в своих руках. такого неприступного и податливого одновременно. в чонгуке столько противоречий, столько закрытости и столько болезненного упрямства, которыми он оброс, словно прочным панцирем, и которые явно планомерно травмируют его внутреннюю сущность уже долгое-долгое время, но альфа понимает, что всё это так же очень сильно помогает тому справляться со всеми трудностями самостоятельно и окончательно не сломиться. в горле омеги пересыхает, и ему приходится громко сглотнуть, чтобы выдавить протестующе: — нет… — да, хён. чонгук выглядит уставшим и очень красивым. он невольно ёрзает из-за непрерывного давления на свой беззащитный пах и чувствует, как тесно прижимается к его груди чужая, заставляя растерянно всхлипнуть от мучительного трения. тэхён заполошно приникает губами к бархатистой, словно персик, щеке и шепчет что-то вкрадчивым, успокаивающим голосом, вводя взвинченное сознание омеги в своеобразный расслабляющий транс. чонгук обмякает. альфа слишком близко, слишком… остро. он даже не пытается воспротивиться, покорно принимая лёгкие ласковые поцелуи, и с отдачей подставляет для новых уязвимую шею, потому что… в голове стоит вязкий шум, сердце бьётся в рваном, неистовом ритме, а непотребные мысли заполняют напрягшееся словно в томительном ожидании нежное нутро. омега слышит свой собственный умоляюще-голодный стон, чувствует между ягодицами давно забытую склизкую влагу, которую совершенно точно не может больше выделять его подорванный из-за длительного стресса организм, и пугается так сильно, что умудряется упереть подрагивающие ладони в живот тэхёна. тот практически распластал его по стене, по-хозяйски раздвинув безвольные ноги, и уже вовсю жадно трётся окрепшим членом о чужую вставшую плоть, очевидно, совсем не желая отстраняться. — если ты просто ищешь омегу для приятного времяпрепровождения, то найди себе кого-нибудь другого. я не собираюсь быть твоей влажной мечтой, тэхён, и я не поверю, что ты продолжал любить меня все эти годы. чонгук пихается, но если бы он и правда хотел выбраться из жарких объятий, то давно бы это сделал. в глазах альфы после сказанного мелькает что-то мрачное, решительное и пугающее, а мышцы, в которые омега всё ещё упирает татуированные ладони, стремительно напрягаются. — думаешь, я испытываю проблемы с омегами? — с откровенной иронией в голосе спрашивает тэхён. если только с одним конкретным. — мне плевать, — тут же ощеривается чонгук, игнорируя кольнувшую в груди искорку необоснованной ревности. он не имеет права чувствовать эту эмоцию по отношению к альфе, но от мысли, что у того кто-то был, на душе становится мерзко и тоскливо. никто из них друг другу ничем не обязан. вот только почему тогда так больно? — нет, хён. тебе не плевать, — при этих словах тэхён расслабляется и снова вплотную приникает к неподвижному омежьему телу. чонгук натужно выдыхает, бегая взглядом по чужому серьёзному лицу, на секунду зависнув глазами на подбородке альфы, где начинает пробиваться щетина. — ты боишься. омега мгновенно подбирается, но не отвечает. ты боишься. пульс нещадно грохочет в потных рыжих висках. ты боишься. чонгук с опасением заглядывает в карие глаза, но видит там только глубокое понимание, готовность взвалить на себя его повседневные тяготы, стоит ему только попросить и… любовь. да. да! я боюсь! я боюсь, что хочу тебя лишь в своей постели или того, что мне сорок, я старею и на сто процентов близок к тому, чтобы провести остаток жизни в абсолютном одиночестве. — даже если и так, то что? тебе двадцать пять и… — и год назад меня чуть не убила осколочная граната, — омега замолкает, испуганно распахивая веки, и взгляд его неосознанно опускается к грубому продолговатому рубцу на мощной смуглой шее тэхёна. — именно. мне наспех сшивали куски кожи, чтобы я не истёк кровью до появления помощи, и единственное, что удерживало меня в сознании — это мысли о тебе. чонгук с надрывом выдыхает и тихо шепчет, чувствуя, как подступают слёзы: — тэхён… но альфа не позволяет ему договорить, мягко укладывая ладонь на чужую талию. — я реалист, хён, поэтому не надо думать, что я создал в своей голове какой-то твой невероятный образ, на который, как одержимый, стабильно дрочу перед сном долбанных семь лет, а теперь просто хочу закрыть гештальт и двигаться дальше, — тэхён накрывает второй ладонью напряжённую омежью спину, ещё теснее прижимая к своему телу. и это такое защищающее, собственническое прикосновение, что чонгук едва не оседает у альфы в ногах. — я всегда хотел только тебя, во всех грёбаных смыслах. со всеми твоими проблемами и загонами. омега мотает головой, отказываясь верить, потому что у него буквально вся жизнь проходит через задницу и не может ему вот так повезти. у них взаимные чувства? серьёзно? — перестань… это просто смешно, — чонгук морщится, но объятия прерывать не спешит. — подумай о том, что скажут твои родители и наши соседи, если увидят нас вместе. я нихрена тебе дать не смогу, у меня даже течек больше нет. зачем тебе дефектный, бесплодный омега с кучей проблем, с которыми он не может справиться самостоятельно? чонгук не плачет, но ему очень хочется, ведь он всегда мечтал о большой семье, детях и любящем альфе, что будет опорой, поддержкой и самым лучшим для него мужчиной. чувство жалости к себе накрывает омегу словно обухом и заставляет сглотнуть горький комок, вставший поперёк горла. — отпусти меня, дорогой. я не тот, кто тебе нужен. тэхён застывает, когда слышит прежнее обращение и бесконтрольную дрожь в чужом звенящем голосе. чонгук пытается развернуться и отпрянуть, но оказывается стремительно прижат к твёрдой крепкой груди. — не тот, кто мне нужен? — тэхён так грубо стискивает в своих руках талию омеги, что тот вскрикивает от боли и широко распахивает веки. альфа впечатывает его в стену, а разрумяненное лицо полностью обхватывает ладонью, из-за чего полные розоватые губы беспомощно оттопыриваются, а глаза испуганно стекленеют. — видит бог, я и правда пытался забыться в других омегах, когда уходил в увольнение, но знаешь что, хён? ноздри тэхёна опасно трепещут, с жадностью втягивая медовую сладость, и взгляд его, тяжёлый и затуманенный, почти чёрный от расширившихся зрачков. он смотрит на оцепеневшего чонгука не отрываясь, толкает бёдра вперёд, к омежьему возбуждению, и раздражённо, с долей агрессии шипит: — я люблю тебя так сильно, что это в буквальном смысле слова выворачивает меня наизнанку, — омега со свистом выпускает воздух, но тэхён не останавливается, требовательнее вжимаясь пахом в чужую эрекцию. его самообладание окончательно даёт трещину, а призывный аромат не сопротивляющегося чонгука практически лишает последних жалких остатков контроля. — называешь себя дефектным? — пухлые губы хищно изгибаются в угрожающем оскале. — может, есть что-то ещё? омега медленно приходит в себя, словно пробуждаясь из глубокого сна, и подаётся на провокацию, ответно искривляя чувственный рот в сердитой гримасе. он чётко ощущает тугие мускулы бёдер тэхёна, твёрдую опору его груди, о которую безумно хочется по-животному потереться собственной, и настойчивый, дающий ощущение безопасности обхват загорелых и покрытых бледными шрамами рук. ладонь альфы соскальзывает на взмокшую шею, и пульс начинает яростно долбить прямо в её тыльную сторону. чонгук задирает голову, сразу же чувствуя нехватку кислорода, но не от давления на своё уязвимое горло, а от растёкшегося между ног неожиданного и такого забытого удовольствия. тяжесть мужчины, несдержанные толчки и характерный запах наслаждения, от которого сладко ноет низ живота и влажнеет внутри плотно сомкнувшегося вокруг пустоты ануса. омега даже не подозревает, насколько эротично и будоражаще сейчас выглядит с раскрасневшимся лицом и поблёскивающими в предвкушении чёрными глазами. рыжие пряди липнут ко лбу и щекам, губы темнеют от притока крови, а капельки пота застывают на подрагивающих веках и под очаровательной впадиной над подбородком. у чонгука слишком быстро меняется настроение, и альфа, к своему стыду, не успевает за этим внезапным преображением, с настороженностью ожидая встречный выпад от будто воспрявшего духом омеги. даже признание не убедило его в серьёзности намерений тэхёна и ни на секунду не расслабило исходящее феромонами тело. чонгук всё так же напряжён, но теперь больше напоминает альфе смертоносную змею, которая вцепится ему в горло при новой попытке поддеть колкими словами. — кое-что всё же есть. тэхён нервно дёргает бровью, едва не убирая руку с чужой горячей шеи, когда чувствует на ремне своих джинсов татуированную ладонь омеги. он шокированно смотрит в круглые глаза и слегка отстраняется назад. — ты… — я так злился на тебя, после того поцелуя в аэропорту, а когда ехал обратно домой, то постоянно прокручивал его в голове. за долгие годы своей семейной жизни, чонгук бесчисленное количество раз расстёгивал ремень на брюках другого мужчины для совершенно определённой цели. он почти успел забыть, какое удовольствие доставляет этот примитивный процесс, и почти не сдерживает тихое урчание в ответ на сбившееся дыхание альфы и его увеличившиеся в размере зрачки. омега принимается лениво ласкать крупную выпуклость через голубую джинсовую ткань. вставшая плоть пошло тычется в ладонь или это сам тэхён толкается пахом, дурея от чужой выходки, но не останавливая. — что ты творишь? чёрные глаза чонгука начинают влажно блестеть при виде возбужденного, сильного тела альфы, напряжённого от желания и безуспешных попыток удержать себя в руках. желваки под кожей смуглых щёк отчаянно двигаются, а сам омега нетерпеливо ёрзает на месте, раздвигая бёдра и ощущая ещё большую липкость между поджавшимися в судороге ягодицами. — и вот, стоило мне приехать домой и моя сущность мгновенно взбесилась, требуя альфу, узел и его сперму, — татуированные пальцы порывисто гладят твёрдый член поверх грубой ткани, усиливая нажим. — моя сущность требовала тебя, но рядом был только майкл. омега замолкает и облизывает губы, откидывая голову на стену и доверительно обнажая перед тэхёном потное горло. тот впивается в него бешеным взглядом, шипит сквозь зубы грязное ругательство, а ладонями хватается за призывно выпяченный упругий зад, чтобы прижать задрожавшего чонгука к своей ноге. тэхён приподнимает пискнувшего омегу, удерживая на весу под соблазнительными ягодицами, и резко наклоняется к горящему лицу, сразу же углубляя поцелуй и намерено делая его мокрым, медленным и откровенным. альфа гортанно мычит, влажно сминая сочную мягкую плоть своим ртом, и толкает язык внутрь снова и снова, получая дикое удовольствие от хлюпающих звуков и утробных порыкиваний чонгука. тэхён помнит всё. помнит контуры тёплых нежных губ, острые аккуратные клыки, грозящие вспороть кожу за малейшую провинность, обильную слюну, пачкающую подбородки, и податливый юркий язык. омега елозит задницей по услужливо подставленному колену и шире раскрывает ноги, в попытке унять волнующий интенсивный зуд в намокшей и припухшей дырке. пальцы тэхёна давят на неё, потирают прямо по шву и скользят по влажной от смазки пропитавшейся насквозь ткани, бесстыдно имитируя толчки через неснятую одежду. как же хочется внутрь. альфа почти стонет от этой мысли, думая о том, каким горячим, тугим и бархатистым будет для него чонгук. каким запредельным и пульсирующим. лишь от одного представления изнывающего голого тела под собой, расставленных в приглашении ног и непристойно раздвинутых аппетитных половинок тэхён готов кончить, даже не прикоснувшись к себе, вот только для начала это сделает омега. альфе нужно услышать его, впитать те стоны, что будут получены от оргазма, и ощутить, как сладкая судорога, вызванная ритмичным сокращением внутренних мышц, пройдётся по всей длине его члена, двигающегося в разработанном отверстии. блять. тэхён с усилием заставляет себя оторваться от вкусных манящих губ и приникает жадным ртом к горячечно-пылающей щеке, чтобы потом соскользнуть к ароматной шее. чонгук в экстазе запрокидывает голову, стукаясь растрёпанной макушкой о стену, и открывает альфе больший доступ к ласкам, откровенно млея от влажных касаний мокрого языка и сумасшедшего натиска. лишь переплетающиеся мышцы его спины рефлекторно напрягаются и твердеют, когда крупные мозолистые ладони с его задницы поднимаются до выгнутой поясницы и выше, к глубокой ложбинке позвоночника. тэхён трогает омегу везде, где только можно, и грубовато сминает пальцами скрипучую от испарины кожу, вдавливая шершавые подушечки в жилистые мускулы под острыми лопатками. соски чонгука болезненно наливаются кровью от таких действий, разбухают и начинают развратно топорщиться через тонкую рубашку, будто призывая сомкнуть на них зубы и как следует приласкать языком. хочется избавиться от ломоты в затвердевших багровых вершинках, так ярко выделяющихся сквозь почти прозрачную белую ткань, и одновременно с этим омеге хочется, чтобы помог ему именно тэхён. — пожалуйста… чонгук слышит, как альфа что-то хрипло отвечает ему в шею, параллельно спускаясь ладонями обратно к напряжённым, виляющим вперёд-назад ягодицам, но у него в ушах стоит такой сильный шум, что омега совершенно не разбирает слов. чонгуку кажется, что весь пульс сосредотачивается у него между ног и колотится в бешеном, беспорядочном ритме, кажется, что яйца вот-вот лопнут от перевозбуждения, и кажется, будто он обмочился, потому что в боксерах и джинсах становится так горячо, сыро и липко, как не бывает с ним уже долгие годы. только в течку омега мог обильно и бурно исходить влагой в огромных количествах и по несколько раз на дню менять тампоны и нижнее бельё, но сейчас ему сорок, у него климакс, а смазку меж своих ягодиц он не чувствовал уже много-много лет. это всё гормоны и тэхён. гормоны и тэхён. гормоны и… — тэхён!.. — чонгук звонко вскрикивает, проезжаясь по промокшему насквозь твёрдому колену, и глухой рокот зарождается глубоко в его груди, когда чужие зубы смыкаются на его запаховой железе. омегу конвульсивно встряхивает, а потом ещё и ещё, и только по расплывшемуся рваному пятну в районе натянувшейся ширинки и взрывной волне разлившихся в воздухе нестерпимо приторных феромонов альфа понимает, что мелко содрогающийся чонгук кончает. сытое удовлетворение мгновенно проносится по венам тэхёна от ощущения грузно обмякшего в его руках тела. омега тяжёлый, даже очень, но это приятная тяжесть, которую чувствовать в своих ладонях хочется как можно дольше. возможно, альфа так и продолжил бы глотать неповторимую медовую сладость и судорожно цепляться за чужой мокрый зад, если бы не переполненные спермой яйца и тянущая боль в лобке. тэхён чувствует, как струйки пота стекают по его спине, и слышит тихое удовлетворённое урчание разнеженного и расслабленного омеги, уложившего голову ему на плечо. тот вряд ли контролирует свою внутреннюю сущность, если делает в его присутствии такое, но именно это и срывает с альфы тормоза окончательно. он опускает чонгука на ноги и разворачивает лицом к стене, требовательно наваливаясь сзади. его крепкая грудь плотно вжимается в напрягшуюся омежью спину, а рука властно нашаривает язычок молнии на по-прежнему вздутой ширинке, уводя его вниз и нетерпеливо дёргая джинсы вместе с боксерами к дрожащим коленям чонгука. омега упирается ладонями перед собой, косится осоловелыми глазами на свой обнажённый пах, густо заляпанный спермой, шарит напуганно по испачканному в белёсых подтёках подкачанному животу и вновь зависает невменяемым взглядом на спутавшихся рыжих завитках, покрывающих весь лобок. он чувствует, что внутренние стороны бёдер у него совсем мокрые, чувствует позади себя подобравшееся сильное тело и позорно дёргается, когда липкая горячая головка чужого члена слепо тычется ему между ног. о, господи… — т-тэхён… — в высоком голосе чонгука слышится паника и бессознательная просьба. альфа отчётливо улавливает каждую из этих двух эмоций, проходясь потемневшим взглядом по соблазнительной ямке чуть ниже спины и подтянутым округлостям блестящих от выделений ягодиц, и несдержанно сминает в ладони скользкую половинку. он тянет её в сторону, открывая себе вид на опухшую красноватую дырку, которая выпускает частыми чавкающими толчками сгустки маслянистой смазки, текущей к поджатой омежьей мошонке, и шумно сцеживает сквозь зубы воздух, на секунду прикрывая веки. — скажу тебе честно, хён, я не хочу останавливаться. я тоже. чонгук крепко жмурится, а руки альфы двигаются дальше, отпуская приятную округлость и стискивая пальцы на чужих боках в упрямом желании ощутить как можно больше мягкой плоти. — но если ты скажешь мне отвалить, то я уйду. омега каменеет от услышанного, но напрячься и воспротивиться не успевает, потому что горячая грудь вновь приникает к его спине. — а после буду возвращаться к тебе снова и снова, до тех пор, пока ты не смиришься с мыслью, что теперь принадлежишь мне. собственнические слова застают чонгука врасплох и вдребезги разбивают все защитные барьеры, которые он выстраивал в себе долгие-долгие годы. омега тихо и опустошённо стонет, будто давая, наконец, тэхёну своё согласие, и безропотно позволяет твёрдому горячему члену втиснуться между испачканных мокрых бёдер, дрожа от соприкосновения чужого колючего лобка к нежной коже его ягодиц. альфа большой. чонгук понимает это, когда смотрит заплывшими глазами вниз, и откровенно пускает слюни на то появляющуюся, то исчезающую крупную багровую головку. тонкая вязкая ниточка срывается с распахнутых губ омеги и капает на его собственный покачивающийся член, что время от времени влажно шлёпается по содрогающемуся в мелких спазмах животу. чонгук рассеянно моргает, и крохотные слезинки скатываются по его пунцовым щекам от чрезмерной, но такой приятной стимуляции и сводящего с ума трения. тэхён ведь даже не внутри, но такое впечатление, что двигается он в хлюпающем и готовом к проникновению сфинктере, а не под чувствительными яйцами, превратившимися в тяжёлые увесистые шарики. омега откидывает голову, выпрямляя спину, и уводит бёдра назад, громко ударяясь задницей о чужую промежность. тэхён рычит что-то сквозь сомкнутые губы на чужую выходку и накрывает ладонью напряжённый омежий живот, ощущая тугие мышцы под смуглой кожей и их лихорадочное подёргивание в преддверии очередной приближающейся кульминации. альфа тонко улавливает готовность чонгука вновь кончить и получить блаженное облегчение и принимается вбиваться ещё жёстче, ещё более плотно, так, что чонгука под его рукой чуть ли не подбрасывает от силы участившихся фрикций. смазка из него буквально льётся и разбрызгивается в стороны, срываясь тягучими мутными каплями прямо на пол и измазывая тэхёну всю промежность. того это только раззадоривает и заставляет толкаться между восхитительно-упругими ляжками с такой силой, что у омеги перехватывает дыхание и закатываются глаза. выпады бёдрами становятся короткими, точными и очень отрывистыми. омега жалобно скулит после каждого удара о свои горящие ягодицы, затихая только когда из разбухшей, болезненно побагровевшей головки буквально выстреливает беловатая струя спермы. чонгук давится всхлипом, давится грубым толчком и пришибленно замирает, слыша над ухом протяжный басовитый стон, а следом за ним чувствуя тёплые сухие губы, мазнувшие по его челюсти. то, что тэхён тоже кончил, омега понимает по учащённым хриплым вдохам и разлившейся по воздуху едкой смеси из удушливого мускуса и неимоверно сладкого мёда. между ног жарко пульсирует и ноет, а внутри появляется абсолютно животная потребность насадиться на чужую остаточно дёргающуюся плоть и вобрать на всю длину. чонгук не сопротивляется альфе, когда тот опять разворачивает его к себе лицом и голодно всасывает по очереди нежные губы, чтобы потом втянуть заурчавшего омегу в неторопливый, глубокий поцелуй. дрожащая татуированная ладонь неуклюже гладит чужой стриженный затылок, в то время как волосы самого чонгука полностью намокают от пота и завиваются в маленькие пружинистые кудряшки. тэхён с чувством мнёт узловатыми пальцами сочный липкий зад и с оттягом потирается пахом об обмякший после оргазма омежий член. чонгук ничего не говорит после того, как альфа окончательно освобождает его от обуви, джинсов и нижнего белья, оставляя бёдра и красивые сильные ноги абсолютно голыми, но широко распахивает припухшие веки, стоит только чужим губам прижаться к выпирающей тазовой косточке и смахнуть языком застывшую каплю спермы с тёмной бархатистой головки. омега предательски дёргается и инстинктивно отводит бёдра от лица тэхёна, неожиданно для себя смущаясь его действий. ему потребовались годы для того, чтобы перестать стесняться майкла во время секса и раскрепоститься, но врождённая робость от вида возбуждённого мужчины, стоящего перед ним на коленях, и слишком хищных раскосых глаз, снова возникает в быстро опадающей груди чонгука. хочется прикрыться ладонями, свести вместе ноги или вообще рвануть в свою спальню и запереться там на замок. всё, что угодно, лишь бы не видеть это соблазнительное напряжённое лицо и откровенную нужду, пульсирующую в огромных чёрных зрачках. — думаешь о том, чтобы сбежать? — да. тэхён хрипло усмехается. — зато честно. и крепче прижимает ладони к задней стороне гладких и влажных ляжек. он впитывает то особенное тепло, что исходит от разгорячённой кожи омеги, и хочет забрать его себе, чтобы вдоволь насладиться чужим сладким ароматом и пропитаться им насквозь. пальцы медленно оглаживают нежные складочки, где покатые бёдра плавно переходят в подтянутую задницу, а губы приникают к плоскому животу, целуя под впадиной аккуратного пупка и вдыхая слабый аромат постепенно нарастающего желания. — ты очень красивый, хён, — чонгук жмурится, вцепляясь в широкие плечи альфы, и мотает головой, не сдерживая трепетной дрожи от внезапного жаркого дыхания на своей чувствительной головке. тэхён лижет её, будто на пробу, а в следующую секунду уже полностью берёт в рот, лениво всасывая и со звонким чмоком выпуская. он ведёт по взбухшей вене носом и языком и почти до боли хватается за липкие ягодицы, притягивая отпрянувшего назад омегу к своему лицу. — а ещё ты изумительно пахнешь после оргазма. — тэхён… альфа не отвечает, опять смыкая губы вокруг солоноватой головки, и чонгук не может надрывно не выдохнуть, не может перестать смотреть на старательный рот и не может прекратить истекать влагой, которая буквально приглашает утопить в ней пальцы и кое-что побольше. в нём так много чёртовой жидкости и так много ощущений, что омеге становится безумно не по себе. он никогда не испытывал столько эмоций во время близости, никогда не терял самообладание и контроль над своим телом и никогда, видит бог, никогда ещё не хотел так отчаянно отдаться другому мужчине. тэхёну. чонгук задыхается, когда его член берут глубже, и тихо-тихо хнычет, ногтями впиваясь в чужие плечи, от невозможности оттянуть голову альфы от измученного ласками паха. тот смотрит на омегу из-под ресниц и сдержанно опускается к основанию пульсирующей во рту плоти, чувствуя языком извилистые венки и ритмичное дрожание, предвещающее скорое освобождение. нос тычется в покрытый кучерявыми волосами лобок, а ноздри жадно трепещут, вбирая запах распалённого минетом чонгука. открытого и беспомощного. тэхён отстраняется, только когда понимает, что омега под его ладонями вот-вот рухнет от изнеможения, разморенный несколькими оргазмами подряд, и поэтому неохотно выпускает изо рта обласканную плоть, напоследок оставляя жаркий затяжной поцелуй под полюбившей впадинкой аккуратного пупка. он встаёт в полный рост и с небрежной лёгкостью поднимает чонгука на руки, крепко прижимая к себе. чужой влажный член тут же прилипает к его неснятой футболке, а сам омега осоловело и заторможенно моргает, смотря на альфу заплывшими глазами. — я не буду с тобой спать. — ты прав, хён. спать мы сейчас точно не будем. чонгук мнёт в смятении распухшие от поцелуев губы не находя слов, чтобы ответить на эту невероятную наглость, и мелко вздрагивает, когда возбуждение альфы умещается прямо между его раздвинутыми ягодицами. он пристально вглядывается в чужое самоуверенное, но расслабленное и до безобразия довольное лицо и зависает ненадолго на шраме, прорезавшем загорелую щёку, к которой внезапно наклоняется и прикасается языком. солёная от пота кожа кажется омеге раскалённой и обжигающей, а ещё немного колючей от проступающей щетины. бесстыдно повиснув на сильном теле и уткнувшись носом в мощную вкусно-пахнущую шею, чонгук опускает веки и рассеянно слушает скрип половиц под чужими ногами, вдруг понимая, что ощущает в себе странную лёгкость, почти беззаботность. он тесно обхватывает голыми ногами бока тэхёна, пока тот поднимается вместе с ним наверх, и словно пытается удержать подольше своими бёдрами это неуловимое чувство, а потом с удивлением осознаёт, что это счастье. вот такое самое обыкновенное омежье счастье. чонгук потрясённо обмякает и безропотно позволяет альфе уложить его на кровать, молчаливо покоряясь неизбежности. он может отказать и воспротивиться, может выставить тэхёна за дверь, накричать и, возможно, ещё раз ударить по лицу, от которого в данный момент не имеет сил оторвать взгляд. но чонгук не хочет. он как зачарованный смотрит на раздевающегося перед ним альфу, на губы красивой формы и чёрные полумесяцы ресниц, лежавшие тенями на нижних веках. ноги сами собой раздвигаются в немом приглашении, а между ягодицами при этом действии громко и смущающе чавкает, вынуждая омегу невольно заёрзать и очаровательно раскраснеться. тэхён неторопливо переступает через собственные джинсы и боксеры, оставляя их брошенными прямо на полу, и его густые чёрные брови угрожающе сдвигаются к переносице при виде блестящих влажных бёдер, твёрдого красивого члена со свисающими яйцами и сморщенного ануса, измазанного в смазке, опухшего и учащённо сокращающегося. альфа медленно забирается на кровать, коленями продавливая под собой постель, и его поджарый рельефно проступающий живот соблазнительно напрягается, заставляя чонгука позорно всхлипнуть. широкие плечи, крепкая шея и выразительные ключицы. тело, покрытое шрамами и испариной. крупный в меру, толстый член с багровой округлой головкой, которая возбуждённо поблёскивает из-за предэякулята. чонгук жадно глотает скопившуюся во рту слюну и облизывает губы. обрезанный… у тэхёна обрезанный. блять, блять, блять. омега едва успевает подавить жалобный, просящий стон и ещё шире расставляет ноги, в нетерпении поджимая пальцы на ногах и то, что находится между его раскрытыми половинками. альфа отчего-то совсем не спешит, когда бесцеремонно укладывает тяжёлую ладонь под наполненными семенем яйцами и настойчиво потирает по длине всего шва, не доходя несколько сантиметров до опухшей дырки. чонгук беспомощно выгибается, слабея от накатывающего волнами желания, и несдержанно приподнимает таз, из-за чего его пах сначала напрягается, а потом принимается медленно и ритмично сжиматься и разжиматься. влага с хлюпаньем вытекает из жаждущего ануса, пачкая копчик и капая на постель, но альфа не обращает на это внимания. он полностью сосредоточен на потном румяном лице, на огромных глазах, медных веснушках и маленьких мутноватых бисеринках, усеявших омежий подбородок, нахмуренный лоб и часть вздымающейся груди. чонгук всё ещё не избавился от неприятно липкой рубашки, продолжая лежать перед другим мужчиной с непристойно раздвинутыми ногами и оголённым низом, и откровенно предлагает себя, буквально требуя всем своим умоляющим видом чужой вызывающе покачивающийся член. тэхён кривит пухлые губы и по-хозяйски обхватывает его бёдра обеими ладонями, буквально вздёргивая аппетитную задницу к своему лицу. чонгук давится вдохом, понимая, что именно с ним собираются делать, и внутренности его стягивает в тугой узел, а татуированные пальцы нервно цепляются то за голову, то за уши раскатисто усмехнувшегося альфы. — обязательно отращу волосы, чтобы тебе было за что держаться, — хрипло бормочет тот, прежде чем голодно присосаться к мокрой трепещущей дырке. омега закатывает глаза и тихо стонет, дрожа от такой откровенной позы и бессилия, в которое его требовательно вовлекают тёплые губы и мягкий умелый язык. тэхён развязно хлюпает слюной, жадно вбирая в рот сморщенную кожу вокруг склизкого от выделений ануса, и ненасытно гладит нежную кожу внутренней стороны вздрагивающих ляжек, с упоением пихая в раскрытое отверстие свой язык. на вкус чонгук даже лучше, чем он себе представлял. бархатистый, терпкий, резкий. ничего сладкого или даже близко к этому. сплошные пряные и немного солоноватые ноты, вяжущие во рту из-за маслянистой структуры естественных выделений. омега жмурится от неприличных звуков, что разносятся по всей спальне и забиваются в пылающие уши, и корчится, извиваясь под чужими терзающими губами, без слов умоляя поскорее овладеть им и перестать мучить. чонгуку кажется, будто альфа поедает его, с громким голодным чавканьем вгрызаясь в невозможно чувствительную дырку, из которой влага льётся просто не переставая. влажное хлюпанье, короткое причмокиванье и бесстыдное посасывание. снова и снова. чонгук комкает в ладонях сбившуюся простынь, дёргается от размашистых облизываний и шумно дышит носом, изнывая от двигающегося словно поршень горячего языка, проникающего в самое интимное. его ноздри раздуваются, когда он чувствует, как тэхён вдыхает запах его распалённого тела, его промежности и его природных жидкостей, и в голове проносится воспоминание о том робком, почти детском поцелуе, на который омега так и не смог ответить влюблённому подростку. сейчас, в нависающем альфе, что беспорядочно трахает своим языком распухшее и истекающее отверстие, даже намёка нет на того мальчишку с забавной причёской из давнего прошлого. и разница в годах кажется чонгуку уже не большей преградой, чем разница в цвете их волос или телосложении. — тэхён… я сейчас… сейчас. о, господи… господи!.. омега мечется головой по постели, сильнее путая и без того разлохмаченные волосы, свалявшиеся под затылком, и губы его не смыкаются, продолжая выталкивать из горла обрывистые и звонкие вскрики. ноги вместе с бёдрами начинают мелко-мелко трястись, пальцы на стопах конвульсивно поджимаются, а из растянутого языком ануса течёт ещё обильнее. тэхён с пошлым чпоком отлепляется от него, напоследок собирая ртом всё до последней вязкой капли, и по-собственнически накрывает ладонью омежью промежность, потирая и хлопая плашмя по сокращающейся вспухшей дырке. чонгук дёргается, распахивая порозовевшие веки, и глаза его чёрные-чёрные, заплывшие от слёз и покрасневшие от раздражения и долгого плача. слегка приоткрытый зацелованный рот втягивает загустевший от близости воздух короткими, частыми рывками, по пунцовому лицу градом катится пот, а между пальцев альфы не прекращает просачивается смазка. омега пытается отползти назад, но тэхён мгновенно устремляется за ним, нависая и загораживая своим массивным телом практически весь обзор. он звучно ударяет по мокрому анусу рукой, а затем проталкивает сразу два пальца внутрь взвизгнувшего чонгука, который от этого действия инстинктивно старается свести вместе бёдра. — разве мой омега не собирался сейчас кончить? на этот вопрос непроизвольно отвечает выгнувшееся в предвкушении омежье тело. альфа удовлетворённо усмехается, толкая пальцы до самых костяшек, и прижимается болезненно твёрдым членом к чужому подтянутому животу, упирая одну руку рядом с млеющим от наслаждения лицом. его хрипловатый басистый голос, одуряющий аромат, пылающий взгляд, влажные губы, подбородок и шея, широкие плечи и сильная грудь вновь наполняют чонгука желанием и влагой. внутренние мышцы бешено дрожат, приспосабливаясь к размеру уже трёх узловатых пальцев, а бордовая блестящая головка раздувается от прилившей к ней крови, тяжелея и готовясь выплеснуть из расширившейся уретры сперму. от частых, напористых и мелких погружений омега скулит, не переставая, и приподнимается на локтях, чтобы смазанно коснуться губами чужой напряжённо стиснутой челюсти. тэхён на это действие глухо взрыкивает и вытаскивает из распухшей дырки пальцы, вновь остервенело шлёпая по ней своей большой ладонью. от удара у чонгука натурально темнеет в глазах, а воздух вместе с задушенным криком застревает прямо в глотке. он отчаянно цепляется ногтями за венистую руку, гнётся в пояснице и сдавленно мычит, когда спазмы его внутренних мышц становятся настолько яростными и быстрыми, что омега едва не теряет сознание. изливаясь себе на живот и грудь, он лишь может остаточно дёргаться и хныкать, умирая от ощущений, которых становится слишком много в его измученном теле. долгожданное освобождение не приходит. только капающая с щёк и стекающая к пупку жидкость немного остужает разгорячённого чонгука, не привыкшего к таким мощным оргазмам, следующим друг за другом практически без остановки. тэхён даже не трахал его напрямую, пока довольствуясь исключительно своими языком и пальцами, но уже сейчас омега понимает, что с готовностью раздвинет ноги, стоит тому только на него посмотреть. как такое возможно? он ведь никогда не был любителем секса, занимаясь им в большинстве своём лишь для того, чтобы забеременеть, и никогда не наслаждался этим процессом в полной мере, скрепя сердце разрешая бывшему мужу использовать собственное тело во время гонов. чонгук знает, что такое видение ненормально, но после проблем со здоровьем, мучительного развода и раннего климакса мысли о сексе отпали сами собой. глубоко дыша, чтобы насладиться их смешавшимся общим запахом, омега пытается окончательно принять ту реальность, которая заключается в том, что именно тэхён пробудил в нём эту эмоциональную и нуждающуюся в телесном контакте сторону. только тэхёна он хочет видеть своим альфой и, возможно, кем-то большим, чем обычный половой партнёр. — о чём ты думаешь? — альфа пристально смотрит чонгуку в глаза и медленно опускается, постепенно приучая к своей тяжести и немаленькому весу. он слышит, как загнанно колотится омежье сердце и с каким свистом вылетает воздух из чужих раздувшихся ноздрей. омега дышит его феромонами и выглядит таким умиротворённым и изумлённым одновременно, будто наконец сумел поймать чёртов дзен. — о твоём члене. тэхён заинтересованно склоняет голову к плечу и властно опускает тёплую, сильную, волнующе-крупную ладонь на рельефный живот, испачканный белёсой жидкостью. одного прикосновения оказывается достаточно, чтобы вызвать у замершего чонгука мгновенную и ожидаемую реакцию. напрягшиеся соски, ярко выделяющиеся своей насыщенной краснотой на фоне почти бронзовой от загара кожи, заблестевшие глаза и предсказуемый жар между ног. — тогда мне стоит познакомить вас поближе. омега мягко улыбается, уверенно погружая ногти в чужие крепкие ягодицы, и притягивает тэхёна к себе вплотную, поднимая свои по-прежнему раздвинутые бёдра выше. послушно принимая в своё тело горячую внушительную растягивающую длину, он до боли прикусывает нижнюю губу, сдерживая стоны от неконтролируемых ощущений. возбуждение стремительно закручивается в лобке, беспощадно накатывая агрессивными волнами, и у чонгука совершенно нет никаких сил этому сопротивляться. он хочет получить своё удовольствие без остатка. он хочет получить всё, что может дать ему неторопливо толкающийся альфа. — тэхён… омега распутно распахивает рот и жмурит веки, откидывая назад голову и расслабляясь. хлёсткие шлепки, с которыми соприкасаются их тела, заглушаются надсадным дыханием альфы и его робкими постанываниями. как же хорошо. чонгук даже не думает о том, что они оба совсем забыли о предохранении, и просто наслаждается восхитительным чувством наполненности и приятным трением чужого живота об его отвердевший член. грудь также не остаётся без внимания, сразу подвергаясь атаке безмерно чутких губ, стоит только тэхёну оттянуть края смявшейся рубашки в разные стороны. маленькие упругие комочки по очереди попадают во влажный жар умелого рта, подвергаясь долгим посасываниям и осторожным укусам. альфа совершенно не торопится и раскачивается внутри горячей влаги размеренно и не спеша, так, что чонгука размазывает по постели, заставляя жалобно вскрикивать после очередного терпеливого погружения. с каждой секундой, с каждым мощным движением бёдер и глубоким проникающим звуком успокоить разбушевавшиеся гормоны получается с видимым трудом. омеге хочется, чтобы тэхён ускорился, чтобы перестал мучить и сводить с ума от медленных фрикций, распаляющих лишь сильнее, но тот словно специально этого не делает, продолжая входить в хлюпающий мокрый сфинктер с выверенной силой. — от того, что ты наминаешь мне задницу, я быстрее двигаться не стану, — хрипло произносит тэхён, полностью укладываясь на распластанного под ним омегу. его смешливый возбуждённый голос эхом отдаётся в затуманенном сознании чонгука и связывает воедино растрёпанные мысли, заставляя возмущённо вздохнуть и свирепо вогнать ногти в ритмично напрягающиеся мышцы чужих ягодиц. альфа гортанно смеётся, зарываясь носом в потный рыжий висок, и прижимается промежностью ещё теснее, начиная немного резче толкаться в опухшую дырку. — ненасытный омега. кончил уже три раза, но тебе всё мало, да? уверен, что в этот раз из твоего члена выйдет не только сперма. — тэхён… — плаксиво тянет чонгук, вжимая колени в чужие бока, но тот не реагирует, напрягая мышцы паха, чтобы растянуть удовольствие. одна рука альфы нежно гладит скользкое тёплое бедро, отчаянно вздрагивающее от тяжёлых размеренных рывков, в то время как другая почти до треска стискивает простынь рядом с разлохмаченными яркими кудрями от желания схватиться за манящий зад и насадить на себя влажную растянутую плоть до самого основания и громкого хлопка. сотрясающееся и изнывающее под ним тело жадно изгибается навстречу, пульсирует вокруг члена и ждёт. ждёт, когда тэхён сорвётся, грубо перевернёт на живот и поставит на колени. он уже знает, как чонгук выглядит сзади, а теперь знает, какой тот внутри. плавящий, узкий и невероятно затягивающий. снова качнувшись в гостеприимную мокрую глубину, альфа на секунду застывает, жмурясь от интенсивного давления на свою плоть. чонгук сжимается на ней, хнычет и заполошно шепчет что-то невнятное, ладонями соскальзывая к пояснице и выше. тэхён приподнимается на локте, поворачивая голову, и губами находит распахнутые омежьи, требовательно увлекая в откровенный поцелуй. мягкий влажный рот чонгука отзывчиво реагирует на прикосновение чужого языка, а сам он сильнее обнимает альфу за спину, довольно урча от невольно убыстрившихся толчков. все мышцы в теле тут же начинают гудеть и протестовать против особенно резких движений, которые пускают толпы приятных мурашек по татуированным рукам омеги, но сущность внутри довольно рокочет, пресыщенная несколькими оргазмами и просящая ещё. потребность в тэхёне не утихает и не слабеет, возрастая вместе с желанием поскорее избавиться от неимоверного напряжения между широко разведёнными ногами. боль в паху становится почти нестерпимой, а размашистые удары от чужих твёрдых бёдер оставляют на нежной коже уязвимо раздвинутых омежьих ягодиц ощутимые ушибы. чонгук уверен, что вся его промежность будет покрыта синяками и покраснениями от раздражения из-за жёстких лобковых волос альфы и постоянного трения, но возмущаться при этом совершенно не хочется. приличная растянутость и лёгкое жжение по вспухшим краям натруженного ануса кажутся такими непривычными, что омега невольно пытается продлить это чувство предельной заполненности, крепко сжимаясь вокруг скользящего вперёд-назад члена. вот только тем самым он лишь быстрее подводит их обоих к кульминации, которая скручивает чонгука в сладкой судороге, а альфу заставляет поморщиться от почти болезненных мокрых тисков, что резко обхватывают его член и отказываются выпускать. — блять… — перед глазами тэхёна прыгают пятна. он отчаянно сопротивляется алчной жажде остаться в наливающемся соком оргазме омеги, но тот, будто почувствовав чужое намерение, скрещивает лодыжки за его поясницей, доверчиво запрокидывая голову и тихо всхлипывая. — дай мне выйти. угрожающий рык заглушается самим альфой, который приникает ртом к подставленной шее и вылезшими клыками прихватывает потную кожу. внизу всё хлюпает, течёт, пузырится и медленно разрастается в объёме. у омеги в голове ни одной мысли, ничего, кроме осознания всепоглощающего удовольствия и чужого низкого голоса, что зовёт его по имени. тэхён грубо впивается липкими пальцами в блестящие ярко-красные щёки и вынуждает разомлевшего чонгука посмотреть на себя и своё ожесточившееся, сердитое лицо. ему явно не хватает слов, чтобы продолжить, и он ещё сильнее сжимает пальцы, чувствуя формирующееся уплотнение на собственном члене и яростно блестя карими раскосыми глазами. — какого хрена? омега молчит, лениво взмахивая ресницами, а затем и вовсе блаженно прикрывает веки, обмякая в чужих руках и расслабляя мышцы ануса, надёжно заткнутого толстым горячим узлом. — по моим ощущениям, очень большого, — утомлённо бормочет чонгук, заторможенно облизывая потерявшие чёткий контур губы. — хён… — ты слишком собран для человека, чей член сейчас до отказа накачивает меня спермой, — омега пытается закинуть соскользнувшую ногу на застывшего тэхёна, и тот рассеянно прижимает голое мясистое бедро к своему боку, до боли стискивая зубы из-за непрекращающихся ритмичных сокращений внутри восхитительно тугой узости. чонгук его буквально выдаивает, продлевая их общее удовольствие, и когда он снова размыкает ресницы, альфе хочется только одного. быть в нём как можно дольше. — расслабься, дорогой. всё равно я не смогу забеременеть. тэхён жмурится и обессиленно падает на омегу, не в состоянии больше контролировать своё тело. он придавливает собой тихо выдохнувшего чонгука, смешивая все жидкости, какие только возможно смешать, и утыкается лицом в спутанные рыжие кудри, пахнущие сексом, стойким мускусом и душистым засахаренным мёдом. кажется, что уставший омега засыпает ровно в тот момент, когда тэхён осторожно меняет их местами для более удобной и комфортной позы, и уже не чувствует, как предельно аккуратно с него стаскивают мокрую рубашку, оставляя полностью обнажённым.🍑🍑🍑
чонгуку впервые не хочется сбегать. он лежит, тесно прижавшись спиной к тёплому мужскому телу, и тяжёлая рука, покрытая тонкими тёмными волосами и шрамами, властно обвивает его талию. грудь спящего тэхёна мерно вздымается и опускается, а жаркое дыхание тревожит лёгкой щекоткой розовое ухо, торчащее меж растрёпанных непослушных прядей. омега сонно моргает, давая осоловелым глазам привыкнуть к солнечному свету, пробивающемуся сквозь плотные шторы, и тихонько ёрзает, закусывая нижнюю губу от ощущения стремительно крепчающего прямо внутри его распухшей дырки чужого члена. сытое, ублажённое тело явно настаивает на повторении, но сам чонгук не может даже слезть с твёрдого возбуждения, продолжая покорно лежать и ждать пробуждения альфы. подумать только… он трахался с тэхёном весь день и всю ночь. ему звонили с работы, про которую омега совершенно забыл, будучи заёбанным в прямом смысле этого слова, а альфе звонили родители, совсем не ожидавшие услышать на фоне громкие бесстыдные шлепки и звонкие короткие вскрики. он помнит, как тэхён хрипло шептал ему на ухо грязные, пошлые вещи, помнит, как тот терпеливо обтирал его от выделений и спермы, вытекающей из пульсирующего отверстия в огромных количествах, и помнит, как самостоятельно, под давлением собственного веса, опускался на альфу снова и снова. снова и снова, чёрт возьми. чонгук зажмуривается. его крепкая грудь воспалилась от соприкосновения с чужой щетиной, а соски, которые альфа также не оставил без внимания, стали настолько чувствительными, что кажется, будто даже лёгкий порыв ветра, задуваемого через раскрытое окно, способен причинить неудобство и доставить ужасный дискомфорт. кроме того омега ещё вчера нашёл у себя на бёдрах несколько маленьких синяков в тех местах, где тэхён жёстко удерживал его своими ладонями, когда брал сзади, да и между ног безумно саднит и пощипывает, напоминая о произошедшем и пробуждая отголоски испытанных эмоций, которые чонгук прочувствовал каждой клеточкой своего тела. они занимались любовью, вместе принимали ванну и кормили друг друга сладкими корзинками с персиковой начинкой. они долго разговаривали, а потом наслаждались тягучей тишиной, прерываемой лишь затруднённым дыханием, пристальными взглядами и сексуальным напряжением. тэхён хотел его пометить. омега понял это по резкому скачку гормонов в крови и упорному вылизыванию своей запаховой железы, которую сам инстинктивно подставил в надежде получить укус. чонгук накрывает ладонью низ живота и думает о том, как нежно альфа целовал перед сном его волосы и как крепко обнимал своими сильными руками, вызывая внутри ощущение покоя, счастья и полной защищённости. омега распахивает веки, вновь невольно сжимаясь на члене, и, должно быть, именно это действие будит тэхёна, потому что тот вдруг протестующе мычит и жадно зарывается носом в рыжий затылок, плотнее вжимаясь лобком в мягкий омежий зад. — хочу просыпаться так каждый день. хочу стоять по утрам в дверях нашей спальни и смотреть, как ты одеваешься и смазываешь руки своим любимым лосьоном, а по вечерам как снимаешь с себя одежду и готовишься ко сну. хочу звонить тебе домой и предупреждать, что уже выезжаю. хочу видеть на твоём лице улыбку и сцеловывать её с твоих губ. хочу делить с тобой радости и вместе переживать тяжёлые дни. хочу любить тебя. хочу. хочу. хочу. узловатые пальцы соскальзывают к утренней эрекции чонгука и лениво оглаживают курчавые волосы в его паху, заставляя омегу задержать дыхание и снова судорожно напрячься. — боюсь, что моя задница не выдержит таких регулярных марш-бросков. тэхён задумчиво хмурит густые брови, полностью накрывая ладонью соблазнительный омежий живот, а другой рукой медленно ведёт вниз, по гладкой коже бедра. — ты прав. честно говоря, я вообще не думал, что мне настолько снесёт голову, хотя это всё равно не оправдание моей безответственности. альфа осторожно уводит своё тело назад и с будоражащим слух звуком выскальзывает из покрасневшего ануса. чонгук тут же начинает импульсивно сжиматься вокруг засасывающей пустоты и едва не скулит в голос от ласкового, интимного прикосновения к опухшим, чувствительным краям, по которым бережно проходятся ловкие мозолистые пальцы. — мы уже обсуждали это, тэхён. — да, и я по-прежнему очень сожалею о том, что забыл про презервативы. омега закатывает глаза. тёплая вытекающая сперма заново увлажняет его ягодицы и ладонь тэхёна. — твоим бывшим партнёрам очень повезло. неуместная ревность проникает в голос чонгука и затрагивает умиротворённый сладкий запах, добавляя в вязкий шлейф болезненную горечь. он прекрасно понимает, что не имеет права сердиться на альфу, но от одного лишь представления, как тот целует кого-то, ласкает и трогает, становится тяжело дышать. — я никогда не допускал сцепку, хён. и никогда не занимался сексом без защиты. тэхён переворачивает несопротивляющегося омегу на спину и нависает над ним, убирая с окрашенной рваным румянцем щеки непослушный рыжий локон. чёрные глаза предательски затуманиваются от проступившей влаги, а в животе опять начинает накапливаться ноющая энергия и тягучая истома. — я… — чонгук запинается. — прости. не знаю, что на меня нашло. зато я знаю, — с благоговейным трепетом думает альфа и ласково ведёт костяшками пальцев по заметно задрожавшей челюсти, возбуждаясь от ощущения шелковистой тёплой кожи и уязвимого взгляда, что отчаянно всматривается в его лицо. — ты моя единственная любовь, чонгук, — внезапно и с напором говорит тэхён. карие глаза полнятся обещанием и молчаливой угрозой. — так было и так будет. у омеги подрагивают губы и чересчур сильно блестят глаза. ты нужен мне весь. от головы до ног. твои ухмылки, недомолвки, рыжие волосы и счастливый смех. шрам на щеке и крохотная родинка под губой. я уже не могу представить свою жизнь без тебя. ты это понимаешь? омега приподнимается на локтях и укладывает ладонь на чужую мощную шею, впиваясь напористым поцелуем в пухлый приоткрытый рот. я понимаю. на работу чонгук подъезжает намного раньше обычного, потому что безумно нуждается в чём-то, что может отвлечь его от мыслей об альфе. они провели вместе почти два дня, но пора вспомнить про реальный мир за пределами спальни и про повседневные обязанности, которые никто за омегу делать не будет.🍑🍑🍑
— это был чонгук? тэхён аккуратно проводит бритвой по щеке, а затем убирает остатки пены с гладкой кожи, промывая лезвие под краном. — если ты про тот звонок во время секса, то да, это был чонгук. соён хмурит брови и внимательно разглядывает своего взрослого сына, стоя у порога его ванной комнаты и не понимая, что чувствует после чужих слегка насмешливых слов и при виде оставленных будто специально отметин, засосов и вспухших царапин. на шее, плечах и широкой загорелой спине. альфа набирает воду в сложенные вместе ладони и склоняется к раковине, тщательно ополаскивая лицо. — я всегда знала, что когда-нибудь твоя привязанность к нему выльется во что-то подобное. тэхён перестаёт умываться и тихо вздыхает, снимая с крючка чистое полотенце. — мам… — дай мне сказать. ладно? — альфа горбится, неосознанно напрягаясь, и сдержанно кивает, прижимая ткань к мокрой шее. — я видела чонгука сегодня перед тем, как поехать в магазин за продуктами. кажется, он собирался на работу и выглядел таким счастливым, что даже не заметил меня с твоим отцом, а я просто стояла и смотрела на него, вспоминая всё то время, что мы с ним дружили. чонгук буквально светился изнутри, и это был первый раз за последние годы, когда я заметила на его лице улыбку. — к чему ты ведёшь? — не играй с ним, тэхён, потому что после тебя чонгук себя собрать не сможет. альфа медленно разворачивается. взгляд карих глаз больше не излучает привычное мягкое тепло, с каким он всегда смотрит на родителей или чонгука. теперь от тэхёна веет враждебностью и раздражением. разве он способен поступить настолько подло с омегой, которого безумно любит? разве он похож на такого человека? — помнится, ещё недавно ты называла чонгука ненормальным и при мне обсуждала с отцом его проблемы. сильное тело тэхёна буквально вибрирует от напряжения и тихой ярости. он не повышает голос, но говорит с такой неприкрытой злостью, что женщине на мгновение становится не по себе. — я не имела в виду ничего плохого, я просто… — да, я в курсе, — резко перебивает альфа, сверкая глазами. — наверняка так и было, но вот, что я тебе скажу, мам. за свои чувства и действия отвечаю я, а ты, пожалуйста, отвечай за свои. я не маленький мальчик, и у меня, слава богу, есть голова на плечах, для того чтобы не совершать глупостей и не собирать по всей округе сплетни. тэхён понимает, что погорячился, и потом он обязательно попросит у матери прощение, но сейчас, в преддверии гона, единственное чего ему хочется, это обнять рыжеволосого омегу и пропитаться его феромонами насквозь.🍑🍑🍑
чонгук вяло ковыряется в земле, без особого энтузиазма выдёргивая вновь вылезшие сорняки, и рассеянно проходится небольшими граблями, чтобы разровнять почву. он отчаянно пытается занять себя привычными повседневными делами, но мысли как назло продолжают возвращаться к одному молодому альфе, который совсем не хочет покидать его голову. омега машинально поправляет панаму, съехавшую на глаза, и вспоминает, как неделю назад тэхён, одетый слишком интимно и по-домашнему небрежно, свежевыбритый и с блестящими после душа, прилично отросшими чёрными волосами заваривал им кофе в турке и готовил какой-то омлет. утреннее солнце заливало обнажённую расцарапанную спину и сильные ноги альфы, путаясь в гладких прядках на затылке и переливаясь в застывших на загорелой коже капельках воды, а сам чонгук не смел оторвать взгляда от этой уютной картины, мечтая подойти вплотную, прижаться щекой к влажным лопаткам и по-животному потереться. тогда тэхён сказал, что должен будет уехать в город на несколько дней из-за работы, на которую устроился по рекомендации своего сослуживца, и из-за того, что в скором времени у него начнётся гон. он говорил про проект системы безопасности для одной крупной компании, про квартиру-студию, оплаченную на месяцы вперёд, а омега смотрел на него своими огромными глазами и старательно моргал, надеясь не заплакать. он и сам не понимает, почему так остро отреагировал на эту новость, ведь то, что тэхён не предложил ему быть в этот период вместе, совсем не означает полный отказ в подобной близости в дальнейшем или желание отгородиться. альфа хочет его чуть ли не постоянно, большую часть времени находясь в полувозбуждённом состоянии и готовности заняться сексом, но всё-таки чужое решение очень уязвило чонгука, вновь вернув болезненную неуверенность, с таким трудом вышвырнутую прочь. омега усаживается задницей прямо в траву и утомлённо вытягивает уставшие ноги, поджимая губы от вида некрасиво заплывших лодыжек и отёкших стоп. он чувствует слабость в теле и непривычную вялость в конечностях и измученно выдыхает, думая о том, что неплохо сейчас было бы подняться в спальню, принять душ и вздремнуть хотя бы пару часов. чонгук вообще, сколько себя помнит, никогда не ложился днём передохнуть, но теперь, с приходом альфы в его жизнь, это стало случаться с ним пугающе часто. омега быстро споласкивается, натягивая на голые бёдра свободные хлопковые штаны, и ложится в постель, переворачиваясь на живот и сгибая в колене ногу. в голову тут же начинают настойчиво лезть воспоминания о тёплых объятиях тэхёна, ещё долго заставляя ворочаться в кровати и нетерпеливо ёрзать, игнорируя тяжесть в паху и влагу между ягодицами. когда чонгук прикрывает веки, чтобы попытаться уснуть, то почему-то видит перед собой человека, который трогательно обхватывает ладонями выпирающую округлость, надёжно скрытую под широкой футболкой. просыпается омега от громкого и настойчивого стука во входную дверь. он осоловело хлопает ресницами, первые секунды не понимая, почему в его спальне так темно и мрачно, и только потом до него доходит, что проспал чонгук явно до позднего вечера, если не до самой ночи. он чувствует себя заторможенным и ужасно сонливым, но только до того момента, как доходит до запертой двери. крепкий, насыщенный, удушливый мускус мгновенно забивается в инстинктивно затрепетавшие ноздри и пускает по омежьему телу позорную дрожь. тэхён. чонгук откровенно теряется, когда чувствует внутренний спазм в своём животе и характерное покалывание в самом беззащитном и сокровенном месте, и обеспокоенно прижимает татуированные ладони к обнажённой груди. альфа ведь должен быть сейчас в городе. один переживать гон, справляясь с ним самостоятельно… но почему тогда?.. тело омеги по собственной воле импульсивно двигается вперёд и хватается за ручку вспотевшими, скользкими пальцами. всё в нём незамедлительно требует физического контакта, но сам чонгук так и замирает в проёме при одном лишь взгляде на тяжело дышащего альфу и его диковато поблёскивающие, сощуренные глаза. окутанный ночными тенями и будоражащим медовым ароматом омега стремительно покрывается мурашками и холодной испариной. тэхён не шевелится и даже не моргает, но выглядит таким угрожающе подобравшимся, таким большим и напряжённым, что у чонгука в лобке закручивается крепкий тугой узел, а соски наливаются кровью и твердеют, превращаясь в маленькие коричнево-розовые горошины. — что… что-то случилось? — случилось, хён, — хрипло повторяет за ним альфа, безумно низким свистящим голосом. пухлые потрескавшиеся губы едва размыкаются, а острый кадык дёргается под загорелой кожей. — случилось то, что я пытался накачаться блокаторами, пытался дрочить, чтобы сбить лихорадку и пытался не думать о тебе хотя бы пару грёбаных минут, и знаешь что? выразительные карие глаза смотрят с голодом и горят таким сильным желанием, что у чонгука спирает дыхание и сводит мышцы паха. полный розовый рот беспомощно раскрывается, а пульс учащается, принимаясь пульсировать в намокших от волнения висках. тэхён сжимает пальцы в кулаки, и выражение его лица становится настолько мрачным и враждебным, что омега ёжится и гулко сглатывает, прежде чем тихо и как-то боязливо спросить: — что? альфа делает шаг, переступая порог, и резким движением захлопывает за собой дверь, из-за чего неуспевшая опасть занавеска остаётся снаружи. — у меня не получилось. я не могу и не хочу быть вдали от тебя. — тэхён… в голове чонгука становится пусто. он переводит помутневший взгляд на чужую промежность и видит, как вызывающе натянулись тонкие брюки в районе ширинки. короткий импульс в увлажнённом, набухшем анусе заставляет ягодицы судорожно поджаться, но вот сладкий, вязкий, тяжёлый запах забродившего мёда и ответное возбуждение, неприлично выпирающее сквозь хлопковую ткань домашних штанов, говорят сами за себя. омега не может не реагировать на альфу в гоне, а чонгук не может не реагировать на мужчину, который стоит сейчас перед ним. — я отпросился с работы на четыре дня, чтобы провести их с тобой. тэхён начинает медленно теснить омегу к стене, и тот неуклюже пятится назад, широко раскрыв веки. — хорошо… — ты согласен? — с-согласен… чонгук запинается и рассеянно кивает, чувствуя дезориентацию и сильное замешательство от слишком мощной концентрации чужих феромонов. альфа смотрит на него несколько мучительно долгих секунд, а затем подходит вплотную и опускает обе ладони на упругую задницу, чтобы после забраться под резинку штанов и со стоном сжать в пальцах тёплые ягодицы. в полутьме коридора они целуют друг друга до тех пор, пока губы не принимаются гудеть от жадных укусов и настойчивых глубоких посасываний и пока разрумянившийся и благоухающий омега не запрыгивает на тэхёна, властно стиснув своими мокрыми крупными бёдрами чужие бока. нетерпеливые узловатые пальцы проскальзывают в обилие горячей влаги и грубовато толкаются в податливую дырку, порывисто сомкнувшуюся и отказывающуюся выпускать из сводящей с ума тесноты. чонгук одобрительно мычит, увлечённо покачивая задом, и держит в руках лицо альфы, с упоением сминая его пухлый рот и пихая внутрь язык. омега раскатисто порыкивает от удовольствия, которое вспышками взрывается в заросшем курчавыми рыжими волосами лобке, и активно бродит между чужими губами, то и дело задевая зубы. груда сброшенной на пол одежды, ловкие венистые руки, торопливо исследующие вожделенное тело и почти первобытное, неуправляемое желание вылизать каждую складочку и каждое интимное местечко не дают тэхёну сосредоточиться на чём-то конкретном. его губы на омежьей груди, на смуглом животе и между эротично-раздвинутых дрожащих ног. он обхватывает ртом возбуждённую плоть чонгука и с жадностью вбирает солоноватую тёмную головку, звучно сёрбая слюной и развязно потирая языком уздечку. широко расставленные бёдра сводит мелкой судорогой, и альфа насаживается на всю немаленькую длину по самое основание, а пальцами не прекращает массировать и разминать тугие мышцы сочащегося ануса, вдавливая в мягкие половинки побелевшие от напряжения и усердия костяшки. они снова трахаются без презерватива. они снова допускают сцепку и двигаются в рваном ритме сквозь слепящий оргазм и образующийся толстый узел, который тэхён остервенело проталкивает в раздавшуюся в стороны дырку, едва сдерживая стон. он ловит губами измученный крик задохнувшегося от подобного действия омеги, что содрогается всем телом и кончает, не притронувшись к себе, и укладывает того спиной поверх скинутых на пол вещей, придавливая немаленьким весом и блаженно обмякая. альфа расслабленно утыкается носом в чужое вкусно-пахнущее горло, коротко лижет выпуклую железу и нашаривает рукой собственную смятую рубашку, небрежно накидывая её на свою спину и ягодицы. от двери слишком сильно тянет холодом, и тэхён боится, что омега, даже будучи под ним, может продрогнуть и замёрзнуть. — мне кажется, что до тебя я вообще не занимался сексом, — вдруг невнятно бормочет чонгук, мягко сжимаясь на твёрдом пульсирующем члене, накачивающем его спермой. альфа шумно выдыхает и приподнимается на локте, заглядывая в умиротворённое пылающее лицо, покрытое россыпью медных веснушек. — это всё потому, что ты моложе? уставший омежий голос звучит игриво и очень соблазнительно. тэхён слабо улыбается и ещё теснее вжимается измазанным в выделениях лобком в чужую промежность. — это потому, что я тебя люблю. чонгук размыкает веки, на мгновение переставая дышать и чуть поколебавшись, укладывает ладонь на щёку альфы. большие чёрные глаза счастливо и ласково блестят, наполняясь влагой, в то время как между их соединёнными телами начинают медленно просачиваться беловатые сгустки. — я тоже, — шепчет омега, позволяя нескольким солёным каплям скатиться по своим взмокшим вискам. — тоже тебя люблю. перед тем как лечь спать, они вновь занимаются сексом, не в силах друг другом насытиться, но на этот раз слишком неторопливым и более глубоким, а после, уютно устроившись в жарких объятиях тэхёна, чонгук проваливается в сон, уже не чувствуя, как бережно его обтирают от лишней природной влаги и укрывают одеялом. до рассвета омега просыпается несколько раз, чтобы по-быстрому сходить в туалет, и ощущает лёгкую тошноту, к которой в последнее время практически привык. с его организмом определённо что-то происходит, но, возможно, всё дело в набранных килограммах, отложившихся на боках и в ляжках, или в активной половой жизни. он вроде бы питается как обычно, периодически балуя себя сладкой выпечкой, вот только постепенное исчезновение упругого рельефа на подтянутом животе порядком напрягает чонгука, заставляя вернуться к физическим упражнениям, походам на фитнес и в корне пересмотреть свой привычный рацион питания. когда тэхён остаётся у него, то утром неизменно готовит что-нибудь вкусное и сытное, но разве можно от такого поправиться на шесть килограмм всего за две недели? обычно хороший секс сжигает калории, а в случае с омегой, кажется, что будто бы наоборот. просыпается он от нежных поцелуев в свою шею и от звука собственного имени, произнесённого несколько раз басистым, проникновенным голосом, и прежде чем словам удаётся пробиться в затуманенное сознание, чонгук протестующе мычит, впиваясь татуированными пальцами в чужие широкие плечи. — вставай, хён, — влажные губы альфы лениво бродят по запаховой железе. — сегодня большой день. — будем пробовать новые позы? тэхён урчаще фыркает и ведёт ладонями по голым омежьим бёдрам. плоть под его мозолистыми руками тёплая, а кожу покалывает от жёстких волосков. — нет. мы идём на ужин к моим родителям, потому что сам ты никогда не решишься на это первым, и отказы не принимаются. чонгук испуганно застывает, теряясь под острым испытующим взглядом раскосых глаз. альфа, пахнущий мылом, кремом для бритья и смолистым мускусом, нависает над ним, удобно уместив колено между волнующим соединением покорно разведённых ног, и продолжает стискивать пальцы вокруг чужой ляжки. — н-но твой гон… — чонгук запинается, когда различает панические нотки в собственном голосе и чувствует, как ускоряет своё биение беззащитное сердце. — наша близость очень помогла мне с самоконтролем, поэтому несколько часов без твоей потрясающей задницы я продержусь. омега возмущённо выдыхает. — ты… — а ещё я выпил блокаторы. чонгук поджимает губы. тот факт, что несносный альфа прибег к помощи лекарств, вместо того чтобы дождаться полного окончания гона, явно свидетельствует об его упрямой и исключительной решимости помирить своих самых любимых омег как можно скорее. — но… — омега в смятении смотрит на серьёзное лицо тэхёна. — зачем же так спешить? из-за таблеток твой гон может продлиться дольше. — потому что моя мама скучает по тебе, хён, а ты скучаешь по своей подруге. чёрные глаза чонгука начинают подозрительно блестеть. он не отвечает, но молчаливо соглашается с чужими словами, ещё не догадываясь, что альфа окажется прав насчёт важности сегодняшнего дня.🍑🍑🍑
чонгук нервным движением руки убирает непослушные пряди за уши и болезненно морщится, поглядывая на настенные часы. головная боль после ухода тэхёна только усиливается, и он, если честно, уже не уверен, что сможет просидеть весь вечер в компании семьи ким, с которой не общался по меньшей мере несколько лет. в этом есть и его вина, омега не отрицает, но также он прекрасно понимает, что тэхён прав, ведь сам бы он ни за что не пошёл к соён первым. чонгука вновь захватывают противоречивые эмоции от подобных мыслей, и на этот раз приступ неконтролируемой паники от предстоящей встречи подкатывает к его горлу вместе с отвратительной тошнотой. в чёрных глазах на секунду темнеет, лицо обжигает горячей волной, а виски резко простреливает жгучей тикающей болью. омега пронзительно скулит и вдруг вскакивает со своего места, пошатываясь и цепляясь за всё, что только попадается ему под руки. он еле успевает забежать в ванную комнату, потому что уже в следующее мгновение падает перед унитазом, ударяясь коленями, и низко опускает голову, содрогаясь от внутреннего спазма. его вырывает утренним кофе, наполовину переваренными остатками завтрака и горьковатой желчью. чонгук судорожно хватается за белоснежный ободок и хрипло закашливается, сплёвывая густую слюну и крупно сотрясаясь от болезненных судорог, опустошающих его желудок жёсткими, беспощадными рывками. когда рвотные позывы наконец прекращаются, омега, совершенно обессилев, падает задницей на пол, а затем, скукожившись, заваливается на левый бок. он понятия не имеет, сколько лежит так, кривясь от едкого привкуса во рту и погрузившись в оцепенение от изнеможения в уставшем теле, но от одного лишь представления, что в таком виде его обнаружит тэхён, у него в животе всё скручивается и сжимается. чонгук пытается подняться сначала на четвереньки, а затем на непослушные, вялые ноги. ему срочно нужно привести себя в порядок, почистить зубы и умыться. вот только прохладная вода из-под крана совсем не приносит облегчения, а от химозной мятной пасты омегу мутит с новой силой, путая и без того воспалённое сознание. что происходит? что со мной происходит? от страха за собственное здоровье чонгука бросает в противную мелкую дрожь, а в теле поселяется ужасная слабость, которая против воли омеги внезапно берёт своё. его ноги подкашиваются, а веки тяжело опускаются, насильно затягивая обмякшего чонгука в пугающую черноту.🍑🍑🍑
омегу знобит. расходящийся по коже невыносимый жар собирает на бледном лице крохотные капли пота, а дикая слабость сводит суставы, болезненно сокращая мышцы бёдер и безвольные руки. хочется к тэхёну. хочется плакать. хочется… в туалет. господи, да он же сейчас обмочится в собственные штаны, если не попытается разлепить ресницы и хотя бы немного прийти в себя. — …прекрати так изводиться. с чонгуком всё будет в порядке. чонгук морщит лоб, старательно прислушиваясь. — …ты говорила это полчаса назад. нам надо ехать в больницу, а не сидеть около хёна и ждать, когда он очнётся. омега беспокойно дёргается, чутко реагируя на глубокий голос тэхёна, полный тревоги, тихого раздражения и беспокойства, и болезненно скулит, мгновенно привлекая внимание и заставляя всех в комнате замолкнуть. первое, что видит чонгук, после того как не без труда разлепляет засохшие веки, это напряжённое лицо своего альфы, которого полностью выдают остекленевшие и перепуганные карие глаза. тэхён выглядит измождённо и очень уязвимо. чёрные взъерошенные волосы пребывают в совершенном беспорядке, под нижними веками залегают тёмные тени, а челюсть крепко сжата, отчётливо выделяя желваки и натягивая под кожей жилы. он стоит перед лежащим на диване омегой на коленях и бездумно гладит подрагивающей ладонью татуированное запястье. за его широкой спиной чонгук видит взволнованную соён и озабоченно смотрящего вонги, чьё присутствие порядком нервирует, вынуждая позорно съёжиться и ещё сильнее побледнеть. паника холодной струйкой пробегает по взмокшей спине. не так омега представлял их встречу спустя столько времени. — что вы здесь делаете? — это я позвал родителей, хён, — альфа приподнимается на коленях и дрожащими пальцами убирает потную рыжую прядь с влажной от испарины щеки чонгука. тот на это успокаивающее действие отзывается всем своим существом, тут же начиная тянуться за лаской и получая её с лихвой. тэхён просто сгребает омегу в объятия и жадно зарывается носом в мокрый спутанный затылок, укачивая в своих сильных руках любимое тело и целуя то в висок, то в лоб, то в пылающие щёки, а затем он находит губами горячее ухо и заполошно шепчет, суматошно выдыхая жаркий воздух, так, что его сбивчивое бормотание слышит один лишь чонгук: — я нашёл тебя лежащим на полу и несколько минут пытался привести в чувства. я, блять, думал, что сдохну на месте, если ты не придёшь в себя. омега жмурится от чужих слов и громко сглатывает, прижимаясь щекой к надёжному твёрдому плечу. — прости, я… я, наверное, просто перенервничал и… — из-за нас? — напряжённо спрашивает соён, виновато поджимая губы. альфа бросает на неё быстрый предупреждающий взгляд и сильнее стискивает ослабленного чонгука, устало откинувшегося на его грудь. — не только… женщина выгибает бровь, явно ожидая продолжения, но у омеги совершенно нет желания и сил говорить дальше. он надрывно выдыхает, стараясь успокоиться, вот только когда тёплые мозолистые ладони тэхёна вдруг двигаются вниз, медленно оглаживая его бёдра, то чонгук неосознанно раскрывает их в болезненной мольбе, сразу же стыдясь этого инстинктивного действия, которое предназначено одному единственному человеку. соён неловко переминается на месте, а вонги задирает голову и делает вид, что его очень интересует потолок в чужой гостиной. — я и правда неважно себя чувствую в последнее время, — омега ласково касается ладони тэхёна, надеясь немного расслабить под собой подобравшееся тело, но получается у него откровенно плохо, потому что густой мускус после сказанного стремительно разбавляется едкой тревожной горечью. — поэтому решил записаться к своему лечащему врачу и провериться… — когда? — сквозь зубы цедит альфа. чонгук в его объятиях застывает. — когда у тебя запись? — на следующей неделе. — слишком долго. мы поедем в больницу прямо сейчас. — но… — это не обсуждается, хён. омега отстраняется и изворачивается в объятиях, чтобы заглянуть в чужое ожесточившееся лицо. — хорошо, я съезжу, но пообещай, что останешься дома и постараешься успокоиться, — чонгук видит внутреннее сопротивление и непринятие в раскосых глазах, застывших с каким-то диким выражением, и требовательно обхватывает татуированными ладонями чужие щёки. — у тебя гон, дорогой, а разнервничался ты не меньше моего. хочешь напугать людей своими феромонами? тэхён глубоко вздыхает и сжимает челюсти, пытаясь вернуть себе утраченное самообладание. омега видит, как он борется с собой, чувствует по интенсивному тяжёлому запаху, чего это ему стоит, но вот спустя мгновение загорелые руки смиренно выпускают чонгука из своих объятий, а всё ещё безумно бледное лицо становится бесстрастным и лишённым эмоций. дорога до больницы проходит для чонгука словно в тумане и только на пути к кабинету дежурного врача он вспоминает, что так и не сходил в туалет. вонги остаётся ждать в машине, а соён придерживает его за руку и благоразумно молчит, понимая, что уставшему омеге точно сейчас не до разговоров. она тоже переживает и за друга, и за сына, чей затравленный, болезненный взгляд, кажется, будет помнить до конца своих дней.🍑🍑🍑
с отрешённым видом чонгук садится на край кушетки и без интереса осматривает процедурный кабинет, в который его привела соён практически за руку. он понятия не имеет, что такого может сказать ему обычный дежурный врач, и считает поездку в больницу пустой тратой времени. честное слово, омега мог бы и подождать до следующей недели, не так уж ужасно он себя… — итак, мистер чон, вы сказали, что в последнее время у вас участились головные боли, походы в туалет и появилось утреннее недомогание. всё верно? чонгук рассеянно кивает, укладывая ладони на колени. — да. — ноги опухают? тень замешательства мелькает на лице омеги. он скашивает растерянные глаза вниз, искренне не понимая, как этот вопрос связан с его недавним обмороком, и неловко крутит стопами, морщась от неприятного ощущения в раздутых щиколотках. — опухают. врач удовлетворённо кивает и записывает что-то в блокнот. — а что насчёт течек? как давно у вас был последний полноценный цикл и сколько он обычно длится? чонгук медленно запускает пальцы себе в волосы и хватает горсть разлохмаченных прядей надо лбом. тошнота опять подступает к горлу. — не помню. — не помните? омега раздражительно выдыхает, опуская руку. — послушайте, доктор, пять лет назад на фоне стресса и проблем в семье у меня началась депрессия, с последствиями которой я пытаюсь справиться до сих пор. из-за неё я конкретно забил на своё здоровье и пропустил грёбаные приливы, думая, что меня накрыл сердечный приступ, а потом… — чонгук прерывается, уставляясь загнанным взглядом в мужчину напротив. — потом наступил климакс, доктор, поэтому да, я действительно не помню, когда в последний раз у меня был полноценный цикл, потому что это, блять, не имеет теперь никакого значения. мужчина приподнимает брови, опираясь локтём о стол, и обводит тяжело дышащего омегу внимательным взглядом, начиная лениво постукивать ручкой по блокноту. — та-ак… а в течении полугода у вас была интимная близость с допусканием сцепки? — блять, вы надо мной издеваетесь что ли?! не слышите, что я говорю?! — чонгук подрывается со своего места и озлобленно рычит, неосознанно оскаливаясь и выпуская феромоны. доктор на его внезапную вспышку агрессии реагирует лёгкой, едва заметной усмешкой и плавным покачиванием головы. — перепады настроения, вспыльчивость и раздражительность… — омега отшатывается, когда мужчина поднимается за ним следом, всё так же продолжая мягко улыбаться. — мистер чон, я не гинеколог, поэтому с большой вероятностью могу ошибиться в сроках, но смею предположить, что вы находитесь на втором месяце беременности и никакого климакса у вас никогда не было. после шокирующих слов в кабинете прочно устанавливается густая тишина, и побледневший чонгук варится в ней до тех пор, пока из его губ не вырывается пришибленное, визгливое, неестественное хихиканье. омега падает обратно в кресло, широко распахивая веки, и резко зажимает рот задрожавшей ладонью, боясь надвигающейся истерики. — вы что, шутите?.. это невозможно. — почему? хотите сказать, что в последние три или четыре месяца вы не вступали ни с кем в половые отношения? — н-нет… т-то есть… о, господи… — тогда может вы соблюдали все необходимые в этом случае меры предосторожности и пользовались контрацептивами? чёрные глаза чонгука безумно поблёскивают, подрагивающие губы кривятся в молчаливой муке, а взгляд наполнен отрицанием, болью и глупой надеждой. по напрягшейся спине скатывается липкий холодный пот. в горящих ушах стучит, а бледное уставшее лицо искажается далёкой злостью, прячущей за собой страх. — мне диагностировали бесплодие. доктор понимающе кивает. — значит пренебрегли. — не посчитал нужным, — вяло отзывается омега, не прекращая оцепенело моргать и сжимать пальцы на кожаных подлокотниках. — в любом случае, мистер чон, даже не зная всех подробностей вашей истории, я более чем уверен в своём предположении. все признаки и симптомы указывают именно на беременность. чонгук мотает головой, крепко зажмуриваясь. — я десять лет пытался зачать ребёнка от своего бывшего мужа… истерическое хихиканье вновь рвётся из омежьего горла. мужчина тяжело вздыхает, наливая из кулера воду, и терпеливо ждёт, когда пройдёт новый взрыв пронзительного, задыхающегося смеха, который чонгук опять подавляет, чтобы потом, с явным усилием, восстановить самообладание. доктору приходится буквально втиснуть в трясущиеся татуированные пальцы стаканчик с водой, потому что омега перед ним явно исчерпал все свои внутренние резервы. — я думаю, что интимная близость с новым партнёром благоприятно воздействовала на ваш гормональный фон. — н-но… — а насчёт климакса и приливов… знаете, стресс и депрессия могут вызвать прилив, что и произошло в вашем случае. и поскольку вы вполне в том возрасте, когда это случается, то неудивительно, что вы сразу решили, что у вас наступил климакс. чонгук делает маленький глоток и чувствует, как энергия медленно вытекает из него, оставляя после себя неподъёмное изнурённое тело. — мой организм не выделял смазку уже долгие годы, и у меня совершенно не было желания заниматься сексом, но тэхён… из-за него я тёк так, будто мне снова двадцать лет… — шепчет омега ломким голосом и поднимает на доктора повлажневшие глаза, с надеждой добавляя: — у вас случайно нет теста на беременность? а то я очень сильно хочу в туалет.🍑🍑🍑
мама чонгука всегда любила говорить, что всё нужно делать вовремя, и омега, как послушный сын, старался следовать этому негласному правилу, в двадцать пять лет прекращая принимать противозачаточные таблетки и переставая покупать презервативы. вовремя он так и не успел. потому что теперь, когда мой ребёнок закончит школу, мне уже будет пятьдесят семь. чонгук пытается дышать, но получается плохо. слёзы слишком близко, и приходится сдерживать их всеми возможными силами, чтобы не разрыдаться перед совершенно незнакомыми людьми прямо в больнице. — я хочу домой, — жалобно всхлипывает омега, практически падая в руки взволнованной соён. — отвезите меня к тэхёну. женщина испуганно обнимает друга, чувствуя, как тот начинает подрагивать и тихо, по-животному скулить, и поднимает тревожный взгляд на вышедшего из кабинета врача, молчаливо прося объяснить ей в чём дело. чонгук не вслушивается в чужой разговор, но крепко сжимает во вспотевших пальцах свой положительный тест на беременность, мечтая поскорее оказаться в родных объятиях и увидеть любимое лицо. будет ли альфа рад?.. омега быстро промаргивается, не обращая внимания на то, как скатываются по его разрумянившимся щекам крохотные капельки слёз, и неуклюже отстраняется, не видя изумлённый взгляд соён и её широкую счастливую улыбку. он совершенно выбит из колеи и совершенно не знает, что ему делать. позвонить матери? встать на учёт в омежьей консультации? перестать заниматься беспорядочным бешеным сексом почти каждый день и начать наконец предохраняться? чонгук нервно усмехается сквозь слёзы и рассеянно вытирает с щеки мокрую дорожку. а есть ли в этом смысл?.. он ведь уже залетел от тэхёна… всю дорогу до дома омега пребывает в полной растерянности и прострации и даже не слышит, что ему говорят соён и вонги. кажется, они счастливы и совсем не выглядят такими же напуганными и беспомощными, как чонгук. тот по-прежнему не может прийти в себя, продолжая сжимать в пальцах использованный тест с двумя полосками, и встряхивается, только когда самостоятельно вылезает из машины. — чонгук… — я не хочу сейчас говорить, — тут же обрывает омега, поднимая болезненно покрасневшие глаза на вставшую рядом женщину. — давайте встретимся завтра. — но… — и тэхёну я всё расскажу сам. пожалуйста, соён. подруга в смятении закусывает нижнюю губу и невольно опускает взгляд на пока ещё совсем плоский живот, скрытый под плотной тёмной тканью просторной футболки. — хорошо, — чонгук благодарно кивает и уже собирается пойти в дом, как женщина осторожно касается его плеча, останавливая и ободряюще улыбаясь. — словами не передать, как я рада за тебя, чонгук. правда. ты заслужил это счастье. вы оба. сердце омеги робко сжимается, когда он прокручивает в голове то, что сказала ему подруга, а пульс учащается, стоит только ему сделать шаг за порог. на первом этаже тихо, но пахнет неизменно тэхёном. взволнованным, возбуждённым, не находящим себе места. чонгук отчётливо различает каждую изменчивую нотку и тонко чувствует чужое напряжение, опасно граничащее с безумной паникой. по спине тут же бежит крупная дрожь, и пальцы дёргает до самых запястий в желании поскорее обнять своего близкого человека, который мгновенно оказывается возле него, когда омега открывает дверь в собственную спальню. альфа по-прежнему выглядит измученно и бледно, но смотрит твёрдо и настойчиво, без слов требуя рассказать ему обо всём, что происходило в больнице. большие тёплые ладони вновь оказываются на мягких омежьих щеках, гладят, сжимают и крепко держат, и спокойствие стремительно разливается в душе чонгука при виде выразительных карих глаз и глубокой упрямой морщинки между сведённых чёрных бровей. — в чём причина твоего обморока? тебе объяснили? омега кивает и судорожно вцепляется в талию тэхёна, хлопая намокшими ресницами. с его искусанных губ срывается смешок. — объяснили, — в чёрных глазах чонгука блестят слёзы, сквозь которые он глядит на встревоженного альфу. — объяснили, дорогой. тэхён чуть расслабляется и безмолвно смотрит на омегу, ожидая продолжения. чужой взгляд всё ещё залит влагой и напоминает бездонный мрачный колодец с отражающимися в нём яркими звёздами, но вот чонгук улыбается и водная гладь идёт рябью. сверкающей и счастливой. — я так люблю тебя. альфа растерянно моргает. — хён… омега тихо смеётся и поворачивает голову, чтобы звонко поцеловать тыльную сторону шершавой ладони. тэхён вздрагивает от этого действия, но не успевает что-либо спросить, когда ту же самую руку хватают и нетерпеливо прижимают к низу живота. — я очень сильно люблю тебя, тэхён. мы очень сильно любим. внутри у альфы всё холодеет, а сердце начинает колотиться где-то в горле. он всегда был смышлёным, вот и сейчас слишком быстро понимает что к чему. ноги сами собой подгибаются и упираются коленями в пол, а трясущиеся пальцы неуклюже задирают футболку, обнажая загорелый живот, утративший привычный поджарый рельеф. конечно, тэхён замечал, что омега немного поднабрал в весе, но даже представить не мог, что это связано не с его готовкой и плотными завтраками, а с медленно формирующейся маленькой жизнью, о которой он даже и не смел мечтать. — чонгук… омега зажимает зубами нижнюю губу и нежно зарывается пятернёй в чужой черноволосый загривок, надрывно выдыхая. тэхён так редко называет его по имени… — я знаю, дорогой. у нас будет ребёнок.