Остаемся зимовать

Турбо глядит на него с насмешкой, развалившись на своей кровати. Хотелось правда рассмеяться в голос от комичности ситуации, но приходилось только сдерживаться. Хотя он понимал, что долго он не продержится. Потому что в руках у Зимы сейчас один из тех товаров, которые он впаривает уже полгода. Для Валеры сначала было крайне ироничным осознавать, что ему нравится Вахит. А потом стало не смешно. Потому что тот ответил взаимностью. Смех превратился в некую бесшумную истерику, потому что в слепой тихой влюбленности Турбо сильно не осознавал, насколько на самом деле Зима ахуенный. Его тело, его характер, его чувство юмора, его член — всё будто для Валеры под заказ. Флегматичный на людях днем Зима вечером превращается в гиперактивную материю, носящуюся по квартире Туркина. Такой роскоши в общаге он себе позволить не мог, а потому под шумок стал все чаще задерживаться в теплом доме, а в какой-то момент остался там практически навечно, хотя большинство вещей его все еще были в общежитии. Но это его особо не волновало, потому что одежду он и так периодически таскал у Валеры, в еде был неприхотлив, а спать мог хоть на земле. Турбо иногда задумывался о том, что Вахит больше похож на опоссума, чем на человека. Такой же маленький, такой же юркий и местами вредный, такой же похуист. Но самое любимое развлечение у Зимы было удивлять его. Несмотря на то, что Валера был уверен, что удивлять будет он, поскольку себя считал гораздо более отбитым (так оно, в целом, и было), но Зиматлединова, казалось, вообще ничем поразить нельзя было. А вот Туркина вполне. Поэтому, когда Вахит тащил с работы что-то домой, Валера издавал звук, похожий на крик отчаяния и восторга одновременно. Потому что так и было. Дико стыдно, но вместе с этим и интригующе. — Смотри кака хуйня, — с акцентом выдает Зима, с серьезным лицом рассматривая странной формы фаллоимитатор, который он вертит перед лицом Туркина. — Блять, Вахит. И «Блять, Вахит!» звучит в его квартире чаще, чем тиканье часов, которые, к слову, самого Вахита непередаваемо раздражали. Поэтому за такие шутки Турбо часто отхватывал. Вот сейчас, например, в руках у Зимы маленький аппарат с пультом, и Туркину уже хочется мимикрировать под ковер на стене — память о бабушке и пережиток прошлых лет в вполне современной квартире. Вахит улыбается загадочно, ступает ближе, а Валера, наоборот, отодвигается от него. В конце концов не выдерживает, падая лицом в подушку и начиная истерически смеяться. Зиматлединов бесшумно садится на край кровати, ожидая, пока приступ смеха отпустит парня, и он сможет пояснить за то, что последует дальше. Конечно, не все, что приносил Вахит, вообще трогалось больше. В основном потому, что многое было притаранено шутки ради. Но что-то вроде таких занятных штук Зима приносил специально. Был уверен, что это точно возьмет в руки. Потому что в голове уже картинка рисуется, каким Турбо можно увидеть с помощью маленького приборчика. — Валер, — мурлычет Вахит, и Туркин тут же вскакивает. — Нет, — отрезает он, — А если оно во мне застрянет? — У тебя идиотизм прогрессирует? Тут эта хрень нахуя? — Вахит указывает пальцем на резиновый блокатор, который, в теории, не должен был позволить пройти игрушке дальше положенного, — Глаза надо раскрыть и мозг включить. — Да ты заебешь, я не тупой, — обиженно бурчит Турбо, забирая из чужих рук приборчик и осматривая его. — Ага, по тебе видно, — фыркает Вахит, и в него прилетает подушка, — Да ладно, ладно! Зиматлединов мягко касается рукой чужого колена, вынуждая юношу поднять на него взгляд. Валера отвлекается от рассматривания вибратора, цепляясь за чужие глаза. Такие черные, в которых легко можно было отразиться, словно в зеркале. Для него эти глаза говорили гораздо больше, чем для кого-либо еще. Потому что это Турбо. А его Зима любил больше, чем вообще весь мир. — Минем алтын… — тихо шепчет Вахит, прикладывая ладонь к чужой щеке. Это выражение Валера уже запомнил. Зима говорил на родном языке в трех случаях: либо беседовал с родственниками или выходцами одной земли, либо безбожно материл человека, либо же говорил самое нежное и искреннее. Как бы счастлив был сказать Туркин, что к нему относится только последний пункт, но гневные татарские тирады нередко и на него обрушивались. Но тот трепет, с которым Вахит проговаривал каждое слово, каждую букву, заставляла цвести изнутри. Это только для него. Только для Валеры вот так. Искренне, ласково, с восхищением. Он тянет на себя Зиму, заваливая на постель, и прикасаясь к мягким губам. Сначала невесомо и аккуратно, а после рьяно, с азартом. Кусает и сминает, а Вахит не медлит, углубляет поцелуй, рукой ведет по шее и ниже, забираясь под домашнюю футболку. Турбо коротко стонет, отстраняясь и заглядывая в бездонные чернющие глаза. В них, казалось, разгорается адское пламя. Зима никогда не озвучивает своих действий, более того, делает незаметно, неожиданно, до удивленных вздохов и писков-возгласов. Ему нравится видеть распахнутые лисьи глазки, переливающиеся лазурным морем, которое грозилось вылиться наружу. Вахит лишь усмехается, уже заученным движением снимая с парня футболку и припадая к оголенному торсу. В отличие от довольно худого Зимы, который в общаге, конечно же, не сильно баловал себя вообще хоть какой-то пищей, Валера мало того, что мог себе эту роскошь позволить, так еще и любил гонять в зал. От того на животе виднелись подобие кубиков. Любил — не значит побеждал лень, за что периодически тоже получал порцию подколов. Но сейчас не до смеха. Вахит выцеловывает каждый сантиметр его тела, пальцами очерчивая чуть выпирающие ребра. Спускается ниже, медленно, дразняще, пока Турбо хочется умереть на месте. Он, под стать кличке, не любил долгих ласк. Поэтому для него такое положение дел было одной сплошной мукой. И ругался, и в шутку бил ладошками, как ребенок, и умолял — не помогало, Вахит все равно лишь улыбался коварно, продолжая пытки над его телом. Он цепляется длинными пальцами за резинку спортивных штанов, также неторопливо стягивая их, и Валера даже сам приподнимается, стремясь ускорить процесс. Зима на такое самоуправство хмыкает, мягко толкая в грудь парня, тем самым опуская на место. — Да сколько блять можно, — ноет Турбо. — Ну… Сколько я захочу, например, — наигранно мило лыбится Вахит, прикрывая глаза. — Чем дольше ты медлишь — тем больше у тебя шансов получить по башке, и будет яйцо всмятку, — рычит Валера, а Зима не выдерживает и заливисто смеется, складываясь пополам и утыкаясь лбом в чужой живот. И поначалу Туркин хочет возмутиться, но после эта мысль вылетает из головы от того, как чужое дыхание ощущается на собственной коже. Вахит его трогает невесомо, оставляет легкие поцелуи на коже, поглядывая темными глазами из-под длинных ресниц. Пальцами касается через ткань трусов вставшего члена, и слышится рваный вздох. Поддевает резинку боксеров, тянет вниз, оставляя Валеру полностью нагим. Тот щурится, голову встряхивает, разбрасывая мягкие русые кудри по белым простыням, пока Зима подбирается к нему выше, вновь начиная целовать. Турбо не сказать что сильно доволен тем, что парень вновь растягивает прелюдию, но попытка выразить свое мнение — в виде грубого укуса за нижнюю губу — успехом не увенчалась. Его лишь больно шлепнули по бедру, отчего он дернулся и зашипел. — Сука ты, — проскулил Туркин, легонько отталкивая от себя Зиму. Больше шутки ради. — Да, я такой, вопросы? — нагло улыбается Вахит, скидывая с себя свитер и демонстрируя свое подтянутое, но все равно худое тело. — Да какие к тебе вопросы могут быть, — беззлобно вздыхает Валера. Он сам тянется помочь избавить юношу от остатков такой ненужной одежды, и на этот раз Зима не вредничает. Целует в процессе, кусает и царапает. Как кот, ей Богу. Он тянется к бледной шее, вновь прикусывая, возможно, чересчур сильно, потому как Туркин вскрикивает и стукает его по голове. — Ай! Силу контролируй, еблан, — обиженно трет макушку Зима. — Кто бы говорил, — передразнивает его Турбо, но после смеется и обвивает конечностями парня. Вахит целует его, зарываясь пальцами одной руки в закрученные локоны, слегка оттягивая их, а другой рукой поглаживая чужую спину. Туркину хочется быть близко, максимально близко, от каждого касания по телу словно электричество проходило. Хотелось быстрее, больше, резче, но, к сожалению, всем заправлял сейчас не он. Просто по лицу Зимы невозможно было сказать, чего он желает и что он будет делать дальше. Но он тянется к тумбочке одной рукой, другой не отпуская тело Турбо. А тот внутри верещит. Наконец-то его больше не будут мучать. Вахит обнимает его, прижимая ближе, за спиной его открывает тюбик со смазкой. Дорогой, специальной, вкусно пахнущей, с обезболивающим эффектом. Ладно, эту вещь Зима уже бессовестно спиздил, списав на тетку-сменщицу. Ну а что еще ему оставалось делать, если для Валеры хотелось добывать самое лучшее? Он между пальцами аккуратно растирает вязкую жидкость, касаясь случайно ягодицы и оставляя склизкий след. Турбо вздрагивает, утыкаясь лбом в чужое плечо. Невозможно, близко, хорошо, и даже неприятное ощущение от того, как двигаются внутри два пальца, отходит на второй план. Потом будет лучше. Он даже забывается, руками обвивает чужую шею, выпячивая задницу и кусая легонько ключицу. Не сильно, не так, как Вахит. А тот усмехается, крепкой рукой придерживая его, пока добавляет еще один палец, мягко растягивая тугие стенки. Колени Туркина даже разъезжаются слегка, и потерять опору ему не дает только широкая ладонь на копчике. Сам начинает пытаться насаживаться на тонкие длинные пальцы, рвано вздыхая и постанывая. Но Зима не планировал так позволять ему наслаждаться близостью. Все-таки, на повестке дня у них кое-что другое. Он вынимает пальцы под разочарованный стон Турбо. Толкает его в грудь чистой рукой, вынуждая вновь упасть на постель, и берет в руки вибратор. Двигается ближе, устраиваясь около чужих ног, даже больше сбоку. Вновь тянется к лубриканту, обильно смазывая всю длину вещи. — Готов? — больше риторически спрашивает Вахит. — Нет, — честно отвечает Турбо, но выбора ему особо не дают. Он шипит тихонько, чувствуя, как в него вводят игрушку. Все-таки пальцев было немного недостаточно. Зима заботливый, двигает ею немного, растягивая. Туркин прикрывает глаза, расслабляется немного, когда вдруг новое ощущение заставляет его вскрикнуть и подскочить. Он глядит на Вахита, улыбающегося довольно. Рад такой реакции. А Валера даже возразить ничего не может, только ртом воздух хватает. Зима тихо посмеивается, наблюдая за чужой реакцией и держа в руке маленький пульт. Он дразнит, поначалу то уменьшая скорость, то повышая. Ненамного, чтобы Турбо лишь руки кусал, прижимая к себе ноги поочередно от попытки хоть как-то держать себя и выражать эмоции. Для Валеры это что-то абсолютно новое, непонятное. Вибрация внутри отдается во все стороны, вынуждая хныкать и сворачиваться в клубочек. Зима касается блокатора, двигает им вновь, чуть быстрее, и Туркин вскрикивает, выгибаясь. От того, как по простате вибрация чувствуется, хочется раствориться. До звезд в глазах, до белых костяшек пальцев. — Блять… — Турбо хочется отчаянно хныкать, не понимает до конца, где он находится. Чувствует только крепкую руку Вахита, который сжимает его собственную, а носом тычется куда-то в шею, зарываясь в кудри мягкие. — Что говоришь? Прибавить? — скалясь, говорит Зима, сильно увеличивая мощность игрушки, чего, конечно, Валера никак не ожидал, выгибаясь от накрывающих ощущений удовольствия и вновь вскрикивая. Есть чувство, что он сейчас банально откинется от наслаждения. А Вахит лишь наблюдает за ним восхищенно, дрожит изнутри сам, чувствуя, что его собственный член уже настолько крепкий, что болью отдается по телу. Хотелось разрядки. Но пока оставалось только жадно хватать каждый вздох, стон, вскрик. Каждое движение. Для Турбо ощущение, что он просто не находится в реальности, буквально теряет с ней связь. Звуки далеко, а сам он уже не контролирует ни громкость своего голоса, ни движения, ни слова даже. Словно в бреду шепчет только одно имя. Любимое самое. А тот сидит, лишь любуясь. Рукой тянется к чужому органу, лишь касаясь аккуратно, на что Валера издает сдавленный писк и его накрывает. Он дрожит крупно, и Вахиту приходит в голову самая безумная идея. Выкрутить мощность на максимум. — Сука! — воет Турбо, чуть ли не рыдая от такого бурного оргазма. Зима ловко выключает игрушку, аккуратно вынимая ее из ослабленного тела, пока Валера пытается отдышаться. Для него все произошедшее отдается где-то далеко, глухо, пытается переварить остаточные ощущения. Глядит из-под опущенных ресниц на Зиму, отмечая, что у того все еще стоит. — А ты? — глупо вопрошает он, тянется к чужой руке, поглаживая по костяшкам. — А че я? — хрипло отвечает Вахит, придвигаясь ближе. Турбо улыбается коварно, облизываясь. Он, кажется, придумал одну шалость. Приподнимается, подползая к нему, хватаясь за голое бедро пальцами. Зима лишь поднимает одну бровь. Валера тянется к игрушке и пульту, оставшимся чуть позади. — Не-не-не, не сегодня, Валер, ты че? — Зиматлединов тут же руками пытается закрывать себя. — Да подожди ты, придурок, никто на твою задницу не покушается, — шипит на него Турбо и касается пальцами чужого члена. Вахит всем телом напрягается. Ему не ясны идеи Туркина. Все-таки он был со своими приколами порой. Тот носом ведет по стволу, губами касаясь головки и аккуратно облизывая. Сверху вырывается судорожный вздох. Для Валеры это зеленый свет, поэтому он обхватывает головку губами, языком оглаживая уретру. Берет чуть глубже, втягивая щеки, знает хоть немного, как это. Постигали вместе. С матами, смехом, вскриками, вздохами. Турбо незаметно включает вибратор. Время действовать. Прикладывает его к нижней части члена, к мошонке, а сам усерднее работает, ускоряя темп. Зима стонет открыто, не стесняясь даже, руку тянет к кудрявым волосам, но вовремя одергивает. Валера такое терпеть не может. Слишком дорожит своей шевелюрой и свободой. Тот словно чувствует, зыркает злобно на него, и Вахита от этого взгляда снизу вверх выбивает окончательно. Он голову откидывает, скулит протяжно, а Турбо внутри ликует и мощность увеличивает, чтобы вновь услышать короткий резкий стон. Зима был уверен, что сегодня удовольствие получит только Валера, но не ожидал, что так тоже может быть. Что так вообще будет. Он глаза большие прикрывает, закусывая губу до крови, чувствуя, как по телу волны прокатываются. Туркин чувствует, ощущает каждое новое движение чужого тела, добавляя мощности. А Вахита трясет, колошматит хорошенько, стонет глухо, пальцами цепляясь за простыню. Кончает с сдавленным вскриком, сжимаясь целиком. Турбо отстраняется вовремя, зажмуриваясь и чувствуя, как на лицо попадают вязкие капли. Игрушку в сторону откладывает, но глаза не открывает. — Бля, я ослеп, ужас, — в шутку ворчит он. — На, не верещи, — смеется Вахит, протягивая ему салфетки. — Но это было ахуенно, — открывая небесного цвета глаза говорит Турбо. — Верю, кадерлем, — Зима мягко касается чужой щеки, вынуждая подняться. Он целует Туркина в лоб, обнимая и прижимая к себе. Такие моменты близости позволяли сердцу трепетать и убеждаться вновь и вновь, насколько он все-таки сильно любит это кудрявое чудо. Безумного, истеричного и вредного порой, смешного, но самого близкого и драгоценного.