***
Она не ведала, что за несколько миль от неё гонимый той же стихией сквозь зыбучие пески прокладывал себе дорогу другой человек, ощущающий себя потерянным в этой величественной молчаливой пустоте. Упорно шедший к Ясмин, как бедуин к оазису, ищущий и не находящий. "Где ты, кальби?" Адиль поспешил следом за ней, когда Ясмин покинула шатер. Он помнил её наполненный печалью взгляд, который так жадно старался ухватить, и осознавал, что не может оставить её один на один с пустыней - неопытную странницу, не разбирающую пути, но такую отважную, такую храбрую, такую милую его сердцу. Пересекая бархан за барханом, Бадави понимал, что и сам навек затеряется в гряде раскаленных безжалостных песков, не щадивших его встревоженный рассудок. Но мог ли он помышлять о смерти до тех пор, пока не найдет её целой и невредимой, такой живой и настоящей, какой Адиль знал её? Нет, он не смел допускать подобных мыслей. "Любовь коварна как змея. Рабом я стану для змеи" Увидеть её и задержать в памяти эту прекрасную минуту - вот чего желал Адиль. Песок обжигал, заползая под тюрбан и свободные одежды, царапал лицо, застил опытный глаз. Но бедуин продолжал идти, упорно и отчаянно, как мотылек, самозабвенно летящий на пламя. Тревога наполняла его мятежное сердце. Сбившееся дыхание становилось всё более горячим. Каждая их встреча обрекалась на неминуемое прощание, которое становилось надеждой на то, что они встретятся снова. Надежда!.. Надежда увидеть её, запечатлеть хотя бы на мгновение черты её лица и уйти, навсегда уйти, если она того пожелает. Страсть и отчаяние их первого поцелуя навсегда остались в его сердце, очертили тонкие болезненные узоры на губах. Мог ли он рассчитывать на подобное снова? "Кальби, душа моя, где же ты?" Пустыня не вторила его зову, а Адиль, наказанный её молчанием, всё продолжал идти, не разбирая дороги, теряя последние ориентиры. Разум оставался безмолвен, и только пылкое сердце сопровождало его на сложном тернистом пути. Сердце, требующее сокровенного, единственного, что он так боялся потерять. Лишь слушая его гулкий ритм, Адиль верил тому, что в скором времени обнаружит то, что так мучительно ищет...***
Когда Ясмин открыла глаза, вокруг было совсем тихо. Ни шатры, ни тёплый свет горящих костров не виделись в пустынной дали. Стояла ясная звёздная ночь, и спасительная прохлада обволакивала тело. "Сколько я спала? Пару часов? Суток?.." Сон помог ей собраться с мыслями, но не смог избавить от гнетущего чувства потерянности. Она не знала, куда идти, в какую сторону смотреть, и что делать с нынешней жизнью теперь, когда прежнюю так грубо вырвали из-под ног. Но даже эти мрачные мысли не могли перекрыть самой главной - почему её сердце рвалось к одному единственному человеку, ставшему для неё и светом, и проклятьем? В попытках отогнать мучительное наваждение Ясмин привстала. Ладони саднило, но она не обращала внимания на эти неприятные ощущения. "Ты сильная, Ясмин, ты справишься. Вставай..." Поднявшись и став в полный рост, насколько хватало сил, девушка огляделась. Местность вокруг была абсолютно непохожей на ту, что она видела прежде. Ясмин казалось, что буря отбросила её в незнакомую часть пустыни с непривычным ландшафтом. Бесконечные пески казались равнодушными в свете высоких холодных звёзд. Лёгкий ветер обдувал её порванное грязное платье и игрался каштановыми локонами. Её платок затерялся где-то в буре, и теперь не покрытые волосы отливали синевой под ночным небом. Невзначай Ясмин провела по ним рукой, убирая не прошенные пряди с лица. До сих пор всё вокруг казалось не совсем реальным, как предутренний сон, граничащий с явью. Лишь пустота, обступающая со всех сторон, казалась чем-то настоящим. Но это не пугало теперь, но напротив - манило, притягивало. Ясмин впервые ощутила себя свободной под этим бесконечным ночным небом. Пускай она не ведала пути, своего пункта назначения, пускай теряла счёт времени и не знала, что делать дальше. Прохлада бодрила её, заставляла воспрять духом и на мгновение позабыть о боли, щемящей сердце. Этот ветер, ласковый, игривый, заставлял задуматься о переменах. Он доносил отголоски надежд, так необходимых ей в столь непростое время. Время, определяющее её дальнейшую судьбу, по воле которой Ясмин оказалась здесь. Ведь действительно её присутствие под этим холодным небом пустыни напоминало мятеж: "дочь вождя", затерянная в родных землях бедуина, и своевольный всеведущий ветер, её горячие слезы и сияние холодных звёзд, порванное платье, хранившее остатки былой роскоши, и безмолвная аскетичная пустыня, не терпящая чужаков. Эти контрасты, противоречия заставлял пламенеть её бедное, храброе сердце. Ясмин развела руки в стороны, вверяя себя безбрежному небу, топким пескам, манящей прохладе безмолвной ночи. Как будто она желала обнять эту равнодушную к людским страданиям местность, так не похожую на неё саму. "Теперь, когда я свободна, я могу выбрать любой путь. Всё равно он будет верным. Вернусь ли домой на свою погибель, возвращусь ли назад... Нет, я непременно пойду вперёд и найду тебя, кем бы ты ни был для меня, что бы ты ни сделал. Даже если мне суждено умереть здесь, я откликнусь на зов своего сердца. А моё сердце рвется к тебе, мятежник..." Последнюю фразу она произнесла вслух, позволяя невысказанной тревоге вырваться наружу. Ей хотелось, найти его, в последний раз заглянуть в глаза цвета индиго. Противоречивые чувства, подкармливаемые неумолчной обидой, сливались в одно единственное, которые было ей не знакомо - она и боялась, и страшно желала испытать его, испить до дна, отринув все сомнения. Но где же он? Как его найти здесь - в бескрайней пустыне, в которой Ясмин была нежеланной, безмолвной гостьей? "Моё сердце верно укажет мне путь. На моё счастье или на мою погибель..." Внезапный оклик эхом рассеялся по безмолствующей пустыне. Ясмин огляделась по сторонам, не веря своим ушам. - Ясмин! Ты ли это? Ясмин не могла ясно разглядеть приближающийся силуэт, но этот голос... Этот голос был самим мятежом, поразившем её до глубины души. Она не могла спутать его ни с кем другим. Ясмин снова взглянула на небо и с благодарностью прошептала: - Даже если это мой прекрасный мираж и мне суждено здесь погибнуть, я благодарю тебя за эту мимолетную надежду... Ясмин прикрыла глаза. Нет, она не сходит с ума. За спиной послышались быстрые шаги - по-кошачьи мягкие, тихие, стремительно утопающие в песках. Он действительно был здесь. Он пришел за ней. Её мятежник. - Кальби... Она ощутила, как его рука осторожно легла на её плечо, даря живительное тепло, боясь испугать или навредить. Его ласковое прикосновение, не отличимое от предыдущих, но такое важное, такое трепетное заставляло сердце биться с удвоенной силой. Ясмин обернулась. Её глаза встретились с его глазами, спокойными, как прохладные воды оазиса. - Адиль?.. Сбившееся дыхание лишало дара речи и единственное, что она могла вымолвить сейчас - буквы любимого имени, высеченные на её сердце. Он здесь, он с ней. Даже если это и был всего лишь мираж, навеенный пустыней, он казался слишком прекрасным, поражающим до глубины души. - Ясмин, я... Адиль осекся. Душевные переживания неумолчным каскадом разом обрушились на его голову, мешая вымолвить слово. Он винил себя, ненавидел за то, что поставил на кон её чувства, делая выбор в пользу великой цели. Корил себя за то, что позволил случиться этому союзу, опасному для них обоих, но запредельно манящему. За незнание глубины пропасти, в которую ступил так внезапно для себя самого. За то, что осмелился отпустить её одну сюда, на непременную гибель. Адиль не мог простить себе это малодушие, блажь - желание уберечь её, отдаляя от себя всё дальше. Ох, как бы он хотел повернуть время вспять, чтобы просто быть с ней, снова и снова балансировать над бездной и неизменно падать в неё, предаваясь поцелуям несмелых, мягких губ, и всецело отдаваться коварным чарам любви, каждый день преклоняя голову к её алтарю. Но что он мог сейчас? Бадави не был достоин даже этого вольного, но такого желанного прикосновения, он ощущал себя своевольным и безрассудным предателем. И теперь, глядя в её глаза, Адиль убеждался ещё больше, что поступил неправильно, поставив себя перед выбором. Боль и тоска наполнили его сердце. Ясмин наблюдала за переменами в его взгляде. Сердце выпрыгивало из груди, а эмоции мешались в один большой порыв - прижаться к нему как можно ближе, отринуть все обиды и поддаться чувствам. Она смотрела в его глаза и тонула, бесконечно тонула. Её тянуло к нему, и с этим ничего нельзя было сделать. Ей хотелось быть с ним откровенной в эту ночь, хотелось поделиться всем, что творилось в её голове, кипело в ней достаточно долго, лишая сна. Она желала открыть ему своё сердце, но его тоска, застывшая во взгляде, не позволяла ей сделать это первой. - Адиль, я знаю, что тебя печалит и беспокоит. Мне больно так же, как и тебе. Но если это наша последняя встреча, я прошу тебя отринуть все тревоги. Даже если я погибаю в этой пустыне в полном одиночестве и ты моё мимолетное видение, мне хочется быть искренней... Адиль увидел её улыбку - ту самую улыбку, о которой грезил холодными ночами, которую желал и боялся застать. Нежность её голоса, теплота в её взгляде навевали горечь - горечь предстоящего прощания. Его сердце горело, готовое обнажиться, и сам он готов был упасть на колени перед ней и просить прощения до тех пор, пока она не улыбнется ему точно так же, как улыбается сейчас. Ему хотелось подставить ей свою широкую грудь и спрятать в свои объятия, защитить от его жестокого холодного мира. От себя самого. Запретная мысль, лишённая превратностей, сводящая с ума! Но единственное, на что он был способен сейчас, - это смотреть в её открытые глаза своими глазами и представлять, воображать. Мелодия его голоса лилась печальной одинокой мелодией. - Я не могу отринуть тревоги, Ясмин, ведь любая мысль о тебе для меня непозволительна. Я сильно виноват перед тобой. Но когда я обнаружил тебя здесь, ты казалась мне далеким оазисом, привидевшимся в жару, к которому хотелось идти без раздумий. Весь день и вечер я слонялся по пустыне, ища тебя, и этот день и этот вечер были худшим наказанием для меня. "Где ты, кальби?" Пустыня оставалась безмолвна. Молчание пустыни - самая страшная пытка для бедуина. Тревога и отчаяние закрались в моё сердце, и я сбился с пути в песчаную бурю. Никто не знает пустыню лучше бедуина, но правда ли это? Я ощущал себя таким же странником, как и сотни других, погребённых в этих бесконечных песках. Я продолжал идти, пытаясь успокоить бурю в сердце. О многом думал, многое осознавал. Молчание пустыни стало для меня уроком. И я понял, что путь мой неизменно пересекается с твоим, раз моё мятежное сердце указало верную дорогу к тебе... Адиль замолчал, видя, как слезы застыли в её глазах. Волнение на мгновение овладело им, но кивок её головы заставил его продолжить. - Мой путь тернист и непрост. Я винил себя за то, что так безрассудно позволял себе заблуждаться. Наши пути встретились, и это мгновение стало сокровенным. Но я попрал его сокровенность, желая посвятить тебя в свои идеи, ища рычаги давления на твоего отца, но неизменно ставя себя перед сложным выбором. Я упустил важное в слепом стремлении докопаться до истины и претворить свои стремления в жизнь. Я так страстно желал, чтобы ты разделила их со мной, что позабыл о самом главном. О твоих чувствах и терзаниях своего собственного сердца. Когда ты скрылась за завесой песчаной бури, я осознал, что мои чувства к тебе не могут быть попраны и так бесстыдно упущены. Я никогда не корил себя за них, но корил себя за безрассудство и легкомыслие. Я оценил их, когда было слишком поздно что-то менять. Мной овладел страх. Страх того, что я потеряю тебя навсегда... Прости меня, если сможет простить твоё зоркое сердце, кальби, мятежная принцесса пустыни... Увидеть её и поддаться её воле - так он решил. И теперь Адиль, растерянный и опечаленный, ждал её суда над ним. Его пальцы, лежащие на плече, смяли ткань некогда роскошного платья. Ясмин накрыла своей ладонью его руку, заставив мужчину вздрогнуть. Непослушная слеза скатилась по щеке, оставляя влажную дорожку. Голос дрожал и не слушался, но горячее сердце не могло больше ждать. - Адиль... - Кальби... - Обними меня. Пожалуйста...