Оазис в пустыне

      Он не понимал, когда её слова стали для него своеобразным законом. Адиль ласково провел ладонью по её щеке, убирая непослушные пряди, смахивая непрошенные слезы. Его крепкие руки скользнули вниз, задержавшись на её талии. В каждое прикосновение он вкладывал всю нежность, которую хотел дарить ей снова и снова, поглаживая спину, невесомо прикасаясь к изгибам её стройного тела, скрытого под некогда роскошными одеждами. Его объятия давали ей чувство безопасности, и она таяла в его ладонях. Ясмин гладила его шею и плечи, позволяя себе мечтать о большем.       Все её слова, застывшие на языке, казались не столь необходимыми, сколько её внутренние порывы, изливающиеся вовне. Она молчала, предаваясь моменту. Гнетущие мысли ушли, и теперь в душе освободилось место для новых, пугающих и манящих мгновений. Осталась радость встречи и ожидание лучшего. Ясмин сможет его простить - иначе и быть не может. Но сейчас ей не хотелось говорить об этом.       Время замедлялось, утекало сквозь их сплетённые пальцы, но его течение абсолютно ничего не значило для них. Они держали друг друга в объятиях, предаваясь друг другу практически отчаянно, не зная, что будет с ними завтра и какое новое испытание приготовила для них судьба. Оба не могли насытиться этими полными нежности, желания прикосновениями, становившимися всё откровеннее, несдержаннее. Сердца обоих пылали огнем в эту зведную ночь: их неимоверно тянуло друг к другу, и они не могли больше сопротивляться этому.       Разгоряченная Ясмин подняла голову и заглянула в его глаза. Два оазиса посреди бескрайней пустыни. Нежные полные спокойствия воды в тихой гавани. Ясмин желала испить их до дна, испробовать желание, плескавшееся в них, наполняющее до краев. Поддаваясь порыву, она жадно прильнула к его губам. Былая скромность исчезала в умелых прикосновениях мужских ладоней. Осталась только жажда, всепоглощающая и мучительная.       Адиль ответил на поцелуй, сильнее сжимая её бедра. Раньше он не смел даже вообразить такое, но теперь, в это мгновение, ничто уже не имело значения. Её тело плавилось от прикосновений, словно воск, отвечая на каждое движение ладоней. Бадави запустил руку в её волосы, углубляя поцелуй, наполняя его страстью. Их языки сплелись в невообразимом танце, губы ласкали губы. Его пульс учащался, едва жар её дыхания касался шеи. Становилось сложнее себя контролировать, и сладкая мука томила обоих.       Пальцы Ясмин изучали его шею, ключицы, мощную широкую грудь спускались ниже, смелея всё больше. Ладони Адиля гладили привлекательные изгибы той единственной женщины, которая научила его любить по-настоящему. Боясь попрать то платоническое чувство, давно дремавшее в его сердце, Бадави отчаянно сдерживал своё вожделение.       "Будет ли моё желание роковой ошибкой для неё?"       Немного отстранившись от своей возлюбленной, тяжело дыша, он посмотрел на неё. Её лицо, нежное и раскрасневшееся от непривычной ласки, в свете холодных звёзд выглядело настолько естественно, что Адиль перестал сомневаться окончательно. Его чувства взаимны, она любит его, она хочет его искренне, до исступления. Волнистые каштановые волосы рассыпались по её оголенным плечам, очерчивая тонкие белые ключицы. Бадави убрал одну из прядей ей за ухо и заглянул в её глаза. Они блестели мятежно, страстно, таили в себе нечто неразгаданное, пленящее.       - Ты хочешь этого, кальби?       - Хочу...       Остальные слова были лишними, неуместными, рваными. Адиль решительно прижал её к себе, и их губы слились в поцелуе. Самом жарком и страстном. В одном из немногочисленных и последних... Их тела горели, соприкасаясь друг с другом. Они желали друг друга так долго, так мучительно, что им начинало казаться, что всё, что происходит между ними сейчас - это мираж, навеянный бесконечными скитаниями по пустыне.       Ясмин боялась упустить его снова, поэтому отчаянно хваталась за его плечи, чтобы не утратить связь с реальностью окончательно, не потерять своего мятежника. Адиль закрывал глаза и осыпал её влажными дорожками поцелуев, не пропуская ни сантиметра нежной кожи. Запах апельсина и цветов сводил его с ума. Избавляя Ясмин от одежды, он не спешил раздеваться сам, желая наслаждаться каждым мгновением ночи, позволившей им быть вместе. Ему нравилась смесь смущения и решительности, отразившаяся на ее лице. То, как она смотрела на него, стоя в одном белье. Боясь и желая.       - Я могу прекратить в любой момент. Только скажи.       Ясмин заговорщицки улыбнулась, вздернув гордый подбородок.       - Раз решил покорять - покоряй, мятежник...       Губы дрогнули в привычно хитрой ухмылке. Её нижнее белье плавно опустилось на песок, обнажая ранее невидимые прелести её тела. Окончательно поборов стеснение, Ясмин избавляла от одежды возлюбленного, открыто любовалась им. Она вспомнила, как горели её щеки при виде его полуобнаженного тела, навевающего сумасшедшие фантазии. Минута нахлынувшей храбрости сменилась мгновением нерешительности, смущения. Руки предательски задрожали, борясь с желанием прикрыть наготу собственного тела. Она попыталась отвернуться, но Адиль мягко схватил её за запястья, развернул, приковывая её взгляд к себе. Он положил её ладони на свои бёдра, помогая изучать его тело. Их руки остановились на его груди - в том месте, где находилось сердце. Адиль с улыбкой взглянул на свою возлюбленную.       - Моё сердце бьётся для тебя, Ясмин. Ничего не может быть откровеннее этого...       Она благодарно улыбнулась ему. И эта улыбка послужила ему сигналом. С лёгкостью приподняв её, Адиль бережно уложил Ясмин на песок. По телу девушки пробежали мурашки. Дул лёгкий ветер, приятно охлаждающий разгоряченные тело. Песчинки мягко впивались в кожу, массируя расслабленные мышцы. Страх и сомнения окончательно покинули её, оставляя один на один со своей любовью. Ясмин гладила его тёмные волосы, ранее скрывавшиеся под тюрбаном. Она ощущала близость его тела, знакомый запах уда и сандала, от которого кружилась голова. Его широкая мужская спина была способна закрыть её от всех невзгод, приключившихся с ней в последнее время. Ясмин могла опереться на неё и забыть о горестях, терзавших её бедное сердце.       Адиль оставлял неповторимые рисунки на её белой коже, опускаясь всё ниже. Язык поочередно ласкал затвердевшие соски, заставляя Ясмин выгибаться навстречу приятным ощущениям.       - Адиль...       Ясмин простонала его имя, открываясь новому виду удовольствия, такому важному для них обоих. Мятежник гладил её по животу, намерено избегая самые чувствительные точки, о которых девушке ещё предстояло узнать в эту ночь. Он не торопясь изучал её реакции, наслаждаясь стонами, предназначенными только ему. Его имя из её уст звучало сладко, и эта неиспробованная сладость казалась ему раем на земле. Адиль, не раздетый до конца, позволял её дрожащим неумелым рукам изучать его в ответ. По мере углубления поцелуев Ясмин становилась увереннее, откровеннее. Жажда, распалившая в ней новые неизведанные чувства, одурманивала её.       Адиль целовал внутреннюю сторону бедра, позволяя её робким фантазиям сбыться. Он аккуратно раздвинул её ноги, она подалась немного вперёд, открываясь перед ним, умоляя продолжить эту мучительную ласку. Бадави, глядя в её глаза, прильнул к заветной точке губами, утоляя её жажду. Она была мокрой, и это заводило его. Его женщина, единственная, непокорная, любимая.       Он добавил язык, усиливая удовольствие. Его рука нежно разминала её грудь, поглаживала тёмные кружки сосков. Ясмин тяжело дышала, кусала губы, пытаясь сдерживать громкие стоны. Но его глаза призывали открыться полностью, перестать себя контролировать. Его ладони опускались к её бедрам, всецело вовлекали в процесс. И земля выскользнула у неё из-под ног. Стон сорвался с её губ, и девушка выгнулась навстречу любимому, покоренная его непрекращающейся лаской. Низ живота невыносимо тянуло. Казалось, сотни бабочек норовили вырваться наружу. Девушка лихорадочно хватала Адиля за волосы, открывая для себя новый, будоражущие ощущения. Он понимал её желания, как будто изучал её тело множество раз, покоряясь им снова и снова. Крещендо тяжёлого дыхания перекатывалось в лёгких, как последний рокот надвигающейся грозы.       Бадави навис над ней, позволяя Ясмин проявить инициативу. Желая сделать ему приятно, она прильнула к его шее, смело покрывала её нежными поцелуями. Он откинул голову от удовольствия. По матовой коже бежали мурашки, а внизу всё пульсировало и горело. Не имея сил сдерживаться, Адиль стянул с себя остатки одежды и впился в губы Ясмин с жадной неистовой страстью. Она ответила ему тем же, отбрасывая целомудрие, как лишний элемент их новых отношений. Прикосновения обжигали, угрожая вылиться в большее. Мятежник скользнул к её бёдрам, не торопясь раздвинул ноги. С тенью робости во взгляде поднял на неё свои синие глаза.       - Ты точно готова?       Затуманенный взгляд слегка прояснился. Припухшие губы раскрылись и шепотом ответили:       - Готова.       Он медленно вошёл в неё. Боль от первого проникновения казалась Ясмин новым ощущением блаженства. Она доверяла ему настолько, что была уверена: неприятные ощущения вскоре расступятся перед чем-то большим, неведомым для неё. Адиль чутко улавливал любые изменения в выражении её лица, контролировал себя, успокаивающе целовал. Он не мог позволить причинить ей боль. Он любил её.       Адиль был везде: внутри и снаружи, он казался необъятной вселенной, целым миром, желанным оазисом, затерявшимся в глубине пустыни. Боль притуплялась, оставляя от себя только воспоминания, и на смену ей приходило новое чувство. Она не могла его описать, но была готова испытать его. Продолжать испытывать его снова и снова с ним и только с ним.       Видя её нетерпение, Адиль с предельной осторожностью ускорял темп.       - Тебе больно?..       Вопрос поймали её разгоряченные искусанные губы. Она тихо стонала в его губы, ловящие мелодию её страсти. Его сильные руки укрывали её от бед, баюкали лаской. Он зарывался в её волосы, пахнущие цветами и апельсином, и терял голову. Эта девушка, распростертая под ним, позволяла ему быть собой. Её чувственность и открытость, непокорность и робость восхищали его. Его цветок в песчаной буре, к которому он шел, как бедуин к оазису. Его и только его. Любимая...       Ясмин хватала его за плечи, ощущала над собой мощь его широкой груди, оградившей её от навязчивых переживаний и смерившей бурю в рвущемся сердце. Она знала, насколько ранима и чутка его душа, насколько зорко и смело его сердце, скрытое за непробиваемой броней рёбер. Его любовь хранилась там, внутри него, недоступная взгляду других и открывающаяся только для неё. Единственной, родной. Ногти впивались в его грудь в надежде ощутить биение его сердца. Всего лишь три слова сорвались с её губ:       - Люблю тебя, кальби.       Слова потонули в последовавшем влажном поцелуе. Её ноги сильнее окольцовывали его талию, направляя бедра. Его движения ускорялись, он входил в неё глубже, не встречая препятствий, не позволявших доставить ей удовольствие. В одно мгновение Ясмин поняла, что волна блаженства вот-вот накроет её. Кровь отхлынула от лица, сосредотачиваясь в эпицентре её страсти. Тело немело. Всё прошлое и будущее вдруг слилось воедино в одной точке - сплетении их тел, мятежного, неправильного, но такого вожделенного союза. Последовавший оргазм обрушился на неё, казался желанной агонией. Они доводили друг друга до исступления, и от осознания этого факта по коже шла мелкая приятная дрожь, возвращавшая тепло во все части тела. Адиль, чувствуя, как Ясмин достигает пика, всецело отдался этому мгновению, и вожделенная волна накрыла обоих. Его тихий стон поймали её искусанные губы.       Когда всё закончилось, Адиль лег рядом со своей возлюбленной. Холодный песок успокаивал их разгоряченные тела. Ясмин уткнулась в его плечо, попросившись в спасительные убаюкивающие объятия. Он не мог отказать своей кальби. Перед её желаниями он был бессилен, и это бессилие вызывало в нем приливы нежности, сменившие волны необузданной страсти.       Адиль смахнул песчинки с её плеча, прижимая ближе к себе. Её сонные глаза взглянули на него, и этот взгляд был открытием для мужчины. Она могла быть спокойным морем, могла быть неудержимой бурей, могла быть ураганом страсти - могла быть огромной палитрой эмоций, которые научился различать Адиль. Но сейчас в её глазах плескалась открывшаяся по-новому бесконечная нежность, с которой обычно смотрят по-настоящему любящие люди. Им не нужны были слова в это мгновение. Их взгляды, полные взаимности, смело и открыто говорили за них.       Перед тем, как уснуть на его груди, в голове Ясмин мелькнула всего одна мысль:       "Насколько длинна наша последняя ночь, мой оазис?.."       Но вскоре она угасла, погружая Ясмин в безмятежный сон, наполненный яркими прекрасными видениями. Убедившись, что возлюбленная уснула, Адиль прижал её к себе так сильно, насколько позволяло её хрупкое тело, и затем сам погрузился в дремоту, размеренную и ненавязчивую, как давно знакомая колыбельная из детства.       Ему снился далекий оазис, затерянный в недрах пустыни, и прекрасная девушка, черпающая из него воду. Ветер доносил до него её тихий смех, отражавшийся от близлежащих барханов как мелодичный звон маленьких колокольчиков. Она была одета в синие одежды бедуина, надежно защищающие её белоснежную кожу от палящего солнца. Он подошёл к оазису, чтобы испить из него, и девушка встретила Адиля заговорщицкой улыбкой. Когда она подняла руку в знак приветствия, мужчина заметил младенца, убаюканного колыбелью её рук. Он был закутан в белые одеяла и выглядел как маленький ангел, уснувший на облаках. Она одарила бедуина счастливой улыбкой. Её голос, такой родной и знакомый, сказал ему:       - Я так долго ждала тебя, кальби...       Он подошёл к ней и обнял её и ребёнка. Малыш проснулся от заботливого прикосновения Адиля. Его глаза были цвета индиго, чистые и красивые. Увидев мужчину, ребёнок протянул к нему маленькие ладошки и рассмеялся. Ясмин поцеловала младенца в лоб и, взглянув на мужчину, хитро улыбнулась.       - Ты шёл ко мне, как бедуин к оазису. Позволь наградить и тебя.       Её губы нежно коснулись его губ.       - Теперь всё будет хорошо, Адиль.       Произнесла она, качая на руках сонно улыбающегося малыша.       - Всё будет хорошо, кальби...       Его губы тронула счастливая улыбка.       Пока сон смежал их веки, пустыня продолжала безмолвствовать, оберегая их хрупкие грёзы. Ветер окончательно утих. Лишь далёкие холодные звёзды продолжали струить свой мягкий свет на застывший пустынный пейзаж, покровительствуя двум путникам, так долго шедшим навстречу друг другу и наконец-то обретшим недолгий, но столь желанный покой в зыбучей песчаной колыбели...