Одна дома, или Отстрадать за взгляды

      Но одна вещь, Зойка, меня немало пугает. Это ящик. Ящик в конце склада. К счастью, в конце склада. Я очень, я очень боюсь, что из него вылезут черти и утащат меня в ад!       Нет, Зойка, я понимаю, я осознаю, что это противоречит всем догмам, черти без воли Божьей никого не заберут, ну или как там, я забыл, ты, Зойка, точнее вспомнишь, но все же… В том ящике что-то шебуршит. И это черти. Каждый раз я кричу им: «Пошли отсюда! Брысь! Идите к ебаной матери!» и они замолкают. Но вдруг они в один прекрасный день вылезут оттуда?       Однажды я взял воду и, представив, что это святая вода, издали окропил ящик. Черти на часок-другой умолкли, а потом опять начали шебуршаться. Да чтоб они сдохли!       Александр Васильевич вернулся домой.       — Мне вас в комнате запереть, Зоя Михайловна? — спросил мужчина. — К чему были выходы на улицу?       — Отдать карандаши, — ответила Зоя.       — Карандаши отдать, — Александр Васильевич начал переодеваться.       Зоя с некоторой опаской невольно взглянула на ремень, который случайно попал в ее поле зрения, вспомнила все, что когда-либо было с ним связано, усилием воли заставила себя не обращать внимания, посмотрела на супруга, который уже был одет в домашнее.       — Не поймали за руку — уже хорошо, — сказала Зоя. — Или так скажу: отпустили, поймав за руку — уже прекрасно.       — Нельзя так, Зоя, — произнес Александр Васильевич. — И риск, и меня подставляешь.       На ум мужчины пришел недавний разговор:       — Александр Васильевич, вы сильно супругу не ругайте. Выскажите ей и довольно. Ее тоже можно понять — явно же нужно было решить какие-то дела службы. Да, не положено, но что поделать? Мелкие слабости можно простить.       — Хорошо, Роман Генрихович.       — Хорошо, Саша, оставшиеся дни никуда не пойду, — произнесла Зоя.       — Вот и славно, — Александр Васильевич улыбнулся супруге.