Одна дома, или Отстрадать за взгляды

      Прощай, моя любимая Зойка, я тебя очень люблю! Люблю и матушку, передавай ей мое почтение. Обними и деток. А я пошел. Тут слышал за стенкой, что говорят, будто бы крыса явилась. Вот я и пошел ее убивать. Дневник заберу с собой, он как мысли о тебе и матушке будет согревать и ободрять меня.       Люблю, обнимаю, целую.       Владимир Геллер.       Зоя закрыла дневник, отдала его Александру Васильевичу.       — Роману Генриховичу передашь мою искреннюю благодарность за возможность прочитать эти строки, — произнесла молодая женщина. — И все же. Ты же мог не давать мне вот это читать. Как вариант, чтобы я не расстраивалась. Почему же дал?       — А как я не дам то, что изначально было адресовано тебе? — ответил Александр Васильевич.       — Я хоть как-то скрасила этим дневником свои дни страдания за правду, — сказала Зоя. — А новую лекцию так и не написала. Придется снова из головы все говорить.       Молодая женщина задумалась:       — Саша, а кто предал? Кто передал информацию в жандармерию?       — Жандармерия сама приходила и все услышала, — ответил Александр Васильевич. — Но ты, Зоя, не думай об этом. Просто царя не надо ругать.       — Тогда это будут не лекции, а ерунда, — сказала Зоя. — Значит, буду думать, как это сделать так, чтобы никто не посчитал слишком прямой агитацией, чтобы снова суда не было. А читать лекции буду. Просто сидеть дома я сидела с Володей. Теперь мой мир стал куда шире. И сузить его снова я не позволю.