Лжец

      Я ошиблась, выдвинув предположение, что состоятельные нормисы, купившие меня — люди, имеющие устойчивые привычки. Это произвольное умозаключение разрушил глава семейства, явившись домой в половине двенадцатого ночи. Я доглаживала последнюю рубашку в прачечной, когда он заглянул ко мне и повелительным тоном сообщил:       — Меню должно быть более разнообразным. Компьютер из библиотеки был упомянут не просто так.       Деловая хватка, но не слишком тираническая. Любит дисциплину и порядок, обладает властью, но не упивается ею. Она для него — лишь инструмент претворения в жизнь придуманной им самим системы правил. Вырваться в его фавориты нетрудно — достаточно без заминок и критического анализа реализовывать все его идеи. Он хочет видеть вокруг себя преданных союзников, задающих как можно меньше вопросов.       Его сын — пока что тёмная лошадка. Подвержен ярким эмоциональным вспышкам по поводу и без. Импульсивен. Слабо контролирует свои эмоции и, как следствие, реакции. Что-то прячет в своей комнате — деньги, оружие, запрещённые вещества или склянки с быстродействующим ядом. Собственник, не терпящий прикосновений к своим вещам. Капризен. Мне нужно всегда быть с ним начеку. Он, в отличие от своего отца, передвигается бесшумно и предпочитает подходить сзади.       Удивительно, что столь длинная и острая шпага принадлежит ему. Впрочем, по тому, что она лежит в его шкафу без дела, можно догадаться, что он не силён в её использовании. Я же за полгода суровой лагерной муштровки совсем не растеряла своих навыков, даже наоборот, стала более искусной. Как говорил мой отец: «Ничто так не точит клинок, как страсти, кипящие в душе его держателя».       Утром первым делом иду в библиотеку. Чёрная махина, из которой мне положено доставать рецепты, не подаёт признаков жизни. Из задней крышки тёмного экрана тянутся вниз провода, которые приводят меня к высокому чёрному ящику прямоугольной формы и электрическому удлинителю. Нажимаю на кнопку винного цвета. Она загорается красным. Внизу экрана вспыхивает синяя полоска. Шарю под ней в поисках включателя. Без толку.       В комнату заходит нормис-младший. Обводит меня заячьим взглядом, затем пристально изучает компьютерный стол.       Не проронив ни слова, подходит к массивному ящику из пластика и надавливает на невзрачную кнопку слева — ту, что побольше. Не заслуживающая доверия коробка угрожающе шипит, и вскоре экран начинает светиться синим. Появляется белая надпись: «Добро пожаловать», а снизу — «Войти». Сын моего владельца притягивает к себе странный округлый предмет, похожий на приплюснутое яйцо, от которого вниз также идёт провод, и щёлкает с его помощью на слово «Войти», взятое в рамку.       Картинка меняется. Я вижу шаткий мост в дождливом лесу, уходящий во мрак. Внизу — очередная полоска, на этот раз серого цвета, с крошечными значками.       — Для входа в интернет используется браузер, — он запинается, облизывая губы, глаза бегают. — Это, скажем, такая поисковая панель.       Он щёлкает белой стрелкой на миниатюрный четырёхцветный значок, напоминающий спасательный круг. На весь экран расползается белый прямоугольник с двумя полосами.       — Ты можешь вводить запрос как вверху, — он показывает стрелкой на первую полосу. — Так и посередине.       Он разводит руками и отходит от навороченного прибора. Как-то странно уставляется на меня, будто совсем не помнит о вчерашнем.       Я молчу.       Он хмыкает и нервно улыбается, не отводя взгляда.       — Ничего не хочешь сказать? — спрашивает, вытянувшись, точно сосна.       — Я бы справилась с этой головоломкой за десять минут, — отвечаю ему и бросаю затяжной взгляд на устройство, созданное не иначе как для мучительных пыток.       — Ну да, ну да, пошёл я на хер.       Нормис-младший заходится в очередной необъяснимой истерике. Вихрем выскакивает из библиотеки, громко хлопая дверью. У меня возникает намерение последовать за ним, но, судя по опыту взаимодействия с выведенной из эмоционального равновесия Энид, мои разумные доводы в подобных ситуациях малоэффективны.       Он может стать для меня серьёзной проблемой. Как и Энид, без приглашения вторгается в моё личное пространство, чего-то ожидает и, не получив, устраивает бурные сцены. Должна ли я отвадить его от нежелательных осаждений моей личности, и, если да, то как?       Встряхиваю головой и беру управление причудливым аппаратом в свои руки. В первую очередь, меня интересуют не рецепты изысканных блюд, а социально-политическая обстановка в стране. Если я, протирая пыль в одной из комнат, обнаружу сейф с деньгами, смогу ли воспользоваться ими за пределами этих стен? Смогу ли достать поддельные документы, чтобы выехать за границу? Выкупить из рабства своих родственников?       Ввожу в полоску с мигающей палочкой всего одно слово — «Изгои». Вниз выпадает целый список формулировок с ним. Отдаю предпочтение «базе данных изгоев». Панель окрашивается в белый, через секунду на ней появляются заголовки статей. Выбираю первый, привлекающий научной лаконичностью. Панель заливается серым цветом, поверх неё бегут слова: «Мужчины», «Женщины», «Юноши», «Девушки», «Дети», «Семьи», «Особо опасные». В правом верхнем углу — короткая полоска со словом «Поиск».       Не долго думая, останавливаю свой выбор на «Семьях». Поразительно, это как секретная база данных ФБР, только пущенная в открытый доступ.       Текст меняется. В следующем возникающем списке быстро нахожу «Аддамсы». Мои конечности леденеют, когда я вижу фотографии нас, разделённых обезумевшей от негодования, обманутой толпой. В глазах отца — тотальное неверие, смешанное с подступающей коварной обречённостью. В глазах матери — немое потрясение с вкраплениями зарождающегося омерзения. Бесцветное лицо Пагсли выражает полную отрешённость от ожесточившейся, оголившей острые клыки, реальности. Ларч смотрит в объектив не то задумчиво, не то с прекрасно скрываемым презрением. Я гляжу на фотографа в яростном исступлении, исподлобья, и меня крепко держат за руки два хранителя правопорядка. В ту ночь мои укусы были недостаточно болезненными, чтобы позволить мне уйти от преследования.       Фотография дядюшки Фестера взята из семейного архива, а на ней — красная надпись: «Разыскивается». Значит, ловкий плут на свободе.       Меня словно посадили на трёхметровый кол, проткнувший моё туловище наполовину, разрубивший мои внутренности, замерший возле ещё бьющегося сердца по ошибке палача. Он сдавливает моё дыхание, и единственная мысль, набатом отдающаяся в голове, — как бы обезглавить моего насильника, пока я ещё жива.       Под фотографиями сухой короткий текст: «Пожалуйста, если увидите кого-нибудь из них, немедленно сообщите в полицию. Каждый изгой представляет собой огромную опасность для общества. Закрывая глаза на их автономное передвижение по вашему району, вы ставите на кон жизнь своей семьи, друзей, соседей».       Они запугали людей, чтобы те работали на них. Страх — это лучший мотиватор.       Я щёлкаю по верхней полоске панели, и странный набор цифр и букв выделяется синим. Как дать этой машине новый приказ? Торопливо пробегаюсь глазами по клавишам разного размера. Натыкаюсь на слово «Удалить». Нажимаю. Полоска очищается. На этот раз ввожу «особняк Аддамсов», чтобы выяснить, что стало с нашим домом. Поиск не даёт никаких результатов. Если они и конфисковали наше имущество, общественность посвящать в этот факт не стали.       Мой взгляд случайно зацепляется за часы в правом нижнем углу экрана. Восемь сорок одна.       «После десяти вечера и до десяти утра я не должен видеть тебя на втором этаже», — запоздало вспоминаю повеление своего владельца.       Снова нажимаю клавишу «Удалить», но она не убирает следы моего преступления. Клавиши «Сжечь» рядом не нахожу. В правом верхнем углу панели замечаю крестик, при наведении стрелкой выделяющийся красным. Щёлкаю на него. На экране опять появляется изображение ненадёжного моста.       Надавливаю указательным пальцем на большую кнопку, встроенную в чёрный ящик, и, дождавшись подлинного выключения компьютера, вылетаю в коридор.       — Ксавье, зайди ко мне, — слышу голос нормиса-старшего за дверью.       Со стремительной скоростью сигаю по ступеням вниз и мчусь на кухню. Сын моего хозяина с невозмутимым видом перекладывает шкварчащую яичницу со сковороды на большую тарелку. Возвращает сковороду на плиту и, одарив меня заносчивым взглядом, садится на стул.       — Ты чего убежал? — нормис-старший энергичной походкой выплывает из холла и вопросительно смотрит на сына.       Тот, демонстрируя правдоподобное удивление, щурится.       — Ты меня звал?       Я вспыхиваю и отворачиваюсь к тумбам. Завершаю начатое им — разрезаю горячую яичницу на две части и переношу их в тарелки для завтрака.       Как складно и молниеносно врёт, когда захочет. В отличие от Энид, не любит привлекать к решению своих проблем других. Во всяком случае, отца. Значит ли это, что между ними пробежала чёрная кошка? Или же просто по какой-то причине ему невыгодно меня подставлять?