(when facing) the things we turn away from

Сугуру скрылся со всех радаров и отчаянно пытался взять себя в руки прежде, чем растворится в небытие. На экране телефона один за другим всплывали облачка с сообщениями от Сатору. Его вновь кольнуло чувство вины, время от времени напоминая о себе. Тем воскресным утром в кинотеатре было тихо и Сугуру ненавидел эту тишину. Ему был необходим мучительный гул голосов посетителей, чтобы отвлечься от самого себя… и от Сатору. Он еще раз посмотрел на сообщения. Казалось, будто он слышал, как Сатору читает их вслух. Сугу??? Извини, я, кажется, силой заставил тебя играть… я просто хотел, чтобы ты повеселился Позвони мне, пожалуйста Ты сам пошел домой? Парни видели, как ты уходил Я же сказал, я отвезу тебя домой Почему ты не вернулся найти меня?? Я прошел мимо твоего дома проверить, что с тобой все хорошо, и увидел свет в комнате Пожалуйста, позвони мне, как получишь эти сообщения «Пожалуйста, позвони мне», — шепотом повторял голос Сатору, будто был рядом с Сугуру. — Убери телефон, Сугуру, — выкрикнула начальница, выглядывая из-за двери. — Я вижу тебя по камере. Он вздохнул и спрятал устройство в задний карман. — Извините. Она исчезла так же быстро, как и появилась, оставляя Сугуру наедине с собой. Но даже несмотря на жуткое похмелье Сугуру все же хотел напиться до потери сознания, чтобы забыть до последней детали события прошлого вечера. Разговор о Невидимке, танец с Сатору, абсолютно бесстыдные прикосновения к Сатору, поцелуй с Хайной, только чтобы произнести имя Сатору. Все произошедшее заволокло сознание Сугуру, отчего у него не было сил вытеснить их. Он желал Сатору. Желал его ужасными, запретными помыслами. Желание протекало по его венам, заражало сознание, заполняло легкие и тянуло внизу его живота с такой силой, что Сугуру казалось, будто согнется пополам от боли. При одной только мысли ему стало тесно и душно в собственной рабочей форме. Он слегка потянул за рукава, пока боролся с голосом Сатору в голове. Пожалуйста, позвони мне— В его заднем кармане завибрировал телефон, поэтому, когда он увидел имя Сатору на экране, его сердце замерло. Черт. — Алло? — прошептал Сугуру в трубку, скрываясь от камеры. — Слава богу, ты взял трубку, — сказал Сатору. — Где тебя носит? Услышав голос друга, Сугуру почувствовал головокружение. — Я на работе. Сегодня воскресенье, — просто объяснил он. — О, точно. Когда ты заканчиваешь? — Через три часа, а что? — Я хочу увидеться, — сказал Сатору с долей неуверенности. — Ты просто… исчез прошлой ночью, не знаю, куда ты ушел. Я обещал отвезти тебя домой, если тебе станет неудобно, помнишь? А потом ты просто ушел без объяснений. Ты знаешь, мне все равно на какую-то вечеринку. Мне не все равно на тебя— — Мне правда жаль, — перебил Сугуру, вновь чувствуя вину. — Я не хотел портить тебе веселье. Наступила мучительная тишина, продолжавшаяся три стука сердца Сугуру, когда Сатору наконец ответил: — Портить мне веселье? Ты что такое несешь? — Что сказала тебе Хайна? — спросил он, ожидая самого ужасного исхода. Если Хайна сказала Сатору, то все конечно. Сугуру и понятия не имел, что сделает с собой, если— — Она просто сказала, мол, у тебя случился приступ клаустрофобии в шкафу и пошла кровь из носа, но я не повелся. Я тебя знаю, у тебя никогда в жизни не было клаустрофобии. А еще в последнее время твои кровотечения стали намного хуже, и я знаю, они у тебя только при сильном беспокойстве— — Сатору, — сказал он, едва сдерживая запретный порыв вновь и вновь повторять его имя. — Пожалуйста, перестань говорить об этом. Сатору недовольно вздохнул, и Сугуру представил, как он прижимает телефон к уху и сидит на кровати, прислонив колени к груди. — Это значит, нам нужно говорить об этом больше. — Извини, что ушел с вечеринки, — прошептал Сугуру. — Извини, что не рассказал тебе. Я напился и мне было плохо, еще Хайну поцеловал в шкафу, но мне кажется, все прошло не очень хорошо— — Ты поцеловал ее? Серьезно? — Ага, — ответил Сугуру, ощущая тяжесть слов в горле. — И абсолютно провалился. — Как же? — робко спросил Сатору. — Это важно? — спросил Сугуру, его ладони начали потеть. — Это просто произошло. На мгновение Сатору притих — его молчание было пропитано болью. — Хорошо. — Мне так плохо от этого, — сказал Сугуру, едва сдерживаясь, чтобы не высказать все в душе. — Мне плохо из-за Хайны и из-за тебя— — Из-за меня? Почему? — Я не знаю, — прошептал Сугуру. Уголки его глаз защипало от слез. — Сугу, все хорошо. Сугуру глубоко вздохнул и сильнее схватился за трубку. — Нет, не хорошо. Я чувствую себя ужасным человеком. — Не понимаю. Почему ты говоришь это все? — Я не знаю, — повторил Сугуру с ненавистью к самому себе. Сатору обеспокоенно выдохнул и прервался на личные размышления. — Давай я заберу тебя с работы, чтобы ты не шел домой пешком? А потом можно поделать что-нибудь вместе, например, посмотреть фильм или пойти к озеру? В груди Сугуру стрельнула боль, поэтому он еще раз глубоко вздохнул, пытаясь успокоиться. — Хорошо. — Прекрасно, — сказал Сатору. — Тогда скоро увидимся. Сугуру задержался на мгновение — его сознание вертелось вокруг одной важной мысли. — Сатору? — Да? — А ты разве не едешь к маме по воскресеньям? — Да, но— — Лучше сходи к ней, — заверил Сугуру. Он достаточно испытал вину, а время вместе лишь опустошило бы его и оставило ни с чем в душе. — Я в порядке. Сатору прервался, прежде чем спросить. — Почему бы тебе не пойти со мной? — Пойти с тобой? — Ну да. Всего лишь на час, — объяснил он. — Но если ты не хочешь— — Нет, я пойду, — сказал Сугуру прежде, чем Сатору и дальше смог продолжить поток мыслей. — Я пойду с тобой. Сугуру знал, что ему не следовало соглашаться. Ему было необходимо держаться подальше от Сатору. Страха сделать что-то, о чем бы он вскоре пожалел, должно было быть достаточным поводом, но этого не было достаточно просто потому, что его инстинкт заключался в том, чтобы быть ближе к Сатору. Этого нельзя было изменить. — Хорошо, — сказал Сатору, и Сугуру мог услышать его улыбку. — Скоро увидимся. — Ладно, — ответил он с легкой улыбкой на губах. — Пока, Сугу, — пропел Сатору, от голоса которого через. телефон исходили лазурные волны. — Пока, — сказал он, стараясь не выдать свое волнение.

…

Сугуру ждал прибытия Сатору на обочине возле кинотеатра. Сквозь его тонкую форму пробралась ноябрьская прохлада. Он снял жилет и уставился на надпись «Сугур», что была напечатана на изношенном пластиковом бейдже. В этот момент он эмоционально зафиксировался на ее починке. — У тебя что, куртки нет? — спросил Сатору, опуская пассажирское окно, когда тот подъехал к обочине. — Ты так простудишься. В сердце Сугуру стало тепло. — Я забыл ее дома, — сказал он, одаривая Сатору доброй улыбкой, прежде чем встать, чтобы встретить его. — Я скучал по тебе, — вздохнул Сатору, когда Сугуру закрыл за собой дверь. — Ты видел меня вчера, — ответил он. Его нервозность утихала и одновременно колесила по долинам и холмам удовольствия. От искусственного запаха клубники в его рту стало влажно. — Даже 24 часов не прошло. Сатору начал поездку и включил легкую рок-музыку. — И? — спросил он, ухмыляясь. — Я же все еще могу скучать по тебе? — Конечно, но для этого нет серьезного повода. Сатору засмеялся, выезжая с парковки на пустую улицу. Спустя мгновение мимо них начали пролетать крохотные пушинки снега, опадая на окна, прежде чем ветер унес их прочь. — К слову о прошлой ночи, Сугу— — Тут нечего обсуждать, — перебил Сугуру. — Лучше оставить все как есть. Сатору вздохнул, усиливая хватку на руле. — Слушай, я уверен, что бы там ни произошло между тобой и Хайной, все не так плохо, как ты думаешь. Мне кажется, ты слишком все переоценил— — Я же сказал, я не хочу это обсуждать, — пожаловался он, не отводя взгляда от вида из окна. — И на самом деле все настолько плохо, насколько я себе представляю. Может и хуже. — Хайна – красивая девушка. Для парней нормально чуток… перестараться, если понимаешь, о чем я— — Сатору, будь так добр, захлопнись, — сказал Сугуру, заливаясь румянцем. — Этого не было. — Значит, все было наоборот? — спросил Сатору. — Она просто не в твоем вкусе? Да, она была не в его вкусе, и, честно, Сугуру понятия не имел о своем вкусе. Единственный, кто вызывал у него подобные чувства, был… — Сатору, я плохо целуюсь. Можно завершить на этом разговор? Умоляю, — ответил Сугуру. Чем больше Сатору говорил, тем больше у него было желания рассказать правду. Настоящую правду. Возможность находилась в отрицательном диапазоне, но ему было нужно убедиться, чтобы она оставалась там же. Он не мог позволить мимолетной уязвимости перерасти в разрушающее дружбу сожаление. — Я искренне сомневаюсь, что ты плохо целуешься, но оставлю этот момент без внимания ради тебя, — сказал Сатору, заворачивая налево. — Если уж ты и правда так плох, можешь потренироваться на мне. — Даже не думай, — пригрозил Сугуру, искоса наблюдая за Сатору. Сатору вновь засмеялся. От его смеха Сугуру ощутил теплоту по всему телу. — Просто шучу, — сказал он, когда они подъехали к парковочному месту у больницы. Сатору выключил двигатель, замолчал и обернулся к Сугуру с более серьезным взглядом. С отсутствием обогревателя в машине практически сразу стало прохладно, на лобовом стекле скапливался шквал снежинок. — Буду безмерно рад, если ты пойдешь со мной, но знаю, что для тебя это будет не самым приятным зрелищем, — сказал Сатору, не отводя вгляд от ключа на коленях. — Можешь подождать в машине, если хочешь— — Я пойду с тобой, — убедил его Сугуру, аккуратно касаясь колена Сатору. Он вздрогнул и поднял взгляд на глаза Сугуру. — Я хочу пойти. — Хочешь? — Хочу, — повторил Сугуру, сосредоточившись на том, как даже несмотря на слои джинс, кончики пальцев чувствовали тепло от тела Сатору. — Я хочу поддержать тебя. — Сугу, это не очень приятно видеть, — сказал он, тяжело дыша. — На ней дыхательный аппарат, к груди прикованы мониторы, в руках иглы. На нее тяжело смотреть. Сугуру замер на последней фразе. На нее тяжело смотреть. Не просто слышать, как сын говорит подобное о своей маме, не говоря уже том, что такое говорит Сатору о Май. Его слова были полны надлома, и Сугуру был не в силах облегчить его боль. — Я знаю. Я буду в норме, — мягко ответил Сугуру, чувствуя порыв повторить свои слова. — Со мной все будет хорошо. Сатору замолчал и взглянул на Сугуру так, будто он исчезнет, если отведет взгляд. — Хорошо, — прошептал он. — Я покажу дорогу.

…

Когда они дошли до стойки регистрации, Сугуру дрожал от холода, однако его гордость не позволила ему спросить куртку у Сатору. Он держался ближе отчасти из-за излучаемого его телом тепла и еще для того, чтобы успокоиться среди тяжелой тишины больничного фойе. Сатору провел его мимо фонтана, искусственных растений и кучи журналов к назначенному месту. — Я пришел навестить маму, — сказал Сатору, махая медсестре. Она ухмыльнулась и поприветствовала его в ответ. — Привет, Сатору. Кто с тобой? — спросила она, улыбаясь Сугуру. — Это всего лишь Сугуру, — объяснил он. — Я же рассказывал тебе о нем? — Точно, — ответила она, указывая жестом Сугуру, чтобы тот показал запястье. — Он выше, чем я представляла. Сугуру протянул запястье и смотрел, как она фиксирует браслет посетителя. — Ты разговариваешь обо мне? — спросил он, удивленно смотря на Сатору. — Даже не знаю, что думать. Медсестра улыбнулась, надевая браслет на Сатору. — Он говорит только хорошее, — пообещала она, записывая их имена. — Почему ты раскрываешь все мои секреты? — спросил Сатору с нервным смешком. — Я же сказал, это конфиденциально. Она только усмехнулась и помахала на прощание. — Вам нужно идти. Уверена, Май уже заждалась, — сказала она, указывая в направлении коридора. Сугуру поблагодарил ее прежде, чем последовать за Сатору внутрь больницы. Он провел их вверх, оборачиваясь лишь чтобы проверить, что Сугуру шел за ним. — Знаю, о чем ты думаешь сейчас и слышать об этом не хочу, — сказал он, смеясь. — Ты – мой лучший друг. Разговаривать о тебе с другими для меня абсолютно естественно. — Не знал, что у тебя такие чувства, Сатору, — подначил Сугуру. — Не нарывайся, — предупредил Сатору, останавливаясь на четвертом этаже. — Я вижу ее почти каждый день. Само собой ты появляешься в разговоре. Чем дольше Сугуру разговаривал с Сатору, тем слабее становился узел в его груди. — Ты льстишь мне, — сказал он, когда Сатору открыл дверь, в которой представился вид на длинный коридор, освещенный флуоресцентными лампами. Сатору прервался. Он улыбнулся, но его улыбка переполнялась грустью и тревогой. — Спасибо, что пошел со мной, Сугу. Обычно я хожу один, поэтому сейчас… не так больно. Сугуру захотелось прижать Сатору к своей груди и не отпускать. — Конечно, — сказал он, задумываясь, почему этот ответ стал лучшим, что он мог придумать. Ему хотелось сказать так много, но слова скрывались за роем бабочек в животе, которые беспорядочно метались внутри, когда Сатору был рядом. Сатору обеспокоенно посмотрел в дальний конец коридора, нервно дергая пальцами. — Я всегда так волнуюсь. Сугуру слегка коснулся плеча Сатору, задевая большим пальцем шею. — Я знаю. Мне жаль. — Опять ты извиняешься понапрасну, — сказал Сатору, неосознанно прижимаясь к прикосновению. — Мне жаль, что это происходит с тобой, Сатору. Вот что я хочу сказать. Нижняя губа Сатору дрогнула, но слезы на его ресницах так и не пролились по щекам. Он кивнул и посмотрел вниз на серые плитки. — Да… ты прав, — прошептал он, медленно делая шаг назад. — Я это знаю. Воцарилась короткая тишина, в которой Сугуру не знал, что сказать. — Пойдем к твоей маме, — сказал он наконец. — За меня не волнуйся. Я буду в порядке. Сатору кивнул. — Ага, — сказал он, смахивая слезы с глаз. — Ее палата недалеко. Сугуру держался ближе к Сатору и боролся с желанием вновь коснуться его. Чтобы избавиться от колющих ощущений, он выводил большим пальцем круги по материалу рабочих брюк. Сатору остановился возле палаты 411, и, к удивлению Сугуру, дверь и передняя стена были стеклянными. Он увидел Май на больничной койке: ее дыхание было тяжелым и механическим. Сугуру с трудом отвел взгляд и последовал за Сатору. Когда дверь мягко закрылась за ними, обжигающий запах больницы мгновенно проник ему в нос и прояснил разум. Сатору занял место на стуле с кожаной обивкой рядом с мамой. Он тяжело выдохнул и опустил плечи. В этот момент его сознание сузилось до одной точки. Сугуру подошел ближе. Его взгляд метнулся от гудящих мониторов к капающей инфузии и наконец остановился на Май. Ее глаза были закрыты, тело не подавало признаков двигательной активности — если не считать тяжелого, громкого дыхания, отчаянных вдохов и выдохов, что стимулировал медицинский прибор. Сатору оказался прав. На нее было тяжело смотреть. Подавляя страх внутри себя, Сугуру перевел взгляд на Сатору. Он сделал тяжелый шаг к Сатору, чтобы посмотреть на него. Сатору держал ее руку напротив своих губ и, зажмурив глаза, нежно целовал ее костяшки. Сугуру вновь коснулся плеча Сатору, чтобы утешить его. Он мягко массировал его мышцы, облегчая горе Сатору, — даже если на мгновение.