Мне никогда не приходило в голову — сомневаться в истине ее слов. Осознавая, что все намерения были притворством, и что Именно она тянет меня ко дну — я просто хочу освободиться,
Вырваться из ее цепких лап и жить полной жизнью. Это война, что я веду внутри себя, Всегда проигрывая, не имея возможности Не поддаться биению своего разбитого сердца.
Вистериа Зен. 28 лет.
***
Glass heart — Caskets.
Лес в этом районе Лондона расстилался на несколько десятков километров. Они ушли слишком далеко от жилого домика, снятого на сутки, поэтому Шираюки не беспокоилась о том, что их могут услышать посторонние. Амбервиль дрожала, стоя сейчас перед Зеном. Не из-за холода, нет. Хотя вообще-то сегодня было достаточно холодно для августовского вечера. Кончики ее пальцев, лежавшие на курке пистолета, болезненно покалывало от нервов. В уголках глаз собрались слезы, из-за чего ресницы то и дело подрагивали. — Если ты этого не сделаешь, — Шираюки осеклась, заметив, что Зен, стоявший напротив нее, сделал короткий шаг в ее сторону. — То я сама. — Она предпочла избежать этого весника гибели, запинаясь на полуслове. Амбервиль согнула руку, державшую оружие в локте, прислоняя дуло к своему виску. Вистериа оторопел. Огромный шквал информации просочившийся в воздух давил на него, от чего пульсировали виски, отдаваясь мигренью. По мере прояснения мыслей в голове, становилось тяжело дышать. Медленно, так, чтобы не спугнуть, Зен протянул руки вперед, растопырив пальцы. — Пожалуйста, — Вистериа сделал еще один короткий шаг в ее сторону, стараясь говорить как можно спокойней. Так, будто ничего и не произошло. Словно это не она пару минут назад призналась ему в убийстве шести человек. — Стой на месте! — От переизбытка эмоций хотелось кричать, потому эти слова вылетели с ее губ намного громче, чем Шираюки планировала. Девичье тело стало трясти сильнее. Казалось, еще несколько секунд, и она вовсе бесчувственно упадет на землю. Попятившись назад, Шираюки запнулась о собственную ногу, покачивая корпусом, чтобы сохранить равновесие. Что-то под ее пальцами цокнуло, и на мгновение Амбервиль показалось, что она выстрелила. Было бы намного проще, если бы это оказалось правдой. Сердце в груди зашлось галопом. Еще чуть-чуть, и оно вовсе остановится от ужаса. — Почему?.. — Лицо Зена жалостливо исказилось. Он пытался понять, как все то, что она рассказала ему, может быть реальным? Вистериа не хотел верить ни единому ее слову. Он предпочел бы закрыть уши руками давя на голову так сильно, чтобы ни единого звука не проникло внутрь его черепной коробки. Говорить с каждым разом становилось все труднее. Воздух из легких выбили точным ударом между ребер. Теперь, вместо внятных, четких слов с ее уст слетали нечленораздельные звуки, больше похожие на рыдание ребенка, у которого забрали любимую игрушку. — Давай спокойно поговорим. — Вистериа предпринял еще одну попытку закончить это ужас. Дистанция между ними сократилась на несколько сантиметров. Резкий порыв ветра всколыхнул летнюю листву, заглушая собой посторонние звуки, в виду чего, его слова так и не достигли ее слуха. — Еще один шаг, и я выстрелю! — Шираюки в отчаянии завизжала. По пухлой щеке скатилась первая слеза, утопая где-то на ее дрожащих губах. Волосы непослушными прядями лезли в лицо, доставляя большего дискомфорта, чем она вообще могла испытывать. Чувства в хрупкой женской груди смешались в единый ком. Он пожирал ее изнутри заставляя утопать в агонии. Истерика огромной волной накатывала раз за разом, душа́ ее, от чего Амбервиль часто глотала воздух, задыхаясь. К горлу подступила тошнота. Еще немного, и она упадет в обморок. — Позволь мне — Нет! — Шираюки не хотела слушать его слова. Слишком больно было слышать голос любимого человека, которого она предала еще в самую первую их встречу. До ужаса противно было стоять напротив него в таком состоянии, зная, что единственный выход из сложившейся ситуации — смерть. Ее смерть. За три года работы в качестве руководителя следственного отдела, Вистериа ни разу не задумывался над тем, что однажды человек, которого он полюбит всей своей измученной душой, окажется безжалостным убийцей. Более того, даже сейчас, когда это были уже не пустые плоды несуществующего воображения, а реальная жизнь, он не верил в то, что Шираюки говорила правду. Или не хотел верить. — Это я! Я их убила! — Завопила Амбервиль, подобно сумасшедшей, словно прочитав его мысли. — И если ты не убьешь меня, я сама! Слышишь! Сама выстрелю! Ее худые стопы снова замельтешили по земле, желая увеличить расстояние, но Вистериа не позволял, нагоняя всякий раз. Каждая клеточка ее тела неприятно зудела. Хотелось снять с себя кожу. Раствориться в сырой, после дождя, земле. Забыть все что было и все что будет. Просто закрыть глаза и… Шираюки предпочла не додумывать эту мысль. Сама смерть итак ее ужасно пугала. Задумайся она об это детальнее, отступилась бы на пол пути. Будучи хорошим полицейским Вистериа медленно поддавался панике, нарушая главное правило следователя — Амбервиль читала Зена как открытую книгу, еще больше ненавидя себя за то, что довела его до такого состояния своими руками. Вистериа видел сотни смертей за всю свою сравнительно короткую жизнь, начиная от алкашей, у которых останавливалось сердце, доходя до расчлененных тел, с торчавшими ребрами, кишками и прочими кусками мяса, но стоя сейчас здесь, он неожиданно осознал, что меньше всего на свете он хотел бы видеть ее труп. С этой мыслью пришла очередная волна паники. В голове словно затикали часы, отсчитывая обратный ход. Нужно было срочно что-то делать. Его лазурные глаза забегали по всему, что только было вокруг них, пока Шираюки продолжала пятиться назад. Время видимо, и вовсе остановилось, когда он сумел прочитать по ее губам последние слова «Прости меня…». Посиневшие девичьи пальцы нажали на курок. Рывок. Выстрел. Несколько пуль звуком разрезали воздух, застревая в мягкой ткани. Что-то липкое и теплое растеклось по пальцам. Секунда, и два влюбленных тела обездвижено упали на сырую землю. Последнее, что осталось в памяти — переплетенные между собой кончики их пальцев.Твои чувства подобны отступнику, их трудно спасти.
Мое сердце там, где его никто не найдет.
Я уже не та без твоей любви.
Теперь, мне никогда не освободится.
Это война, что мы ведем внутри себя, Всегда проигрывая. Так или иначе, я все равно Поддамся биению моего стеклянного сердца.
Шираюки Амбервиль. 24 года.