Граф Кусакула

— Что ты хочешь знать? — Чонгуку кажется, что он не должен испытывать воодушевления, потому что ничего особенного вроде как не происходит. Но именно это он чувствует, когда еще через неделю Тэхен, по обыкновению, приходит к нему и с порога просит рассказать ему как можно больше о вампирах. Еще никогда за свою довольно долгую жизнь он не рассказывал никому о секретах вампирского мира. На самом деле говорить о таком с людьми было строго-настрого запрещено в их клане. Только уже новообращенные могли постичь все тайны предстоящей им вечности. Но Чонгук искренне убежден в том, что в его положении привычные законы его сородичей на него не распространяются, так что он весьма охотно моментально соглашается на просьбу Тэхена. — Все. Мне интересно все, Чонгук-и, — Тэхен пожимает плечами и закидывает ногу на ногу, привычно развалившись в своем кресле, и Чонгук мимолетом думает, что ему пора уже наконец провести небольшую экскурсию по своему дому, чтобы им не приходилось ютиться в одном углу, будто в этом замке не было десятка комнат. — Ты вроде пару раз называл себя чистокровным. А есть еще другие виды? — Полукровки, — Чонгук кивает и невольно улыбается уголками губ: Тэхен запомнил что-то из его вечно сумбурных объяснений. Это не должно ничего значить, но… Он отчего-то никак не может перестать улыбаться. — И чем они отличаются друг от друга? — Чистокровные появляются в результате соития двух вампиров, либо если мать обратили, когда она уже была беременна, — слегка прищурившись, поясняет Чонгук, припоминая всю теорию, которую когда-то вдалбливали ему учителя в его клане. — У новорожденных чистокровных вампирский ген спит до двадцатилетия либо до смерти, если они вдруг умирают раньше своего двадцатого дня рождения, после чего просыпается и запускает процесс эволюции, когда они превращаются в полноценных вампиров. До этого момента они функционируют, как обычные люди. Едят, пьют и все такое. Но они с самого начала готовятся стать вампирами, так что в целом человеческие привычки никакого влияния на них не оказывают. — Разве такое возможно? Ведь… — Тэхен хмурится и озадаченно чешет затылок, переваривая услышанное, пока Чонгук в то же самое время кусает щеки, сдерживая восторженную широченную улыбку. Оказывается, это так невероятно приятно, когда кто-то столь внимательно слушает тебя. — Ну, вампиры же типы неживые. Ведь так? Как у них могут быть дети? — У природы спроси? — хмыкает Чонгук. — Нам запрещено о таком рассуждать, но, вероятно, в этом же кроется какой-то секрет истребления всех вампиров. Наверное. Я не знаю точно. Как ты понимаешь, я не был любимчиком в своем клане, так что меня не посвящали в самые тайные тайны. Но… Думаю, это должно быть связано. Потому что у природы всегда должны оставаться какие-то лазейки. — Хорошо, — не слишком удовлетворенно все же кивает Тэхен. — Что еще? — Чистокровные не боятся солнечного света, — Чонгук поднимает взгляд к потолку, силясь вспомнить все самое важное. — Полукровкам нужно носить какой-нибудь амулет из лазурита, кольцо или кулон, или еще что-то, чтобы спокойно передвигаться днем. Добыть камни не так просто, так что большинство полукровок могут выходить на улицы только ночью. — А кого из них больше? — Полукровок. Это же обращенные люди. Ну а людей… — Чонгук морщится, пытаясь как можно точнее сформулировать все, что крутится в его голове. И после стольких лет разговоров по большей части только с самим собой это не так уж просто. — Их много. Люди обращаются, если умирают с кровью вампира в организме. Поэтому создать хоть целый город полукровок несложно. А чистокровные… Я только знаю, что не у всех, кто пытается, в результате рождаются дети. Так что их значительно меньше, но они считаются доминирующим видом из-за своих способностей и значительно большей силы. — Это все? Или есть еще какие-то различия? —все не переставая кивать на новые потоки информации, уточняет Тэхен, выглядящий так, будто ему предстоит осмыслить еще очень и очень многое. — Главная разница в том, что полукровки помнят свою человеческую жизнь, — Чонгук невольно вздыхает: несмотря на общую позицию клана, сам он всегда завидовал полукровкам, которые вкусили обе жизни. — У них есть друзья, семья, какие-то увлечения, планы на будущее. Они знают, каково испытывать миллион противоречивых чувств, которые влияют на их поступки… — А у чистокровных все не так? — Большинство чистокровных зациклены только на добыче пропитания и собственном комфорте. Поэтому все их действия направлены на эти две цели. Остальное их мало заботит. Между вампирами ходят истории о тех, кто влюблялся в людей и потом обращал их, чтобы жить вместе вечно. Но это все только легенды. Я не встречал никого, кто делал такой выбор. Потому что… Я не знаю сам, но думаю, это должно быть сопряжено с лишениями, с необходимостью делать не всегда простой выбор. Мало ли что может пойти не так в отношениях с человеком! А чистокровные… Они не до конца понимают, что вообще происходит в их голове, потому что никто им этого не объяснял и у них нет опыта, чтобы понять это самим, так что они живут инстинктами. А основной инстинкт — быть сытым. — Ты тоже не понимаешь, что чувствуешь? — как-то излишне настороженно, по мнению Чонгука, вдруг спрашивает Тэхен. — Наверное, понимаю, — закусывая губу, не слишком уверенно отвечает Чонгук после небольшой паузы. — Это… Я вроде как научился, когда начал посвящать все свое время книгам. Сначала не обращал внимание на это и читал просто, чтобы убить как-то время. Но потом… Я пытался сопоставлять свои мысли с тем, о чем читал, так что вроде как немного разобрался в чувствах людей и смог перенести их на свои ощущения. — Получается, вампиры могут интересоваться искусством и прочими вещами? Почему им это не помогает лучше понять людей и относиться к ним, ну… Более гуманно? — Потому что… Потому что они зациклены на себе. Чистокровные могут изучать, например, игру на инструментах, но будут делать это для того, чтобы ловить потом восхищенные взгляды и заманивать в темный угол своих почитателей, чтобы их там сожрать. Это просто… Представь, что у тебя разом отключили все чувства. Разве тебе будет какое-то дело до других? Нет. Тебя будет заботить только вопрос собственного выживания. — Но с полукровками все работает не так? — Тэхен устало потирает переносицу. — Не так. Из-за их памяти и более высокого уровня осознания себя им так сложно убивать ради пропитания. Знаешь… Вампиры считают, что это они вершина эволюционной цепи. Но на самом деле… Я думаю, во многом нам еще очень далеко до людей. Что хорошего в жизни, в которой тебя интересует только кровь? Это скучно, потому что очень просто. А человеком быть куда сложнее. — И значит, поэтому полукровки могут пересилить жажду крови? — продолжает его мысль Тэхен. — Ага. Даже если жажда становится невыносимой, многим не удается переступить через себя, и они умирают, потому что не смогли убить. Чистокровные в основном этическими вопросами не задаются. Не потому что жестокие. А потому что в принципе не понимают, почему для них должна хоть что-то значить человеческая жизнь. Для них люди — то же самое, что для тебя коровы, выращенные на ферме, — Чонгук радуется удачному, на его взгляд, сравнению, и поднимается на ноги, чтобы начать наворачивать круги по зале. — Для них? Но не для тебя? — снова с какими-то едва уловимыми для вампирского чутья Чонгука нотками спрашивает Тэхен. — Не для меня, — подтверждает Чонгук. — Не знаю почему так. Никто не знает. Мои родители изо всех сил пытались выяснить, как такой позор мог случиться с ними, но никто из самых старых вампиров нашего клана и некоторых соседних так и не смог объяснить, что пошло не так. Видимо, это еще одна удивительная шутка природы. И, наверное, поэтому можно верить в то, что все те легенды — правда. — Ты говоришь все это так, будто не рад быть вампиром. — Я и не рад. — Почему? — тут же удивляется Тэхен. — Ты всегда молодой. Всегда здоровый. Можешь делать, что угодно. Побывать везде, где захочется. — При рациональном подходе у тебя на все такое уйдет лет двадцать от силы, — качает головой Чонгук. — Мир все время меняется, — продолжает упорствовать Тэхен. — Можно снова и снова путешествовать по свету и смотреть на то, что происходит вокруг. — Поверь мне, —Чонгук печально усмехается: некогда и ему перспективы вампирской жизни казались невероятно заманчивыми. — Со временем это превращается в рутину и надоедает. И потом… Бесконечно долгая жизнь теряет всякий смысл, если она наполнена лишь лишениями и страданиями. Я… — он запинается на мгновение, но внимательный взгляд Тэхена помогает ему вернуть равновесие. — Я не буду драматизировать и говорить, будто за двадцать лет одиночества дошел до мыслей о самоубийстве или вроде того. Нет, — Чонгук, наконец замирая на месте прямо напротив Тэхена, выдерживает паузу. — Пока нет. Но еще лет через сто… Кто знает. И я бы с радостью променял свою вечную жизнь на смехотворно короткую в сравнении с вечностью жизнь человека. Потому что… Чем короче жизнь, тем больше человек ставит целей перед собой и тем большего он достигает. У него есть какой-то смысл. Может, понятный только ему одному, но он есть. А у меня что… Зачем я существую? И зачем буду продолжать существовать через сто лет? И через двести? Чтобы смотреть, как меняется все вокруг, кроме меня самого? — Думаю, у тебя слегка утопическое представление о том, что делают люди со своими короткими жизнями, — печально хмыкая, возражает ему Тэхен. — У большинства никакой продуктивностью там и близко не пахнет. Посмотри на меня. Мой отец считает, что моя цель — удачно продолжить род и наше семейное дело. А мне что с этого? — он негодующе взмахивает руками, но тут же затихает. — А то, что, когда я буду лежать и умирать лет через пятьдесят, я буду думать о том, как бесполезно потратил все свои годы на то, чего никогда не желал. Чонгук не находится, что ответить на такое признание, но вдруг в очередной раз чувствует какое-то все укрепляющееся душевное родство с Тэхеном. Даже если проблемы у них диаметрально противоположные, сам факт наличия у них обоих неразрешимой дилеммы в определенном смысле радует его. — Есть еще кое-что, Тэ… — наконец говорит Чонгук после довольно затяжной, но вместе с тем ненапряженной паузы. — Вот… — он запускает руку в карман брюк и достает оттуда кулон на серебряной цепочке. — Внутри него вербена. Знаешь, как выглядят ее цветки и где можно ее достать? — он дожидается, пока Тэхен утвердительно кивает ему. — Помимо прочего вампиры умеют использовать внушение. Вербена защищает людей от него. Поэтому носи кулон всегда в собой. А из свежей вербены заваривай чай. Пока она будет в твоем организме, вампир не сможет пить твою кровь. — А ты тоже умеешь внушать? — Неа. На это способны только те, кто пьет много человеческой крови. А я по вампирским меркам довольно слабый из-за своей беличьей диеты. Чонгук старается договорить как можно скорее и дать себе время немного помолчать и просто полюбоваться тем, с каким неподдельным интересом Тэхен изучает так внезапно врученный ему подарок. Несмотря на свое заявление, будто он разбирался в собственных ощущениях, Чонгук не особенно понимает, что испытывает прямо сейчас. Но отчего-то его очень трогает то, что в голосе Тэхена слышится лишь любопытство, а вовсе не страх или настороженность. Человек доверяет ему… Нет. Не так. Тэхен доверяет ему. Это осознание оказывается настолько ошеломляющим, что у Чонгука не остается иных вариантов, кроме как наконец окончательно признать, что и он всецело доверяет Тэхену.